Вместе с тем Верховный Главнокомандующий повелел оставить командиру крейсера его оружие и предоставить ему право взять с собой всё свое личное имущество. Однако он был так расстроен, что, обойдя свою каюту, не взял ничего, кроме одного галстука (!). Но, сходя с трапа, он увидел наших водолазов и, поняв в чем дело, едва не потерял сознание. Об этом было немедленно сообщено в Ставку, откуда последовало распоряжение содержать капитана 1-го ранга фон Хабеннихста в плену в строжайшей изоляции без права общения и переписки с кем бы то ни было, дабы он не мог сообщить каким бы то ни было путем в Германию, что в наших руках находятся сигнальные книги и шифры немецкого флота.
Благодаря этому мы в течение всего 1915 г. и 1916 г. свободно расшифровывали все немецкие секретные радиодепеши, что значительно способствовало успеху наших действий.
Вместе с тем копии немецких шифров были нами переданы нашим союзникам, и лишь благодаря расшифрованным немецким оперативным радиоприказам перед началом Ютландской операции англичанам удалось застигнуть со всеми своими силами немецкий флот, который во что бы то ни стало стремился такой встречи избежать, намереваясь давать бой лишь частям английского флота.
Немцы лишь после Ютландского сражения стали догадываться, что противник располагает его шифрами, и их переделали, не изменяя, однако, их системы, вследствие чего английские специалисты этого дела вскоре и эти новые шифры разгадали.
Из этого видно, сколь была значительна оказанная нами англичанам услуга.
* * *Вступление в строй закончивших к концу 1915 г. свою постройку на черноморских верфях мощных броненосцев и эскадренных миноносцев новейшего типа позволило значительно усилить наступательные операции Черноморского флота против берегов и морских сообщений противника.
Операции эти были главным образом направлены на уничтожение порта Зангулдак и лежащих в его непосредственной близости единственных турецких угольных копей, откуда Константинополь и турецко-немецкий флот снабжались углем, а также на прекращение морских сообщений между Константинополем и Трапезундом, по коим производилось снабжение турецкой армии, действовавшей в Анатолии против нашей Кавказской армии.
К осени 1916 г. операции эти привели к разрушению копей и портовых сооружений Зангулдака и к уничтожению всех паровых и более или менее значительных парусных судов турецкого торгового флота, последствием чего явилось полное прекращение снабжения Константинополя углем, а турецкой армии боевыми запасами по морю.
Это чрезвычайно затруднило и так уже тяжелое положение Турции и турецко-германского флота, ибо впредь пришлось доставлять уголь по уже сильно обремененной железной дороге из Германии, а снабжение Анатолийской армии боевыми запасами производить на расстоянии тысячи километров сухим путем без железных дорог.
Однако, несмотря на наличие в составе Черноморского флота новых мощных броненосцев, набеги немецких крейсеров на Кавказское побережье продолжались, ибо наши броненосцы были тихоходные и не могли их настичь.
Набеги эти послужили в течение зимы 1915/16 г. предметом резких жалоб наместника на Кавказе великого князя Николая Николаевича верховному командованию и раздражали общественное мнение.
Набеги эти могли быть прекращены лишь путем тесной блокады или минирования Босфора. Но, несмотря на повторные указания верховного командования командующему Черноморским флотом адмиралу А.А. Эбергардту в этом смысле, командование Черноморским флотом упорно отказывалось принять эти меры, ссылаясь на то, что для блокады Босфора нет вблизи его подходящих баз, а для минирования не хватает мин заграждения, ибо большинство минного запаса было израсходовано для обороны наших берегов.
Хотя эти возражения были до известной степени справедливы, всё же Морской Штаб Верховного Главнокомандующего полагал, что даже в существующей обстановке и с наличными средствами Черноморского флота можно было бы предпринять более энергичные действительные меры в районе Босфора в целях воспрепятствования выходу судам турецко-немецкого флота в Черное море.
При выяснении этого вопроса оказалось, что главным противником этих мер был начальник оперативного отделения штаба командующего Черноморским флотом капитан 2-го ранта Кетлинский, пользовавшийся неограниченным доверием и поддержкой командующего флотом А.А. Эбергардта.
В целях побуждения командования Черноморским флотом к более энергичным действиям против Босфора я был командирован с соответствующими указаниями верховного командования в Севастополь, где был в достаточно недружелюбной степени встречен чинами штаба флота.
Подкрепленные рядом неопровержимых стратегических и тактических доказательств, продолжительные мои разговоры с Кетлинским и чинами штаба, находившимися всецело под его влиянием, не привели ни к каким результатам. Это было тем более странным, что Кетлинский был одним из талантливейших офицеров нашего флота и что принятые впоследствии против Босфора энергичные меры, назначенным вскоре после этого новым командующим флотом адмиралом А.В. Колчаком, немедленно достигли полностью желаемых результатов.
Упорство Кетлинского в этом вопросе было настолько загадочным, если не сказать больше, что в лучшем случае можно было подозревать в нем недостаток личного мужества, необходимого для ведения решительных операций. Моя поездка послужила лишь к обострению отношений между Морским Штабом Верховного Главнокомандующего и командованием Черноморским флотом и дало повод по возвращении моем в Ставку к острой переписке моей с чинами штаба Черноморского флота, принявшей вскоре с их стороны недопустимые, особенно в военное время, формы.
В конце концов начальником Морского Штаба Верховного Главнокомандующего был дан командующему Черноморским флотом совет заменить Кетлинского другим, более отвечающим оперативной работе офицером, на что адмирал А.А. Эбергардт ответил категорическим отказом и заявлением, что он всецело разделяет оперативные взгляды своего начальника оперативного отделения и с ним не расстанется. Тогда было принято решение о смене самого адмирала Эбергардта.
Но привести в исполнение это решение было не так просто, ибо адмирал Эбергардт пользовался благоволением Государя и поддержкой флаг-капитана его величества адмирала Нилова, с которым он был в дружеских отношениях. Вследствие этого морской министр и начальник Морского Штаба Верховного Главнокомандующего опасались натолкнуться на отказ со стороны Государя.
Тогда в Морском Штабе был составлен строго научно обоснованный, всеподданнейший доклад, в котором деятельность командования Черноморским флотом была подвергнута объективной критике, и, к вящему удивлению адмиралов И.К. Григоровича и А.И. Русина, этот доклад был Государем утвержден без единого слова возражения.
По этому докладу адмирал Эбергардт был назначен членом Государственного Совета, а на его место был назначен самый молодой адмирал русского флота А.В. Колчак, показавший своей блестящей деятельностью в Балтийском море выдающиеся способности командования.
После этого я был срочно командирован в Ревель к адмиралу А.В. Колчаку, чтобы сопровождать его на пути к его новому назначению и, не теряя времени, изложить ему во всех деталях обстановку в Черном море, с которой он не был знаком, так как никогда в этом море не служил.
В Ревеле А.В. Колчак в один день сдал командование минной дивизией и, взяв с собой капитана 1-го ранга М.И. Смирнова — того самого, который был при Дарданелльской операции, — для назначения его вместо Кетлинского начальником оперативного отделения штаба Черноморского флота, выехал в тот же день вместе со мной в Ставку.
В пути мы трое, объединенные единством взглядов по нашей совместной службе в Морском Генеральном штабе и связанные взаимными чувствами симпатии, подробно обсудили обстановку в Черном море, и А.В. Колчак, со свойственной ему ясностью ума и решительностью, принял определенную точку зрения на направление операций в Черном море, каковую немедленно по своем прибытии в Севастополь стал неукоснительно проводить в жизнь.
В Ставке А.В. Колчак был милостиво принят Государем и произведен в вице-адмиралы; в тот же день он выехал дальше в Севастополь, где 15 июля 1916 г. вступил в командование Черноморским флотом.
* * *Не могу здесь не остановиться на воспоминании о замечательной личности А.В. Колчака.
С ним меня сблизила, помимо совместной службы в Морском Генеральном штабе, усиленная совместная деятельность в С.-Петербургском военно-морском кружке, сыгравшем значительную роль в деле возрождения флота после несчастной войны с Японией.
В Ставке А.В. Колчак был милостиво принят Государем и произведен в вице-адмиралы; в тот же день он выехал дальше в Севастополь, где 15 июля 1916 г. вступил в командование Черноморским флотом.
* * *Не могу здесь не остановиться на воспоминании о замечательной личности А.В. Колчака.
С ним меня сблизила, помимо совместной службы в Морском Генеральном штабе, усиленная совместная деятельность в С.-Петербургском военно-морском кружке, сыгравшем значительную роль в деле возрождения флота после несчастной войны с Японией.
В кружке этом, основанном лейтенантом А.Н. Щеголевым, создателем Морского Генерального штаба, объединилось несколько молодых офицеров, среди которых А.В. Колчак играл руководящую роль, поставивших себе целью провести в жизнь ряд мероприятий, необходимых для восстановления боеспособности горячо ими любимого родного флота. На заседаниях этого кружка в продолжительных дебатах всесторонне обсуждались доклады его членов о предполагаемых ими различных мероприятиях, и решения, выносимые кружком, нередко служили основанием предпринимаемых морским министерством реформ.
В этих дебатах неизменно принимал самое горячее участие А.В. Колчак и нередко сам ими руководил.
Портрет А.В. Колчака выразительнее всего описан Г.К. Графом в его труде «На «Новике»:
«Небольшого роста, худощавый, стройный, с движениями гибкими и точными. Лицо с острым, четким, точно вырезанным профилем; гордый с горбинкой нос; твердый овал бритого подбородка. Весь его облик — олицетворение силы, ума, энергии, благородства и решимости».
Физический облик этот полностью отражал его замечательные духовные свойства вождя: он прежде всего безгранично любил свое дело и был проникнут до самозабвения чувством долга, что и привлекало к нему все сердца; ничего не было на свете, чем бы он не пожертвовал для исполнения того, что он считал своим долгом. Смелый и до крайности решительный, он подчинял своей железной воле не только своих сотрудников, но и своих начальников. Свои взгляды и требования он зачастую проводил, не останавливаясь даже перед сильной резкостью в своих отношениях с людьми. Его пылкая и напряженная натура не терпела никаких препятствий, и в деле он всем своим существом «горел, как в небе свеча».
Все события его трагически закончившейся жизни ярко отражали возвышенные его духовные качества.
Молодым офицером он принял участие в полярной экспедиции барона Толя на судне «Заря». Во время второй зимовки в вечных льдах Толь отправился один, на санях, на не обследованный еще остров Беннета и не вернулся. Тогда Колчак с опасностью для жизни, в сопровождении нескольких матросов, на китоловном вельботе отправляется в поиски за ним, достигает острова Беннета и, не найдя барона Толя, возвращается — претерпев невероятные трудности и лишения в пути, — в устье Енисея. Здесь он узнает о том, что началась война с Японией, и вместо того, чтобы вернуться в Россию, на заслуженный отдых после двухлетней полярной экспедиции, он отправляется прямо туда — куда зовет его долг, — на войну в Порт-Артур.
В Порт-Артуре он, командуя миноносцем, отличается своей смелостью и награждается золотым оружием «за храбрость».
По возвращении после войны в Россию он всем своим существом отдался работе по восстановлению боевой мощи нашего флота и был первым начальником организационно-тактического отделения вновь созданного Морского Генерального штаба.
А.В. Колчак не был любвеобильным семьянином; на первом месте у него была его работа и его служебный долг.
1-я мировая война застает его на посту начальника оперативного отделения штаба командующего Балтийским флотом. Его единоличной инициативе и разработке принадлежат планы невероятно смелых операций постановок минных заграждений в немецких водах, вдали от наших баз.
Лично участвуя в этих операциях, он, даже ценой резких столкновений с начальниками отрядов, выполнявших эти операции, добивался, чтобы они, несмотря на крайнюю опасность, были доведены до самого решительного конца. И наряду с адмиралом Эссеном именно он, Колчак, положил свой отпечаток на до дерзости смелые операции Балтийского флота, за что и был награжден Георгиевским крестом.
Таков был вождь, вступивший в середине июля месяца 1916 г. в командование Черноморским флотом, коему в древности было бы, несомненно, отведено место среди героев Плутарха.
* * *Первым действием адмирала Колчака тотчас же после вступления в должность командующего флотом был сигнал: «флоту сняться с якоря и выйти в море!»
Проделав в море ряд эволюций и вернувшись в Севастополь, он вызвал к себе начальников дивизионов миноносцев, сформировал из них особый отряд, во главе которого поставил прибывшего с ним из Балтийского моря капитана 1-го ранга М.И. Смирнова, и немедленно отправил этот отряд ставить мины у Босфора.
Командиры Черноморских миноносцев, не привыкшие к такой молниеносной решительности, были немало этим озадачены, тем более что прежнее командование флотом считало операции минирования Босфора не только слишком рискованными, но даже вообще невыполнимыми.
Однако Черноморские миноносцы под предводительством такого смелого и опытного начальника, каким был М.И. Смирнов, полностью выполнили поставленную им задачу, и с тех пор почти каждую ночь они, под самыми турецкими батареями, забрасывали минами вход в Босфор.
Результат этого был тот, что оба немецких крейсера «Гебен» и «Бреслау» подорвались на этих минах и получили тяжкие повреждения. И начиная с июля месяца 1916 г., то есть начиная с вступления адмирала А.В. Колчака в командование флотом, до июня месяца 1917 г., когда он это командование покинул, ни одно неприятельское судно больше не появлялось на Черном море: весь турецко-германский флот, вернее его остатки, был «закупорен» в Босфоре.
С тех пор никто больше не тревожил наших берегов, и нарекания на Черноморский флот прекратились.
Установленное вследствие этого полное господство нашего флота на Черном море открывало и обеспечивало широкую возможность крупных наступательных операций, а в первую очередь возможность осуществления Босфорской операции.
Всё это показывает, сколь правильны были оперативные требования, которые верховное командование предъявляло Черноморскому флоту, и сколь целесообразны были решения о смене адмирала А.А. Эбергардта и назначении адмирала А.В. Колчака на его место.
Для историка же это может послужить отличным примером влияния личности начальника на войне.
* * *В начале октября 1916 г. от самовозгорания пороха на броненосце «Императрица Мария» взорвались носовые бомбовые погреба; вспыхнул громадный пожар, угрожавший взрывом всех остальных погребов.
Несмотря на страшную опасность, адмирал Колчак немедленно отправился на броненосец и лично руководил тушением пожара, но все принятые меры оказались тщетными, и броненосец затонул. Адмирал Колчак последним покинул гибнущее судно.
Хотя гибель «Императрицы Марии» существенно не изменила благоприятное для нас положение на Черном море, тем более что вскоре после этого вступил в строй закончивший свою постройку броненосец того же типа «Император Александр III», всё же гибель «Императрицы Марии» глубоко потрясла А.В. Колчака.
Со свойственным ему возвышенным пониманием своего начальнического долга он считал себя ответственным за всё, что происходило на флоте под его командой, и потому приписывал своему недосмотру гибель этого броненосца, хотя на самом деле тут ни малейшей вины его не было.
Он замкнулся в себе, перестал есть, ни с кем не говорил, так что окружающие начали бояться за его рассудок. Об этом начальник его штаба немедленно сообщил по прямому проводу нам в Ставку.
Узнав об этом, Государь приказал мне тотчас же отправиться в Севастополь и передать А.В. Колчаку, что он никакой вины за ним в гибели «Императрицы Марии» не видит, относится к нему с неизменным благоволением и повелевает ему спокойно продолжать свое командование.
Прибыв в Севастополь, я застал в штабе подавленное настроение и тревогу за состояние адмирала, которое теперь начало выражаться в крайнем раздражении и гневе.
Хотя я и был по прежним нашим отношениям довольно близок к А.В. Колчаку, но, признаюсь, не без опасения пошел в его адмиральское помещение; однако переданные мною ему милостивые слова Государя возымели на него чрезвычайно благотворное действие, и после продолжительной дружеской беседы он совсем пришел в себя, так что в дальнейшем всё вошло в свою колею, и командование флотом пошло своим нормальным ходом.
* * *Тотчас же по вступлении адмирала Колчака в командование Черноморским флотом в Черном море начали под его руководством энергично и спешно готовиться к Босфорской операции, горячим сторонником которой был он сам и чины его штаба, чего нельзя было сказать о его предшественнике и сотрудниках последнего.