Билл, герой Галактики, на планете непознанных наслаждений - Гаррисон Гарри Максвелл 14 стр.


Вдохновляемый пылом истинного ученого, барон слез с носилок и подковылял к длинному столу, на поверхности которого возлежало несколько мясистых органов. Их удерживали на месте металлические и деревянные рычаги и микрометры. На изящно нарисованных от руки графиках подрагивали стрелки шкал, что показывали результаты измерений. Бесплод нажал на кнопку, и на конце некоего сложного деревянно-органического аппарата чиркнули разом десять кресал, от которых одновременно воспламенились десять свечей. Бесплод словно скинул баронскую личину и превратился в доктора Кранкенхауса, который взялся изучать положение стрелок.

– Гм-м… Похоже, машина пребывает в гомеостазе. Сдается мне, мы можем вызвать образ-другой.

– Арррр! Минуточку! – воскликнул Рик, наконец-то обретя голос. – Да не оскорбит вас мое невежество, но как вам удалось создать эту… штуковину?

– О, какая непростительная глупость! Я забыл упомянуть о том, что являюсь специалистом в области передовой хирургии, генетики и ремонта домашних телевизоров. Если говорить откровенно, то – хо-хо! – я еще и пописываю. По крайней мере, за обучение я платил теми деньгами, которые получил за свои книги. Вырос я в простой семье, мой отец был техником-удобрителем…

– Моя заветная мечта! – вскричал Билл.

– Заткнись. Я писал такие книги, как «Различные способы превращения домашних животных в полезные бытовые приборы» и «Хирургическая желудочно-кишечная диета доктора К. и советы, как трансплантировать мозг в домашних условиях». Иными словами, я обладаю всеми необходимыми познаниями. Когда меня зашвырнуло в это гнусное местечко, мне понадобилось лишь собрать нужные биологические детали, приготовить баки, в которых должны были расти ткани, заточить скальпели, высушить кошачьи кишки, которые я решил использовать вместо ниток, а также разогреть прижигательные утюги. После чего я сначала разрезал на части, а потом сшил между собой различных животных и сконструировал соответствующую нейрохимическую систему, способную поддерживать деятельность моих биотехнических устройств.

– Никогда такого не видел! – проговорил Билл, запихивая вытаращенные глаза обратно в глазницы.

– И не увидишь, – ответил с гордостью в голосе изобретатель. – Это единственный экземпляр. Так, давайте посмотрим, что там у нас на склераэкране. – Доктор Кранкенхаус потянул за рычаг, а затем щелкнул по металлическому датчику, подсоединенному к резиновому ремню, который крепился к чему-то вроде ганглий, что сопрягались с центральной нервной системой.

Веки на огромном глазу диковинного существа распахнулись шире прежнего. Зрачок и радужная оболочка отсутствовали; глазницу заполняла мутная белесая пелена. По склере проскочил разряд электричества, и внезапно на «глазном экране» начало формироваться изображение. Треск и прочие неприятные звуки исходили от двух расположенных под глазом вибрирующих мембран.

Доктор Кранкенхаус что-то подрегулировал. Мигание прекратилось, картинка обрела четкость. На экране появился мужчина: он стоял у стола и высыпал в тарелку содержимое пакета, который держал в руках.

– Сорняхуана, – объяснил он елейным тоном. – Завтрак галактической пехоты! Вы, черт возьми, наверняка откажетесь от такой пищи, зато она сотворит чудо, если использовать ее как удобрение для гидропонной оранжереи!

– Видите! И в Зажелезии можно принимать передачи интергалактического телевидения!

Билла едва не вытошнило. Он прекрасно помнил сорняхуану – очевидно, его желудок тоже не успел о той забыть.

Доктор Кранкенхаус повернул ручку устройства, которое принялось щипать громадные соски на органе, что смахивал на брюхо черной свиньи. Прибор немедленно переключился на другой канал.

– Туповизор! – пояснил довольный барон, заметив озадаченное выражение на лицах Рика и Билла.

На экране возник еще один мужчина, с бутылкой в руке и улыбкой на физиономии.

– Галактик! И вам не нужна сверхновая, чтобы почта пришла вовремя!

Доктор повернул следующую ручку, и картинка на экране вдруг резко изменилась. Она стала гораздо менее четкой; появившиеся фигуры имели размытые очертания, мембраны доносили приглушенные, искаженные голоса.

– Визуальная интерпретация энергетической информации, которая поступает в Зажелезию, – сообщил Кранкенхаус. – Вот та проблема, джентльмены, над которой я сейчас работаю. Мне кажется, что если я сумею улучшить фокусировку, то смогу узнать все, что требуется. Именно таким образом я получал и получаю сведения о том, что происходит в Империи, из которой меня выгнал негодяй Делязны.

– А та загадка, о которой вы упомянули, – сказал Рик. – О чем, собственно, речь?

– Как о чем? О точном местонахождении Источника Гормонов! О том, где же все-таки искать этот источник космической энергии! Найти его нелегко, иначе он давным-давно был бы в моем распоряжении, а мерзавец Делязны уже вовсю пользовался бы им и продвигался семимильными шагами к власти над Вселенной.

– Но почему загадка? – полюбопытствовал Билл.

– Да потому что здесь, в Зажелезии, извращена сама природа физических и математических законов! Давайте я объясню на примере. Тролли! Принесите мою доску и математические расчеты! – Тролли поспешили исполнить распоряжение. Они подкатили к Кранкенхаусу несколько школьных досок, установленных на скрипучие колесики. Доктор-барон взял в руки указку и мел. – Проблема, джентльмены, заключается в том, что здешняя математика, во многом напоминая ту, которая существует в реальном мире, действует по иным биохимическим принципам, – поскольку мы с вами находимся в громадной психожелезе. Поэтому мне пришлось в ходе исследований переименовать некоторые параметры. – Он ткнул указкой в большой нуль на одной из досок. – Эта цифра обычно называется нулем, правильно? В зажелезийной же математике слово «нуль» – значащее, оно расшифровывается как «наивысший утробный лаз», то есть тут мы, естественно, имеем дело с женским принципом железистой математики. Прочие цифры – 1, 2, 3, 4, 5 и так далее – именуются «членами», интегралы – «интерполами», то бишь «интересными положениями», и тому подобное. Когда вы помещаете любой из «интерполов» в скобки, внутри которых наличествует хотя бы один нуль, автоматически происходит умножение, вернее «размножение». Разумеется, железистый вариант теории множеств называется «теорией многоложеств».

Доктор Кранкенхаус принялся что-то писать мелом на доске.

– Господи! – проговорил Рик. – Знаешь, Билл, мне как-то совсем не хочется узнать, как они тут обозвали деление.

– Результатом «размножения», – продолжал доктор, изобразивший на доске знак равенства, – являются, конечно же, «дробгазмы», благодаря которым мы входим в нижний мир квантовой механики, на моем языке – «квантовой мошоники». Теперь, если вы слушали меня достаточно внимательно, вам не составит никакого труда уловить суть железистой физики. В общем и целом она не имеет ни малейшего смысла! – Кранкенхаус показал на рисунок, пестревший диковинными, словно нанесенными куриной лапой символами. – Вот, джентльмены, выведенные мной уравнения. Предположительно, в итоге всех вычислений я смогу установить точные координаты ядра Зажелезии, того самого Источника Гормонов, который мы все разыскиваем. Беда в том, что мой биокомпьютер всякий раз выдает новый набор координат, поскольку проклятые «члены» постоянно совокупляются с нулями и оттого возникают все новые и новые «дробгазмы»! – Он устало покачал головой. – Что ж, Рик и Билл, я объяснил вам все, что мог… Есть какие-нибудь мысли? Вы только представьте, какой нас ждет успех, если мы разгадаем эту загадку! Я исцелюсь и возвращу к жизни Перешеек Импотенции, мы с тобой, Билл, наконец-то увидим Ирму, а Рик – мне кажется, он найдет в Источнике Гормонов струйку «Святограальского крепкого».

Билл тупо уставился на уравнения, потом, почесав в затылке, перевел взгляд на биокомпьютер, который гудел, урчал и издавал прочие малоприятные звуки.

– Я могу складывать и вычитать, ну и немножко, если голова в порядке, делить и умножать. Извините, док. Или барон, или как вас там. Что-то у меня башка не варит. По-моему, нам с Риком лучше всего возобновить поиски.

– Не стоит, – возразил Рик.

Билл и доктор Кранкенхаус дружно повернулись к нему, даже биокомпьютер изрек нечто вроде «Чего?» и недоуменно моргнул.

– Ты придумал? – прошептал Кранкенхаус с видом человека, хватающегося за соломинку.

Лицо Рика озарилось глуповатой ухмылкой, глаза заблестели неестественным блеском, зубы как будто засверкали – то ли от героизма, то ли от чего-то еще.

– Ваши уравнения, доктор. – Рик шагнул вперед и постучал по доске. – Они поистине замечательны. Это переворот в нелинейной математике, не говоря уж о неэвклидовой геометрии.

– Ты разбираешься в высшей математике? – с восторгом в голосе спросил Кранкенхаус.

– Аррр! Так, кое в чем, – отмахнулся Рик. – Понимаете, док, гораздо важнее то, что в Организменном университете меня учила математике и гимнастике прекрасная наставница. Мы изучали эти предметы в действии! – Он ткнул пальцем в одно из уравнений. – Множители, доктор! Вы полностью пренебрегли важностью множителей! Разумеется, в теории подобное вполне допустимо, но ведь железистая математика основывается на практике!

– Не понял.

– Все очень просто. Подставьте во все свои уравнения еще одно число 6, и всякий раз у вас будут точные координаты.

– И какое же именно?

– Ну… – Рик прокашлялся и мрачно кивнул. – Конечно же, 69!

Челюсть калеки-доктора отвисла чуть ли не до пупка. Тролли бросились на помощь своему повелителю и совместными усилиями вернули челюсть на место.

– Такое со мной случается, – извинился перед гостями Кранкенхаус. – Великолепная идея, Рик! Надо ввести ее в компьютер.

Заразившись энтузиазмом доктора, Рик и Билл в мгновение ока затолкали все доски и диаграммы в пасть биокомпьютера, в которой мелькнули на мгновение огромные клыки. Пасть захлопнулась, и машина принялась пережевывать информацию.

– Аррр! – заметил Рик. – Вот что значит грызть гранит науки!

– Мы получим ответ! – провозгласил Кранкенхаус, оторвавшись на миг от начавшей выползать распечатки. – Не верю своим глазам, джентльмены, но машина и впрямь работает! Она выдает координаты, которые не являются переменными… Тролли! Мои карты, живо!

Тролли вкатили в лабораторию стенды с картами, которые выглядели так, словно их рисовал сидящий на игле маньяк, однако доктор-барон, похоже, не испытывал ни малейших затруднений. Он присмотрелся к одной, к другой, сорвал несколько штук со стендов и наконец издал торжествующий вопль.

– Нашел! Я знаю, где находится Источник Гормонов!

– Аррр! Вот и славно. Где же он?

Кранкенхаус выбрался из-под груды карт, стискивая скрюченными пальцами один-единственный листок, чиркнул по тому обгрызенным ногтем – и его глаза выскочили из орбит. На сей раз тролли воткнули ему в ухо рукоятку, вращая которую вернули глаза в глазницы. Едва обретя возможность видеть как следует, добрый доктор прижал карту к груди, а потом, весь дрожа от волнения, протянул ее Рику и Биллу.

На первый взгляд эта карта ничем не отличалась от остальных, более того – она смахивала на изысканную порнографическую гравюру.

– Здесь! – воскликнул Кранкенхаус, указывая на темное, жирное пятно на бумаге.

– О'кей, док, – сказал Билл. – Я сдаюсь. Где?

– Здесь! – повторил доктор, качая головой. Его лицо по-прежнему выражало изумление. – Неужели не понимаете? Здесь, на этом самом месте!

Глава 16

В женомужевороте

– Здесь? – выдохнул Билл.

– Здесь! – пробормотал Рик, глаза которого прямо-таки полыхали от возбуждения.

– Совершенно верно. Согласно расчетам, которые выдал биокомпьютер, Источник Гормонов, средоточие космической энергии, находится в моем замке.

– Ерунда какая-то, – проговорил Билл. – Мы же на Перешейке Импотенции, так? Откуда же тут взяться гормонам?

– Должно быть, он не на поверхности… – неуверенно отозвался доктор-барон. – Потенциальная энергия на периферии зарождающегося существа…

– Чепуха! Ничего подобного! – возбужденно вскричал Рик. – Док, мы с вами толкуем о биологии. О химии! Если представить Зажелезию этакой исполинской амебой, тогда ее средоточие будет соответствовать ядру амебы, плавать, так сказать, внутри. Очевидно, что Источник Гормонов располагается в замке отнюдь не случайно!

– Но где же он? – спросил Билл. – Я что-то не вижу никакого источника.

– Значит, название – всего лишь метафора, – откликнулся Рик. – Но я утверждаю, доктор, что, пока мы тут беседуем, где-то поблизости некие биологические устройства с невероятной скоростью порождают на свет гормоны.

– Я изнемогаю, – пролепетал обессиленный Кранкенхаус и чуть было не упал. – Мои мозговые клетки отказываются работать. Будь настолько любезен, объясни поподробнее.

– С удовольствием, док. – Рик показал на биокомпьютер. – Совмещая тела всех тех животных, о которых вы упоминали, вы должны были объединить их железы, в том числе, естественно, половые. По моей теории, которая, я надеюсь, вскоре подтвердится, эти железы слились в одно целое и образовали гиперсексуальный орган, взаимодействующий сейчас со сложной нервной системой компьютера. Энергия, которую они выделяют, по необходимости привлекает всякую другую. – Рик настолько разволновался, что даже начал пританцовывать. – То-то и оно! Ваш компьютер получает сексуальную энергию изо всей известной Вселенной, а может, как знать, и из неизвестной!

– Молодой человек, – произнес доктор Кранкенхаус, – я вынужден признать, что вы не только разбираетесь в железистой математике и сексуальной механике, – нет, вы как будто осведомлены о том, что находится целиком и полностью за пределами моих познаний!

– Я просто выдвинул гипотезу, док, – отозвался Рик, не обратив, похоже, особого внимания на слова Кранкенхауса. – Ее нужно проверить на практике. Если все точно, тогда мы, наверно, сможем использовать ваши инструменты, чтобы подключиться к Источнику, который на деле правит Зажелезией. Кстати, чего вы оба хотите, пусть и по разным причинам?

– Выпить бы, – облизнулся Билл.

– Да нет же, недоумок! Ты что, уже забыл? Ты хочешь найти свою истинную любовь, Билл. Ты хочешь найти Ирму.

– Ирма! – горестно вскричал доктор. – Ну конечно! Мое ненаглядное дитя! Да, она бродит по Зажелезии; ведь именно тут ей повстречался Билл. Замечательно! Введя в компьютер необходимые данные, мы, возможно, сумеем отыскать Ирму и переместить мою дочурку сюда!

– 38-22-34! – проговорил Билл.

– Скажи, Билл, – изумился Кранкенхаус, – откуда тебе известны такие вещи про мою дочь?

– Так, слышал где-то, – пробормотал Билл и резко сменил тему: – Чего ты ждешь, Рик? Давай программируй!

– С вашего разрешения, доктор.

– Разумеется! О, неужели мои тщетные поиски наконец-то закончатся? Как долго я ее искал! Кажется, столетия. Валяй, Рик! Между прочим, твоя манера выражаться мне почему-то знакома. Мы не встречались раньше?

– Поехали! – провозгласил Рик, пропустив вопрос доктора мимо ушей, и принялся вращать ручки компьютера.

– Минуточку! Откуда ты знаешь, что делать?

– Я быстро учусь, – отозвался Рик, нажимая одну за другой кнопки и дергая за рычаги. Задрожали сухожилия, засверкали нервы и ганглии, затрещали электрохимические разряды.

– Зороастр! – обеспокоенно проговорил Билл. – Что творится с биокомпьютером?

Кожа, которая обтягивала внутренности грандиозной машины, начала светиться, затем вздыбилась на швах и стала на глазах сжиматься, словно претерпевая некие не слишком приятные изменения.

– Точно! – воскликнул Рик. – Пора вводить данные. 38-22-34! Не подкачай, приятель! Нам нужна Ирма Кранкенхаус!

Глаз биокомпьютера то открывался, то закрывался, будто машину изрядно накачали наркотиками. Из множества пастей и ртов высовывались языки, точь-в-точь как у тех игрушек, что продаются на предновогодних базарах. На коже набухали желваки, похожие на раздувающиеся воздушные шары. В следующий миг, испустив утробный стон, компьютер содрогнулся, и внутри одного из желваков возникло человеческое тело. Мембрана угрожающе вспухла.

– У кого-нибудь есть булавка? – спросил Рик.

Тут же выяснилось, что булавка не понадобится. Мембрана лопнула сама по себе. На пол лаборатории хлынула некая жидкость, в потоке которой бултыхалась женщина.

– Ирма! – радостно возопил Билл, не веря собственным глазам. – Ирма!

– Йек! – произнесла женщина, плюхнувшись на пол. – Ну что ты вылупился, идиот?! Помоги мне подняться! Я насквозь промокла.

Билл осторожно шагнул вперед, поставил Ирму на ноги и заключил в объятия. Он нисколько не боялся вымокнуть, а что касается Ирмы, то такой, в прилипшем к телу полупрозрачном платьице, она нравилась ему даже сильнее прежнего.

– Ирма! Ты меня узнаешь?

– Естественно, олух ты этакий! Ты Билл, а я – твоя любовь до гроба. Может, кто-нибудь соблаговолит объяснить, куда меня, черт побери, занесло? Учтите, мне сейчас не до шуток.

Она посмотрела на Рика, проигнорировала его, повернулась к барону Бесплоду – тот стоял, тряся головой в предвкушении счастливой встречи, и с надеждой глядел на Ирму – и вырвалась из объятий Билла.

– Папочка! Папочка! – Она подбежала к старику и прильнула к его груди. – Папочка! – Ирма слегка отстранилась и принялась разглядывать отца. – Твой артрит, наверно, совсем тебя замучил?

– Долго рассказывать, милая. Я очень, очень рад, что ты наконец со мной!

– Смотрите! – крикнул Билл, тыча пальцем себе в грудь. Дохлый голубь таял на глазах вместе с кожаным ремнем, на котором висел. – Я нашел Ирму, и Грязни Стадного Мутноброда приходит конец! Проклятие снимается! Неужели и в жизни бывает так, что все кончается хорошо? – Он подбежал к возлюбленной, подхватил ее на руки и запечатлел на губах девушки сочный поцелуй.

Назад Дальше