Они были облачены в черные комбинезоны, с плотными капюшонами, респираторы и светозащитные очки. Их иерархическую принадлежность выдавали только эмблемы над правым грудным карманом комбинезона. У самого младшего белый череп. У второго в группе, Ульриха, такой же череп, но уже на фоне двух параллельных горизонтальных костей и у командира эмблема подобная второй, но в белом обводе в виде щита. Изображать свастики на комбинезонах для выхода на поверхность, штурмовикам было запрещено, чтобы случайный свидетель нападения на красных, коим мог оказаться какой-нибудь сталкер, не опознал их как людей из четвертого рейха. Хотя, конечно, только кто-нибудь, никогда не слышавший о нацистах, не смог бы догадаться, что это за люди в черном с черепами на груди, и называющие друг друга прозвищами на немецкий манер. А уж о чем, о чем, а о нацистах в метро слышали все. Тем более сталкеры.
Рудель задумчиво стоял у небольшого окошка подвала дома, что находился в большом Кисловском переулке, и в котором они пережидали день Он вслушивался в вопли раненной вичухи.
— Ульрих. А ты что скажешь? — произнес он после долгого молчания.
— Да лажа полная. Чтобы человек оседлал эту тварь? Да еще и днем?
— Мне что, почудилось это? — раздраженно бросил Ганс.
— Глюки, дружище, они встречаются чаще, чем люди верхом на вичухах. — Засмеялся Ульрих.
— Логично, — кивнул Рудель. — Но вон человек. Он сюда ползет.
Его подельники тут же вскочили со старой ржавой водопроводной трубы, на которой сидели до этого, и прильнули к окну.
— Точно, — хмыкнул Ульрих. — Ничего себе. У него кровь, гляньте.
— А что тут удивительного, если он навернулся с такой высоты, да еще после удара об стену? — подал голос младший. — Я же говорил!
— Тише ты. Не ори, — средний поморщился. — Хреново, что у него кровь. Стигматы сбегутся.
— Они не терпят дневной свет, — возразил старший. — И вичух боятся.
— Да солнце уже через час окончательно зайдет. А вичуха может скоро издохнет. Слушай, пристрели его, пока он сюда не заполз. Беду накличет. Да и на рожу его глянь. Похоже, что пархатый. Или чурка.
Рудель обернулся и посмотрел темными стеклами своих очков на стекла очков соратника.
— Ты что же, хочешь сказать, что недочеловек мог оседлать вичуху, тогда как мы, арийцы, прячемся от этой твари?
— От этих свиней всего можно ожидать. Убей его.
— Во-первых, не факт что он ундерменьш. Во-вторых, надо выяснить что произошло.
Ползущий уже карабкался по небольшому склону обломков верхних этажей здания, в подвале которого прятались штурмовики. Он протянул правую руку к небольшому чернеющему окошку подвала и простонал:
— Помогите.
— Откуда он знает, что мы здесь? — испуганно прошептал Ганс.
Рудель вытянул свои руки из окошка и, дотянувшись до пострадавшего, схватил его за ладонь.
— Ульрих, ну-ка помоги.
Тот не заставил себя долго ждать и схватил незнакомца за вторую руку. Они втащили пострадавшего в подвал через узкое окно, и тот с жутким стоном рухнул на пыльный грязный пол.
— Ты кто такой? Откуда? — строго спросил склонившийся над ним Рудель.
— Помогите, — простонал лишь тот в ответ.
— Мы не помогаем, кому попало. Кто ты и откуда?
— Помогите…
— Я знаю, как ему помочь. — Усмехнулся Ульрих, демонстративно тыкая в голову раненного стволом автомата. — Бац, и все.
И вдруг они услышали продолжительный, низкий и вибрирующий свист.
— Твою мать, — прорычал Рудель. — Этого нам еще не хватало.
— Что это такое? — Ганс теперь был совершенно испуган и быстро поворачивал голову, глядя то на одного своего подельника, то на второго.
— Стигмат, — мрачно проворчал Ульрих. — Я же говорил.
— Так, Ганс, ты смотри за этим калекой, а ты, Ульрих, за мной. Тут кроме этого окна только один вход в нашу секцию подвала. Надо туда раньше, чем тварь войдет. Там его и встретим.
Рудель передернул затвором «Калашникова», поднял очки на лоб и нырнул в темноту подвального коридора. Ульрих последовал за ним.
Ганс нервно расхаживал вокруг незнакомца, лежащего беспомощно на полу.
— И какого хрена ты вообще сюда приполз. — Зло проговорил он. — Как тебя вообще угораздило оказаться на поверхности, без маски, без очков, без комбинезона. Откуда ты такой вообще взялся.
— Послушай. Мне… Надо сказать тебе что-то важное, — тихо простонал незнакомец.
— Чего? — раздраженно переспросил штурмовик.
— Очень важно… Надо сказать… Наклонись ко мне…
— Чего, чего ты там бормочешь? — Ганс встал на одно колено и приблизился ухом к лицу незнакомца, чтобы лучше его слышать. И внезапно, тот с невероятной силой и быстротой схватил штурмовика одной рукой за горло, другой за затылок.
— Не сопротивляйся! — зловеще прошипел он.
* * *Рудель стоя у узкого входа, осторожно посветил фонарем в соседнюю секцию подвала. Бояться того, что стигмат заметит свет фонаря, не стоило. У стигматов не было глаз. Хотя особая форма зрения имелась. Эти мутанты издавали разного рода звуки и ловили их отражение особыми сенсорами в лобной части своей жуткой головы. Отраженный звук рисовал для стигмата четкую картину того, что впереди. Причем по характеру отраженного сигнала, он мог безошибочно определить, что есть крепкая каменная твердь, а что мягкая живая плоть. Но эти твари не переносили солнечного ультрафиолета. Иногда, попадая по какой-то причине под солнечные лучи, они получали ожоги. Очень часто у встретившихся стигматов, можно было наблюдать на их темно-серых с красноватым отливом телах, ожоги и язвы. Видимо потому тварей и прозвали стигматами. Хотя, конечно, была еще одна причина…
Иногда, чтобы преодолевать большие и открытые пространства, твари издавали этот вибрирующий свист, который был единственным звуком стигмата, слышимым для человека. Этот свист каким-то образом позволял оценить твари, насколько предстоящий участок подвержен солнечному облучению.
Тот свист больше не повторился. А это значило, что мутант нашел укрытие. Возможно он уже где-то рядом. Похоже было, что ему нужно было преодолеть широкую улицу Воздвиженку. Больше открытых пространств поблизости ненаблюдалось. Здания, и их руины и остовы стояли довольно близко друг к другу. Было много ветвистых деревьев, часть из которых хоть и не имела листвы, потому как эти деревья были мертвы, все же давала достаточно теней.
Минуты тянулись, но никакого признака опасный мутант не подавал. Только слышны были проклятия раненной вичухи вдалеке. Рудель осторожно высунулся через узкий вход, держа оружие наготове, предварительно прикрепив к цевью фонарь. Пол был устлан множествами обломками штукатурки и рассыпавшихся от ржавчины труб. Увидеть тут какие-то следы было очень сложно. Однако и движения по этим обломкам были бы слышны. Но в подвале было тихо. Командир штурмовиков поводил фонарем из стороны в сторону, и вдруг заметил в низком потолке зияющую чернотой большую дыру. С ее краев безобразными соплями висели спутавшиеся волокна густой паутины. Что-то порвало эту паутину, заставив так обвиснуть.
Не поворачиваясь, Рудель поднял руку с зажатым кулаком. Затем оттопырил указательный палец и покачал в сторону дыры. Находившийся позади Ульрих понял его без лишних слов. Встал на одно колено и взял на мушку пробоину. Командир осмотрелся еще раз и медленно, осторожно ступая по хрустящему под ногами настилу из мусора, стал вокруг обходить отверстие, светя в него фонарем, двигаясь при этом боком на полусогнутых ногах. Напряжение росло, на ничего не происходило. Ульрих взялся рукой за маску респиратора и пошевелил ее на носу, который зачесался от затекшей со лба капельки пота. Проклятый стигмат. Где же он?
Вдруг, Ульрих почувствовал едва уловимую вибрацию у себя на затылке. Что это? Он медленно обернулся, и из темноты выскочила огромная костлявая ладонь с четырьмя когтистыми лапами. Штурмовик только и успел заметить во внутренней стороне ладони безобразный и глубокий продолговатый шрам. Это и была основная причина, за которую Стигмат получил такое название. Жуткая рука обхватила лицо человека, и из шрама мгновенно выскочил недостающий палец, который неведомые силы, создавшие эту и бесчисленное множество других тварей, превратила в острое и длинное жало. Оно пронзило мягкую плоть под подбородком и, прошив голову, выскочило из верхней части затылка, разрывая плотную материю капюшона. Стигмат нырнул обратно во тьму, увлекая тело убитого человека. Рудель, заметивший как дернулся и исчез фонарь его соратника, быстро направил в дверной проем ствол своего автомата и параллельный ему луч своего фонаря. Его друг исчез.
— Ульрих! — сдавленно крикнул командир. — Эй!
Однако ответа не последовало. Тогда Рудель рванулся к проему и на третьем своем шаге оказался под дырой в низком потолке. Оттуда вынырнули две длинные тощие руки второго стигмата и обхватили с двух сторон голову нациста. Два жала мгновенно пронзили с обеих сторон через уши его головной мозг. Стигмат тут же затянул дергающееся в рефлекторных конвульсиях тело нациста в дыру на потолке.
Однако ответа не последовало. Тогда Рудель рванулся к проему и на третьем своем шаге оказался под дырой в низком потолке. Оттуда вынырнули две длинные тощие руки второго стигмата и обхватили с двух сторон голову нациста. Два жала мгновенно пронзили с обеих сторон через уши его головной мозг. Стигмат тут же затянул дергающееся в рефлекторных конвульсиях тело нациста в дыру на потолке.
Тем временем первый стигмат отправился на манящий запах крови. У него уже была добыча, однако инстинкт заставлял его не упускать и то, что источало этот запах. В полумрак помещения с открытым подвальным окном медленно, на четвереньках, вошло жуткого вида существо. Это была чудовищная аллегория на тему человеческой анатомии. Если оно встанет во весь рост, то будет метра три в высоту. При этом оно было невероятно костлявым и худым, с тонкими длинными четырехпалыми «руками». Стигмат сжимал их в кулаки, когда двигался на четвереньках, подгибая назад когтистые пальцы, чтобы грязь не попадала туда, где были спрятаны длинные жала, хранящиеся внутри невероятно вытянутых ладоней. Голова на длинной шее вообще, похоже, состояла лишь из двух огромных челюстей с непропорционально большими хищными зубами. Над верхним рядом зубов тянулись две большие узкие и длинные ноздри, которые позволяли хорошо ориентироваться в запахах и излучали серии звуков для сканирования пространства впереди себя. Уши замещали лишь две небольшие щели в основании черепа. Хорошим слухом стигматы не отличались, компенсируя это другими способностями.
В дальнем углу лежал человеческий труп. Его тело было в многочисленных ссадинах и глубоких царапинах. Кровь струилась из его ушей, ноздрей и рта. Стигмат понюхал воздух и осторожно двинулся к трупу. И вдруг, между левым боком и рукой мертвеца появился ствол оружия. Тут же раздалась оглушающая дробь автоматного выстрела. Пули пронзили страшный череп стигмата и тот, дернувшись, замертво рухнул набок.
Ганс осторожно выполз из-за тела мертвого человека, за которым прятался и поднялся на ноги. Опустил взгляд на автомат «Калашникова» и с нескрываемым удовольствием, сопровождаемым улыбкой, стал его разглядывать.
«Все-таки человек не был так примитивен и немощен, как могло показаться на первый взгляд. Человеческий разум, наделенный инженерной мыслью, позволил этим существам возместить с лихвой все то, чем обделила его природа. У человека не было крепких лап, когтей, копыт, рогов и крыльев. Но он способен создавать великолепное оружие, способное уничтожать все вокруг. То что надо». — Думал мозз, поселившийся в голове Ганса. Молодой нацист был переполнен диким страхом и в этой среде, мозз чувствовал себя особо комфортно. А еще он думал, какой интересный экземпляр ему попался на этот раз. Еще никто из его носителей не был настолько одержим ненавистью к себе подобным и стремлением убивать. Это была в высшей степени удачная находка для мозза…
Ганс выбрался через окно на улицу и направился в сторону орущей вичухи. Он постоянно вертел головой, давая моззу осматривать окружающий мир новыми глазами. А где-то глубоко, сжатый в крохотный комок, испытывал неописуемый ужас, прятался разум молодого нациста, кормя этим страхом своего поработителя.
Он приблизился к летающей твари. Мембраны крыльев были разорваны. Конечности переломаны. Вичуха билась в каменной пыли обломков здания и истошно вопила, отпугивая возможных падальщиков, которые могли бы воспользоваться беспомощностью твари. Завидев человека идущего в ее сторону, она завопила еще сильней. Ганс остановился. Поднял автомат, оскалился в гримасе ненависти и нажал на спусковой крючок.
* * *Прежде чем с металлическим грохотом лязгнула створка портала, отрезав их от подземного мира людей, до слуха Сергея донеслась последняя фраза кшатриев Полиса.
— Да вы долбанутые на всю голову!
И все. Гермоворота закрылись.
— Это уж точно. — Проворчал Маломальский, мрачно смотря на поросший кустарником выход из вестибюля, в который еще пробивался свет клонящегося к ночи мира чудовищ. — Какого хрена мы тут делаем, а?
— Страх нет, — ответил ему напарник и поднял указательный палец, прося этим жестом помолчать и дать прислушаться.
Сталкер поморщился и посмотрел на него. Интересно, сколько он продержится на поверхности без снаряжения? Черт возьми, зачем мы вообще поперлись на выход? Ну ладно он дурак, но я-то?!
Где-то вдалеке были слышны леденящую душу вопли, разносящиеся эхом над руинами города. Сергей знал, кто так орет. Вичуха. Что-то либо разозлило ее, либо потревожило. Но она была относительно далеко.
— Ты слышать? — Странник посмотрел на Сергея.
— Ага. Это в переводе означает, добро пожаловать в Москву. Ну, или, понаехали тут. Знаешь, чувак, нас с тобой чудная прогулка ожидает. Добрый знак. — Маломальский нервно усмехнулся.
Странник вздохнул и покачал головой.
И вдруг, до их слуха донеслась автоматная очередь. Достаточно длинная. Патронов девять. Затем тишина. Ни вичухи, ни автомата. Только шелестело над городом эхо.
— Это он. — Произнес Странник без тени сомнения в голосе. — Мозз.
— Зашибись! — воскликнул Сергей, — У него теперь автомат?!
Напарник снова вздохнул и покачал головой. Затем пригласил взмахом руки идти за ним и сам направился к выходу, произнеся при этом:
— Не сцы.
Маломальский хмыкнул, поправил на себе рюкзак, пощупал на ноге разводной ключ и двинулся следом.
— Я тебя ненавижу. Это так, на всякий случай говорю. Вдруг не успею, потом сказать.
— Дебил дурку, — ответил Странник не оборачиваясь.
Глава 9 Кровь
Мозз не знал радости или печали. Возможно, просто еще не научился этому. Эмоциональная составляющая разума, была ему пока недоступна. Однако радость он замещал оценкой благоприятных факторов и обстоятельств. Как и печаль можно было охарактеризовать обстоятельствами негативными для него. Но сейчас, у него был повод «порадоваться». Этот экземпляр был кладезю тех самых факторов, что могли стать для него неоценимым подспорьем. Сей носитель был одержим ненавистью к другим. Он был в постоянной готовности убивать и жаждал этого. Он считал себя лучше других. Выше, сильней, достойнее. Он позиционировал себя как представителя главенствующей расы. Какое поразительное сходство с мыслями мозза. Более того. Этот человек имел идола для своего безмерного преклонения. И этот идол… Хотел их всех когда-то поработить? Именно! Некое существо, информация о котором хранилась в памяти человека и именуемое «фюрер», имело когда-то планы по порабощению всех людей и особенно народа этого носителя. И теперь этот носитель, и как ясно из его мыслей, все из его держащегося от остальных людей особняком племени преклонялись перед странным существом «фюрер». Так не воспримут ли они теперь и мозз как свое божество? Ведь и он хочет поработить их и взойти на трон всего живого в этом мире. Эти нацисты предрасположены к принятию мозза и выполнению его воли. Делая такие выводы, мозз даже ощущал перепады температуры своего бесформенного, тягучего как загустевшая ртуть тела. Видимо, это волнение в предвкушении. И если бы он не был невзрачной соплевидной субстанцией то, наверное, улыбнулся сейчас. Но рта у него не было, и за него в данный момент улыбался Ганс.
Сейчас он находился в одной из бесчисленного множества пустых и навевающих на людей мистический ужас в силу своей пустоты московских квартир. Мозз понимал, что все это когда-то сотворили эти, не самые удачные с биологической и анатомической точки зрения существа. Но он все более склонялся к тому, что первоначальное мнение о людях было лишь заблуждением. И заблуждение это было связано с оценкой того первобытного состояния, в которое были отброшены сейчас люди. Конечно, они пользовались рукотворными орудиями и использовали ненавистный для него огонь. Носили разные одежды и приспособления. Пускали в ход оружие. Но большинство из всего этого они уже не могли сотворить, разграбляя и эксплуатируя лишь оставшееся на поверхности наследие прошлого. А вот прошлое этих людей… Да. Тут есть с чего изменить свое отношение к человеческому существу. Сейчас он смотрел из окна высокого здания на огромный город, окрашенный в бурые мутные тона зловещего заката. Невероятные просторы и гигантский труд, что обратил их в колоссальный человеческий улей. Величественные здания, которые даже будучи в большинстве своем сейчас разрушены, поражали воображение. А ведь чтобы разрушить этот гигантский каменный мегаполис и отбросить человечество под земную толщу, этим существам надо было создать что-то неслыханное по масштабам своей мощи и способности к уничтожению.
Все-таки, если раньше мозз считал, что это несправедливость, быть совместимым с данными бескрылыми и двуногими существами, то теперь он понимал, что это самый идеальный симбиоз. В людях огромный потенциал и они, применяя этот свой потенциал, являлись самыми страшными и могучими жителями сего наполненного монстрами мира. И какая это будет сила, когда он, мозз, увеличится и начнет делиться, порабощая все новых и новых людей. И какой это будет великий поход, когда тысячи МОЗЗ выведут ведомых ими людей на поверхность, чтобы испепелить ее дотла и воцариться на этом пресловутом троне жизни.