– Тут ты прав, – отвечал Никабрик. – Аслан и короли – примерно одно и то же. Или Аслан умер, или он против нас. Или его не пускает кто-то более могущественный. А если он и придет – где уверенность, что он станет на нашу сторону? Судя по тому, что мне говорили, нас, гномов, он временами не жаловал. Да и не только нас. Спросите волков. Во всяком случае, как я слышал, он был в Нарнии только однажды, и то недолго. Можете сбросить Аслана со счетов. Я говорил кое о ком ином.
Ответа не было. Несколько минут стояла такая тишина, что Эдмунд слышал тяжелое и шумное дыхание барсука.
– О ком же? – спросил наконец Каспиан.
– О силе, которая настолько превосходит Аслана, что заколдовала Нарнию на долгие годы, если истории говорят правду.
– Белая Колдунья! – воскликнули три голоса, и по шуму Питер догадался, что король, барсук и Корнелиус вскочили на ноги.
– Да, – отвечал Никабрик очень тихо и отчетливо, – Колдунья. Не пугайтесь этого имени, вы же не дети. Нам нужна сила – могущественная сила, которая встанет на нашу сторону. Что до могущества – разве истории не говорят, что Колдунья победила Аслана, связала его и убила на этом самом камне, который стоит тут рядом, за кругом света от факела?
– Но они же рассказывают, как он возвратился к жизни, – резко ответил барсук.
– Рассказывают, – согласился Никабрик, – но ты замечал, как мало говорится о том, что он потом делал? Он словно выпадает из истории. Как ты это объяснишь, если он действительно ожил? Не проще ли предположить, что никто не оживал, а истории ничего не рассказывают, потому что рассказать нечего?
– Он возвел на престол королей и королев, – возразил Каспиан.
– Король, который только что выиграл великую битву, может взойти на престол и без помощи дрессированного льва, – сказал Никабрик.
Кто-то, наверное Боровик, свирепо зарычал.
– И вообще, – продолжал Никабрик, – что сталось с королями и их царством? Тоже исчезли. Иное дело – Колдунья. Говорят, она правила сто лет – сто лет зимы. Вот это сила, если хотите. Это нечто практическое.
– Небо и земля! – вскричал король. – Разве не говорили нам всегда, что она была самым худшим врагом? В десять раз хуже Мираза?
– Возможно, – холодно отвечал Никабрик, – для вас, людей, если кто-то из вас существовал здесь в те дни. Возможно, для кого-то из зверей тоже. Слышал, что она истребляла бобров – во всяком случае, сейчас их в Нарнии нет. Однако она всегда хорошо относилась к нам, гномам. Я гном и стою за свой народ. Мы не боимся Колдуньи.
– Но вы присоединились к нам, – сказал Боровик.
– Да, и много добра принесло это моему народу! – огрызнулся Никабрик. – Кого посылают в самые опасные вылазки? Гномов. Кому достается меньше всего еды, когда начинают урезать рацион? Гномам. Кто…
– Ложь! Все ложь! – вскричал барсук.
– И потому, – продолжал Никабрик, срываясь на пронзительный крик, – если вы не можете помочь моему народу, я пойду к тому, кто поможет.
– Это открытое предательство, гном? – спросил король.
– Спрячь меч в ножны, Каспиан, – сказал Никабрик. – Убийство на совете, да? Вот какие ваши игры? Попробуйте на свою голову! Уж не думаете ли вы, что я вас боюсь? Вас трое против нас троих.
– Что ж, подойдите, – прорычал Боровик.
– Стоп, стоп, стоп, – сказал доктор Корнелиус. – Не торопитесь. Колдунья мертва. Все истории согласны в этом. Как это Никабрик собрался вызвать Колдунью?
Тот серый и ужасный голос, который прежде прозвучал только раз, произнес:
– Мертва ли?
Затем тонкий, плачущий голос начал:
– О, благословенно его сердце, его дорогое маленькое величество может не беспокоиться. Белая госпожа – так мы ее называем – не умерла. Превосходительный доктор просто шутит над бедной старушкой. Любезнейший господин доктор, ученейший господин доктор, кто и когда слышал, чтоб хоть одна колдунья действительно умерла? Ее всегда можно вернуть.
– Вызовите ее, – потребовал серый голос. – Мы все готовы. Очертите круг. Разожгите синий огонь.
Заглушая нарастающее рычание барсука и резкое «Что-о?» Корнелиуса, прогремел голос Каспиана:
– Так вот твой план, Никабрик! Черным колдовством призвать проклятый призрак. И я вижу, кто твои спутники – ведьма и волк-оборотень!
В следующее мгновение все смешалось. Слышалось рычание и лязг зубов. Мальчики и Трам ворвались внутрь. Питер успел увидеть ужасное, серое, тощее существо, получеловека-полуволка, в тот миг, когда оно прыгнуло на мальчика примерно его лет, а Эдмунд – барсука и гнома, которые катились по полу, как дерущиеся коты. Трам оказался лицом к лицу с ведьмой. Ее нос и подбородок смыкались, как клещи, грязные серые космы развевались, пальцы держали доктора Корнелиуса за горло. Трам взмахнул мечом, и ее голова покатилась по полу. Тут свеча погасла, сбитая на землю, и секунд шестьдесят в темноте мелькали только мечи, зубы, когти, кулаки и ботинки. Потом наступила тишина.
– Ты в порядке, Эд?
– На-наверное, – пропыхтел Эдмунд. – Я поймал этого гада Никабрика, но он еще жив.
– Гирьки-графинчики! – раздался сердитый голос. – Это вы на мне сидите. Слезайте. Вы прямо слоненок.
– Простите, Д.М.Д., – сказал Эдмунд. – Так лучше?
– М-м-м! Нет! – промычал Трам. – Вы заехали мне в рот ботинком. Отойдите.
– Здесь ли король Каспиан? – спросил Питер.
– Я здесь, – произнес совсем слабый голос. – Меня кто-то укусил.
Все услышали, как кто-то чиркнул спичкой. Это был Эдмунд, слабый огонек осветил его бледное и грязное лицо. Он огляделся, нашел подсвечник (они тут больше не пользовались лампами, потому что кончилось масло), поставил его на стол и зажег. Когда пламя разгорелось, остальные устало поднялись на ноги. Шесть лиц уставились друг на друга в свете свечи.
– Кажется, никто из врагов не уцелел, – сказал Питер. – Вот ведьма, мертвая. (Он торопливо отвел глаза.) И Никабрик, тоже мертвый. А вот и волк-оборотень. Давненько я их не видел. Волчья голова на человеческом теле. Значит, его убили в момент превращения. А вы, я полагаю, король Каспиан?
– Да, – отвечал другой мальчик. – Но я не могу догадаться, кто вы.
– Это Верховный Король Питер, – сказал Трам.
– Искренние приветствия вашему величеству! – произнес Каспиан.
– А также вашему величеству, – отвечал Питер. – Я пришел не для того, чтобы занять твой трон, а чтоб помочь тебе на него вступить.
– Ваше величество, – произнес другой голос у Питера под локтем. Мальчик обернулся и оказался лицом к лицу с барсуком. Он обнял зверя и поцеловал его в меховую голову, и это было вовсе не по-девчачьи, а очень по-королевски.
– Лучший из барсуков, – сказал он, – что бы ни было, ты в нас не усомнился.
– Не хвалите меня, ваше величество, – отвечал Боровик. – Я ведь зверь, а мы не меняемся. Более того, я барсук, а мы упорны.
– Мне жаль Никабрика, – сказал Каспиан, – хоть он и возненавидел меня с первого взгляда. Он озлобился из-за долгих лишений. Если бы мы победили быстро, он, быть может, в дни мира стал бы хорошим гномом. Не знаю, кто из нас его убил, и рад, что не знаю.
– Вы в крови, – сказал Питер.
– Да, меня укусили, – отвечал Каспиан. – Вот оно – эта серая мерзость.
Промывание и перевязывание раны заняло много времени, а когда все было закончено, Трам сказал:
– Ну вот. Прежде всего остального надо позавтракать.
– Только не здесь, – произнес Питер.
– Да, – отвечал Каспиан, содрогаясь. – И надо прислать кого-нибудь, чтобы убрали трупы.
– Пусть эту пакость свалят в яму, – распорядился Питер, – но гнома мы отдадим его братьям, пусть похоронят по своему обычаю.
Они позавтракали в другом помещении внутри Холма. Это был не совсем тот завтрак, какого они могли пожелать: Каспиан и Корнелиус мечтали о пироге с олениной, Питер и Эдмунд – о яичнице и горячем кофе, а получили по маленькому куску медвежатины (у мальчиков из карманов), ломтику засохшего сыра, луковице и кружке воды. Однако набросились они на еду так, будто вкуснее и быть не может.
Глава тринадцатая
Верховный король принимает командование
– Так вот, – сказал Питер, когда они кончили завтракать, – Аслан и девочки (это королева Сьюзен и королева Люси, Каспиан) где-то близко. Мы не знаем, когда он начнет действовать. Разумеется, решает он, а не мы. Сейчас он ждет от нас, чтобы мы сделали все, что от нас зависит. Ты говорил, Каспиан, у вас мало сил, чтобы встретиться с Миразом в решающей битве.
– Боюсь, что так, Верховный Король, – отвечал Каспиан. Он сразу полюбил Питера, но чувствовал себя скованно. Его гораздо больше поразила встреча с великими королями из старых сказок, чем их – встреча с ним.
– Ну что ж, – сказал Питер, – раз так, я пошлю ему вызов на поединок.
– Ну что ж, – сказал Питер, – раз так, я пошлю ему вызов на поединок.
Никому прежде это не приходило в голову.
– Пожалуйста, – попросил Каспиан, – можно я пошлю? Я хочу отомстить за отца.
– Ты ранен, – отвечал Питер. – И вообще, он просто посмеется над твоим вызовом. Я хочу сказать, мы-то видим, что ты – король и воитель, но он-то считает тебя ребенком.
– Однако, государь, – сказал барсук, который уселся поближе к Питеру и не спускал с него глаз, – примет ли он вызов даже и от вас? Он знает, что его войско сильнее.
– Очень может быть, что не примет, – согласился Питер, – но попробовать все-таки стоит. Даже если не примет, мы потратим большую часть дня, посылая герольдов туда и обратно. За это время Аслан, быть может, что-нибудь сделает. И наконец, я смогу посмотреть армию и укрепить позиции. Я пошлю вызов. Собственно, я напишу его прямо сейчас. У вас есть перо и чернила, господин доктор?
– Ученый с ними не расстается, ваше величество, – ответил доктор.
– Очень хорошо, я диктую, – сказал Питер.
Пока доктор разворачивал пергамент, откупоривал рожок с чернилами и чинил перо, Питер откинулся назад, прикрыл глаза и восстановил в памяти язык, на котором составлял подобные послания давным-давно, в Золотой век Нарнии.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Вы готовы, доктор?
Доктор Корнелиус обмакнул перо и ждал. Питер продиктовал следующее:
«Питер, милостью Аслана, по избранию, по обычаю и по праву завоевания Король над всеми королями Нарнии, император Одиноких Островов и владетель Кэр-Параваля, рыцарь благороднейшего Ордена Льва – Мираза, сына Каспиана Восьмого, некогда лорда-протектора Нарнии, ныне именующего себя королем Нарнии, приветствует».
– Написали?
– Нарнии, запятая, приветствует, – пробормотал доктор. – Да, государь.
– Тогда начните с новой строчки, – сказал Питер.
«Для пресечения кровопролития и во избежание прочих беспокойств, могущих возникнуть вследствие войны, ныне угрожающей нашему владению Нарнии, мы соизволяем подвергнуть нашу королевскую особу превратностям поединка в интересах нашего преданного и возлюбленного Каспиана, дабы доказать победой над вашей светлостью, что сказанный Каспиан есть законный король Нарнии под нашим началом, как нашей милостью, так и по законам тельмаринов, а ваша светлость дважды повинны в вероломстве: как в похищении владения Нарнией от сказанного Каспиана, так и в бесчеловечнейшем – не забудьте, что оно пишется через «с», доктор, – кровавом и противоестественном убийстве вашего доброго господина и брата короля Каспиана, девятого этого имени. Посему мы со всей настойчивостью приглашаем, вызываем и требуем вашу светлость на сказанный поединок и вручаем это послание в руки нашего возлюбленного и царственного брата Эдмунда, некогда короля под нашим началом в Нарнии, герцога Фонарной Пустоши и графа Западного Пограничья, рыцаря Благородного Ордена Стола, которому мы даем все полномочия устанавливать с вашей светлостью порядок сказанного единоборства. Дано в нашем расположении в Холме Аслана сего XII дня месяца листьев в первый год Каспиана Десятого Нарнийского».
– Вроде годится, – сказал Питер, переведя дыхание. – А теперь нужно послать с Эдмундом еще двоих. Думаю, одним должен быть великан.
– Он… он, знаете ли, не шибко умен, – заметил Каспиан.
– Разумеется, – сказал Питер. – Но все великаны выглядят представительно, если только молчат. И это его ободрит. А кто второй?
– Честное слово, – сказал Трам, – если вы хотите, чтобы он убивал взглядом, то это Рипичип.
– Верно, судя по рассказам, – рассмеялся Питер, – не будь он такой маленький. Его не заметят, пока он не подойдет вплотную.
– Пошлите Громобоя, государь, – посоветовал Боровик. – Никто еще не смеялся над кентавром.
Часом позже двое главных военачальников Мираза, лорды Глозель и Сопеспиан, прогуливаясь вдоль рядов и ковыряя в зубах после завтрака, увидели идущих к ним из лесу кентавра и великана Ветролома, которых уже встречали в бою, а между ними кого-то, кого узнать не могли. Впрочем, и одноклассники не узнали бы Эдмунда, если б увидели в этот миг. Аслан дохнул на него, и отблеск величия лежал на нем.
– Что это? – спросил лорд Глозель. – Атака?
– Скорее переговоры, – сказал Сопеспиан. – Видите, они несут зеленые ветви. Похоже, пришли просить пощады.
– Тот, кто идет между кентавром и великаном, что-то не похож на просителя, – сказал Глозель. – Кто это может быть? Не мальчишка Каспиан, точно.
– Нет, конечно, – согласился Сопеспиан. – Это непобедимый воин, уверяю вас, где бы эти мятежники его ни добыли. Он (на ушко вашей светлости) гораздо царственнее самого Мираза. И что за кольчуга на нем! Никто из наших кузнецов такую не сделает.
– Ставлю мою пегую Памелу, он несет вызов, а не капитуляцию, – сказал Глозель.
– Что с того? – спросил Сопеспиан. – Мы зажали их в кулак. Мираз не сошел с ума, чтобы терять все преимущества, соглашаясь на поединок.
– Значит, надо его подтолкнуть, – сказал Глозель, понижая голос.
– Т-с-с, – произнес Сопеспиан. – Отойдем отсюда, подальше от ушей наших часовых. Вот сюда. Правильно ли я понял вашу светлость?
– Если король отважится на поединок, – прошептал Глозель, – он или убьет, или будет убит.
– Так, – кивнул Сопеспиан.
– Если он убьет, мы выиграем войну.
– Конечно. А если нет?
– Ну, мы вполне способны победить и без его королевской милости. Вашей светлости можно не напоминать, что Мираз – не такой и великий военачальник. А тогда мы окажемся сразу и с победой, и без короля.
– И вы считаете, милорд, что мы с вами можем с таким же успехом править страной без короля?
Лицо Глозеля помрачнело.
– Не забывайте, – сказал он, – что это мы возвели его на престол. И за все годы, что он правит, много мы видели благодарности?
– Ни слова больше, – произнес Сопеспиан. – Но взгляните – сюда идут, чтобы позвать нас в королевский шатер.
Возле шатра они увидели Эдмунда и двух его спутников – те угощались вином и печеньем, поскольку уже передали послание и теперь ждали, пока король его обсудит. Увидев их вблизи, оба тельмаринских лорда посчитали их очень грозными.
В шатре они нашли Мираза. Тот был без оружия и доканчивал завтрак. Лицо у него было красное, лоб нахмурен.
– Вот! – рявкнул он, бросая через стол пергамент. – Посмотрите, что за мешанину из детских сказок прислал этот нахал, наш племянничек.
– Клянусь вашей жизнью, государь, – произнес Глозель, – если молодой воин, которого мы видели у входа, и есть упомянутый в послании король Эдмунд, я не назвал бы его детской сказкой.
– Король Эдмунд, пф! – фыркнул Мираз. – Ваша светлость верит этим бабьим россказням о Питере, Эдмунде и остальных?
– Я верю своим глазам, ваше величество, – отвечал Глозель.
– Ладно, дело не в этом, – продолжал Мираз. – Но уж относительно вызова, полагаю, может быть только одно мнение?
– Думаю, что так, государь, – сказал Глозель.
– И какое же? – спросил король.
– Безусловно отказать, – произнес Глозель. – Меня никогда не называли трусом, но я должен прямо заявить, что не желал бы встретить этого юношу в бою. И если (что весьма вероятно) его брат, Верховный Король, еще опаснее – ради вашей жизни, мой повелитель, следует всячески уклоняться от встречи с ним.
– Чума вас возьми! – вскричал Мираз. – Это совсем не тот совет, которого я просил. Думаете, я обратился бы к вам, если бы боялся этого Питера (если он вообще существует)? Думаете, я его испугался? Я ждал вашего совета по существу дела: стоит ли, имея все преимущества, рисковать ими в поединке?
– На это я могу ответить вашему величеству, – сказал Глозель, – что вызов следует отвергнуть по всем соображениям. Лицо этого странного рыцаря сулит гибель…
– Вот, опять! – рассердился Мираз. – Вы пытаетесь представить дело так, что я еще трусливей, чем ваша светлость?
– Ваше величество вольны говорить что угодно, – обиженно произнес Глозель.
– Ты причитаешь, как старуха, Глозель, – сказал король. – Что посоветуете вы, милорд Сопеспиан?
– Не соглашайтесь, государь, – был ответ. – И то, что ваше величество сказали о сущности дела, весьма кстати. Это дает вашему величеству повод для отказа, не затрагивающий вопроса о чести и храбрости вашего величества.
– Великие небеса! – вскричал Мираз, подскакивая. – Вы что, оба белены объелись? Вы думаете, я ищу поводов для отказа? Тогда уж прямо в лицо назовите меня трусом.
Разговор шел в точности так, как желали оба лорда, поэтому они ничего не сказали.
– Я все понимаю, – продолжал Мираз, уставясь на своих советников. Глаза его, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. – Вы сами трусливы, как зайцы, и имеете наглость воображать, будто и я такой же! Повод для отказа, как же! Извинения, что не сражаюсь! Разве вы воины? Разве вы тельмарины? Разве вы мужи? И если я откажусь (как требует мое положение и военная целесообразность), вы будете думать и внушите другим, что я испугался. Так ведь?