В четырнадцать лет удача изменила ей. Убегая от купца, у которого только что срезала кошелек, она поскользнулась на каком-то гнилье и растянулась на булыжнике. Купец поймал ее и держал, пока не явилась стража.
"На этот раз ничего не выйдет, Рыжик, - сказал ей один из солдат. - Ты обокрала Ваниса, а он важная птица".
Судья приговорил ее к двенадцати годам заключения. Она отсидела три из них в кишащей крысами тюрьме, а потом ее вдруг вызвали к начальнику, молодому офицеру по имени Арик. Стройный, с холодными глазами и слегка порочным лицом, он был по-своему красив.
"Я видел, как ты прогуливалась нынче утром у дальней стены, - сказал он семнадцатилетней узнице. - Ты не похожа на простолюдинку".
Рыжая Хитрюга использовала положенное ей прогулочное время для упражнений в манерах, которые переняла у столичных дам.
"Подойди поближе, дай на себя посмотреть, - велел он. Она подошла, и он отшатнулся. - Да у тебя вши". - "И блохи тоже, - хрипловатым шепотком ответила она. - Боюсь, моя ванна неисправна. Не пришлете ли слугу починить ее?" - "Разумеется, сударыня, - ухмыльнулся он. - Вам бы следовало раньше обратиться ко мне с этой безделицей". - "Да, следовало бы, - протянула она, приняв томную позу, - но я, право же, так занята".
Арик позвал стражника и велел препроводить ее обратно в камеру. Час спустя за ней пришли два солдата. Ее провели через всю тюрьму в крыло, где квартировал Арик. В купальном помещении стояла бронзовая ванна, доверху наполненная душистой мыльной водой. Рядом ждали две женщины-заключенные. Солдаты приказали Лалитии раздеться. Она скинула с себя грязное платье и села в ванну. Одна из женщин принялась отмывать ее рыжие волосы, другая скребла мочалкой кожу. Это было чудесно, и Рыжая Хитрюга блаженно зажмурилась, расслабляясь.
После омовения ей просушили, расчесали и заплели волосы, надели на нее бледно-зеленое атласное платье.
"Ты не привыкай к этому, милка, - сказала ей на ухо толстуха банщица. - У него девки больше недели не держатся - быстро надоедают".
Рыжая Хитрюга продержалась год, а в восемнадцать ее помиловали вчистую. Арик поначалу забавлялся ею, а потом начал обучать ее более сложным тонкостям благородного поведения. Свое помилование она вполне заслужила, ибо плотские желания Арика были весьма разнообразны и порой причиняли боль. В обмен на свою свободу она стала развлекать мужчин, приятелей, которым Арик хотел угодить, соперников, которых он желал использовать, врагов, которых он хотел уничтожить. В последующие годы Лалития, как стала именоваться Рыжая Хитрюга, обнаружила, что мужчины раскрывают свои тайны с большой легкостью. Возбуждение действовало на их языки и мозги с равным успехом. Умные и блестящие мужи становились детьми, жаждущими ей понравиться. Желая прихвастнуть, они выбалтывали ей самое сокровенное. Глупцы!
Арик на свой лад был добр к ней и разрешал оставлять у себя подарки, приносимые любовниками. Через несколько лет Лалития стала, можно сказать, богата. В конце концов Арик дал ей благословение на брак со старым купцом Кандаром. Год спустя тот умер, и Лалития возликовала. Наконец-то она могла вести жизнь, о которой мечтала всегда. Состояния Кандара хватило бы на целых две жизни, да вот беда - оно оказалось дутым. Он умер по уши в долгах, и снова Лалития вынуждена была положиться на свой ум и свои прелести.
Ее второй муж оказался непокладистым и упорно не желал покидать этот мир, хотя ему было уже за семьдесят. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. От мысли отравить его Лалития отказалась - старичок был, в сущности, милый и добрый. Вместо этого она обильно приправляла его еду специями и возбуждающими желание травами, стоившими очень дорого. Когда старик наконец испустил дух, подтвердивший его смерть лекарь заметил, что никогда еще не видел более счастливого покойника.
Лалития, став теперь по-настоящему богата, принялась транжирить свое состояние с непостижимой быстротой. Начала она с того, что вложила деньги в ряд торговых предприятий, из которых все провалились, затем приобрела землю, которая, как ее уверили, должна была сильно увеличиться в цене, но вместо этого обесценилась. Однажды ее портной прислал уведомление, что она ни единой тряпочки не получит, пока не оплатит все счета. И Лалития с изумлением обнаружила, что платить ей нечем.
Она обратилась к Арику и снова предложила ему свои услуги.
Теперь, в тридцать три, она имела недурной доход, красивый дом в Карлисе и любовника, такого богатого, что он мог бы, пожалуй, купить весь Кайдор, не став от этого беднее.
Откинувшись на атласную подушку, Лалития смотрела на высокого, атлетически сложенного человека, стоящего у окна.
- Я уже поблагодарила тебя за подвеску, Серый Человек? - спросила она.
- Кажется, да. И весьма красноречиво. Так почему же ты не хочешь прийти ко мне на праздник?
- Я неважно себя чувствую последние дни. Мне нужно отдохнуть.
- Мне показалось, что сейчас ты была в полном здравии, - сухо заметил мужчина.
- Это потому, что ты такой великолепный любовник. Где ты этому научился?
Он, не отвечая, посмотрел в окно. Комплименты скатывались с него, как вода с грифельной крыши.
- Ты любишь меня? - спросила она - Хоть чуточку?
- Обожаю.
- Тогда почему ты ничего не рассказываешь о себе? Ты ходишь ко мне уже два года, а я даже твоего настоящего имени не знаю.
Он перевел взгляд своих темных глаз на нее.
- Как и я твоего. Пустяки все это. Мне нужно идти.
- Будь осторожен, - сказала она вдруг, сама себе удивившись.
- О чем ты?
- В городе поговаривают... у тебя есть враги, - сконфузилась она.
- Купец Ванис, например? Да. Я знаю.
- Он способен... подослать к тебе убийц.
- Вполне способен. Ты уверена, что не хочешь прийти?
Она кивнула. Он вышел не прощаясь, как всегда, и дверь закрылась за ним.
"Дура, дура, дура!" - обругала себя Лалития. Арик и Ванис говорили об убийстве при ней. Если его кредитор умрет, Ванис сумеет спастись от разорения. Арик предупреждал ее, чтобы она молчала. "Этот вечер всем надолго запомнится, - сказал он. - Разбогатевшего мужика убьют в его же собственном дворце".
Перспектива лишиться богатых подарков поначалу вызвала у Лалитии раздражение. Впрочем, за два года она поняла, что брачного предложения от Серого Человека не дождется. Притом он начал посещать другую куртизанку в южной части города, и Лалития предвидела, что скоро он перестанет бывать у нее. Но мысль о его предстоящей смерти не шла у нее из головы.
Арик всегда был добр к ней, но если бы ей вздумалось его выдать, он не колеблясь приказал бы ее убить. И все-таки она чуть не проболталась, чуть не рассказала Серому Человеку о том, что его ждет.
- Я не люблю его, - сказала она вслух. Она никогда никого не любила. С чего же ей тогда захотелось его спасти? Отчасти, наверное, потому, что он никогда не считал ее своей собственностью. Он платил ей за удовольствие, не проявлял жестокости и пренебрежения, не судил ее, не старался подчинить себе. Не лез ей в душу, не совался с советами.
Она встала с постели и нагишом подошла к окну, где он только что стоял. Глядя, как он выезжает за ворота на своем мышастом мерине, она ощутила тяжелую грусть.
Арик назвал его разбогатевшим мужиком, но в нем нет ничего от простолюдина. От него веет властью и целеустремленностью. В нем чувствуется нечто стихийное, непобедимое.
- Не думаю, что им удастся убить тебя, Серый Человек, - с внезапной улыбкой прошептала Лалития.
Эти слова и сопутствующий им подъем духа удивили ее - а ведь она думала, что жизнь ее уже ничем удивить не может.
***
Кива еще не бывала прежде в обществе знатных господ, хотя в детстве ей довелось видеть нарядные экипажи, где сидели дамы в шелках и атласе. Теперь она стояла у западной стены Большого Зала с серебряным подносом, на котором лежали воздушные пирожки с сыром и пряным мясом. Всего слуг было сорок, а гостей - двести человек.
Никогда Кива не видела такого количества шелков и драгоценностей. При свете сотни ламп сверкали браслеты. Серьги, шитые серебром и жемчугом наряды - даже на туфлях искрились рубины, изумруды и бриллианты.
Рядом остановились молодой дворянин и дама. Дворянин в коротком плаще с собольей опушкой и красном камзоле с золотой вышивкой взял с подноса пирожок.
- Они превосходны - попробуйте, душенька.
- Я попробую вас, - прощебетала дама, шурша белым атласным платьем.
Он с улыбкой зажал кусочек между зубами, а она засмеялась и взяла пирожок, прижавшись губами к его губам. Кива поняла, что она для них все равно что невидима. Это было странное чувство. Дама и господин отошли, так и не взглянув на нее. Другие гости тоже проходили мимо не глядя, хотя порой брали у нее пирожки. Когда поднос опустел, Кива пробралась вдоль стены и спустилась по короткой лесенке в кухню.
Он с улыбкой зажал кусочек между зубами, а она засмеялась и взяла пирожок, прижавшись губами к его губам. Кива поняла, что она для них все равно что невидима. Это было странное чувство. Дама и господин отошли, так и не взглянув на нее. Другие гости тоже проходили мимо не глядя, хотя порой брали у нее пирожки. Когда поднос опустел, Кива пробралась вдоль стены и спустилась по короткой лесенке в кухню.
Норда наполняла кубки вином.
- А когда же Серый Человек появится? - спросила Кива.
- Позже.
- Но ведь это его гости.
- Он уже там. Ты разве не заметила, как они все ручейком струятся в малый зал?
Кива заметила, но не поняла, что это значит. У двери в малый зал стоял молодой сержант Эмрин. И она решила не смотреть на него - незачем давать лишний повод к ухаживаниям.
- Большинство дворян и купцов, которые здесь собрались, хотят получить что-то от Рыцаря, - пояснила Норда - Поэтому первые три часа он сидит в Ореховой гостиной и принимает их. С ним Омри, который записывает просьбы.
- Сколько же народу обращается к нему с просьбами! Должно быть, его здесь очень любят.
Норда заливисто засмеялась:
- Дурочка. - Она взяла свой поднос и пошла к лестнице. Видя, что другие девушки тоже улыбаются, Кива смутилась. Набрав пирожков, она вернулась в зал.
Теперь там играли двадцать музыкантов, и танцоры под быстрый, живой мотив кружили по блестящему полу. Через широкие двери, открытые на террасу, в зал вливался свежий морской бриз.
Танцы продолжались целый час, и у Кивы устали руки держать поднос. Спрос на пирожки поубавился. Норда, пробравшись к ней по стенке, сказала:
- Пора идти за прохладительным.
Кива последовала за ней вниз.
- Почему ты назвала меня дурочкой? - спросила она, пока Норда разливала вино по хрустальным бокалам.
- Они не любят его. Наоборот, ненавидят.
- Но за что, если он выполняет их просьбы?
- За это самое. Ты так плохо знаешь знатных господ?
- Как видно, да.
Норда оставила ненадолго свое занятие.
- Он чужестранец, к тому же невероятно богат. Они ему завидуют, а зависть всегда порождает ненависть. Они все равно будут питать к нему злобу, что бы он ни делал. В прошлом году, когда на востоке случился неурожай, Рыцарь отправил туда двести тонн зерна для раздачи голодающим. Доброе, казалось бы, дело?
- Конечно.
- Между тем это помешало купцам и дворянам взвинтить цены на зерно и лишило их прибыли. Думаешь, они ему спасибо за это сказали? Ты скоро узнаешь, Кива, что господа - люди совсем другой породы. - Улыбка Норды угасла, взгляд сделался холодным и злым. - Гори хоть кто из них огнем, я б на него не помочилась.
- Я никого из них не знаю.
- Твое счастье. - Голос Норды смягчился. - От них таким, как мы, одно горе. Ладно, пошли обратно.
Кива вернулась в зал с напитками и принялась расхаживать среди гостей. Музыканты прервали игру, чтобы освежиться, господа весело болтали и смеялись. Серого Человека по-прежнему не было видно, зато Кива узнала одного из вельмож: Арика из Дома Килрайт. В роскошном шелковом камзоле в черную и серую полоску, с серебряным позументом, он стоял у дверей на террасу и разговаривал с той самой молодой женщиной, которая взяла пирожок изо рта своего кавалера. Они смеялись: Арик что-то шептал ей на ухо. Кива находила его красивым мужчиной - стройный, изящный, с тонкими чертами лица, - хотя нос у него, по ее мнению, был немного длинноват. Он выглядел моложе, чем ей запомнилось. В прошлом году, когда он проезжал через их деревню, у него в волосах виднелась проседь - теперь проседь исчезла, и лицо как будто разгладилось. Должно быть, покрасился, решила Кива, и раздобрел немного. Это ему идет.
Чуть позади Арика стоял чернобородый человек, высокий и плечистый, с глубоко посаженными глазами, в длинном, до пят, кафтане из густо-синего бархата, расшитого серебром. В одной руке у него был длинный посох с выгнутым серебряным наконечником, другой он держал за руку белокурого мальчика лет восьми. Кива приблизилась к ним. Чернобородый вышел из тени, и она почувствовала на себе его взгляд. Это ее ошеломило - она уже привыкла быть невидимой. Большие темные глаза уставились на нее из-под тяжелых век.
- Вина, ваша милость? - спросила она.
Он кивнул. Окладистая черная борода делала его широкое лицо еще шире. Выпустив руку мальчика, господин взял с подноса кубок с красным вином.
- Предпочитаю белое, - тихо промолвил он, улыбнулся Киве и поднял кубок. Вино тут же начало менять цвет - сначала оно стало ярко-алым, потом густо-розовым и наконец сделалось как вода. Кива захлопала глазами, а бородач с усмешкой пригубил вино и сказал:
- Превосходно.
Кива перевела взгляд на мальчика. Тот застенчиво улыбнулся, глядя на нее ярко-голубыми глазами.
- Принести что-нибудь для вашего сына? - спросила она у бородача.
Он с улыбкой взъерошил мальчику волосы.
- Это мой племянник и паж. Очень хорошо, принеси.
- У нас есть напитки из яблок, груш и персиков, - сказала Кива мальчику. - Что юноше угодно?
Ребенок молча смотрел на бородача.
- Он очень застенчив, - сказал тот, - но я знаю, что он любит грушевый сок. Давай я подержу твой поднос, пока ты за ним сходишь.
Поднос выплыл из рук Кивы, повис в воздухе и опустился на столик у стены. Кива восторженно захлопала в ладоши, а мальчик улыбнулся.
- Полно, мой друг, - сказал князь Арик. - Приберегите свои таланты для тех, кто их лучше оценит.
Кива быстро спустилась вниз, налила в кубок охлажденный грушевый сок и подала мальчику. Он принял напиток с благодарной улыбкой.
Князь Арик взял бородача под руку и вывел его на середину зала. С террасы дохнул бриз. Кива, у которой платье уже липло к потному телу, вздохнула с облегчением. Ночь была теплая, а горящие лампы и толкотня создавали в зале невыносимую духоту.
Двое слуг по приказанию князя Арика притащили стол. Князь вспрыгнул на него и поднял руку.
- Друзья мои, к концу бала я приготовил для вас небольшое развлечение. Прошу вас оказать радушный прием Элдикару Манушану, прибывшему недавно из нашего родного Ангостина. - С этими словами Арик спрыгнул вниз, а бородач, опершись на его руку, взобрался на стол. Дамы и кавалеры вежливо зааплодировали. Элдикар Манушан постоял немного, оглядывая собравшихся.
- Не кажется ли почтеннейшей публике, что здесь душновато? - сказал он наконец. - Я боюсь, что прекрасные дамы натрудят себе запястья, так усердно они работают веерами. Для начала мы немного охладим воздух. - Сложив свой посох к ногам, он стиснул руки, вскинул их вверх и развел в стороны. Киве показалось, что из его ладоней заструился белый туман.
Элдикар сделал руками кругообразное движение, и туман поплыл в зал. Колдун направил его к кучке обмахивающихся веерами дам. Туман повис над ними, и они запищали от восторга. Туман разделился надвое - одно облачко осталось на месте, другое поплыло дальше. Остановившись, оно снова разделилось - при этом ни одно первоначальное облако не уменьшилось в объеме.
Люди, оказавшиеся под облаками, рукоплескали, другие, до кого очередь еще не дошла, были заинтригованы. Один из белых шариков направился в сторону Кивы, и она ощутила прохладу, как будто на нее повеяло зимним холодком. Желанная свежесть наполнила ее восторгом. Скоро белые шарики разлетелись по всему залу, в помещении резко похолодало.
Все разговоры стихли. Элдикар Манушан опустил руки и сказал:
- А теперь начнем представление. Но прежде всего, друзья мои, позвольте поблагодарить вас за ваше радушие. Приятно видеть так много красоты и утонченности столь далеко от дома. - Он поклонился публике, в ответ раздались бурные рукоплескания. - Я хочу также поблагодарить князя Арика, который любезно и великодушно оказал мне свое гостеприимство на время моего пребывания в Кайдоре. - Новые аплодисменты. - Итак, развлечемся немного. То, что вы увидите, - всего лишь образы. Они не видят вас и ничего не могут вам сделать, поэтому прошу вас: не тревожьтесь. Особенно когда увидите среди гостей огромного черного медведя. - И Элдикар внезапно указал на западную стену.
Громадная фигура, возникшая там, издала душераздирающий рев. Те, кто оказался рядом, с визгом попятились прочь. Медведь, постояв на задних лапах, опустился на четвереньки и вдруг рассыпался на дюжину кусков, каждый из которых превратился в черного кролика. В зале поднялся смех - особенно громко смеялись те, кто только что перепугался. Элдикар хлопнул в ладоши, и кролики, превратившись в черных дроздов, вылетели на террасу.
В зале между тем появился лев. От него шарахались, но уже без прежнего страха. Лев приседал на задние лапы, махал передними в воздухе и грозно рычал, а потом стал бегать по залу. Молодая женщина дотронулась до него, и ее рука прошла сквозь зверя. Лев обернулся и навис над ней. Она вскрикнула, но зверь уже рассыпался, превратившись в стаю голубей.