— Присоединяйся ко мне, глупец! Ты силен, ты умен, ты смел, но тебе не хватает понимания! Я подарю людям идею! Надежду! Я смогу вас организовать и указать вам путь! И я создам новое единое общество, где мы все вместе будем выживать и побеждать, расширяя паше жизненное пространство, вынося его за пределы метро, туда, на поверхность, — он поднял указательный палец, — в мир, который по праву принадлежал нам и который должен принадлежать нам всегда. Только я смогу окружить вас небывалой заботой. Только я смогу любить своих подданных, подобно великому отцу, всем своим существованием отданному делу вашего выживания — в ответ на вашу преданность, исполнительность и верность нашей общей идее!
Вот теперь Сергею стало по-настоящему страшно. Страшен был не сам человек, стоящий перед ним, и даже не аморфный мутант, сидящий в его голове. Сталкера страшила непоколебимая вера этих двух существ в свою правоту. И то, что сотни людей, — слабых, отчаявшихся, брошенных в боль и безысходность этого мира, — услышав то, что сейчас прозвучало, заорут в восторге и поднимут этого человека на руки. И вознесут его на пьедестал, и будут ему молиться, делая все, что он прикажет. Страшно то, что его идеи так заразны…
Внезапно Сергею представилась Рита. Разве может быть человеческое имя уничижительным номерком какого-то каталога? Разве может оно ничего не значить? А как же волнение, до сих пор охватывающее душу, когда он вновь и вновь вспоминает его? Сергей покачал головой. Имя — часть каждого отдельного человека, его личности. А каждый человек — это целый мир, гораздо более обширный и сложный, чем метрополитен. Маломальский почувствовал, что сейчас он, впервые за последние годы, наконец-то вспомнил лицо Риты. Образ любимой отчетливо, до мельчайших деталей предстал перед его мысленным взором. И сталкер улыбнулся.
— А теперь, чертов урод, послушай, что я тебе скажу, — обратился он не то к человеку, стоящему перед ним, не то к моззу. — Никакая забота не заменит нам бесценную свободу и право быть самим собой. Быть наедине со своими мыслями, чувствами, памятью и даже болью. Никакая идея не заменит человеческую совесть. И никакая цель не стоит смерти ребенка. А ты убил ребенка, и Веру, и многих еще убил, и сможешь убить потом. А значит, давай договоримся так: ты сейчас сдохнешь и я наконец пойду домой. А то я изрядно умаялся, гоняясь за тобой.
Ганс стоял неподвижно. Он почему-то ничего не говорил, просто стоял и смотрел куда-то в пустоту.
— Прошу тебя, не делай этого, — прошептал он чуть слышно. Маломальский не сразу понял, что обращается враг вовсе не к нему. И только заметив, что у нациста из носа течет густая, темная кровь, он осознал, что происходит.
— Нет! — жалобно простонал Ганс. — Нет, господин! Прошу, нет!
Но мозз был неумолим. Ему нужен был сталкер — и только он. Уж если этот человек настиг его, несмотря на полчища стигматов и армады вичух, если он преодолел все препятствия и ловушки, продемонстрировав великолепный потенциал, то какие возможности получит мозз, когда он захватит волю и разум этого индивида!
Он только не учел (да, собственно, ему и не дано было понять), что человека вела не чужая воля, а ясный ум, вера в себя и в человечество. В лучшее. Его вела человечность…
— Нет!!! — завизжал Ганс, схватившись за голову. Все его тело содрогалось, кровь потекла сильнее. Теперь она сочилась не только из ноздрей, но и из ушей.
Сергей понял, что этот человек обречен, а над ним самим нависла страшная опасность. Он попятился, размахнулся и метнул разводной ключ. Тяжелый стальной инструмент вонзился рукояткой прямо в лоб Ганса. Человек сразу же перестал кричать. Его ничего теперь не видящие глаза были повернуты в разные стороны, рот широко открыт. Светя фонарем, Сергей отчетливо увидел, как на его языке скапливается какая-то тягучая, серебристая, подобная ртути вязь. MОЗЗ!
Человек судорожно щелкнул челюстью, и время для Сергея почти остановилось. Доли секунды растянулись в вечность. Вот эта субстанция с невероятной силой струей вырывается изо рта Ганса и, точно серебристая стрела, летит прямо в лицо сталкера. Маломальский понял, что он обречен, и желал только успеть добежать до дрезины и взорвать напалм прежде, чем эта гадость овладеет его волей.
Но вдруг что-то возникло между ним и летящей аморфной субстанцией. Руки. Худые ладони с длинными пальцами, сжимающие стеклянную банку — одну из множества, валявшихся среди мусора вокруг. Мозз влетел в эту банку, и тут же одна из двух спасительных рук натянула на ее горловину пластмассовую крышку.
Всучив банку Сергею, Странник резко натянул на голову еще стоящего, но уже готового упасть Ганса вещмешок сталкера. Поднял разводной ключ, вытер о внутреннюю сторону вещмешка и бросил под ноги. Потом туго затянул на шее мертвого человека лямку и скомандовал:
— Теперь давай мне банку, Сергей! Скорее! Он сможет разбить ее! Он сильный! А ты хватай тело и тащи к напалму!
Маломальский точно завороженный смотрел на то, как в банке неистово мечется серебристый жидкий комок, резко меняя густоту и форму, и чувствовал, как стекло от этого нагревается. Схватив банку, Странник бросился к дрезине. Наконец-то придя в себя, Сергей подхватил тело Ганса, свой ключ и побежал следом.
— Час у нас есть, — проговорил Странник.
— Неужели конец близок и скоро домой? — выдохнул Сергей.
— Домой, — улыбнулся, кивнув, его напарник. — Иди домой. Настала пора прощаться.
— Чего? — Маломальский удивленно уставился на него.
— Я говорю, настала пора прощаться. Ты очень мне помог. Спасибо тебе, Сергей.
— То есть как — прощаться? А мозз?
— Я его уничтожу. Я сожгу его, как и должен. — Он показал Маломальскому гранату, оставшуюся в подсумке красноармейца. — Я знаю, как это делать. А ты уходи, чтобы не пострадать.
— А ты как же? — Маломальский нахмурился.
— Я пришел к своей судьбе, Сергей. Я должен уничтожить его.
— Да, но ты так говоришь, будто вместе с ним собрался! Давай лучше сделаем зажигалку, у меня фитиль есть. Потом запустим дрезину в тот туннель, и через десять минут она взорвется вместе с этой дрянью. А мы уже далеко будем.
Странник улыбнулся, качая головой:
— Ты не понял, Сергей. Я должен сгореть вместе с ним. Должен, понимаешь?
— Но почему?! — воскликнул Маломальский. — Какого черта?! Ты мой друг! Ты не обязан подыхать! Это твое чертово геройство никому на…
— Потому что тоже мозз, — перебил его Странник, вздохнув. И Сергею вдруг показалось, что у него остановилось сердце. Он сделал пару шагов назад, пятясь от своего друга.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Помнишь, я говорил тебе. Те из моей семьи, у кого в голове был мозз, решили уничтожить себя и его. Но двое, не желая расставаться с жизнью, бежали, а доктор стал их преследовать. Помнишь?
— Помню. Но ведь доктор убил одного из этих двоих.
— Мозз напал на доктора и почти овладел им. Но доктор поджег себя и мозз. Огонь был слабый. Достаточный, чтобы доктор умер, и недостаточный, чтобы убить мозз. Мозз выжил. Он здесь. В этой банке.
— А второй? — Сергей напрягся от ощущения, что он знает сам ответ на этот вопрос.
— Второй — это я, Сергей. — И странник постучал указательным пальцем себя по голове. — Второй здесь.
Сталкеру показалось, что весь мир вокруг него рушится. Похоже было на то ощущение много лет назад, когда весь мир действительно рушился, но только известие, что Рита погибла, разрушило его до основания.
— И что же… Как… Страныч, я не понимаю. Ты же в порядке. Ну, ранен немного. Так мы тебя подлатаем, и все нормально будет!
— Ты не понял, Сергей. Я заражен страхом. А страх кормит мозз. Мы ничего не боялись. Но теперь, побыв среди людей, я заражен страхом. Мой мозз сейчас спит. И всегда спал. Но он проснется. Может сейчас. Или позже. Но я так не могу рисковать. Мозз не может управлять мной. И поэтому он сразу, как проснется, выйдет из меня. А значит, я умру. И мозз поработит человека. И все сначала. Я не могу так рисковать тобой, людьми и всем, что еще живо в этом мире.
— Мы что-нибудь придумаем…
— Нет, Сергей, я не могу рисковать. Прости. — Странник улыбнулся, и из его глаз вдруг потекли слезы. — Я должен. Иначе нельзя.
— Неправильно это… Неправильно, слышишь! — воскликнул Сергей, затем вдруг на мгновение замолк. — Я так и не узнал твоего имени. И не видел твоего лица, брат, — прошептал после паузы Маломальский, чувствуя, что и у него слезы подступают к горлу.
— Мое имя — Странник. Доктор был странник. Его не стало. Я стал Странник. Прости, что я скрывал от тебя правду о своей голове, но ведь тогда ты не взялся бы мне помогать. Разве стали бы мы друзьями? А лицо… Это мое лицо теперь. Я стал человеком, Сергей. Там, в нашем племени, мы безликие и безымянные существа. Мы стали гуманнее людей и ближе к природе. Но потеряли себя. Потеряли важное — смысл, идеи, цели. Мы там лишь добываем пищу, размножаемся и… Не хочу, чтобы люди такими стали. Люди должны развиваться, становиться лучше, но, думаю, должны оставаться людьми, даже если и превратятся в добрых ангелов.
Странник похлопал Сергея по плечу и обнял.
— Я верю, что у вас все будет хорошо. И могу со спокойным сердцем уйти. — Потом он достал из кармана сложенный листок бумаги и протянул его сталкеру. — Держи. Я должен спешить.
Вскочив на дрезину, Странник завел двигатель и снял машину со стояночного тормоза. Оказывается, он четко запомнил все манипуляции по управлению механизмом.
— Я был рад тебя знать, Сергей! — крикнул он, улыбаясь и махая рукой. — Очень!
Машина помчалась прочь, выскочила со станции, свернула в туннель, который на карте был отмечен короткой черточкой с обозначением «Д-6», и исчезла из вида. И только рокот двигателя, становясь все слабее, доносился еще из мрака метро.
Сергей стоял ошарашенный, покинутый и осиротевший, вдыхая угар выхлопных газов умчавшейся дрезины. Он был потрясен. Он уже и не представлял свою жизнь без этого странного странника, и вдруг…
— Нет, — выдохнул Сергей и бросился бежать вслед за дрезиной. — Должен же быть другой выход! Не обязательно умирать!
Он бежал и пытался поймать звук удаляющейся дрезины, но ее теперь уже почти не было слышно. И человек, как бы он того ни желал, не может догнать мчащуюся по рельсам машину.
— Стой!!! — орал Сергей во мрак туннеля. — Остановись, Странник! Постой! Не делай этого!
Он бежал долго, не думая о риске споткнуться и разбить себе голову, игнорируя усталость и ноющую боль в мышцах и раненой руке. Он бежал и бежал, продолжая кричать и надеясь, что Странник еще жив и услышит его. И остановился, когда впереди возник свет. Откуда-то издалека навстречу ему неслась стена огня, и теплый воздух уже обтекал лицо сталкера, становясь все горячее и горячее.
Странник взорвал напалм.
Маломальский развернулся и бросился бежать от сожравшего его врага и его друга огня. Воздух был уже нестерпимо горяч, и каждый вдох обжигал легкие. Вот впереди тот туннель, что ведет на брошенную станцию. Там больше пространства, и раскаленный воздух остынет. Скорее туда! А пламя уже кипело позади, и в туннеле бушевал огненный ураган. Этот огонь не мог оставить моззу никаких шансов. Мозза больше не было. Как и Странника.
* * *Ветер лениво гнал рваные облака по вечернему небу. Закат обозначал себя лишь кровавым сиянием у самого горизонта. Сергей сидел на пьедестале изуродованного памятника поэту Маяковскому и то и дело поправлял на лице маску. Он безучастно смотрел на руины Большой Тверской-Ямской и Садовой улиц, на бесчисленные вереницы сгоревших, искореженных и перевернутых машин. Сейчас он не думал о том, сколько здесь людей сгинуло, — слишком нестерпимой была горечь недавней потери. И только мысль, что жертва Странника принесена ради того, что осталось от испепеленного мира, помогала держаться. Но что теперь делать ему, сталкеру Сергею Маломальскому по прозвищу Бумажник? Он один. У него только гаечный ключ и автомат с полупустым рожком. На Красной линии он приговорен, как и в Четвертом рейхе. Сталкеры ищут его, чтобы спросить за угнанный бронетранспортер. Самое малое, что ему светит за такие выкрутасы, — вылететь из братства… А могут и порешить. Получается, он и Странник спасли мир, а мир теперь оскалился на него. Как быть? Куда идти?
Вдруг Маломальский вспомнил о бумажке, которую ему оставил Странник. Сергей извлек ее из кармана и развернул. Первое, что бросилось ему в глаза, — это линии. Ну конечно. Это карта метро. Только… Это ведь не Москва. Линий мало, нет пресловутого и легко узнаваемого Ганзейского кольца, одни прямые и угловатые переходы. Что это?
— Господи, святые метростроевцы, да это же Питер! — пробормотал сталкер в маску. — Ну точно! Петербургская подземка! Значит, Казимир был прав! Там есть выжившие!
Откуда у Странника эта карта? А что, если именно там и обитает его племя? Сколько же он прошел, преследуя ненавистного врага? А может, загадочный доктор был оттуда и так же, как в свое время Казимир, хотел найти выживших в других городах страны. Вот он и пошел в Москву, чтобы убедиться в том, что Питерская подземка — не единственный очаг цивилизации? Теперь это нельзя узнать наверняка, если только самому не податься в Питер. Как же это было близко когда-то и как невероятно далеко теперь! Мысль о таком путешествии сродни мечтам о межпланетном перелете. Стоп! Для начала надо дойти до Казимира и показать эту карту ему. Пусть старик порадуется, узнав, что он был прав. А дальше? Как знать, быть может, Сергею удастся воплотить мечту Ритиного отца и дойти до самого Питера? Найти там выживших и установить с ними контакт? Ведь теперь Маломальский уже не сталкер. Не один из тех, кто ищет его, чтобы предъявить претензии за броневик. Отныне он будет в относительной безопасности только на родной Тульской. Там дом и там Казимир, чей авторитет защитит Сергея. И быть может, оттуда он отправится в путь.
Ведь выживание и возрождение — это общее дело всех людей. Сейчас Бумажник верил, что сможет справиться с новой миссией. Бумажник? Нет! Теперь он… Странник. Эту привилегию оставил ему по наследству его погибший друг. И с этим Сергею теперь идти дальше по жизни.
— А что? — хмыкнул Маломальский. — Странник так Странник. Я уже ни черта не боюсь. А значит, смогу дойти до Тульской, не спускаясь в метро, а по поверхности. Да я куда угодно теперь смогу дойти!
Спрыгнув с постамента, Сергей поправил на плече автомат, разводной ключ на рваной штанине. И двинулся в путь.
Он шагал решительно, совершенно не чувствуя, что теперь что-то может ему угрожать. Впереди, на развалинах концертного зала, сидела огромная вичуха. Маломальский заметил ее, но не стал прятаться, бежать или вскидывать оружие. Он просто смотрел на эту тварь и улыбался. Сергей каким-то образом чувствовал, что это и есть то самое существо, верхом на котором они летели за чертовым броневиком к архитектурному институту. Сергей медленно поднял руку и дружелюбно помахал вичухе.
Крылатая тварь тоже заметила человека. Но она никогда не видела такой реакции. Не бежит. Не боится. Не готовится к атаке. Значит, это не может быть добычей. Значит… равный.
Вичуха вспорхнула, клацнула клювом и улетела прочь.
— Передай там остальным, чтобы не дергались! Я вас не боюсь! Слышишь?! Я теперь Странник! — весело крикнул ей вдогонку Сергей.
И он отчаянно загорланил песню, которая привязчиво крутилась на языке все последние дни: