Сергей дал еще одну очередь в чернеющий дверной проем. Чтобы там ни было, оно прекратило рычать, и послышался глухой звук падающего тела. Они снова торопливо двинулись по лестнице вниз. Следующий лестничный пролет отсутствовал. Только внизу на ступеньках в изобилии валялись его обломки.
— Черт. Надо прыгать, — проворчал Маломальский.
— На вичуху прыгал ведь, — усмехнулся Странник.
— И то верно.
Маломальский некоторое время раскачивался на краю, давая нужную инерцию ногам. Затем оттолкнулся и, коснувшись следующей лестничной площадки, рухнул, ударившись плечом о стену и поднимая облако пыли.
И тут же из мрака появилась огромная, мохнатая, скулящая тень.
— Черт! — Сергей попятился назад и, потеряв точку опоры, покатился по лестнице вниз, больно ударяясь о куски верхнего лестничного пролета.
Странник стал хватать обломки стен и штукатурки, что лежали вокруг него, и принялся швырять их в ту тень, при этом злобно рыча. Это подействовало. Существо остановилось. Зафыркало от ударов обломков и быстро исчезло в темноте, нырнув в один из дверных проемов.
— Сергей, ты как? — Крикнул вниз Странник.
Маломальский закряхтел.
— Меня за сегодняшнюю ночь чуть в две тысячи тридцать третий раз не сожрали. Плюс я ударился рукой, которую до этого проткнул стигмат и вдобавок кубарем скатился по лестнице. Все нормально дружище. Все просто шикарно. Я бы даже сказал, что все ништяк.
— А что такое ништяк?
— Спускайся вниз, черт тебя дери! — заорал сталкер. — И помоги мне подняться! Я застрял в этих обломках!
Напарник спрыгнул более удачно. Он быстро спустился к товарищу и помог ему освободиться от обломков, зажавших ногу Сергея.
— Спасибо, — недовольно проворчал Маломальский отряхиваясь. Все-таки следовало признать, что будь он сейчас в своем одиночном выходе, то давно бы уже сгинул. Хотя… Если бы не Странник, то он на поверхность и не сунулся. — Пошли дальше.
— Ты опять боялся. Зря. — Поучительным тоном начал говорить напарник, помогая ему отряхнуться. — Если ты делаешь сопротивление. Показываешь не страх, а решимость. То зверь не думает что ты добыча. Скорее всего, уйдет. Не всегда, но часто. А если боишься. То ты добыча. Наверняка.
— Достал ты уже, — поморщился сталкер.
Сергей хотел поскорее покинуть это здание, где что-то скреблось и рычало постоянно в темноте. Патроны уже были на исходе, и вся надежда оставалась на призрачный шанс, что БТР стоит на месте. Вверху был уже слышен шум он слившихся воедино воплей вичух и хлопаний их крыльев.
Видя сияние лунного света в дверном проеме выхода, он ускорил шаг, и последние метры преодолел едва ли не бегом. Но у самой двери вдруг растопырил руки, чтобы уцепиться за косяк и остановить инерцию своего движения. Он оттолкнулся от дверного косяка и упал на пятую точку. Только благодаря серебристым лучам отраженного лунного света, он увидел, что в трех шагах от двери, на улице, натянута сеть из тончайших, едва заметных нитей. Маломальский осторожно подкрался к выходу и выглянул наружу. Это была огромная паутина, натянутая от битого и проросшего кустарником асфальта до карнизев третьего этажа. Паутина была под углом, и между нижним этажом и сетью было достаточное пространство. В центре сети сидел огромный мохнатый черный паук. Если бы не свет луны, иногда играющий на тончайших и невероятно крепких струнах паутины, то создавалось ощущение, будто чудище висит в воздухе. Его туловище было не меньше торса вичухи. А каждая лапа гораздо крупнее и длинней человеческой конечности.
— Арахна, — с ужасом в голосе прошептал Сергей. Он никогда не встречал ее. Но знал по рассказам об огромных и ужасных пауках, которые ловили в свои сети даже молодых вичух. Сергей, конечно, представлял анатомию простых пауков, что назойливо плели свои маленькие ловушки для бытовой мошкары в душных жилищах метро. Но с этим монстром было что-то не так. По идее глаза арахны были повернуты сейчас в другую сторону от дверного проема.
— Эй, — шепнул он, — Стран Страныч. Я что-то не понял. У нее глаза на заднице?
Странник медленно подошел к сидящему на полу Маломальскому. Опустился на колени и осторожно выглянул на улицу. Затем широко и даже радостно улыбнулся.
— Нет. Их двое. Самка большой. Она туда смотрит. У нее на спине сидит самец. Он маленький. И сюда смотрит. Так они смотрят вокруг. Если самец что-то видит, он через волоски делиться с ней информацией. И наоборот.
— А я думал арахна жрет самцов своих.
— Жрет, — Странник кивнул. — Но только после того как чики-чики. А они пока не чики-чики.
— Да ты пошляк. — Проворчал Сергей, пристально глядя на гипнотический взгляд четырех пар глаз самца. Два глаза были большими и широко расставленными. Меду ними квадратом располагались четыре глаза поменьше. И еще пара на макушке. Совсем крохотные. Внутри глаз что-то призрачно мерцало. Словно шевелились какие-то трубки, ловя фокус то на одном объекте, то на другом. Маломальский ясно ощущал, что самец остановил свой взгляд на нем. Видимо он что-то передал своей необъятной подруге. Паучиха вдруг шевельнула своими жуткими волосатыми лапами и резко развернулась на сто восемьдесят градусов. Удивительное дело. Паутина даже не качнулась. У арахны было двенадцать глаз, которые сейчас уставились на Сергея. И два огромных волосатых клыка.
— Мать честная, — Сергей стал оползать обратно в здание.
— Не бойся, — шепнул Странник, продолжая улыбаться.
— А чего ты скалишься, идиот? Ты ее рожу видел?
— Мы с ними дружим, — заявил напарник.
— Чего? С кем? С арахнами?
— Да, — Странник кивнул.
— Как это? — изумился Сергей.
— Ну, вокруг там, где мы живем, много таких паутин и арахна. А есть визгун. Визгун убивает арахна. Но мы едим визгун. Мы делаем ловушки на визгун. Вокруг паутин. Ловим визгун. Едим. А арахна ловит мутант, который может напасть на наши ясли. Доктор говорил, что это симбиоз. Он говорил, что такое часто было много раньше у животных.
— Что еще за визгун?
— Он визжит.
— Ни за что бы, не догадался, — хмыкнул Сергей.
— Ну да, — кивнул Странник. — Он визгом может убить. А сам маленький.
— Экая скотина. Ну ладно. Нам то, что делать?
— Пошли. Ты говорил там бытыр. — Напарник показал на видневшиеся руины архитектурного института.
— Не бытыр, а БТР. И как нам мимо твоих друзей пройти? Тем более что я уверен, они не в курсе, что ты большой друг их семьи.
— Так место есть. Осторожно пройдем. Только паутину не задень.
— А вичухи наверху? Ты их прогнать не можешь? Ну, этим своим, кша, кша.
— А вот это плохо. Я одного с трудом прогнал. А тут много. Злые они.
— Вичухи? Злые? Кто бы мог подумать? — Маломальский многозначительно покачал головой. — И что делать?
— Ты достал уже с этим своим что делать, — поморщился Странник, — Бегом бежать.
* * *Высокий, плечистый гаулейтер со стрижкой «ежик», густыми седыми усами и черным беретом с серебристым черепом, поднял руку. Толпа стихла. Их, наверное, не столько подавляли автоматчики из комендантского взвода гестапо, сколько его пристальный, ненавидящий и презрительный взгляд больших голубых глаз.
— И в чем же дело, комараден? Пропали без вести на поверхности наши товарищи. Вы взяли на себя смелость устроить бузу. — Спокойно, но с нотками угрозы в голосе говорил он. — Или вы забыли, что есть дисциплина? Или вы забыли, что для нас есть порядок? Вам захотелось поиграть в пархатую дерьмократию? Или в поганое большевистское горлопанство? Или вы решили превратить наш рейх в черномазый базар своими воплями? Вы забыли, что любое ваше недовольство должно иметь письменную форму, которая в установленном порядке должна быть передана наместнику вашего участка для рассмотрения?
— Вот именно! — крикнул кто-то из толпы. — Наши товарищи погибли! А мы уже, сколько времени бездействуем? Мы зажаты в крохотном мирке! Всего три станции! А у красных целая линия! Полужиды-торгаши из Ганзы все кольцо заграбастали! А мы как в резервации! Нам жизненное пространство нужно!
Толпа снова стала шуметь. Кто-то соглашался с этим человеком. Кто-то рьяно пытался возразить.
Гаулейтер снова поднял руку и заорал:
— Тишина!
Толпа снова притихла.
— Может кто-то считает, что мы прямо сейчас готовы начать войну? — снова спокойно начал говорить он, — Может кто-то забыл пролитую нами кровь в последних боях? Вы хотите потерять и то, что у нас есть? Мы не можем повторять ошибок Адольфа! Мы не имеем права недооценивать нашего врага и считать, что их демократии прогнили, а режим красных, это лишь колосс на глиняных ногах. Нет! Только не сегодня! Не сейчас! Нами заключен мир с большевиками не из страха перед ними, но только ради того чтобы восстановить наш потенциал. Если наш рейх не ведет войну, то только потому, что он к ней тщательно и основательно готовиться! Ибо лишь война есть наша религия и проявление нашего духа, воли и мужества! Никто в рейхе не боится войны! Но самоубийственная авантюра, есть преступление перед нацией и грядущими поколениями господ этого мира, которым мы должны оставить в наследство новый мир нашего порядка, а не беспорядочные могилы их предков! Если кто-то из вас этого не понимает, то для таких у нас, существуют профилактические лагеря! И там вы наберетесь уму-разуму, невежды!
— Ты складно говоришь! Но это лишь маска твоей трусости! — заорал человек, выступивший из толпы. Это был Ганс. — Пока мы тут ждем и готовимся, враг действует! Они уже приручают мутантов! Они сами все мутанты! Мы, последний оплот человеческой расы ждем пока они придут сюда и сожрут здесь всех!
Толпа с ужасом смотрела на Ганса, не понимая, как можно вообще такое говорить гаулейтеру и чем это может в итоге закончиться не только для этого выскочки, но и для всех тех, кто имел несчастье слышать его наглую речь. У могучего лидера сжались кулаки и заиграли на лице желваки. Автоматчики смотрели на него внимательно, ожидая лишь команды, даже незначительного жеста, чтобы изрешетить наглеца.
— Немедленно, сию минуту, нужна тотальная война! Война на уничтожение всех наших врагов! Пусть при этом погибнет треть из нас! Но остальные получат победу и все метро! Весь мир! И у оставшихся с победой будет достаточно места, ресурсов, воли и времени, чтобы делать детей! Массово и много! Лучших, полноценных и сильных! И знаем мы, что там, на других станциях, живут заблудшие и оболваненные преклонением перед всякими отродьями люди, которые должны и обязательно примкнут на нашу сторону, когда поймут что мы и только мы способны им подарить господство над всей землей! И кто не сделает это по доброй воле, того мы оросим страхом и страх будет их вести под наши знамена, если не воля к доминации!
— Ганс, — гаулейтер угрожающе улыбнулся. — А ведь ты еще не ответил на вопросы, почему ты остался жив и невредим из штурмовой группы Руделя и почему Гесс и его люди сгинули, пойдя за тобой, а ты здесь разглагольствуешь! Солдаты! Арестовать его!
Автоматчики ринулись на толпу. Ганс испуганно нырнул в массу людей. Но сторонники гаулейтера стали его выталкивать обратно, однако те, кто подхватил пламенную речь носителя мозза, сцепились с ними, пытаясь защитить Ганса.
* * *— Эпиляцию своим волосатым ногам сделай, а то не скоро у вас эти чики-чики случатся с мужем, — проворчал на прощанье арахне Сергей, когда они стали пересекать пустырь между тем зданием и руинами института.
Благо, на пустыре в обилии был низкий густой кустарник, проросший сквозь массу легковых автомобилей, превратившихся в тлен за долгие годы после катастрофы. Вичухам будет не просто их схватить. Во всяком случае, Маломальский надеялся на это. Они преодолели уже около тридцати метров до заветной стоянки бронетранспортера. Летающие бестии уже заметили их и стали снижаться, дико вопя. Сергей погладывал вверх, держа оружие наготове. Вдруг, он почувствовал, что что-то мешает ему идти. Возможно, ноги запутались в проволочном корте от давно превратившихся в пыль и пепел автомобильных шин. Он стал прилагать усилия, чтобы двигаться дальше. Но внезапно упал, и его что-то поволокло за ноги назад.
Сергей перевернулся на спину. К ногам прилипла тонкая нить паутины. Похоже, самка арахна выстрелила этой нитью в него из собственной задницы, и теперь, самец, быстро наматывал на свои передние лапы клубок, подтаскивая к себе жертву. При этом паук периодически поедал смотанную нить.
— Черт! Странник! Твою ж мать! — заорал Маломальский, пытаясь ухватиться руками за что-нибудь, что остановит его. Но это не удавалось. Тогда они прицелился в паука. Однако сделать выстрел ему помешала вичуха. Крылатая тварь пронеслась совсем близко и Сергей что есть сил, вжался в землю. — Странник! Ты где?!
Напарник не заставил себя долго ждать. Однако он стал делать что-то странное. Не пытался оттащить Сергея или порвать паутину. Он принялся быстро собирать всякий мусор покрупнее и сыпать его на эту проклятую нить. Мусор прилипал к паутине намертво и теперь паук тащил к себе гирлянду их автомобильных обломков, дисков, кусков покрышек, глыб разбитого асфальта и веток. А на самом конце этой гирлянды орал Маломальский.
— Ты какого хрена делаешь?!
Одна из вичух спикировала на Странника, но Сергей успел дать по ней очередь. Та умчалась прочь, с продырявленными крыльями и изрыгаемыми из клюва проклятьями.
Тем временем мусор на паутине уже достиг лап и челюстей самца арахны. Мелкий хлам его не беспокоил, а вот все что налепил странник, ему явно мешало. Паук перестал собирать нить и принялся трясти ее, словно пытался стряхнуть весь этот хлам. Но клейкая способность паутины была сильнее этого. Тогда паук перекусил паутину своими жвалами и потерял всякий интерес к Маломальскому. Странник подхватил товарища и стал помогать двигаться дальше. Это было трудно. Сергею приходилось тащить за собой хвост, к которому налипло, наверное, сто килограмм мусора. А мусор постоянно за что-то цеплялся и где-то застревал. Тогда сталкер достал нож и уже хотел попытаться перерезать паутину, но Странник схватил его за руку.
— Нет! Прилипнет и все! Совсем запутаешься!
— Но я так идти не могу! — рявкнул Сергей и недолго думая, стал срезать с себя штанины, опутанные нитью паучихи.
Самка арахны выбрала себе новую цель. С невероятной скоростью и силой из нее вылетела очередная нить, которая тут же попала на крылья летящей к сталкеру и его другу вичухе. Та завопила и кубарем загрохотала на корпусах автомобилей. Самец снова стал быстро собирать паутину. Когда вичуха оказалась рядом, он молниеносно вонзил в нее два клыка и тут же отбросил в сторону. Летающая тварь дернулась несколько раз и затихла. Яд парализовал ее и принялся превращать все внутренности вичухи в жидкую кашу. После этого пауки ее просто выпьют.
Сергей и Странник, наконец, оказались в вестибюле разрушенного института. Маломальский судорожно водил лучом фонаря в поисках спасительной машины. И заорал от неописуемой радости. У дальней стены, стоял БТР-80 на котором давно выцвела и пожухла вся краска. Он бросился к машине. Быстро открыл боковой люк и посветил внутрь. Чисто. Никого. Они оба залезли внутрь и, Маломальский закрыл за собой люк.
— Только бы машинка на ходу была, — пробормотал возбужденно Сергей, пробираясь к месту механика-водителя.
Глава 13 В полумрак
Выбор был не простой. Наведение порядка железной рукой, как и предписывалось законами рейха, подразумевало применение силы. А сила в свою очередь подразумевала жертвы. И это в условиях, когда четвертый рейх не мог похвастать численным превосходством перед основными врагами в мире людей. Однако гаулейтер понимал, что промедление и нерешительность, станет роковой ошибкой не только для его власти, но и для самого рейха. Да, либерализм мог дорого стоить их крохотному миру, и теперь в рейхе звучала стрельба. Очень многие оказались восприимчивы к призывам Ганса, который сумел катализировать и взорвать их давно зревшее внутри недовольство сложившейся ситуацией. И теперь…
Этого одноглазого амбала с лысым черепом все называли Топор. Прозвище не родилось просто так. Он был одним из самых свирепых мясников гестапо, фанатично любящим свою работу. Уже и первого удара было достаточно, чтобы причинить страшную боль и ввергнуть человека в безвольный страх. А тут последовал уже второй удар. Ганс отлетел к стене пыточной камеры, оборудованной в одном из подсобных помещений станции Тверская. Топор не имел привычки приковывать допрашиваемых людей наручниками. Еще не было у него жертвы, которая могла оказать сопротивления его мускулам и свирепой злобе. Палач любил, когда его жертвы летали по камере от его ударов и ползали в собственной крови, моля о пощаде. Они, жалкие ничтожества, и не подозревали, что чем больше просить у него жалости, тем безжалостней он становился.
— Свинья, — прорычал Топор, — Ты продал всех нас, нашу нацию и рейх, мразь.
— Я никого не предавал, — простонал Ганс и тут же превратился в комок от удара ногой в живот.
— Ты задумал мятеж! И где?! В великом рейхе, падла! — еще удар, — Кому как не пархатым большевикам дано рушить устои и творить революции?! Им ты продался?! Кто и когда тебя завербовал?! Отвечай гнида!
— Не покидай, ты же обещал, — в ужасе шептал Ганс сам себе.
— Ты слаб. Ты безволен. Ты взаперти. Зачем ты мне теперь? — хладнокровно ответил Мозз.
— Но он неполноценный. У него всего один глаз.
— Однако он сильнее тебя. И с ним я смогу уйти.
— Нет. Ты обещал! Сжалься!
— Жалость! О какой жалости может идти речь, если ты не в состоянии бороться и выйти победителем? Жалость, это преступление перед целью!
Ганс зажмурился и получил еще один удар.
— Говори, скотина! — орал Топор.
— Что лучше, ужасный конец или ужас без конца? — прошептал Ганс.
— Что? — громада палача склонилась над ним огромной тенью. — Что ты там скулишь?
— Жизнь! Жизнь лучше всего, и я тебе это докажу!
И мозз решил дать ему последний шанс. Уж очень не хотелось расставаться с таким носителем. Топор склонился после последнего бормотания еще ниже. Ганс открыл глаза и взглянул на него. На широкую бычью шею, на которой от злости и удовольствия от кровавой работы напряглись все жилы и артерии.