Кобыллина прикусила губу, явно сдерживая улыбку.
— Неплохо для начала. Но вам придется еще попотеть, чтобы полностью загладить свою вину.
— Я понимаю. Если у вас были какие-то административные нарушения, я могу списать их с вашего счета, хотите? Вообще, если вы захотите, я бы вас всю списал со счета, — вдруг Жеребкинс понял, какую ляпнул глупость, — То есть, я не имел в виду убить вас или что-то в этом роде, абсолютно напротив. Последняя вещь, которую я бы с вами сделал — это убил, честно. Это было бы последней вещью…
Кобыллина взяла со стула свою сумочку и перекинула через плечо.
— Вам явно нравится противоречия, мистер Жеребкинс. И что же для вас противоположно моему убийству?
Жеребкинс впервые встретился с ней взглядом.
— Ваша счастливая и долгая жизнь…
Кобыллина развернулась, чтобы уйти, и Жеребкинс проклял себя всеми словами. «Тупой осел. Ты все испортил».
Но она остановилась на полпути и бросила Жеребкинсу спасательный круг.
— У меня есть парковочный билет, и я за него заплатила. Но ваша программа уверяет меня, что это не так. Вы не могли бы решить эту проблему?
— Разумеется! — сказал Жеребкинс. — Считайте, что все уже сделано, а моя дурацкая машина уже на полпути к урне.
— Надо рассказать об этом случае всем моим друзьям, — сказала Кобыллина, уже почти выйдя из комнаты, — когда я встречусь с ними в Галерее Хувра на этих выходных. Вы любите искусство, мистер Жеребкинс?
Жеребкинс так и остался стоять, когда она ушла, и неотрывно смотрел на точку, где минуту назад была голова Кобыллины. Позже он провел долгие часы в размышлениях и понял, что Кобыллина — вроде того! — наверное, пригласила его на свидание.
И вот теперь они были семейной парой. Жеребкинс считал себя самым везучим болваном во Вселенной, и даже теперь, когда город переживал самые худшие свои дни, он, не колеблясь, уделил минутку для того, чтобы проверить, как дела у его драгоценной жены, которая сейчас, наверное, безумно волнуется за него.
«Кобыллина», — подумал он. «Скоро я буду с тобой».
После свадебной церемонии между ними образовалось что-то вроде телепатической связи, как между близнецами.
«Я просто знаю, что она жива».
Но это было все, что он знал. Она могла быть ранена, могла попасть в ловушку, она могла быть в опасности. Этого Жеребкинс не знал. И должен был немедленно узнать.
Аэрожук, которого Жеребкинс послал проверить Кобыллину, был сконструирован специально для этой важной миссии и уже знал, куда следует лететь. Жеребкинс специально маркировал один из углов на их кухне лазером, чтобы стрекоза знала, куда лететь, пусть бы даже находилась в ста милях от цели.
Жеребкинс послал остальных жуков в главный кабинет, откуда ими легко мог управлять Мейн, а сам уделил все свое внимание стрекозе Кобыллины.
«Лети, хорошая моя. Лети».
Модифицированная стрекоза скользнула в вентиляционную систему Полис-Плаза, пролетела над всей Гаванью, пролетела стрелой сквозь хаос и ужас, охвативший здания и улицы. Тревожные огни мигали на площадях и автострадах. Рекламные щиты, усеивавшие каждую улицу, были сняты, а амфитеатр под открытым небом начинало заливать водой.
«Мейн сможет справляться с этим минут пять», — подумал Жеребкинс. «Я уже иду, Кобыллина».
Аэрожук прожужжал через центральную площадь к южному пригороду, более сельского вида. Вокруг росли генетически модифицированные деревья, и даже количество лесных зверушек тщательно контролировалось — когда их численность превышала дозволенные границы, их переселяли на поверхность. Жилища тут были куда скромнее, чем в Гавани; менее современные в стиле архитектуры, они находились вне эвакуационной зоны. Жеребкинс и Кобыллина жили в небольшом разноуровневом кирпичном домике с резными окнами. Цветовая палитра дома была осенней, а украшения были чересчур «лесными», как казалось Жеребкинсу, хотя он никогда не упоминал об этом.
Жеребкинс придвинул клавиатуру ближе, быстро задал стрекозе цифровые координаты — хотя было бы куда проще взять джойстик или воспользоваться голосовым управлением. Вообще, было немного забавно, что главный технический гений, автор новейших технологий до сих пор предпочитал пользоваться древней клавиатурой, сделанной им из оконной рамы еще в колледже.
Верхняя часть двери была приоткрыта, так что Аэрожук легко проник в холл, украшенный деревянной отделкой, на которой были изображены важные сцены из истории кентавров. Например, открытие огня королем Тергудом, и совершенно случайное открытие пенициллина конюхом Шэмми Дерном, чье имя стало фразеологизмом, обозначающим кого-то невероятно везучего: «Он выиграл в лотерею во второй раз, вот ведь Шэмми Дерн!».
Стрекоза пронеслась по коридору и обнаружила Кобыллину, сидящую на коврике для йоги и неотрывно смотрящую в экран сотового телефона. Она выглядела потрясенной и встревоженной, но вполне невредимой. Она нервно перебирала кнопки, безуспешно пытаясь обнаружить сеть.
«Любимая, это совершенно тщетно», — подумал Жеребкинс, посылая сообщение на ее телефон с Аэрожука.
«За тобой наблюдает маленькая стрекоза», — было сказано в этом сообщении.
Кобыллина прочитала и подняла глаза, ища эту самую стрекозу. Жеребкинс включил зеленую подсветку, чтобы помочь жене. Кентавресса протянула руку, и насекомое мягко опустилось на ее палец.
— Мой гениальный муж, — с ласковой улыбкой сказала она. — Что происходит сейчас в нашем городе?
Жеребкинс послал еще одно сообщение, и мысленно поставил себе галочку — надо бы добавить в Аэрожук голосовой аппарат.
«Дома ты в безопасности. У нас тут была парочка больших взрывов, но теперь все под контролем».
Кобыллина покивала.
— Ты скоро будешь дома? — спросила она стрекозу.
«Не думаю. Это будет долгая ночка».
— Не волнуйся, дорогой. Я знаю, ты нужен там. Как Элфи?
«Я не знаю. Мы потеряли связь, но если кто и сможет постоять за себя, так это Элфи Малой».
Кобыллина пошевелила пальцем, и стрекоза закружилась вокруг ее лица.
— Пожалуйста, позаботься и ты о себе, мистер Технический Консультант.
«Обязательно», — ответил Жеребкинс.
Кобыллина взяла украшенную ленточками коробку со стола.
— Пока я томлюсь в ожидании, надо открыть этот милый подарок, который кое-кто мне прислал. А ты, оказывается, романтик!..
В лаборатории, Жеребкинс загорелся ревностью. Подарок? Кто бы это мог быть? Ревность быстро сменилась тревогой. Ведь сегодня — день мести Опал Кобой, а на свете больше не было существа, ненавидевшего его, Жеребкинса, больше, чем она.
«Не открывай!» — быстро отправил он. «Это не я прислал, может случиться что-то плохое!».
Но Кобыллине и не надо было открывать. Коробка была запрограммирована на время и ДНК, и как только кентавресса до нее дотронулась, сверхчувствительный сенсор моментально просканировал ее палец и запустил открывающий механизм. Замок со щелчком открылся, и крышка, резко откинувшись, врезалась в стену. А внутри не было… ничего. В буквальном смысле — просто абсолютная тьма, которая, казалось, даже поглощала свет.
Кобыллина удивленно уставилась на коробку.
— Что это? — спросила она. — Какое-то из твоих новых изобретений?
Больше Жеребкинс уже ничего не слышал. Тьма — чем бы она ни была — мгновенно вырубила Аэрожука, оставив Жеребкинса мучиться в неизвестности.
— Нет… — выдохнул он. — Нет! Нет!
Что-то случилось. Что-то зловещее. Опал решила мучить его, заполучив Кобыллину. Он был уверен в этом. Какой-то из подручных пикси, кем бы он ни был, специально послал ей безобидную на вид коробку, которая на самом деле была далеко, далеко не безобидной — Жеребкинс готов был поставить на это все свои патенты.
Что же она натворила?
Кентавр мучился этим вопросом еще целых пять секунд, а потом в комнату заглянул Мейн.
— Жуки прислали нам кое-что. Думаю, тебе стоит взглянуть.
Жеребкинс гневно стукнул копытом.
— Не сейчас, глупый ты пони! Кобыллина в опасности…
— Но ты должен это увидеть, — настаивал Мейн.
Что-то в тоне племянника, какая-то нотка звенящей стали заставила Жеребкинса оторваться от своей беды.
— Ну, хорошо. Выводи на экраны.
Экраны немедленно ожили, показывая вид Гавани сверху с множества ракурсов. И каждый снимок был черно-белым, за исключением редких скоплений красных точек.
— Красные точки — это беглые гоблины, — объяснил Мейн. — Жуки могут обнаруживать их радиационные следы, но не активировать их.
— Но это вполне хорошие новости, — раздраженно сказал Жеребкинс. — Пошли координаты агентам на поверхности.
— Гоблины двигались совершенно беспорядочно, но буквально секунду назад все разом изменили направление.
И Жеребкинс понял, что сделала Опал, и как ее оружие миновало его систему охраны. Она использовала «бомбу отречения».
И Жеребкинс понял, что сделала Опал, и как ее оружие миновало его систему охраны. Она использовала «бомбу отречения».
— И направляются они к моему дому, — закончил он.
Мейн сглотнул.
— Угадал. Так быстро, как могут. Первая группа будет там меньше чем через пять минут.
И тут молодой кентавр обнаружил, что говорит с пустотой — Жеребкинс со всех копыт выскочил прочь.
Глава 13. Удачное погружение
Поместье ФауловМайлз Фаул сидел за столом Артемиса в офисном мини-кресле, которое было подарено ему старшим братом на день рождения. Артемис заверял его, что кресло сделано на заказ, но на самом деле это было кресло фирмы «Эльф Аральто», известной дизайнерской марки, специализирующейся на производстве красивой (но не всегда практичной) мебели для волшебных существ.
Майлз поднял кресло так высоко, как мог. В его руках был его любимый напиток: сок асаи[10] в бокале для мартини. Два кубика льда, без трубочки.
— Это мой любимый напиток, — промолвил Майлз, промокая уголки рта фирменной салфеткой Фаулов с написанным на ней семейным девизом — «Aurum potestas est». — Потому что я — снова я, а не эльфийский воин.
Артемис сидел напротив в таком же, только большем, кресле.
— Так ты говоришь, Майлз… я ведь могу называть тебя Майлзом?
— Разумеется, — ответил Майлз. — Ведь я он и есть. Ты мне не веришь?
— Конечно, верю, малыш. Я могу узнать лицо собственного брата, видя его перед собой.
Майлз поигрывал бокалом.
— Мне нужно поговорить с тобой наедине, Арти. Не мог бы Дворецки выйти на пару минут? Видишь ли, это семейный разговор.
— Дворецки и есть семья. Ты знаешь это, брат.
Майлз недовольно надулся.
— Знаю, но мне неловко…
— Дворецки уже многое видел. У нас нет от него никаких секретов.
— Ну… пусть он просто выйдет на минуточку.
Дворецки молча стоял за Артемисом со сложенными руками. Вид у него был весьма агрессивный — что, впрочем, и неудивительно, имея руки, кажущиеся огромными окороками, от которых рукава рубашки скрипели, как какие-нибудь старые стулья.
— Нет, Майлз. Дворецки останется.
— Хорошо, Арти. Тебе лучше знать.
Артемис откинулся на спинку стула.
— Что произошло с Берсеркером, который был внутри тебя?
Мальчик пожал плечами.
— Он ушел. Он управлял моей головой, а потом исчез.
— Как его звали?
Майлз закатил глаза, вспоминая.
— Э-э… насколько я помню, мистер Гобдо.
Артемис глубокомысленно кивнул, будто бы многое знал о том, каков есть этот самый Гобдо.
— Ах да, Гобдо. Я многое слышал о нем от наших волшебных друзей.
— Если я правильно помню, его называли Гобдо — Легендарный Воитель.
Артемис усмехнулся.
— Безусловно, он очень хотел, чтобы ты так думал.
— Но это ведь правда, — слегка напрягшись, сказал Майлз.
— У нас другая информация, верно, Дворецки?
Телохранитель не подал ни звука и не шевельнулся, но его согласие каким-то образом дошло до присутствующих.
— Да, — продолжил Артемис. — Мы слышали, что над Гобдо — объект для насмешек, честно говоря.
Пальцы Майлза крепко сжали ножку бокала.
— Насмешек? Кто это говорит?
— Все, — ответил Артемис, открывая ноутбук и мельком оглядывая экран. — Это во всех книгах истории волшебного народца. Вот, посмотри. Гобдо Наивный — вот как его называют. Есть еще статья, в которой Гобдо зовут Червем-Вонючкой. Насколько я понимаю, этим прозвищем награждают того, кто виновен практически во всех бедах. Мы, люди, называем таких «козлами отпущения».
Щеки Майлза покраснели.
— Червь-вонючка, говоришь? Почему меня… то есть Гобдо называют червем-вонючкой?
— К моему огромнейшему сожалению, именно этот самый Гобдо убедил своего командира позволить всему отряду Берсеркеров похоронить себя вокруг Врат.
— Волшебных врат, — уточнил Майлз. — Которые веками защищали волшебный народец.
— Это Берсеркерам так сказали. На самом деле Врата — не более чем кучка камней. Дверь, ведущая в никуда. В течение десяти тысяч лет Берсеркеры охраняли лишь кучку булыжников.
Майлз потер глаза.
— Нет. Это не… нет! Я видел это, видел в воспоминаниях Гобдо. Врата — настоящие!
Артемис мягко рассмеялся.
— Гобдо Наивный. Немного жестоко. Кстати, есть даже стишок…
— Стишок? — прохрипел Майлз. Заметьте, что четырехлетние дети редко хрипят в ответ.
— Да, детское четверостишие. Хочешь послушать?
Майлз как будто бы боролся с собственным выражением лица.
— Нет… то есть да. Да, говори.
— Замечательно. Итак, — Артемис театрально прочистил горло.
Гобдо, Гобдо, Гобдо,
Под землей зарыт,
Под камнями и корнями,
Потерян и забыт.
Артемис не смог сдержать улыбку.
— Дети иногда бывают такими жестокими…
С Майлзом произошло сразу две вещи. Сначала лопнуло его терпение, раскрыв личину скрывавшегося Гобдо, а потом лопнула от сильного сжатия ножка бокала — и в тоненьких пальчиках малыша теперь было зажато смертельно-опасное оружие.
— Смерть вершкам! — загремел он на гномьем, вскочив на стол и рванувшись к Артемису.
Стоит упомянуть, что в битвах Гобдо любил представлять себе свои боевые приемы перед их исполнением. Это помогало ему настроиться. Вот и сейчас он уже представил себе свой эффектный прыжок через стол и то, как он ловко вонзит стеклянный осколок в горло ненавистного вершка. Этим он убил бы двух червей-вонючек сразу — уничтожил человека и окропил свои руки его кровью, чтобы выглядеть еще более устрашающим.
Но суровая реальность внесла свои коррективы. Дворецки рванулся вперед и перехватил Гобдо на середине эффектного прыжка, выбив из рук осколок. Все закончилось тем, что Гобдо был крепко зажат в медвежьих объятиях телохранителя.
Артемис спокойно наклонился чуть вперед.
— Есть еще и второй стишок. Но сейчас, наверное, не самое подходящее время.
Гобдо яростно дернулся, но это было абсолютно бесполезно. Отчаявшись, он попытался прибегнуть к гипнозу.
— Ты немедленно прикажешь Дворецки отпустить меня, — прогудел он.
— Вряд ли, — покачал головой Артемис. — У тебя едва хватает магии на то, чтобы сдерживать натиск Майлза.
— Если так, то убей меня — и покончим с этим! — процедил Гобдо с легкой дрожью в голосе.
— Я не могу убить собственного брата, так что мне придется выгнать тебя, не причиняя Майлзу вреда.
Гобдо презрительно фыркнул.
— Это невозможно, человек. Чтобы добраться до меня, тебе придется избавиться от мальчишки.
— Тебя дезинформировал, — бесстрастно сообщил Артемис. — Есть способ изгнать твою непокорную душу без вреда для Майлза.
— Посмотрим, что ты сможешь сделать! — в глазах Гобдо промелькнуло сомнение.
— Твое желание для меня закон, — ответил Артемис, нажимая кнопку на селекторе. — Элфи, будь добра, заноси.
Дверь офиса распахнулась, и в комнату сначала втиснулась бочка, а затем Элфи.
— Мне это не нравится, Артемис, — беспокойно сказала она, играя заранее спланированную роль. — Эта штука очень ненадежная. Душа может никогда не попасть в следующую жизнь, если она застряла в этой дряни.
— Вероломная эльфийка, — прорычал Гобдо, дергая маленькими ножками. — Ты встала на сторону людей…
Элфи пронесла бочку к середине офиса, поставив ее на деревянный пол, специально не затрагивая драгоценные афганские ковры Артемиса, о гигантском историческом значении которых ирландец рассказывал всякий раз, как она оказывалась в этом офисе.
— Я встала на сторону Земли, — ответила она, встречаясь с Гобдо взглядом. — Ты был погребен под землей целых десять тысяч лет, воитель. Многое изменилось.
— Спасибо, я сверился с воспоминаниями мальчишки, — угрюмо проворчал Гобдо. — Люди практически уничтожили эту планету. Ничего не изменилось!
Артемис поднялся со стула и открыл бочку.
— Наверное, ты и космический корабль, стреляющий мыльными пузырями, видел?
Гобдо быстренько сверился с памятью Майлза.
— Да. Да, видел! Он же золотой, да?
— Это один из выдуманных проектов Майлза, — медленно проговорил Артемис. — Просто мечта. Пузырьковый самолет. Если пороешься в воспоминаниях моего брата, то наткнешься и на робо-пони, делающего домашнюю работу, и говорящую обезьянку. Мальчик, телом которого ты овладел, Гобдо, исключительно умен. Но ему всего четыре года. В этом возрасте между реальностью и фантазиями грань очень зыбкая, знаешь ли.
Дыхание Гобдо участилось, когда он увидел все это в разуме Майлза.
— Зачем ты говоришь мне это, человек?
— Я просто хочу, чтобы ты понял — тебя одурачили. Опал Кобой — вовсе не спасительница, зато очень хорошо притворяется. Она сбежавшая заключенная, убийца. Она разрушит ваши десять тысяч лет мира.