Загасив недокуренную сигарету в пепельнице, она решительно пошла к лестнице, как будто ей пришла в голову сокрушительная идея. К сожалению, выбора у Сабрины нет, только – в петлю.
Впервые проснулись в Тате материнские чувства, которые она не научилась проявлять, но жалость – уже хорошо. Не любя – не жалеют, а Тата пожалела дочь, значит, любила. Конечно, по-своему любила, потому решила ради нее совершить подвиг:
– Я схожу к Шатуну и попрошу для тебя…
– Не смей, – зло бросила Сабрина. – Не смей ходить, вмешиваться в мои дела, ты всегда делаешь только хуже. Я сама… как-нибудь… без тебя!
Тате стало понятно: дочь вычеркнула ее. И все из-за Шатуна. Надо что-то делать. Да, надо пойти к нему и требовать исполнения отцовского долга. Мало ли что сказала дочь, от своих идей Тата не умела отказываться. И каждая, пусть безумная, в воображении имела положительный результат, в который она свято верила.
Если исходить из худшего, то есть заказчику известно их место проживания, то он способен этот привлекательный мир оставить без двух рассерженных молодых людей. Ладно, сам придет – можно же подежурить по очереди и встретить его во всеоружии. А если по его наводке полиция нагрянет? И эту гниду не сдашь, потому что не знаешь имени.
Учитывая это, Люда с Ильей ночевали в джипе, разложив сиденья, в лесопосадке на окраине, где тишина стояла почти фантастическая, непривычная, оттого… враждебная. А утренний туалет заставил пожалеть о брошенном доме, например, умывались, сливая друг другу из пластиковой бутылки, Люда не преминула поддеть Илью:
– Ну и как тебе жизнь на природе? Мне уже надоела, но мы еще не все неудобства испытали.
Вскоре таблетка сухого горючего вспыхнула на ржавой жестяной крышке, найденной в кустах. Консервы ставили на стального «паучка», снизу их подогревал огонь, а на капоте джипа расстелили салфетки и разложили еду по одноразовым тарелкам. Стульями не запаслись, посему завтракали стоя, одновременно Люда вводила в курс дела Илью. Вчера не до того было, вчера была любовь, да и обдумать план не мешало, ночь для этого самый подходящий момент, тем более что сон не сон был, а так, дрема.
– В контактах Гека редко встречаются имена, а много обозначений, не все они понятны. Например, три согласных буквы – что это?
– Инициалы, – предположил Илья.
– Ну, может… – пожала плечами Люда, ей это не пришло в голову. – Все равно мы не знаем, как зовут нашего господина Х. В контакты Гек внес и клички людей из своих групп, господина Х среди них искать не стоит. Но… Ой, вода закипела, сейчас будет кофеек.
Люда захлопотала вокруг импровизированного стола, разливая кофе по металлическим кружкам. Она незаурядная натура, у нее много достоинств, как виделось Илье, не пустышка, не дура, но… Есть же и другая сторона медали – страстность незаурядной личности губительна. Люка азартна, она не может жить вне состояния азарта. Это и поставленная цель, и пути к ней, и риск, и обязательно результат, который она спланировала. В этом они с Гектором схожи. А Илья не такой, ему свойственны меланхоличность, умеренность, стабильность.
– Держи… – Люда поставила перед ним кружку на одноразовую тарелку, принесла вторую и, облокотившись о капот, дула в нее, остужая кофе. – Доедай мясо, я не люблю еду из банок.
А он, как говорится, харчами не перебирает, ибо еще и неприхотлив. Однако он не забыл, о чем велась речь:
– Дальше? Ты не закончила.
– Мне кажется, кто-то из людей Гека хранит общие бабки…
– Не отдаст! После смерти Гектора…
– А мы не скажем, что он убит. Мы тоже не знали бы, что с ним, если б не увидели его с дыркой в башне. И что думали б?..
– Допустим. А как узнаешь, что бабки именно у этого абонента?
Поставив кружку, Люда выставила указательный палец, направив его в Илью, и, покручивая им в воздухе, словно набирала номер телефона на воображаемом аппарате, загадочно улыбаясь, промурлыкала:
– На слух. Что ты смотришь? Да, положусь на интуицию. Но чтоб она заработала, нужно правильно задать вопросы! Искать начну прямо сейчас.
Люди с ярко выраженным лидерством легко передают свою уверенность другим. Илья уже не смотрел на нее как на глупышку, которую грех бросить, ибо одна она – сама себе наказание. Его уже интересовали детали, тонкости:
– Непонятно, зачем ему кодировка была нужна?
– Правильно делал. Случись, что труба попадет к полисменам, – имен нет. Ну, кого-то по номерам найдут, если те зарегистрированы на настоящее имя, но абонент может прикинуться: не знаю никакого Гектора, номер не давал, отстаньте. Тсс! – О, как изменился ее голос, он стал холодным и жестким: – Алло… Я от Гектора, как вы догадываетесь… Вы ничего не забыли ему отдать?
Она подмигнула Илье, хотя абонент оказался не тот. Но кто же рассчитывает на мгновенную удачу? Люда снова нажала на вызов…
– Долго еще? – подняла вверх голову Аня.
– А я знаю! – промямлила Зойка, упав спиной на стенку, старшая сестра последовала ее примеру, обе дышали тяжело. – Где-то наверху.
Анна увязалась за ними, теперь, поднимаясь по винтовой лестнице в старом-престаром здании футуристического стиля, выбилась из сил. Лифт не нашли, а говорят, он здесь есть, но тут столько закоулков… лабиринт! Младшая сестричка тоже еле тащила ножки, обутые в ботинки на толстенной платформе. А Марину хоть бы что! Шагал по лестнице, перемахивая через три-четыре ступеньки, как робот, дыхание не сбилось. Обернувшись, он пришел в негодование и вынужденно спустился:
– Э! Кому стоим? И как это – не знаешь? Кто меня убеждал, что помнит, где он живет? Может, Аня? Ну, говори, кого мне сбросить вниз?
– Вот достал! – огрызнулась Зойка. – Я помню по знаку на двери! А на каком этаже – не помню! Все понял?
– Невоспитанная она у тебя, – пожурил Аню Марин. – Дерзит, хамит старшим… Ну, отдохнули? Вперед, вперед, не расслабляться! (Бедняжки потащились вверх с большим нежеланием.) Да-а, девочки… Вы бы хоть зарядку по утрам делали, бегали б, у вас же энергетический уровень на нуле.
– Отвали со своим бегом, – нагрубила Зойка. – И уровнем.
– Ничего, Зойка, я освобожусь и займусь твоим воспитанием вплотную, – пообещал он. – Ты у меня станешь примерной девочкой…
– Лучше повешусь…
– Обязательно повесишься, гарантирую. А сейчас дуй на этаж, ищи хату Умбры.
Девочка ушла, тяжело бухая ботинками и что-то цедя сквозь зубы, а Аня и он получили передышку, оперлись локтями о перила, глянули вниз.
– Мне нехорошо, когда смотрю с высоты вниз, – сказала Аня. – Жуткий конус… внизу ничего не видно. Нет, правда, как дорога в преисподнюю.
– У тебя под влиянием Зойки развились неправильные ассоциации, – констатировал Марин. – Жуть, преисподняя, нехорошо ей… Эдак и ты в секту вступишь.
– Готы не сектанты…
– Сектанты! – категорично заявил он, вызывающе поставив руку на пояс. – И хватит об этом. Живи да радуйся, а не в жуть всматривайся.
Появилась Зойка. Злющая, что-то жующая, стала в угол, сползла вниз на корточки и молчала. Нет, она просто-напросто испытывала терпение Марина, причем каждые пять минут. Он приблизился к девочке и рявкнул:
– Ну? Нашла?
– Нашла! – тявкнула она в ответ. – Дома его нет!
– Идем, покажешь хату.
Зойка громко застонала, еще и фыркнула как кошка и, ни слова не говоря, двинула на этаж, Марин с Аней – за ней.
Попали в длинный коридор с поворотами, закоулками, тупиками. С велосипедами, висящими на стенах, с грудами мешков в нишах, с корытом буквально на дороге и коляской в уголке, в общем, коридор – натуральная декорация для фильма ужасов. С трудом верилось, что люди двадцать первого века еще живут в многоэтажных лачугах. Наконец Зойка подошла к двери и ударила ладонью в черной перчатке по рисунку змеи, свернутой в кольцо:
– Тут. Я стучалась, там никого.
Марин любопытный, собственно, как любой человек, столкнувшийся с необычными вещами, теперь его привлекали всяческие знаки и символы. Он подался к двери, почесывая шею под подбородком, вероятно, так выражал озадаченность, и спросил Зойку:
– Почему эта гадюка кушает собственный хвостик?
– Пф! – закатила глаза к потолку Зоя, но ответила, вложив в интонацию тонну презрения: – Это не гадюка, а змея. Не кушает, а кусает. Это символ смерти и возрождения, символ закона кармы, колеса сансары…
– О-ой, сколько ты знаешь, – покосился на нее Марин якобы с опаской. – А по математике у тебя что?
– Двойки, – ответила за нее Анна со вздохом.
Что по поводу двоек думает Марин, не удалось ему высказать, а им узнать. Хлопнула дверь напротив, лысоватый мужчина торопливо закрыл на ключ свою конуру и пружинисто зашагал к выходу. Но!
Дверь Умбры чуток приоткрылась и тут же захлопнулась. От сквозняка – распространенного явления во всех уголках мира, в каждом закоулке, доме, метро… Все трое замерли. Марин через короткую паузу улыбнулся:
– Зойка, а что у тебя по физике? Не говори, я знаю: двойки. Потому что, если б дверь была закрыта, как ты недавно нам вливала в уши…
– Зойка, а что у тебя по физике? Не говори, я знаю: двойки. Потому что, если б дверь была закрыта, как ты недавно нам вливала в уши…
– Раз открыта, Умбра дома, – перебила Зойка, не умея выслушивать старших до конца. – Умбра! Это я, Ноктюрна.
Девочка, распахнув дверь, прогромыхала внутрь квартиры и… раздался визг! Словно гадюка, красовавшаяся на двери, сползла вниз и вонзила в Зою ядовитые зубы. Переглянувшись, Марин с Анной кинулись в квартиру.
Зойка согнулась, руками держала свою лохматую голову и визжала, загородив собой в узкой и короткой прихожей панораму комнаты. Марин взял ее за плечи и переместил назад, сестру обняла Аня, понимая, что девочка увидела нечто очень страшное. Но когда он, переступая с одного свободного от хлама пятачка на другой, освободил дверной проем и открыл обзор, Аня зажмурилась, потому что на полу увидела мужчину…
5
Шла она, шла, сама не зная, куда. От матери сбежишь на край света хоть пешком, хоть ползком, а от дегенерата удерешь еще дальше, было б это «дальше». Нежданно-негаданно Сабрина обнаружила, что пришла! Ноги привели куда надо, осталось переступить порог…
Но Сабрина повернула к скверу, села на скамейку подумать: на что она способна пойти ради своего спасения? Практически на все и… не на все, потому что иное спасение сравнимо с медленной смертью, а желания жертвовать собой не было. Вот если б чудо свершилось… Собственно, за чудом Сабрина и притащилась. Итак, раз либо – либо, то почему не узнать, какой у Дубенича к ее проблемам интерес. Она позвонила и, услышав его голос, поспешила представиться, чтоб не передумать и не убежать:
– Это Сабрина, Юрий Александрович…
– Я ждал твоего звонка.
– Значит, можно зайти?
– Да. А ты где?
– Рядом… в сквере. Сейчас поднимусь.
В приемной с кожаными диванами и креслами красивенькая секретарша, вытаращив накрашенные глаза, почти не открывая пухленьких губ, зашикала:
– Юрий Александрович занят, у него совещание…
– Правда? – обрадовалась Сабрина. – Тогда пойду, раз нельзя…
Так крысы бегут с корабля во время кораблекрушения, живность бежит из нор перед землетрясением, а люди драпают от интервентов. Побег не удался, ибо распахнулась дверь кабинета, оттуда повалил народ, а Дубенич, стоя на пороге, крикнул:
– Сабрина! Заходите.
Значит, так тому и быть… Мимо пробежал Гиреев Андрей Тимурович, зам отца. Нет, он проскользнул, буркнув нечто, отдаленно напоминавшее приветствие, и зардевшись, как девица красная. Этот что делал на чужом совещании? Но выстраивать теорию догадок некогда. Сабрина вошла в светлый кабинет, поражающий размерами, уютный, насколько можно представить уют в официальном и чересчур большом помещении. Среди шика она почувствовала себя неуютно – маленькой, ничтожной просительницей, попавшей на прием к магнату, от которого зависит ее никчемная, никому не нужная, кроме нее самой, жизнь.
– Нравится? – осведомился Дубенич, приобняв ее за плечи и ведя к дивану с креслами у стены.
Сразу к дивану? Именно такая мысль мелькнула, вызвав у Сабрины улыбку, означавшую: и вы не оригинал. Мир, по ее мнению, устроен заурядно, в нем почти все предсказуемо, тривиально, поэтому ничего не поддается исправлению.
– Очень красиво, – не слукавила она. – Со вкусом.
Он усадил ее, попросил секретаршу принести… на выбор, разумеется. Сабрина выбрала чай, зеленый, а пока готовили напитки, Дубенич сел рядом, закинув ногу на ногу, раскинув руки по спинке дивана, и:
– Слушаю тебя. Давай, как на исповеди.
– Ладно. Мне нужны деньги. Семь с половиной тысяч евро.
Выпалила и уставилась на него, дескать, что скажете, господин магнат, сразу предложите отработать или как? Сумма-то ого-го, никто не способен расстаться с такими деньжищами даже на день, включая банкиров. Эти если и расстанутся, то заставят заполнить дьявольский контракт, на котором потребуют расписаться кровью, после чего придется проливать ее ежемесячно.
Странноватая у Дубенича реакция: брови подняты, глаза прищурены, полуулыбка на губах застыла бесовская, захочешь – не соорудишь на своем лице похожую мимику. А как он хотел? Разыграть благородство бесплатно? Это он зря, ему бесплатная жизнь не грозит ни при каких обстоятельствах. Кстати, сам напросился, чего ж застопорился? Сабрина уже слышала его неловкие слова, начинающиеся с пространных междометий: «М… Э… А… Сейчас у всех трудности…» А он удивил ее:
– Всего-то?
– Полагаете, сумма пустяковая?!
– Не пустяковая, но не настолько велика, чтоб так отчаиваться. Значит, твоя мать просила для тебя?
– Нет, на этот раз она не обманывала и клянчила для себя.
– Могу поинтересоваться, зачем тебе эти деньги?
– Конечно…
Между ногами Марина лежало тело головой к окну, а ногами к выходу. Он наклонился, рассматривая лицо трупа и упираясь руками в колени. Убитый мужчина средних лет, обнажен по пояс, в рваных джинсах. Прямо из горла, вертикально, не отклоняясь ни на сантиметр, торчала рукоятка ножа, лезвие полностью погружено. Что еще?
На полу растеклась лужа крови, успевшая по краям подсохнуть. А хлестала – будь здоров, потеков – будто его пытала инквизиция. Сначала струи крови стекали вниз к животу, потом сделали резкий поворот и потекли по бокам. Это значит, когда нож вошел, мужчина стоял, затем упал навзничь. И пальцы в крови… У него была естественная реакция: нож в горло – боль адская – руки пытаются выдрать из тела смертельную сталь. А сзади Зойка рыдала, словно убили ее сестру.
– Зойка, это Умбра? – осведомился он.
– Д-д-да-а-а…
– Реви, реви… – Марин выпрямился, нажал на кнопки мобильника и, слушая трубку, внушал ей: – Вот так и тебя твои же готы…
– Это не готы! – завизжала ненормальная. – Мы эстеты! Мы никому не причиняем зла…
– Неужели? А я читал, что готы съели девочку. Да-да, убили и…
– Ты не мог бы не дразнить ее? – робко вступилась за сестру Аня. – Она и так напугана. Не плачь, Зоя…
– Ага, жалей, жалей ее, – не унимался Марин. – Приведет своих го´тов домой, они и тебя зажарят на ужин. Вон у этого на двери змея сама себя ест, это их стиль, их цель – я думаю. Так что по ком рыдаешь, Зойка? Ты рыдаешь по себе.
– Вранье! – выла она. – Специально врут, чтоб нас ненавидели, а мы… мы не несем зла-а…
Он, слушая трубку, достал одной рукой лист из нагрудного кармана рубашки, встряхнул его, разворачивая, и сунул Зойке под нос:
– Читай, как съели. Полезно… Алло, Рожкин, что-то мне подсказывает, что мужик, который лежит у моих ног с кинжалом в горле, имеет отношение к убийству прокурорши. А, понял, что подсказывает… На его плече анкх… точь-в-точь как у того, из Пухова… Должен сказать, труп не свежак, так что поторопитесь, а то совсем протухнет… Ладно, не буду ерничать, но очень хочется… Адрес? Записывай…
– Люка? – неожиданно произнес в трубке басовитый голос.
Время перевалило далеко за полдень, Люда обзвонила номера с именами и шифровками – пусто. Правда, не все отозвались, что вселяло некоторую надежду на удачу в ближайшем будущем. Батарея садилась, было решено «прощупать» группы, всего их четыре, для членов объединения Гека начальные фразы звучали так:
– Я от Гектора, Рик (Лобик, Март). Он не успел предупредить, что уезжает, я это делаю за него. Гектор сказал, ты должен кое-что передать мне…
Ну, а дальше оказывалось, Рик (Лобик или Март) понятия не имели ни о какой передаче, Люда прощалась и передавала якобы просьбу Гектора ждать особых распоряжений. И вдруг номер под псевдонимом Чика после первой же фразы назвал ее имя.
– Да, это я, – сказала она, ничуть не изменив голоса.
Люда заметила: меняющаяся интонация выдает человека, по ней и определяется на слух, удивлен собеседник, смущен, растерян и т. д. У некоторых эмоции выражаются ярко, у других лишь чуточку окрашиваются. Впрочем, даже пауза насторожит и заставит прислушаться к первому после нее слову – в какой тональности оно произнесено. В общем, нюансов и по телефону уловить можно достаточно, чтобы понять, на кого попала, главное, не торопиться.
– Что с Гектором? – спросил Чика. Это был закономерный вопрос: если с мобилы звонит не хозяин, то с ним непорядок.
– Не по телефону, – уклонилась от ответа Люда.
– Забиваем стрелку? Где и когда?
Да она с удовольствием! Смотреть человеку в глаза, видеть игру мускулов на его лице, анализировать паузы, фразы, жесты – о таком везении можно мечтать. Оказывается, мечты сбываются, жаль, не все. Люда вовремя назначила свидание, так как батарея полностью разрядилась. Кинув смартфон Илье, она улеглась на траву, закинув руки за голову и произнеся:
– Чика – пока единственная наша зацепка.
– А те, кто не ответил на звонки?
– Меньше всего рассчитываю на них. Чика знает мое имя, значит, с Геком обо мне у них шла речь, но в каком ключе? Ждем вечера.
О, сколько непредсказуемых моментов таит жизнь! Дубенич пожелал выдать эту страшную сумму! Жест можно расценить как добровольное пожертвование. Когда она спросила, на какой срок занимает, он, почему-то рассердившись, резко бросил: