– Иваныч, ты винтовки пристреливать будешь? – спросил я старшину. – А то я дымить пере-стану.
– А ты уже, что ль, миномет пристрелял? Всего четыре разрыва было? – удивился Грязнов.
– Хватит, мины жалко тратить, хоть и дымовые, склад же не резиновый. Две по дальности, две по горизонтали. Майор у себя разрывы засек и весь экран телевизора фломастерами разрисовал. Он и будет корректировать.
– Ну, тогда проверяем своих, чтоб никто в сектор не попал, и, как стемнеет, начнем. А эти далеко? – спросил, имея в виду иранцев, старший прапорщик.
– Затаились на границе стрельбища, там, где мы обычно охранение при учебных стрельбах выставляли. Тоже ждут захода солнца.
А вот про БТР чуть не забыли.
– Значит, так, Муха, сидишь на месте навод-чика-оператора. Петрова – на место механика. И ждешь. Машину не заводишь. Свой ночник не включаешь, пока стрельба не начнется. Как первый выстрел услышишь – заводишь машинку, врубаешь прицел и подсветку. Затем твоя задача – не пустить их влево на гребень или вправо к Файзулле. Они должны тут остаться, все. На нашем стрельбище. Ориентиры сразу приметь из машины через прицел, пока светло, чтоб с закрытыми глазами мог навести. – Муха кивает, его КПВТ – не хуже снайперки Грязнова, только шумный очень.
В горах сумерки наступают быстро. Вот уже и Грязнов приоткрыл диафрагму ночного прицела на пару щелчков и отстрелялся по первому рубежу на стрельбище, а затем дал Файзулле попробовать сериями по три выстрела. Диверсов эта стрельба по камням и трубам вряд ли напряжет, а нам прибавит и уверенности в будущей отстрелке снайперов, и не даст задремать на своих теплых от солнышка местах.
Трижды взорвался выстрелами «Взломщик», кроша своей пулей калибра двенадцать и семь миллиметра выделяющийся камень на светлом склоне сопки у начала Комплексной Полоски.
– Тащ старший прапорщик, а далеко лупит? – В глазах Файзуллы, подсвеченных зеленым светом ПНВ, искрится уважение и желание самому бабахнуть из противотанкового ружья с оптикой. Но патронов к нему не так много, и Грязнов будет поливать из этого чудовища лично.
– На скоко надо, на стоко и улупит, – пояснил Грязнов. – Ты внимательно смотри и слушай, а то мазанешь, ни разу ведь с ночника не стрелял, – инструктировал он Файзуллу.
– Тащ майор, – ненавязчиво поясняет свой план Виктор Иванович для Бобко и меня, – подпускаем на двести метров. Если колонной будут идти. А то ж они между собой интервал должны соблюдать. Пятнадцать рыл на пять метров – это уже семьдесят пять метров. Чтоб я их в ночник мог от первого до последнего взять.
– А не близко, Виктор Иванович? – сомневается майор.
– Так «вал» ночью дальше и не возьмет. Та и не надо. Я буду правее, второй ночник левее, до меня еще меньше будет. Ну, а если шо и пойдут влево на склон, то лучше по ним патронов не жалеть, – переживал Виктор Иванович за исход ночного боя.
– Пулеметы на фланги и вперед к операторской будке слева и справа на сопки, что стрельбище вдоль окаймляют. Сюда и сюда. Файзулла, ты слева, а я справа у пулеметов. Вторые номера с «Кострами». И РПГ с фугасниками у каждого. БТР и миномет по центру от опорного. Первым я бью. Потом – по обстановке. – Пулеметчикам я подсказываю, как пристрелять ориентиры на ночь. Немцы, суки, придумали. Они под приклад пулемета колышки вбивали, если грунт позволял; мы не фашисты, но опыт гансов, с учетом насадок светящихся, переняли. И что хорошо, кроме как по створу мишенного поля, ну никак им, этим рэйнджерам, не подойти быстро. А мы ж там еще МЗП накрутили. Нехай позанимаются кордебалетом, иначе им его никак не пройти. А им еще цели распределить, рекогносцировку провести по-тихому, расползтись вокруг заставы надо, часовых снять. Они ж, похоже, думают, что мы в основном здании обитаем. Главное, не спугнуть раньше времени.
Ох, как же трудно ждать. Если бы не майор в комнате связи у телевизора и картинка с колонной врага на экране, то с ума можно сойти. Дизель мы не выключаем. Он тарахтит за опорным и манит беспечным звуком генератора к себе не видимую простому глазу цепочку иранских коммандос. Свет, включенный на заставе, и брожение туда-сюда по освещенке электрических ламп повара, дневального и дежурного создают эффект нашего присутствия там, а не в пыли и жесткости горного камня на опорном и вокруг него. Солдаты переодеваются в здании, выходят то раздетые по пояс, то в майках, то в тапочках и даже в трусах. Деловито снуют то в сторону складов, то к туалету, то на конюшню. Курят на крылечке, изображая полный похренизм. Освещенную заставу видно далеко вперед в ночной тьме. И я не сомневаюсь, что спецназеры давно углядели наше светлое пятно среди темени горных склонов и не спускают с нас своих глаз. Застава, конюшня, собачник, ГСМ, гараж, склады и даже лампочка у туалета будут слепить их приборы ночного видения своими фонарями и лучами, находясь точно за нашей спиной и чуть выше. Мы молчим по радио. Только майор имеет право говорить в эфире.
– Восемьсот-семьсот метров, – коротко говорит наушник в шести радиостанциях голосом Бобко. Если они идут так, как мы рассчитали, то майор будет говорить нам только дистанцию до первого и последнего в колонне ниндзей от аятолл. Народ затихаривается на своих местах, а шакалий хор начинает свою стандартную ночную песню. Шакалы недовольны, мы и иранцы нарушили границы их владений. И обсуждение нашего недипломатичного поведения глушит все остальные звуки вокруг.
– Шестьсот-пятьсот, – напрягает наушник голосом раненого майора. Дистанция считается от края ближайшего окопа, направленного своим фронтом в сторону нашего стрельбища.
– От суки, не дай бог, подъемники мне попортят, – недовольно ворчит шепотом нештатный оператор стрельбища, поправляя разложенные на бруствере справа две коробки с лентами для «Печенега». Второй номер не остается без ответа.
– И шо ты им сделаешь? – шепотом интересуется он.
– Все, шо смогу, – кивает первый номер пулемета на коробки, в которых через три обычных патрона забит в ленту трассер.
– А ну цыц оба, мля, растренделись тут, сотру нах до позвоночника, если еще хоть слово услышу, – шипит на них Цуприк из своей ячейки, как рассерженная гюрза. Сегодня и его день. И Боря не мелочится, десять ВОГов для его подствольника ожидают своей очереди для стрельбы по целям и рубежам, выложенные в нише и у среза окопа. Старшина и Файзуллин стараются не отрывать, что называется, глаз от наглазников – иначе пипец всей маскировке. Отсвет подсветки на лице виден прекрасно не только соседу, но и особенно в ПНВ противника, что двигается напротив и немного сбоку.
В ночном оптическом прицеле невозможно различить черты лица. Зеленая или желтоватая фигура, излучающая тепло, двигается в круге серого мерцания электрических импульсов, перечеркнутая визирными рисками и пунктиром измерения угловых величин. Тихо щелкает колесико вертикальной или горизонтальной наводки, выбирая упреждение. Все в зависимости от силы ветра, давления, направления стрельбы, влияния Земли, дальности, наличия или присутствия тумана, водной поверхности, качества патрона, пули, свойств винтовки, высоты, температуры, ветра. И самое главное – опыта снайпера. Для охотника этот процесс происходит самопроизвольно и почти неосознанно, как дыхание.
Первый выстрел самый простой – его противник не ожидает, поражение будет стопроцентным, поэтому можно выбрать цель. Прежде всего надо уничтожить самых важных и опасных людей в цепочке приближающегося врага. Это командир, его заместитель, связист и их штатный снайпер с пулеметчиком. Первым идет следопыт, он не суть важен. Грязнов пытается вычленить эту четверку среди целей упорно продвигающихся в темноте к позициям пограничников. Иранцы не знают, что они уже давно под контролем и в их сторону направлены стволы шести пулеметов, трех снайперок, двух гранатометов, пяти «Костров» и почти десяти автоматов.
– Леший, – так именуют теперь старшего прапорщика Грязнова в радиоэфире, – я Первый Залив, даю целеуказания. Как понял – прием? – В ответ три коротких щелчка тангентой в эфире.
– Третий в колонне – пулеметчик, седьмой в цепочке – связист, восьмой – предполагаем командир, задачи остальных определить трудно. Как понял, прием? – Снова три щелчка тангентой в ответ. Виктор Иваныч лежит со своим «валом» и раздает цели. Ночных прицелов у нас только три. Один стоит на здоровенном чудовище. Это «Взломщик», больше похожий на противотанковое ружье. Второй – на «вале», третий на СВД Файзуллы, четвертый есть в БТР. Но пока не начнется стрельба без глушителей, заводить БТР или его ВСУ и врубать подсветку фары нельзя. Собственно, раздавать-то нечего. Первым выстрелом из своего автоматического комплекса наш Леший уберет связиста и постарается разбить станцию, которая висит у него за спиной. Вторым выстрелом из этой же винтовки Грязнов постарается уничтожить командира группы, следующего за связистом. Далее по реакции противника. Если сообразят, что к чему, то в дело вступит СВД Файзуллина, и всей маскировке конец. После Файзуллы, задача которого – снайпер или пулеметчик, огрызнется огнем все, что у нас есть по пристрелянным секторам, если они двинут вперед. А работать по целеуказаниям я своих орлов на стрельбище научил хорошо. Вот только не ночью стреляли. Главное, чтоб головы берегли, а патронов у нас хватает.
– Леший, – так именуют теперь старшего прапорщика Грязнова в радиоэфире, – я Первый Залив, даю целеуказания. Как понял – прием? – В ответ три коротких щелчка тангентой в эфире.
– Третий в колонне – пулеметчик, седьмой в цепочке – связист, восьмой – предполагаем командир, задачи остальных определить трудно. Как понял, прием? – Снова три щелчка тангентой в ответ. Виктор Иваныч лежит со своим «валом» и раздает цели. Ночных прицелов у нас только три. Один стоит на здоровенном чудовище. Это «Взломщик», больше похожий на противотанковое ружье. Второй – на «вале», третий на СВД Файзуллы, четвертый есть в БТР. Но пока не начнется стрельба без глушителей, заводить БТР или его ВСУ и врубать подсветку фары нельзя. Собственно, раздавать-то нечего. Первым выстрелом из своего автоматического комплекса наш Леший уберет связиста и постарается разбить станцию, которая висит у него за спиной. Вторым выстрелом из этой же винтовки Грязнов постарается уничтожить командира группы, следующего за связистом. Далее по реакции противника. Если сообразят, что к чему, то в дело вступит СВД Файзуллина, и всей маскировке конец. После Файзуллы, задача которого – снайпер или пулеметчик, огрызнется огнем все, что у нас есть по пристрелянным секторам, если они двинут вперед. А работать по целеуказаниям я своих орлов на стрельбище научил хорошо. Вот только не ночью стреляли. Главное, чтоб головы берегли, а патронов у нас хватает.
– Всем внимание, до цели четыреста метров, – раздается в наушниках голос майора. – Леший просит подпустить на двести.
Хлопок шампанского из «вала» Грязнова прозвучал неожиданно и почти растворился в тарахтении дизеля и ночной песне шакалов. Приглушенно и неразличимо щелкнул затвор «вала», выбрасывая горячую гильзу, наполненную газами, и подавая новый патрон СП6 из магазина в патронник снайперского автомата. Одна из движущихся фигур в моей оптике ночного бинокля подломилась и неуверенно начала валиться назад, на спину, притянутая тяжестью радиостанции к горной тропе. Грязнов всхлопнул толстым стволом девятимиллиметровой снайперской винтовки еще раз, и следующий за связистом комок света медленно упал рядом. Диверсанты среагировали мгновенно. Раз – и фигуры спрятались за укрытия и рассредоточились. Два – и открыто лежащие тела связиста и командира были утащены под прикрытие валунов, в избытке валяющихся вокруг. Три – бабахнула СВД Файзуллина, и голова пулеметчика, выявленная нашим снайпером и телевизором, скрылась за горным обломком с дыркой в черепе. В ответ раздался единственный выстрел, и по каске Файзуллы ударила пуля иранского снайпера. Нашего солдата швырнуло назад. Впечат-ление было такое, словно кувалдой залепили по голове, защищенной стальным шлемом. «Вал» всхлопнул еще дважды и погасил яркое свечение грудной фигуры в прицеле и ночном бинокле от высунувшегося из-за обломка скалы диверсанта с оптическим прицелом.
Стрелять по иранцам всем было бессмысленной тратой патронов. Больше всего в темноте напрягала тишина после выстрелов. И если нам было неуютно, имея тактическую карту, мы видели своих противников как на ладони. И зряче могли реагировать на любую их попытку нанести нам урон. То как же было все непонятно тем, кто шел нас уничтожать. Однако враги сообразили быстро – против них два точных ствола и максимум четыре-пять человек. Точки на экране телевизора задвигались и начали перемещаться на экране с целью охватить справа и зайти выше позиции Грязнова. Диверсанты умело прятались на пересеченной местности. Их не испугала потеря сразу четырех основных боевых единиц из своего состава. Миномет бухнул негромко, мина ушла почти вертикально. Разрыв ударил в тридцати метрах от самого передового иранца.
– Я Дервиш, ближе тридцать, – откорректировал мой первый выстрел майор, наблюдая яркую вспышку разрыва на телевизоре. Свет на мгновение ослепил датчики и залил белым цветом экран перед майором, но изображение тут же восста-новилось. Вторая мина заставила диверсантов вжаться в щебень и камни, а осколки легко ранили двоих. Диверсанты реагировали с похвальной быстротой. Красные точки на экране начали отступать перекатом, тщательно прячась на остановках за любое подходящее укрытие. Преследовать их было невозможно, но Грязнов ввел в действие свою противотанковую винтовку, как мысленно я обозвал его монстра. Трижды тишина была разорвана в клочья грохотом «Взломщика», и еще три диверсанта поплатились за попытку уничтожить нашу заставу в темноте горной ночи. Тихо завелся дизель БТР, и Муха добавил шума и света, разбавив ночную темень буханием крупняка. Иранцы поняли, что вляпались. Ночников у них много не было, но спорить с КПВТ, ночной прицел которого с подсветкой свободно работал на четыреста метров, никак было не возможно. Гильзы сыпались наружу, звеня и перекатываясь по броне снаружи восемьдесятдвойки.
Ни один не сдался. Они умудрились разбить фару подсветки на БТР. За что поплатился еще один пришлый солдат противника. Но вот разбить спутник у них никак не получалось.
– Олег, куда ты лупишь? Давай правее пять-десят, – кричал мне майор в ухо через щекофон рации.
– Один снаряд, огонь! – Окружко отпустил бомбочку в ствол миномета и закрыл уши. – Выстрел! – крикнул он в который раз и присел, остальные из состава расчета отреагировали почти так же, только повернулись спиной к стволу. Шпок ударил по ушам тугой волной выстрела, и сноп огня вылетел из кончика ствола, унося три килограмма железа в сторону непрошеных диверсантов. – Откат нормальный, – выдал Окружко сообщение. Какой откат может быть у нашего миномета, я не понимал, но слова всплыли сами из памяти. А необходимость сообщения, что после выстрела с нашей мортирой все о’кей и плита не сдвинулась, была обязательной.
– Попал! – взорвался наушник голосом майора. – Давай две – беглым! – азартно скомандовал он. «Ему там наши поползновения, как игра компьютерная на экране телевизора».
– А, чтоб тебе! – выругался утром майор, узнав итоги ночного столкновения после тщательного осмотра местности. Иранцы ушли и маячили пятью активными точками, медленно приближаясь по скатам и расщелинам к Кушаку. Остальные их группы стерегли гору, окружив ее со всех сторон, и не трогались с места. – Заводи бэтээр. Догоним по дороге и добьем на склоне, пока светло и они с другими группами не соединились. Далеко не ушли. Наверняка раненые есть, а оружие и боеприпасы тащат на себе. Подымай заставу в ружье, лейтенант. Этих надо всем скопом давить, а то вырвутся и уйдут, – сказал мне майор и сам направился в сторону урчащего дизелями бронетранспортера.
Пришлось мне майору возражать.
– А если они мины поставили?
– Какие мины? Они по склону на нас шли и так же отходили, – отмахнулся майор.
– А если дистанционно выставили?
– Где? В горах? Ты что, Олег? Добить их не хочешь?
– Добить-то я их хочу, только вот солдаты у нас сутки нормально не спали. Они носом клюют в приклады. А против них ветераны. Вон как ушли. Без звука. Словно не мы у них выиграли бой, а они нам проиграли временно.
– Мы на войне, а не дома. А они не дети малые, – отбил мои аргументы майор зло и с нажимом в интонациях.
– А ты сам-то солдатом был, майор? – огрызнулся я и насупился. Майор укоризненно молчал, давая мне выговориться. У меня даже озноб по коже пробежал, как перед дракой в детстве. Удавил бы за своих бойцов. А он, ишь ты, их на этих волкодавов послать хочет. Хотя прав майор. Надо их выбить. – Ладно, только я поведу. А вы на связи у телевизора. А потом сутки отдыха, – безапелляционно предупредил я. Солдат поднимали и расталкивали с трудом. Прикорнули мои воины высокогорные кто где успел прислониться. Оружие обняли, как дети игрушки, и сопят. Только сопят настороженно, разговаривают во сне, вскрикивают. Строились с неудовольствием.
– Становись! – Дальше я им не смог команду подать. – Боря, проверь наличие по головам, – не по уставу скомандовал я сержанту.
– Все, товарищ лейтенант, за исключением повара, дневального, дежурного, связиста, двух наблюдателей и санинструктора. – Да, прибавилось у нас в санчасти раненых.
– Рравняйсь! Смирррна! Вольно! – все-таки командую я, приветствую своих уставших подчиненных и опускаю правую ладонь вниз. – Скажу просто. Все устали. Поэтому мне нужны десять человек, чтоб с почетом проводить наших ночных гостей. Это они расстреляли чарлинцев и хотели расправиться ночью с нами. Елену Ивановну вы видели. Объяснять, надеюсь, не надо. Добить их надо, товарищи солдаты. Мне нужен водитель на БТР, два пулеметчика, гранатомет, два снайпера и расчет к миномету. В близкий контакт входить с противником не будем. Используем превосходство в дальности стрельбы из КПВТ и миномет. Вопросы есть? – Вопросов не было, строй молчал, ожидая моего решения. – Вопросов нет.
Прапорщик Грязнов, сержант Цуприк, ефрейторы Пирмухаммедов, Файзуллин, Шакиров, Окружко, Швец, Бойко, Петров, Бец, Черныш, Шустрый – на месте. Остальные вычистить оружие, переснарядить магазины, привести внешний вид в порядок, разобраться по сменам на постах и отдыхать. Старший в расположении на время отсутствия сержант Цуприк. Разойдись. – Забряцало оружие антабками и карабинами. Вспухли негромкие разговоры между расходящимися солдатами. Боря возмутился.