— То есть, — проговорил Володарский, — северный подземный ход был прорыт до пещер горного хребта?
— Так точно.
— Для чего его сделали извилистым, с массой изгибов и поворотов?
— Это, товарищ генерал, теперь не узнаешь, — пожал плечами Олейник. — Крепости, а значит, и ходам, более пяти веков.
— А куда выходит восточный ход?
— С ним оказалось все проще. Метрах в пятидесяти он было наглухо завален. Подчеркиваю, что за камнем нет продолжения.
— Отвлекающий тоннель?
— Скорее всего. Он с одним изгибом, по размерам больше, дно ровнее, и перед стеной по бокам ниши.
— Ниши?
— Так точно. Думаю, для бочек с порохом. Чтобы подорвать тех, кто, сумев взять крепость, попытался бы организовать преследование ее защитников.
— И как мог быть проведен подрыв? Тогда не было приборов дистанционного управления взрывателями. Да и взрывчаткой как таковой тоже.
— Наверное, смертник.
— Ну если смертник… Значит, из этих развалин за перевал уходит подземный ход.
— Раньше, в восемьдесят шестом году, уходил, что сейчас там, не знаю, — уточнил Олейник. — Может, землетрясение, которое разрушило Лашкар, и крепостные тоннели завалило?
— Может быть. А скажите, Вячеслав Николаевич, почему батальон и ваша рота обходили населенный пункт Лашкар?
— Это отдельная история, товарищ генерал-лейтенант. Дело в том, что Лашкар находился под контролем душманов.
— Как это? Рядом с советским гарнизоном?
— Нет, конечно, отряды «духов» в Лашкаре не базировались, нам было известно, что большинство мужчин из этого кишлака воюют в отрядах, возвращаясь в селение на отдых. А также мы знали, что в Лашкаре под видом чабанов к гарнизону выходили наблюдатели. Местность с севера Вахара холмится, как и у Лашкара. С холмов и кишлак, и территория бригады — стоянки, ангары и площадки вертолетной эскадрильи — были как на ладони. Иногда душманы решались на агрессивные действия. Ночью затаскивали на холм минометы и открывали огонь по гарнизону, захватывая практически весь Вахар. Наша артиллерийская батарея быстро сбивала позиции минометчиков, подавляя огневые точки противника, но урон они нам наносили.
— Командование не пыталось взять Лашкар под свой контроль?
— Пыталось. Высылало роты к кишлаку. Тогда наступала тишина. Постоянно держать у Лашкара даже одну роту не представлялось возможным, так как хватало работы у Кандарама. Поэтому, как выставляли роты, так и снимали потом. И тишина заканчивалась. Чтобы противник не знал, куда конкретно выходят подразделения и части бригады, Лашкар было приказано обходить, используя в качестве прикрытия вертолетную эскадрилью. В основном «Ми-8».
— Понятно, — кивнул генерал. — Вы дали очень ценную информацию.
— Буду только рад, если она вам пригодится. Извините, а с чем связан ваш интерес к провинции Кандарам?
— Посмотрите сами, Вячеслав Николаевич, и получите ответ на свой вопрос. — Генерал включил воспроизведение записи.
Просмотрев видео, Олейник воскликнул:
— Суки! Такого «духи» во время войны не вытворяли. Извините, вырвалось.
— Ничего. А скажите, Вячеслав Николаевич, если нам потребуется ваша помощь, вы сможете вылететь в район Кандарама вместе с боевой группой?
Олейник не думал ни секунды:
— Конечно. Какие могут быть сомнения? Я же офицер и нахожусь в достаточно хорошей форме, да и навыков разведчика не растерял. Так что только прикажите.
— Благодарю вас, надеюсь, вы понимаете, что наш разговор имеет сугубо конфиденциальный характер?
— Так точно.
— Вы никому, даже своему непосредственному начальству, не должны раскрывать тему нашей беседы. Никому.
— А как объяснить вызов к вам?
— Архивными делами. Скажем, нам потребовались материалы по работе НКВД в Москве за… какой-нибудь месяц или квартал 1937 года.
— Понял. Так вы, если что, звоните, и лучше прямо мне. Я отпуск за прошлый год еще не отгулял.
— Если мы вас привлечем, то через генерала Терехова. А он оформит все как надо, — улыбнулся генерал:
— Понятно. Разрешите идти?
— Да!
— Тогда буду ждать приказа.
— Хочется побывать в местах бывших боев?
— И это тоже.
— До свидания, Вячеслав Николаевич.
— До свидания, товарищ генерал-лейтенант.
Четко развернувшись, полковник запаса покинул кабинет.
Володарский посмотрел на часы. 16.10. Надо перекусить, про обед он как-то забыл.
Начальник управления спустился в столовую, где для него быстренько приготовили легкий обед.
В 16.30 он вновь находился на месте.
— Встретился с Олейником? — позвонил ему генерал Терехов.
— Да. Спасибо.
— Он чем-нибудь помог тебе?
— Да. И думаю, что его помощь мне еще потребуется.
— Позвони, и я пришлю полковника.
— Он может мне понадобиться не на несколько часов и не в Москве, но давай об этом позже.
— Как скажешь! Обращайся, если что.
— Конечно. Мы же одно дело делаем.
— Да. До связи, Александр Михайлович.
— До связи, Сергей Алексеевич.
В пять часов зашел полковник Тарасенко и сообщил, что Мирзади на связь не выходил, кто-либо квартиру не прослушивал, внешнего наблюдения замечено не было. Также никто не трогал и машину боевика. В 17.35 явился майор Скоробогатов. Он доложил, что боевая группа находится в управлении, занимает свое помещение на первом этаже.
Время медленно приближалось к шести.
Наконец стрелки часов достигли отметки 18.00.
— Сейчас Мирзади начал разговор с посольством. Ему сообщат мой номер и статус. Если все главаря банды устроит, то минут через десять можно ждать звонка, — сказал генерал и повернулся к Тарасенко: — Телефонная служба готова сработать по эфиру?
— Так точно, Александр Михайлович. Новая аппаратура проверена и полностью функционирует в заданном режиме пеленгации.
— Хорошо.
Володарский присел за стол, на котором выставили спутниковую станцию, и стал нервно постукивать пальцами.
— А вы никак волнуетесь, Александр Михайлович? — воскликнул Скоробогатов.
— Я строю план разговора с Мирзади.
— Я бы на вашем месте сразу ошарашил его.
— Чем?
— Ну хотя бы тем, что назвал бы его по имени, ведь Абдулла думает, что Москве неизвестно, кто похитил российских медиков.
— Ты читаешь мои мысли. 18.05. Еще ведется разговор с посольством.
— Узнать? — предложил Тарасенко. — Наши спецы контролируют переговоры в Кабуле.
— Не надо. Подождем. Время есть.
— А если сегодня Абдулла не выйдет на связь? — спросил Скоробогатов. — Выдержит паузу, чтобы потрепать нам нервы?
— Тогда нам всем обеспечены рабочие сутки здесь, в управлении.
— Не хотелось бы.
— Значит, надейся, что Абдулла позвонит.
— А что нам остается, товарищ генерал, только ждать, надеяться и верить, как поется в одной из песен.
Главарь террористической организации позвонил в 18.15.
Володарский снял трубку, и с этого момента начал работать весь технический отдел:
— Генерал-лейтенант Володарский.
— Я тот, кто похитил ваших людей.
— В курсе, господин Мирзади.
Короткая пауза. Видимо, Абдулла действительно не ожидал подобного.
— Интересное начало. Почему вы уверены, что я Абдулла Мирзади?
— Потому что мы работаем.
— Я всегда высоко отзывался о российских спецслужбах. Ну что же, вы знаете, с кем имеете дело, это упрощает ситуацию.
— С какой целью вы похитили наших граждан?
— Вы всегда вот так, как говорится, берете быка за рога?
— Стараюсь.
— Хорошо. Дело есть дело. Я готов вернуть ваших специалистов целыми и невредимыми в обмен на переносные зенитно-ракетные комплексы.
— Странное требование. Какие комплексы и в каком количестве вы хотели бы получить?
Мирзади усмехнулся, и это было хорошо слышно:
— Очень приятно иметь дело с деловым человеком. По ПЗРК я хотел бы получить по тридцать комплексов «Игла», «Стингер» и сорок ПЗРК нового поколения «Верба».
— Неплохой аппетит, почему бы вам не остановиться на сотне комплексов «Игла»? Почему такая мешанина? Вы прекрасно осведомлены, раз запрашиваете переносные комплексы, что на вооружении российской армии стоит «Игла». «Стингеры» производятся в США, а «Верба» только принята на вооружение и поступила в войска ограниченными партиями.
И вновь было слышно, как Мирзади усмехнулся:
— Как у вас говорят, господин генерал, не надо вешать мне лапшу на уши.
— Что вы подразумеваете под этой фразой, кстати, совершенно неуместной?
Мирзади задал неожиданный вопрос, проигнорировав слова Володарского:
— Вы должны знать, какие убытки понес Афганистан за время оккупации страны Советской армией.
— Не понимаю, к чему этот экскурс в историю?
— К тому, чтобы между нами было понимание. В Афганистане, господин генерал, за девять лет войны погибли или получили увечья больше двух с половиной миллионов афганцев. По данным Наджибуллы, боевые потери составили более пятидесяти тысяч человек убитыми и более ста тысяч человек ранеными. Вы же потеряли двадцать шесть тысяч, это включая погибших на поле боя, а также умерших впоследствии от ран и болезней. Заметьте двадцать шесть тысяч. Советский Союз, а теперь Россия в вечном неоплаченном долгу перед Афганистаном, ведь, начав войну в 1979 году и уйдя из Афганистана в 1989-м, вы обрекли страну на постоянное военное противостояние. До вашего прихода Афганистан был процветающим, союзным и дружественным Советскому Союзу государством. А что сейчас? Вновь оккупация, уже войсками НАТО, а между вами и приходом «натовцев» — кровопролитная гражданская война. Она вспыхнет вновь, как только уйдут американцы и их союзники. Нам надо быть готовыми к этому. У правительственных войск останется авиация, у нас ее нет. Следовательно, мы должны иметь ПВО. Поэтому условием освобождения российских граждан является поставка переносных зенитно-ракетных комплексов. Я бы мог запросить больше, но являюсь реалистом. Я даже подскажу вам, где взять и как быстро перебросить в Афганистан названные комплексы, не тратя драгоценное время на сбор ПЗРК по войскам.
— Что вы подразумеваете под этой фразой, кстати, совершенно неуместной?
Мирзади задал неожиданный вопрос, проигнорировав слова Володарского:
— Вы должны знать, какие убытки понес Афганистан за время оккупации страны Советской армией.
— Не понимаю, к чему этот экскурс в историю?
— К тому, чтобы между нами было понимание. В Афганистане, господин генерал, за девять лет войны погибли или получили увечья больше двух с половиной миллионов афганцев. По данным Наджибуллы, боевые потери составили более пятидесяти тысяч человек убитыми и более ста тысяч человек ранеными. Вы же потеряли двадцать шесть тысяч, это включая погибших на поле боя, а также умерших впоследствии от ран и болезней. Заметьте двадцать шесть тысяч. Советский Союз, а теперь Россия в вечном неоплаченном долгу перед Афганистаном, ведь, начав войну в 1979 году и уйдя из Афганистана в 1989-м, вы обрекли страну на постоянное военное противостояние. До вашего прихода Афганистан был процветающим, союзным и дружественным Советскому Союзу государством. А что сейчас? Вновь оккупация, уже войсками НАТО, а между вами и приходом «натовцев» — кровопролитная гражданская война. Она вспыхнет вновь, как только уйдут американцы и их союзники. Нам надо быть готовыми к этому. У правительственных войск останется авиация, у нас ее нет. Следовательно, мы должны иметь ПВО. Поэтому условием освобождения российских граждан является поставка переносных зенитно-ракетных комплексов. Я бы мог запросить больше, но являюсь реалистом. Я даже подскажу вам, где взять и как быстро перебросить в Афганистан названные комплексы, не тратя драгоценное время на сбор ПЗРК по войскам.
— А вы неплохо осведомлены, — заметил Володарский. — Но к теме. Где же нам быстро взять названные комплексы?
— Вы засекретили военные склады в Баласане, что в ста восьмидесяти километрах от Москвы, представив их хранилищем старого стрелкового оружия и боеприпасов, подлежащих утилизации. На самом же деле в Баласане на складах хранится совсем другое, в том числе и названные ПЗРК. Разве я стал бы требовать от вас американские «Стингеры», не имея информации по военным складам в Баласане? Даю вам срок неделю на то, чтобы доставить ПЗРК, перечисленные мной, к узбекско-афганской границе, а конкретно, в Термез. Ровно через неделю в это же время я позвоню вам, и мы обговорим план передачи комплексов и заложников. До этого им ничего не угрожает. Если же сделка по каким-то причинам не сложится или в процессе ее подготовки возникнут обстоятельства непреодолимой силы, то тогда же, в понедельник 26 мая, вы получите съемку казни ваших граждан. Вы же видели, как один из моих бойцов держал отрезанную голову молодой женщины? Та же участь постигнет господина Гарина с женой и Васильева. Но это еще не все. Вы, конечно же, подробно проинформированы о подрыве в городе Борске строящегося гипермаркета. Так вот вас не удивило, что на воздух взлетел безлюдный объект?
— Значит, это работа ваших людей?
— Да. Если сделка не состоится, то кроме голов своих сограждан вы получите еще пару крупных террористических актов в Москве. И мы взорвем не стройки, а места массового скопления людей. И я сделаю это даже не из-за того, что сорвется сделка, а из-за того, что вы сделали с моей страной. У вас, генерал Володарский, ровно неделя. Груз в Термез, там ожидать сеанса связи. До свидания.
— Один вопрос, Абдулла.
— Один? Хорошо, отвечу, если смогу.
— За что ваши люди убили медсестру Гути Дали?
— А вот это вас не касается. Это наши внутренние дела.
— До свидания, господин Мирзади.
Володарский отключил станцию, бросил трубку на стол. Офицеры, сидевшие рядом, сняли наушники. Генерал произнес:
— Ну и что скажете? Откуда у Мирзади информация по складам в Баласане?
— Уже устаревшая информация, Александр Михайлович, — ответил Скоробогатов. — Из Баласана вывезли и переносные зенитно-ракетные комплексы, и противотанковые установки. Там реально остался хлам, подлежащий утилизации. Вместе со складами.
— Когда точно закрыли Баласан?
— В субботу 17 числа со складов была вывезена последняя партия противотанковых комплексов, — доложил Тарасенко.
— Значит, обладатель информации по складам передал ее Мирзади раньше начала вывоза таковых средств. Что из этого следует?
— То, что информатор в последнюю неделю не имел доступа к складам, — сказал Скоробогатов.
— Верно, — согласился генерал, — или он, передав информацию и получив деньги, ушел из страны. — Алексей Павлович, свяжись с генерал-майором Тереховым. Передай просьбу узнать, кто из офицеров был посвящен в истинное предназначение складов в Баласане. Их не должно быть много. Попроси узнать, кто и чем занимается сейчас. В общем, мне нужна полная информация по офицерскому составу, имевшему доступ к секретному модулю складов.
— Есть, Александр Михайлович.
Тарасенко сел за телефон.
Володарский повернулся к Скоробогатову:
— У меня была беседа с полковником запаса Олейником Вячеславом Николаевичем, служившим в восьмидесятых годах в отдельной мотострелковой бригаде командиром разведвзвода, затем разведывательной роты, дислоцировавшейся в Вахаре.
— Так это недалеко от Кандагара и Малияра! — воскликнул майор. — И оттуда, по-моему, несчастная девушка, с которой духи зверски расправились.
— Да. Я показал ему развалины, и он уверен, что это развалины древней крепости Шарди, лежащей также недалеко от Кандарама, в двадцати километрах по дороге на Вахар, на плато между ущельем Спящего Барса и Снежным, или Кандарамским, перевалом.
— Но на записи мы не видели ни ущелья, ни перевала. За развалинами равнина.
— Слишком ровная равнина, Рома. Наши спецы обработали запись и сделали заключение, что фон за крепостью был заменен.
— Понятно.
Тут раздался стук в дверь.
— Войдите, — громко произнес генерал.
В кабинет вошел начальник технического отдела подполковник Тутаев с небольшой папкой в руке:
— Разрешите, товарищ генерал-лейтенант?
— А ты уже вошел, Андрей Андреевич, ладно, проходи и докладывай, что у тебя.
— Мы запеленговали станцию Мирзади. Слишком долго он распинался об ущербе, нанесенном Советским Союзом его стране.
— Откуда он выходил на связь?
— Из Кандарама!
— Это точно?
— Точно!
— Здесь все, Александр Михайлович, и запись разговора в текстовом формате, и заключение об идентификации голоса Абдуллы Мирзади, и координаты нахождения его спутниковой станции во время выхода в эфир, — передал генералу папку подполковник.
— Значит, Кандарам?
— Так точно.
— Хорошо, благодарю, бумаги я оставлю у себя, свободны!
— Есть! — отчеканил Тутаев и покинул кабинет.
— Кандарам, Рома! — взглянул на Скоробогатова генерал.
— Это я уже понял.
— Значит, и заложники либо в его городском доме, либо на базе, которая должна находиться где-то недалеко от Кандарама. Вполне возможно, в брошенном после землетрясения кишлаке Лашкар.
Из-за стола поднялся полковник Тарасенко, подошел к компьютеру, открыл почту, включил принтер и распечатал одну страницу стандартного листа.
— Ответ генерала Терехова.
— Оперативно работает Сергей Алексеевич. И что мы имеем?
— Семь фамилий.
— Немного. Хотя, как сказать. Оп-па! Генерал-майор Глобин. Первый в списке, оно и понятно, все же генерал. Имел доступ к складам во время службы в должности начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения округа. После увольнения в запас доступ к складам ему был закрыт. Кто у нас еще в списке?
Остальные офицеры до сих пор проходили службу, двое непосредственно в Баласане, один в штабе военного округа, оставшиеся трое служили на разных должностях в частях вооруженных сил.
— Всех проверить, Алексей Павлович, — вернул генерал листок Тарасенко.
— Есть!
— Кроме Глобина. Им я займусь сам.
— Почему вы так активно отреагировали на фамилию генерала, первого в списке? — поинтересовался Скоробогатов.
— Потому что он служил в Афганистане.
— Там многие служили.
— Не в этом дело. Он был начальником службы РАВ мотострелкового полка. У него в подчинении служил прапорщик Рубанко.
— Откуда у вас эти данные?
— Так я в то время инспектировал по линии госбезопасности дивизию, в состав которой входил полк, где служил капитан Глобин.
— Ясно.
— Ничего тебе не ясно, Рома. Во время проверки особисты позже доложили о том, что получили информацию о продаже оружия со склада полка… догадываешься кому?
— Неужели Мирзади?
— Да. Он тогда был полевым командиром небольшого отряда. Я направился в полк, а прапорщик, как выяснилось, исчез.
— Как это, исчез?
— Его не оказалось в части. Думаю, он бежал к «духам». Тогда начали поиск, а я занялся Глобиным. У того документы в порядке, не придраться, помощник в госпитале, заболел желтухой. По складу все дела, как и положено, вел прапорщик Рубанко.