«Душа мира, – пишет Макробий, – это сама природа, как душа человека есть сам человек; она вечно действует через небесные сферы, которыми движет и которые не в силах противостоять довлеющему движущему импульсу, сообщаемому им ей. Небеса, Солнце, величественный престол животворящей силы, знаки, звезды и планеты действуют только по воле души Вселенной. От этой души через них проистекают все изменения в подлунной природе, лишь вторичными следствиями которых являются небесные тела и само небо. Зодиак со всеми его знаками является также божественным и бессмертным существом, сотворенным мировой душой и производящим, или собирающим в себе, все многообразные проявления сил, составляющих понятие Верховного Божества».
Учение, присвоившее Небесам и Земле живые души, каждая из которых является частицей Мировой Души, зародилось в необозримых глубинах древности. Ему обучали древние сабейские жрецы. Ему учили Тимей, Платон, Спевсипп, Ямвлих, Макробий, Марк Аврелий и Пифагор. Когда человек впервые приписал Вселенной обладание душой, являющейся совокупностью душ всех живых существ, обитающих в ней, и даже звезд, вскоре он пришел и к пониманию того, что эта душа разумна и мало того – она и есть Высший Разум, порождающий разум каждого разумного существа во Вселенной. Так Вселенная стала для него не только одушевленной, но и разумной, и, следовательно, такими стали и все живые существа, населяющие Землю. Каждая душа стала, таким образом, в его глазах средством, или, скорее, оболочкой, разума, вселившегося в нее потому, что более нигде не мог обитать. Вне души не может быть разума; и поскольку существует Мировая Душа – источник всех прочих душ, следовательно, Вселенская Душа наделена и Вселенским Разумом – источником всех прочих разумов. Значит, Душа Мира содержит в себе Разум Мира. Все агенсы природы, в которые проникает Мировая Душа, также обретают и частицу Мирового Разума, и вся Вселенная – вообще и в каждой своей частице – оказывается заполненной разумами, которые нельзя рассматривать иначе, нежели как эманации Вселенского Разума. Где бы в качестве причины ни упоминалась Мировая Душа, причиной был и Мировой Разум; и, следовательно, Небеса, звезды, стихии и вообще все части Вселенной превратились в глазах человека в многочисленные престолы Божественных разумов. Каждая мельчайшая частица великой Мировой Души стала частицей Разума, и чем более она удалялась от грубой материи, тем более разумной и деятельной она становилась. И все древние почитатели природы, теологи, астрологи и поэты, величайшие из философов предполагали, что все неисчислимые звезды – это живые и разумные существа, вечные тела, деятельные причины происходящих здесь, на Земле, событий, одухотворенные Жизненным Принципом и управляемые Высшим Разумом, от которого проистекли в начале времен, частицами которого они являются, равно как и частицами вселенской жизни и Мировой Души.
Сама Вселенная считалась в высшей степени разумным существом. Таково было учение Тимея Локрийского. Душа человека считалась частью разумной души Вселенной, а посему сама считалась разумной. Так полагали и многие другие философы. Клеант, ученик Зенона, почитал Вселенную как Бога, то есть как ничем не обусловленную и всеобъемлющую причину всех следствий. Он приписывал вселенской природе душу и разум, и такая разумная душа, по его мнению, наделяла природу божественностью. От этой мировой души проистекает, учил он, и разумная душа человека, а посему она также обладает частью божественности. Хрисипп, самый утонченный из стоиков, приписывал вселенскому разуму, творящему разумы и души всех природных вещей и явлений, божественную силу, или частицу Божественной сущности, которой, по его мнению, обладал весь мир, движимый вселенской всепроникающей душой.
Собеседник Цицерона в его труде «De Natura Deorum»12 утверждает, с позиций формальной логики, что Вселенная не может не обладать разумом и мудростью в силу того, что человек, ее мельчайшая частица и порождение, обладает ими. Тот же аргумент приводит Цицерон и в своей речи в защиту Милона. Физик пришел к тому же выводу, что и философы. Они всегда учили, что душе изначально свойственно вечное движение, а направление и упорядочение движения суть свойства разума. И поскольку во Вселенной присутствуют как движение, так и порядок, следовательно, в ней обязательно должны присутствовать душа и направляющий Разум, которые нельзя отделять одну от другого, поскольку сама идея Вселенной является лишь совокупностью идей всех отдельных вещей и явлений в мире.
Их довод состоит в том, что Небеса, равно как и звезды, составляющие их часть, одушевлены, поскольку наделены частицами Мировой Души; они также разумны, поскольку эта Мировая Душа, частицами которой они наделены, также обладает и высшим разумом; а также они отчасти божественны, поскольку божественность пребывает в Мировой Душе и Разуме, правящих Вселенной и всеми ее мирами, каждый из которых также наделен их частицами. Путем такого логического умозаключения собеседник Цицерона приписывает божественность звездам в силу того, что они суть живые существа, наделенные чувствами и разумом, состоящие из самых тонких и возвышенных эфирных материй, очищенных от всех прочих материальных элементов и фактически не содержащих в себе ничего, кроме тепла и света. Отсюда он выводит заключение о том, что это боги, обладающие разумом, значительно превосходящим разумы всех прочих существ, – ведь они действительно помещаются на высоте, не досягаемой ни для каких других существ, и движутся там в совершенной гармонии и не достижимом ни для кого и ни для чего больше порядке, причем движение это является для них совершенно свободным и спонтанным. Он называет их «богами», деятельными и вечными, и разумными «причинами»; они населяют небесные чертоги вместе с многообразными вечными разумами, то есть небесными гениями, или ангелами, также наделенными частицами божественности и обладающими правом на определенное участие в управлении Вселенной, всей подлунной природой и человеком в ней.
Мы сделали силу, движущую планетами, исключительно механической, в сущности, сочетанием двух сил – центробежной и центростремительной, происхождение которых мы, однако, не в силах объяснить, пусть и способны высчитать их цифровое значение. Древние же полагали планеты движимыми некоей изначальной разумной силой, проистекающей от Первого Вселенского Разума. Вряд ли мы хотя бы на йоту приблизились к Истине, по сравнению с ними, со всеми нашими центробежными и центростремительными силами, ибо знаем ли мы, что есть сила? В соответствии с нашими представлениями, так сказать, «весь» Бог воздействует на движение каждой планеты, на поглощение воды каждой мельчайшей травинкой земной, на насыщение кислородом кровеносных сосудов каждой крошечной коловратки. Древние же считали, что каждой планетой управляет ее собственное божество, являющееся частицей Вселенского Бога, Души Природы. Каждая звезда и планета, в соответствии с их представлениями, двигалась сама по себе и управлялась своим собственным разумом. Таково было мнение Ахиллеса, Татиана, Диодора, Хрисиппа, Аристотеля, Платона, Гераклита Понтийского, Теофраста, Симпликия, Макробия и Прокла: каждая из звезд обладает бессмертными душой и разумом, являющимися частицами Души и Разума Всего; точно так же считали Орфей, Плотин, многие стоики и многие же ранние христианские философы. Того же мнения придерживался и Ориген; и Августин полагал, что каждая вещь во Вселенной управляется отдельной ангелической силой; и Косма верил в то, что каждой звездой управляет ее личный ангел; и автор «Восьмикнижия», написанного во времена императора Юстина, пишет, что они движутся вследствие импульса, сообщенного им ангелами, надзирающими за их движением с небесной тверди. Христианские ученые древности так и не пришли к общему мнению в вопросе одушевленности самих звезд. Многие считали их одушевленными. Блаженный Августин колебался; Святой Иероним сомневался, поминая Соломона, приписывавшего звездам обладание душой. Святой Амвросий не сомневался в том, что души у них есть, а Памфил утверждал, что многие представители церкви верили в то, что звезды – существа разумные, а многие – что нет, но ни первое, ни второе мнение не могут считаться еретическими.
Таким образом, мысль древних торжественно и чистосердечно отвергала изначальное существование Души во Вселенной и в отдельных ее частях. Следующим шагом, в силу необходимости, стало отделение Души от Вселенной и приписывание ей внешнего и независимого бытия и особой личности – все еще вездесущей, то есть пребывающей в каждом дюйме пространства и в каждой молекуле материи, но являющейся, однако, не частью Природы, а ее Первопричиной и Творцом. Это было промежуточное звено между учениями пантеизма (утверждающего, что всё есть Бог, и Бог есть во всём и есть всё), с одной стороны, и атеизма (утверждающего, что есть только природа, а Бога нет) – с другой; хотя, если свести оба эти учения к основополагающим терминам и базовым концепциям, они, в сущности, окажутся одной и той же доктриной.
Мы умиротворенно поздравляем себя с признанием личного Господа как Бога, наиболее приемлемого для человеческих чувств и при этом избавленного от всех пантеистических мистификаций. Но ведь Божество все равно продолжает оставаться для нас тайной, несмотря на все применяемые к Нему термины и символы органического или неорганического происхождения, а Его воплощения сами по себе являются символами, могущими быть неверно понятыми и истолкованными точно так же, если не больше, как любые другие символы, потому что они со временем могут пасть до уровня простого истолкования нами наших собственных несовершенных свойств; а посему любое представление, которое может возникнуть в наших умах о Божестве, не может не быть в высшей степени неадекватным.
Самые ранние и самые достойные исследователи духа Вед – древнеиндийских священных книг – считали, что дух этот состоит в учении пантеистического монотеизма: Бог един, и Он – во всем; и все множество индуистских богов, равно как и все множество молитв, воссылаемых им всем, являлось лишь совокупностью воплощений немногих богов, которые, в свою очередь, в конце концов сводились к Единому Богу. Весь механизм почитания многочисленных последовательных воплощений богов истолковывался ими как духовное средство постижения человеком истинной сути вещей в условиях нехватки языковых средств для выражения понятий монотеизма; Миманса, например, откровенно признает себя всего лишь средством толкования священных мантр, потому что открывается словами: «Ничего не было, кроме Разума, Творческой Мысли Того, Кто был один от начала времен и Кто дышал, не будучи никем вдохновлен». Эта мысль, содержавшаяся в древних мантрах, была утверждена в качестве догмата и творчески развита Упанишадами. Философия веданты, признавая таинство «единого во многом» краеугольным камнем веры, утверждала не только единство Бога, но и тождество материи и духа. Она выступала с позиций единства сознания. Сознание – это Вселенский Элемент, Единый Бог, Великая Душа – Махатма. Это материальная и действенная причина, и мир представляется тонкой материей, в которой Он одновременно и ткань, и ткач. Это макрокосм, вселенский организм, именуемый Пуруша, лишь частями тела которого являются огонь, воздух и Солнце. Голова его – это свет; глаза его – Солнце и Луна; дыхание его – ветер; голос его – это Веды. Все проистекает от Брахмы, как паутина – от паука, как трава – от земли.
Но тем не менее, лишь нехватка языковых средств выражения для описания происхождения материи от духа придает философии индуизма материалистический облик. Бесформенный Он Сам, Бог, присутствует повсеместно и во всех формах. Слава Его отражается во всей Вселенной, как Солнце – в воде, причем отражение Солнца само по себе не является светилом. Все материальные формы и действия, весь предметный мир в значительной степени являются фантазмами, понятийными отражениями всеобщего невежества. Однако они играют крайне важную роль, заполняя промежуточное пространство между реальностью и нереальностью; они нереальны, поскольку не существует ничего, кроме Брахмана; но в некоторой степени они реальны, поскольку являются внешними его проявлениями. Они являются самопорожденными ипостасями Бога, в которых Он представляет Самому Себе всю одушевленную и неодушевленную Природу, всю реальность в многообразии внешних форм, которые последовательно принимает единый пантеистический Дух.
Великая цель разума состоит в обобщении, обнаружении единства во множестве, порядка – в кажущемся хаосе, отделении всеобщего и неизменного от преходящего и частного. В размышлениях о Природе, в смутных, почти исключительно интуитивных представлениях о всеобщем единстве Плана среди многообразия всевозможных форм и действий рождается священное чувство глубокого почтения, которое, в совокупности с деятельным разумом, и приводит к формированию того, что мы привыкли называть философией.
Самосознание, ощущение своей личности, сопутствует нам на протяжении всей жизни. Нельзя говорить ни о каком существовании разума вне самосознания. Оно не является продуктом ни размышлений, ни логических рассуждений, ни наблюдений, ни экспериментов или опыта. Это Божий дар, как инстинкты; и это самосознание мыслящей души, которая, в сущности, и есть та самая личность, отдельная от нашего тела, которую мы считаем собой, есть также и самое неоспоримое доказательство существования души. Также мы обладаем способностью осознавать Силу, от которой зависим, которую мы способны определить, идею и картину которой мы способны для себя составить, в отличие от души, которую мы не способны определить, но, тем не менее, чувствуем, а посему знаем, что она есть. Правильное, истинное понимание этой Силы, Абсолютного Бытия, от Которого проистекает все сущее, нам недоступно, если под «правильным» и «истинным» подразумевать адекватное понимание; мы просто не способны на таковое в силу в высшей степени ограниченных наших способностей. И идея Бога, насколько мы оказываемся в состоянии сформулировать ее для себя, может возникнуть у нас только путем прямого Откровения или неустанных упражнений в философии.
Идея вселенскости предшествовала установлению какой-либо системы, призванной объяснить ее. Эту идею скорее чувствовали, чем понимали; и еще немало времени прошло, пока путем тщательного исследования природы и анализа всех ее составляющих философы не пришли к осознанию великой этой концепции, которая, собственно, и позволила им называться этим гордым словом. Ощущение, в первую очередь испытываемое обладающим самосознанием мозгом, пишет Платон, было «Божественным даром, переданным человечеству неким Прометеем или теми древними мудрецами, которые были ближе к богам, чем наше упадочное поколение». Сознание выделило из этого первого опыта понятие общей Причины, или Антецедента, которому они вскоре приписали личность и дали имя. Это была формулировка великой теоремы, ничтожная, по сравнению с ее действительно вселенской природой. Она объясняла всё, кроме себя самой. Это была истинная, но непостижимая причина. Целая вечность должна была пройти, прежде чем природа данной теоремы могла быть хотя бы отчасти правильно понята, а до того люди, признавая, что Первопричина является скорее объектом веры, чем науки, удовлетворялись исследованием более близких для них отношений существования и следования, доступных их способностям к познанию. Изначально и на протяжении длительного времени человеческий разум оставлял реальный мир ради созданного в спешке собственного воображаемого мира, и воображение заняло место разума, пытаясь создать искусственное построение, призванное дать определение самой неадекватной из всех возможных концепций путем претворения ее символов в реальность и замены ее сути тысячами субъективных материальных форм.
В поэзии, так же как в природе, идея Божественного единства сокрылась под многочисленными слоями символов; и понятийный аппарат трансцендентальной философии также покоился на взглядах на природу, вряд ли более глубоких, чем взгляды древнейших философов символического направления. Идея единства скорее скрывалась, чем толковалась; Ксенофан кажется противником Гомера потому только, что он более активно настаивает на монотеистическом элементе, который в поэзии был недостаточно представлен. Первичная философия подчеркивала Единство, утраченное поэзией; но, не соответствуя по способностям высокой цели исследования его природы, она снова отдала это понятие на откуп приблизительным определениям ощущений и заплутала в дебрях материализма, полагая концептуальное единство Первоэлемента всего лишь некоторым усовершенствованием материи, неизменной по своей сути, хотя и подверженной некоторым формальным и качественным мутациям в процессе постоянно чередующихся и повторяющихся разложения и возрождения. Философы сравнивали это единство с водой, огнем и воздухом, причем каждый стремился усовершенствовать учение своих предшественников или же находился под влиянием той или иной теологической традиции.
Во многих философских системах Божественная деятельность, разделенная поэтами поровну между целым множеством персонифицированных воплощений, в которых идея следствия заместила идею причины, или пантеистической эволюции, была восстановлена во всей полноте понятия Единого Целого, без всяких дальнейших подразделений, сначала как механическая жизненная сила, затем как всепроникающая и вседовлеющая душа, или изначальная мысль, и наконец, как внешний направляющий Разум.
Ионическое возрождение пантеизма носило чисто материалистический характер. Движущая Сила была неотделима от материального элемента, тонкого, но все равно зримого. В форме огня, или воздуха, жизненный принцип ассоциировался с самыми зримыми и самыми явными механизмами природной деятельности. Считалось, что вообще всё обладает жизнью и всё населено богами. Чудеса вулканического извержения, магнетизма, прилива и отлива явно свидетельствовали о дыхании и движении великого Мирового Живого Существа. Незримый эфир Анаксимена не обладал никакими позитивными качествами, которыми не обладал бы атмосферный воздух, с которым его изначально путали; и даже «Бесконечное» Анаксимандра, хотя и свободное от условий количества и качества, было, по сути, всего лишь идеальным Хаосом, посредством отрицания лишенным грубости. Это было безграничное хранилище Плеромы, из которого развивался бесконечный цикл феноменальных изменений.