Уильям вспомнил, как стоял здесь часа три назад — словно в другом мире. Нет, ничего особенного не произошло, внушал он себе, унимая разгорающийся в груди восторг. Мотнув головой, чтобы сбросить наваждение, он поспешил вниз к подъехавшему такси.
В автомобиле эйфория мгновенно стихла до едва заметной пульсации где-то на краю сознания. Включившийся голос разума на эту пульсацию не реагировал, разбирая по косточкам прошедший вечер, словно на заседании оценочной комиссии. Предположим, что девушка не такая уж нахалка, но кто знает, сколько трудностей она создаст, увязываясь с ними в путешествие. От настоящего П.Т. Райли, ее отца, хорошо знающего Южные моря, было бы куда больше проку, а девица будет в лучшем случае попутчицей, в худшем — обузой. Взбалмошная особа. Все они взбалмошные, эти американки, что хотят, то и воротят. Нужно будет завтра с ней построже. Сегодня он хорошо начал, но слишком быстро растаял. Ничего, это поправимо. Так-так, так-так-так…
4
На следующий день Уильям с неудовольствием обнаружил, что ждет назначенной на семь вечера встречи с мисс Райли и ее друзьями. В конце концов он успокоил себя тем, что ему попросту одиноко в чужом городе. Он казался себе единственным одиночкой на весь Сан-Франциско и окрестности: остальные — рослые, загорелые, общительные — работали и отдыхали толпой, а он бродил в толпе, как неприметный, но ворчливый гном.
Вооружившись «Официальной картой города и округа Сан-Франциско», Уильям продолжил знакомство с местностью — на этот раз выбравшись дальше, на побережье. Из примостившегося на утесе ресторана «Клифф-Хаус», пропитанного духом народных гуляний, он, прилежно всмотревшись в даль, разглядел морских котиков на Котиковых скалах. Побывал у Муниципального бассейна Фляйшхекера (самого большого открытого бассейна в мире, шесть миллионов галлонов морской воды с подогревом), убеждаясь, что бассейн действительно великолепен и действительно самый большой в мире. Посмотрел, как играют в теннис золотистые статные калифорнийцы обоих полов: их жесткая и точная манера не оставляла сомнений, что скорее мир перевернется, чем европеец сможет вырвать у них победу. Эти люди, казалось, не проигрывали никогда и ни в чем.
Потом Уильям, утомившись неожиданно долгой прогулкой по парку Золотые Ворота, пил настоящий японский чай в Японском чайном саду, словно сошедшем с японской цветной гравюры. (Какое упоение — стоять на выгнутом дугой деревянном мостике и смотреть на отражение цветущих веток в зеркале пруда. Он словно сам стал плоской фигуркой на гравюре и чувствовал себя там гораздо уютнее, чем в огромной, загорелой, бурлящей Калифорнии, где нечего делать скромному акварелисту.) Парком Золотые Ворота, однако, нельзя было не восхититься, поскольку в нем имелось все, что положено парку — кроме умиротворения. На Уильяма непрерывным потоком лился фантастический, яркий, но совсем не греющий солнечный свет. А что, заподозрил он, если этот свет изготовляет искусственно и включает на двенадцать часов в день какой-нибудь Фляйшхекер, оформив государственный контракт? Поделиться своими фантазиями Уильяму, к сожалению, было не с кем: он, единственный во всей округе, гулял один и именно поэтому с таким нетерпением ждал вечера. Ну и еще надеялся убедиться, так ли красива мисс Райли, как ему запомнилось, потому что, в отличие от незабываемого голоса, черты лица ее несколько стерлись в памяти. Остался только смутный образ темноволосой девушки, светящейся изнутри.
Однако в восьмом часу вечера в маленькой квартирке на крыше ему показалось, что он со вчерашнего вечера ни на миг не выпускал мисс Райли из виду. Как можно было забыть эти иссиня-черные волосы, индиговый взгляд этих невообразимых глаз, изгиб этих губ и посадку этой головы на крепкой золотистой шее? Все черты бесцеремонно врезались ему в память, и Уильям слегка рассердился на себя. К счастью, любоваться девушкой можно и не питая к ней никакой симпатии. Он сдержанно поздоровался, а она без тени смущения встретила его как старинного приятеля. По крайней мере так Уильям думал, пока не прибыли ее настоящие друзья и он не заметил разницу.
Друзьями были молодые супруги по фамилии Стэнсен, рядом с которыми Уильям окончательно превратился в гнома. Энергичные загорелые великаны — девушка игривая и гибкая, словно котенок, вдруг выросший до размеров льва, а ее муж — добродушный, громогласный викинг. Складывалось впечатление, что в квартирке происходит не дружеский ужин, а встреча выпускников и в комнату вошли не двое, а человек пятьдесят. Подстроиться под их оглушительные манеры Уильям даже не пытался, ему оставалось лишь растягивать губы в улыбке и что-то бормотать в ответ, стыдясь своей скованности, потому что искренность их радушия не вызывала сомнений. Мисс Райли угощала всех загадочным коктейлем — зеленоватого цвета, на вкус напоминающим хинную настойку Варбурга.
— Ну-ка, Терри, — проревел Викинг, хлопая хозяйку по плечу, — признавайся, что за слухи ходят, будто ты едешь в Южные моря!
— Решила стать островитянкой, — небрежно отмахнулась мисс Райли. — Буду учиться танцевать — как его там? — хулу-хулу.
— Знаю! — взвизгнула Львица. — Вот так!
Вогнав Уильяма в краску, она вытянула руки и завертела своим внушительным задом под одобрительный хохот остальных.
— Да, Кларри, — заметил Викинг, — номер что надо. Только в следующий раз выбери для исполнения квартирку попросторней.
Львица Кларри допила свой коктейль, усевшись на стол.
— Это ведь мистер Дерсли ее увозит, да, мистер Дерсли? Смотрите-ка, только прикатил из Англии, и раз — Терри уже плывет с ним в Южные моря.
— Как у вас получилось, мистер Дерсли? — осведомился Викинг с шутливой торжественностью. — Я бьюсь который год — да, Терри? — и не могу вытащить ее даже на другую сторону залива, в Милл-Вэлли. Похоже, вы знаете, за какие струны дергать.
— Не воображайте, будто это мистер Дерсли меня уговорил, — вмешалась мисс Райли. — Видели бы вы его лицо, когда я сказала, что еду с ними. Вытянулось на милю.
— Простите! — Уильям улыбнулся смущенно.
— Да за что тут извиняться? — прогремел Викинг. — Я не знаю, что вы там затеяли — а что, кстати? — но если это не конкурс на звание королевы красоты Южных морей, Терри вас свяжет по рукам и ногам. Какой от нее там прок, мистер Дерсли? Ее нужно запереть в Голливуде и не выпускать, и будь моя воля, она уже была бы там. Слышишь, испанка-вамп, пожирательница сердец? — Он по-братски приобнял мисс Райли.
— И они еще спрашивают, почему я ревную! — Львица кокетливо подмигнула Уильяму, который не нашелся с ответом.
— Но все-таки! — вскричал Викинг. — Что там за история с Южными морями, а, Терри?
Уильям посмотрел на нее предостерегающе, однако, судя по всему, предосторожность была излишней.
— Ничего особенного, просто одно дело, связанное с отцом, — пожала она плечами. — Подумала, что морское путешествие — это интересно. Может быть, отправимся наконец ужинать?
— Хорошо, — согласился Викинг. — Все за мной! Сегодня, мистер Дерсли, мы покажем вам Сан-Франциско, и если он вам не понравится, то дело плохо — придется вам жить в Лос-Анджелесе. В общем, сперва мы ужинаем в «Джузеппе», меня там знают и бутылку-другую красного вина добудут. Вперед!
Спускаясь по лестнице, Уильям задержал мисс Райли на секунду.
— Вы ведь понимаете, — прошептал он, — что про остров и руду не должна знать ни одна живая душа. Это крайне важно.
— Я пока никому ни полслова, — заверила девушка.
— И правильно. Эту руду ищут по всему миру, поэтому мы должны быть немы как могила.
— Как могила?
— Да.
— Ну не прелесть ли? — воскликнула она восторженным полушепотом. — Как моги-и-ила. Торжественно клянусь молчать. И вот что, мистер Дерсли, по-моему, вы просто душка.
Девушка быстро сбежала по лестнице.
В мгновение ока домчав на машине Викинга до «Джузеппе», они заказали сытный ужин, а после минутного (и довольно позорного, на взгляд Уильяма) препирательства Викинга с официантом появились две фляги красного вина, неслыханно молодого и крепкого. После выпитой у мисс Райли настойки Варбурга вино сразу ударило Уильяму в голову, в которой заметно зашумело. В глазах двоилось, время и пространство утратили смысл. Он словно побывал у стоматолога и теперь никак не мог отойти от веселящего газа. Викинг с женой стали еще громче и экспансивнее, а Уильям чувствовал себя оглушенной мышью. К концу ужина он вроде бы пришел в себя, жесты и речь вновь обрели четкость, однако внутри у него клокотало смятение.
Он совершенно не удивился, вновь оказавшись в машине Викинга, за окнами которой вихрем неслись ярчайшие огни Сан-Франциско. Смутно припомнив прозвучавшее за столом предложение «сходить на спектакль», не удивился и полутемному залу, где вслед за остальными протискивался на свое место. Неожиданностью стало зрелище, представшее его глазам. Восточная девица на сцене под какофонию струнных, гонгов, барабанной дроби по дереву и непонятных звуков, напоминающих вытаскивание огромной пробки из бутылки, долго что-то мяукала и бормотала. Наконец к ней вышел старик китаец и принялся выть на нее, словно побитый пес. Периодически ему подвывал еще один, сильно младше, однако девица встречала его ожесточенным мяуканьем. Уильям сползал все ниже и ниже на неудобном деревянном сиденье, пытаясь унестись мыслями подальше от этого ада. Тщетно. Приходилось внимать, хотя внимать было нечему, кроме бесконечного потока жутких звуков. Китаянка, словно демоническая кукла, развернувшись к обоим мужчинам, мяукала в ответ на их завывания, струны дребезжали, гонги гудели, деревяшки стучали, а пробка то и дело ухала, выскакивая из бутылки. То ли китайская пытка, то ли кошмарный сон про Китай.
— Ну что, — наконец спросил Викинг бодро, — двинемся дальше? Мне этой китайщины хватит надолго.
Предложение поддержали все. Выбравшись наружу, мисс Райли адресовала Уильяму пару вопросительных взглядов.
— Мне показалось в какой-то момент, что вы теряете сознание.
— Не исключено, — простонал он.
— Ничего страшного, обычное дело. Если уж наши луженые глотки не всегда справляются с этим пойлом, чего ждать от бедняги англичанина. У вас был сонный вид.
— Сонный — это мягко сказано, — осторожно проговорил Уильям, твердя себе, что П.Т. Райли вполне милая девушка. — Скорее, осоловелый. Причем до сих пор. Все какое-то иллюзорное.
— Знаю, знаю, — понимающе, словно беспробудная пьяница, закивала мисс Райли.
— А теперь, — улыбнулся Викинг, — вы, думаю, не против полюбоваться ночными холмами.
Мисс Райли и Уильям разместились на заднем сиденье. Автомобиль был вместительный и быстрый, и Викинг, без сомнения, любивший полихачить, отвел душу, закладывая виражи на головокружительной скорости. На крутых горках Сан-Франциско и днем сосало под ложечкой, а уж ночью да на большой стремительной машине… Уильям чувствовал себя так, будто попал на безумный аттракцион. Он не знал, кричать ему, петь или вывернуть наружу содержимое желудка — иногда он был близок к одному, иногда к другому, но все побеждало головокружение. Ярко освещенные двери и окна проносились мимо под углом в сорок пять градусов, одни мостовые дыбились перед машиной, словно кто-то пускал их волной, как ленту, а другие обрушивались вниз, будто водопады из сияющего булыжника. Викинг, которого молодое вино не усыпило, а только подогрело, кричал, пел и швырял машину то вверх, то вниз. Его верная львица на пассажирском сиденье взвизгивала от восторга, словно ей не терпелось расстаться с жизнью на очередном вираже. Патриция Тереза Райли, на лице которой плясали отблески городских огней, вела себя тише, но и ей эта бешеная гонка доставляла удовольствие, и ее огромные глаза, когда она поворачивалась к Уильяму с очередным комментарием, сияли детским восторгом. Осоловевший Уильям, которого теперь еще и мутило, не удивился бы, окажись город за окном вверх тормашками — рекламные огни где-то под колесами, а над ними взмывают в воздух тысячи шляп.
— Горки у нас что надо! — проревел Викинг.
— Да, что надо! — подхватила мисс Райли торжествующе, словно она сама вместе со Стэнсенами их и сотворила. — Правда, мистер Дерсли?
— Что надо! — выдавил Уильям негромко, но сосредоточенно. Припертый спиной к стене — увы, лишь метафорически, — он в одиночку защищал честь Англии.
Викинг тем временем нацелился на очередной серпантин, и громадный автомобиль с ревом закружил по гигантской спирали, поднимаясь все выше и выше, оставляя почти весь сияющий и переливающийся город далеко внизу. Маркет-стрит текла рекой расплавленного золота, башня на морском вокзале упиралась в небо, словно украшенный драгоценным камнем указательный палец, а на другом берегу залива поблескивал Окленд. На вершине, высоко над этой россыпью огней, Викинг заглушил мотор.
— Ну вот, мистер Дерсли, — объявил он, когда все наконец выбрались из машины. — Вот наш Сан-Франциско. Как он вам? Хорош, а?
Пошатывающийся, все еще осоловевший, но пораженный до глубины души, Уильям искренне подтвердил, что не просто хорош, а великолепен. Дальше пришлось подбирать слова. Ничего особенного в мысли, которую он хотел выразить, не было, но сейчас ему любая мысль давалась с трудом. В итоге он заговорил неожиданно доверительным тоном, с которым пока ни к кому из своих спутников, даже П.Т. Райли, не обращался. Что-то на этой ночной вершине, парящей между звездами в небе и мириадами огней внизу, располагало к откровенности.
— Сан-Франциско — замечательный город. Он создан для наслаждения жизнью. Я уже чувствую…
— Еще бы не чувствовали!
— Помолчи, Кларри, не перебивай, я хочу дослушать.
— Понимаете, пусть там, внизу, сплошная благодать, однако того идеала, который рисуется здесь, с этой вершины, достичь все равно невозможно. Возьмите человека из совершенно иных краев или даже из другой эпохи, обладающего воображением, привезите его сюда и скажите: «Смотри, вот там ты теперь будешь жить». Он напридумывает себе невиданных чудес, но, проведя там, внизу, день-другой, жестоко разочаруется.
Миссис Стэнсен не снесла нелестного, как ей показалось, отзыва о родном городе.
— Вы здесь всего ничего, мистер Дерсли, вам ли судить? Наслаждайтесь на здоровье, никто не мешает…
— Кларри, ты не так поняла, — перебил ее муж. — Он имеет в виду, что даже самый расчудесный город отсюда все равно выглядит несравнимо чудеснее. И он прав. Но разъясните, мистер Дерсли, к чему вы клоните?
— По-моему, я догадываюсь, — задумчиво проговорила мисс Райли.
Уильям внутренне сжался, потому что трое его спутников приготовились слушать долгую речь, а речи у него не было.
— Да, собственно, я уже все сказал. Он обманывает ожидания. Как та груша, которую я попробовал вчера утром. — Уильям вкратце пересказал эпизод с грушей. — Нет, я не критикую Америку. Я критикую жизнь. Почему — если у человека есть хоть капля воображения — все оказывается на поверку гораздо хуже, чем кажется? Почему подлинная жизнь в Сан-Франциско не такая прекрасная, какой она кажется, когда смотришь на этот сияющий в ночи город? И вот теперь я отправляюсь в Южные моря…
— Я тоже отправляюсь, — поспешно вмешалась мисс Райли. — И точно знаю, что они поразят меня до глубины души вопреки всем вашим прогнозам.
— Надеюсь, так и будет, — продолжил Уильям. — Насчет себя я тоже надеюсь, но уже предчувствую — по предыдущему опыту, — что ничего не выйдет. Что перед образом Южных морей, который сложился у меня в голове, настоящие острова померкнут. И зачем мне это? Не лучше ли было бы ничего не предвкушать, ничего не рисовать себе заранее?
— Это невозможно, — проговорил Викинг, которого вдруг потянуло на пессимистичную философию. — Давайте присядем — вон там есть уступ, можно подстелить плащи. Так вот, я имею в виду, что нельзя заглушить игру воображения и жить по-прежнему. Оно того не стоит.
— Однако! — воскликнула его жена, которая, видимо, уловила здесь аллюзию на отношение к себе самой и к их браку, а может, просто по-женски сочла своим долгом вступиться за незыблемую действительность.
— Хорошо, хорошо, — примирительно пробухтел Викинг. — И все-таки ты не понимаешь, Кларри. Мистер Дерсли говорит, что на поверку все куда хуже, чем представляется, и его это беспокоит. А меня не беспокоит, потому что я прекрасно знаю: это не так. И все равно лучше не ломать себя, иначе невозможно жить, если понимаете, о чем я.
— Не буду, — заявила Львица. — На мой взгляд, жизнь, наоборот, достаточно часто превосходит ожидания (жаль, о тебе, увалень, этого не скажешь). Взять хотя бы нашу поездку в Дель-Монте…
Викинг фыркнул, выражая философское презрение.
— Я, пожалуй, согласна с Кларри, — задумчиво протянула мисс Райли. — Бывает и так и этак. Иногда слишком многого ждешь и разочаровываешься. А иной раз ничего особенного не предвкушаешь, и получается приятная неожиданность. Вы слишком обольщаетесь, мистер Дерсли.
— Не трудитесь их переубеждать, мистер Дерсли, — со стоическим упрямством заметил пошатывающийся Викинг. — Они вас не понимают. Решили, что вы толкуете о минутном удовольствии. Женщины! Им неведомо настоящее воображение. Поэтому с ними так сложно, поэтому они не уходят в запой, не трогаются умом и не вышибают себе мозги, как мы, мужчины. Никакого воображения!
После неизбежных визгливых протестов со стороны обеих дам Уильям, глядя на россыпь огней в воде, продолжил:
— Мне кажется, всему виной не столько завышенные ожидания, сколько нечто более масштабное. Оно ранит больнее, отнимает больше жизненных сил. Не лучше ли было бы все время жить тогда в своем придуманном мире? Или, наоборот, не забивать себе голову образами и надеждами и наслаждаться тем, что дано судьбой? Вся наша беда именно в стремлении соединить воображение и действительность. Кстати, забавно мы поменялись ролями: это ведь я должен учить вас не обольщаться и не ждать слишком многого — как самый старший. Мне уже сорок.
— А на вид не скажешь, — ввернул Викинг.
— Ну какие еще сорок! — воскликнула мисс Райли задорно. — Вовсе вам не сорок. Вы просто так себя ощущаете, мистер Уильям Дерсли из Бантингема, Суффолк, Англия. Наверное, у вас в Англии сорокалетние не такие, как здесь. Имейте в виду, нравится вам это или нет, вы просто мальчишка и рассуждаете, как мальчишка.
Уильям добродушно отшутился, и завязалась дружеская перебранка, возглавленная Викингом. Им было уютно вчетвером, четверке пигмеев, сгрудившихся на темном пятачке между двумя звездными россыпями, и Уильям, поглощенный все той же, не дающей ему покоя мыслью, вдруг обнаружил, что держит мисс Патрицию Терезу Райли за руку. Крепкая и изящная, эта рука искренне отвечала на его пожатие. Между ними не проскакивало никаких электрических разрядов и не ощущалось никакого романтического трепета. Когда все встали и потянулись к машине, ладони без всякого смущения расстались — как распрощались примерно час спустя их уже сонные владельцы. Однако вместе с тысячами далеких отблесков Уильям уносил в памяти кусочек счастья, маленький блуждающий огонек, который постоянно маячит где-то на краю сознания и согревает своим теплом. Наверное, так действуют романтические чары Сан-Франциско, самого романтичного из городов Нового Света, решил Уильям — и осознал свое заблуждение только под утро, когда уже давно должен был спать.