Александр рассмеялся:
— Ты слишком увлекаешься политикой, Джованни Сфорца. У тебя достанет ума служить тому, кто платит, Джованни съежился под ледяным взглядом папы. Всем сердцем он сожалел о том, что согласился жениться на Борджиа.
— Ты получил ответы на свои вопросы, сын мой, — продолжал папа. — А теперь оставь меня, и я умоляю тебя не слишком увлекаться политикой. Это не входит в твои обязанности.
Джованни покинул апартаменты папы и немедленно принялся писать своему дяде, Людовико Миланскому, передавая свой разговор с Александром и заявляя, что он скорее станет есть солому, на которой ему придется спать, чем он станет мужем дочери папы. Он отдавал себя на милость дяди. Но Людовико не был готов предоставить ему убежище. Людовико внимательно следил за крепнущей дружбой между Неаполем и Ватиканом; он не был убежден, что связь между ними так важна, как считают в Неаполе; папа был хитер, и Людовико предпочитал не иметь с ним дела.
Джованни проявлял нетерпение.
В Риме участились случаи заболевания чумой, вместе с этим рос и его страх. Положение, занимаемое им в Ватикане, позволяло покинуть Рим в любой момент, стоило ему только захотеть.
И в один прекрасный день, в сопровождении нескольких своих людей, он выехал из города и направился в Пизаро.
Лукреция не скучала по нему. Они редко виделись, вместе появляясь только на официальных церемониях.
Джулия посмеивалась над ней, когда они играли с маленькой дочкой Джулии, которой исполнилось два года.
— Думай теперь лучше не о прежнем любовнике, а о новом, — сказала Джулия подруге.
— Любовник! Он им никогда и не был, — задумчиво ответила Лукреция. Она выросла, теперь ей было четырнадцать лет. Джулии было столько же, когда она стала возлюбленной Александра.
— Конечно, не показывай радость по поводу его отъезда так уж открыто, — посоветовала Джулия.
— Когда святой отец навестит нас? — спросила маленькая Лаура, теребя юбки матери.
Джулия подхватила девочку на руки и едва не задушила ее в объятиях.
— Скоро, я уверена, совсем скоро, моя дорогая. Он не может долго пробыть без своей маленькой Лауры, правда?
Лукреция смотрела на мать и дочь по-прежнему задумчивая, вспоминая о том времени, когда тот же самый отец восхищался другими детьми, приходя в детскую. Александр, который оставался нежным отцом ко всем своим детям, совсем не изменился с тех пор, когда она и братья были маленькими детьми. Теперь они выросли, и ей казалось, что со всеми, кроме нее самой, произошло в жизни что-то чудесное и волнующее. Она вышла замуж, но это не было настоящим замужеством; она могла радоваться, потому что муж уехал. От чего уехал — от чумы или от нее? Неважно. В любом случае он трус. Да, она уверена, он трус.
Она мечтала о любовнике, таком блестящем, как ее отец, таком красивом, как ее брат Джованни, таком волнующем, как Чезаре, а ей навязали незначительного человека, вдовца, холодного и безразличного, который даже не возразил против поставленных ему условий. Ее выдали замуж за труса, который уехал от чумы и даже не попытался взять ее с собой.
Не то чтобы она хотела поехать. Но, думала она, если бы Джованни Сфорца проявил настойчивость, чтобы увезти ее с собой, она поехала бы.
— Джулия, — обратилась она к подруге, — как ты думаешь, теперь, когда Сфорца оставил меня, отец затеет развод?
— Это будет зависеть от того, — ответила она, убирая длинные светлые волосы со лба дочери, — насколько важным представляется ему этот брак.
— Какая может быть от него сейчас польза?
Джулия подошла к девушке и положила ей руку на плечо:
— Совсем никакой. Папа решит, расторгать ли ваш брак, и потом у тебя будет хороший муж… который заявит, что его не устраивает женитьба, совсем не похожая на женитьбу. К тому же ты выросла. Ты достаточно взрослая. Да, на этот раз у тебя будет прекрасный муж.
Настоящий муж.
Лукреция улыбнулась. — Давай вымоем волосы, — предложила она.
Джулия согласилась. Это было их любимое занятие, потому что их золотистые волосы нужно было мыть каждые три дня, иначе они становились темнее и утрачивали блеск, так что девушки тратили довольно много времени на уход за волосами.
Они болтали о будущем муже Лукреции, который появится после того, как папа освободит ее от Джованни Сфорца. Лукреция представляла себя в малиновом платье, украшенном жемчугом. Она опускается на колени и стоит на подушечке перед папой, произнося: «Беру в мужья по доброй воле». А стоящий рядом с ней мужчина имеет неясный облик, но очень напоминает внешностью отца, а некоторыми чертами характера походит на братьев.
Ей казалось, что рядом с ней, преклонив колени, стоит один из Борджиа.
Мечтания Лукреции скоро прекратились — отец узнал о том, что Джованни Сфорца уехал из Рима; Александр очень рассердился и велел ему немедленно возвращаться.
Но, чувствуя себя в полной безопасности в окружении своих подданных, вдали от политических конфликтов и угрозы чумы, Джованни обрел смелость и не обращал внимания на приказы папы.
Александр угрожал и давал обещания, боясь непредвиденных поступков зятя, вышедшего из-под контроля. В конце концов он заявил, что если Джованни Сфорца вернется в Рим, он на деле станет мужем Лукреции и получит обещанное приданое.
Все ждали узнать, что же предпримет Сфорца, Лукреция ждала… с тревогой. Лезаро
Даже несмотря на предложенную ему приманку, Джованни Сфорца не спешил возвращаться в Рим.
Во всей Италии было неспокойно, и Сфорца прекрасно об этом знал. На этот раз не воюющие государства полуострова отбрасывали мрачную тень на всю землю; миру угрожал более сильный и опасный враг.
Король Франции возобновил свои притязания на неаполитанский трон и информировал Александра о том, что он отправляет в Ватикан миссию, которой поручено рассмотреть данный вопрос.
Александр, опытный дипломат, любезно принял французскую делегацию; такой радушный прием французов Александром породил слухи, что в скором времени папа будет смещен. Делла Ровере держался настороже — он твердо намеревался занять трон, если тот опустеет.
Но Александр сохранял спокойствие. Он безгранично верил в самого себя и не сомневался, что достойно выйдет из любого трудного положения, каким бы оно ни казалось безнадежным. Ферранте Арагонский умер, его место занял его сын Альфонсо. Он решил поддерживать дружбу с папой любой ценой и предложил тому огромную взятку, которая значительно помогла бы укрепить дружбу. Не в обычаях Александра было отказываться от приношений, так что теперь они с Альфонсо стали союзниками. Между тем французы выражали свое недовольство и угрожали вторжением.
Укрывшись в Пезаро, Джованни наблюдал за происходящими событиями, но не мог решить, какую дорогу выбрать ему. Людовик Миланский совершенно определенно дал понять, что он не придет на помощь в случае крайней необходимости. Папа был — по-прежнему силен, раз Альфонсо гак усердно искал его дружбы. Поэтому Джованни Сфорца решил, что ему нужно возвращаться в Рим. ***
Лукреция ждала. Волосы только что вымыты, тело натерто благовониями. Наконец-то она действительно вступает в брак.
Папа встретил зятя так радушно, словно его отсутствие было вполне естественным. Он тепло обнял его и заявил, что рад видеть его и что его ждет брачное ложе.
После чего устроили торжества с обычными непристойными шутками. Эта свадьба походила на предыдущую, но Лукреция не могла радоваться происходящему с легким сердцем. Тогда было просто представление, где ей отводилась главная роль, теперь была реальность.
Муж сильно изменился по отношению к ней, она чувствовала это. Он коснулся ее руки, на своем лице она ощутила его дыхание. Наконец он заметил, что она красива.
Они танцевали вместе итальянские, а не испанские танцы, как когда-то она танцевала с Джованни по точно такому же и в то же время столь отличному от этого случаю.
А потом — брачная постель.
Он был спокоен и мало говорил. Она была готова к тому, что должно произойти, — Джулия подготовила ее, — но понимала, что все это может сильно отличаться от опыта подруги.
Она немного боялась, но сохраняла обычное спокойствие, зная, что если и не испытает наслаждения, то по крайней мере сумеет это вынести.
Когда они оказались вдвоем в огромной кровати, она сказала:
— Сначала скажи мне одно: почему ты так долго ждал, прежде чем вернуться?
— Было глупо возвращаться, — пробормотал он. — Чума и… неопределенность.
Он повернулся к ней, испытывая нетерпение после стольких месяцев ожидания, но она держалась отчужденно, в ее больших светлых глазах мелькнул страх.
— Ты вернулся, чтобы стать моим мужем или… за приданым?
— И за тем и за другим.
Это оказалось странным, приводящим в смущение, как и говорила Джулия. Ее переполняло волнение — она открыла новый мир, который стал теперь доступным и сулил восторги, которые ей и не снились. Она знала, что с другим это будет по-другому, но даже с мужем она испытала радость.
— Ты вернулся, чтобы стать моим мужем или… за приданым?
— И за тем и за другим.
Это оказалось странным, приводящим в смущение, как и говорила Джулия. Ее переполняло волнение — она открыла новый мир, который стал теперь доступным и сулил восторги, которые ей и не снились. Она знала, что с другим это будет по-другому, но даже с мужем она испытала радость.
И все-таки с другим…
Она лежала улыбаясь.
Она повзрослела за одну ночь. Александр и Джулия, которые успели это заметить, вместе обсуждали происшедшее.
— Мне ее жаль, — задумчиво проговорила Джулия. — Мой опыт был совсем иным. Бедняжка Лукреция — брак с этим холодным нервным созданием! Ваше святейшество, вы должны разорвать брак и найти ей настоящего мужчину.
Александр игриво прищелкнул языком.
— Говорить о браке подобным образом! Ведь она еще так молода. Перед ней вся жизнь. И все-таки я не отвергаю мысли о возможности развода, но теперь не так просто устроить его. Церковь отвергает разводы.
— Но если на то будет желание папы, церковь вынуждена будет согласиться, — напомнила ему Джулия.
— Ах ты, негодница, ты насмехаешься! Я должен придумать для тебя наказание.
— Я десять раз скажу «Я люблю вас»и брошусь к вашим ногам, чтобы воскликнуть: «Делай со мной, что угодно, святой отец, мои тело и душа принадлежат тебе!»
— Джулия, любовь моя. Что бы я делал без тебя? Но ты присмотришь за Лукрецией, хорошо? Ты ведь такая умница, всегда сможешь дать ей нужный совет.
— Как выбирать любовников и обманывать мужа. Как делаю я.
— Никого ты не обманывала. Бедняжка Орсино, он сам страстно желал этого — больше всех.
Они посмеялись. Джулия заверила Александра, что любит Лукрецию как сестру и будет заботиться о ней. Ей хотелось обсудить другой вопрос. Она страстно мечтала о том, чтобы папа устроил блестящий брак для Лауры, чтобы вся Италия узнала, что он признал девочку своей дочерью.
— Я сделаю это. Дорогая маленькая Лаура получит такого отличного мужа, о котором можно только мечтать.
Она оставалась с ним. Он нуждался в отдыхе, который могла дать ему только Джулия. Над Римом собрались темные тучи, но у него не было ни малейшего желания думать об этом. Он развлечется с Джулией, он будет любить ее, словно юноша, и оба получат удовольствие и порадуются его энергии и силе.
Это прекрасное противоядие от волнений, решил он.
В комнате Лукреции находились двое — Лукреция и Джулия. Волосы девушек распущены по плечам. Волосы Джулии доходили до щиколотки, а Лукреция могла на свои сесть. Они снова мыли их.
— На балконе солнце, — проговорила Джулия. — Давай выйдем и посушим волосы. Они станут больше блестеть.
— Следует ли нам делать это?
— Почему бы нет?
— Не можем мы там заразиться?
— О, Лукреция, неужели тебе не надоело сидеть взаперти во дворце? Мы не имеем права выйти. Даже на минуточку. Я устала от всего этого.
— Но будет гораздо хуже, если мы подхватим чуму.
— Я тоже так думаю. И буду рада, когда кончится жара. Может, с ней исчезнет и тлетворный воздух.
Джулия встала и тряхнула сырыми волосами.
— Я пойду на балкон.
— Разве ты не обещала святому отцу не делать этого?
Джулия состроила гримаску.
— Я не имела в виду балкон. Я сказала, что не буду выходить на улицу.
— Но он мог иметь в виду и балкон.
— Тогда давай сделаем вид, что он не имел его в виду. Я иду туда прямо сейчас. Посижу на солнце и посушу волосы.
— Нет, Джулия, ты не должна этого делать.
Но Джулия уже ушла.
Лукреция в задумчивости опустилась в кресло, глядя на образ Мадонны и горевшую перед ним свечу.
— Пресвятая Богородица, — молилась она, — пусть все будет хорошо.
Она знала, что вокруг многое происходит не так. Дело не только в чуме — она часто посещала город. О ее отце ходили слухи. Она слышала, как шептались слуги. Она никому не сказала об услышанном, потому что слуг могут высечь или подвергнуть более суровому наказанию за то, что они говорили. Они сказали, что положение папы очень шаткое, что много сторонников его смещения. Франция угрожала миру в стране, и некоторые считали, что Александр — тайный союзник врага Италии.
Все это тревожило ее. Она мало что знала о политических симпатиях своего мужа. Теперь они делили постель, она стала его настоящей женой, но чувствовала смутное неудовлетворение. Джулия сказала, что он холоден; Лукреция никак не могла сказать то же самое о себе. Она сама не понимала. Желание — смутное желание чего-то нового — поднималось в ней, но Джованни был не тем, кто мог удовлетворить его. Она часто лежала рядом с ним, прислушиваясь к его храпу, и мечтала почувствовать, как руки возлюбленного обнимают ее. Не Джованни. Иногда бывали моменты, когда она начинала верить, что лучше хоть какой-то любовник, чем вообще никакого.
Любовь, которую испытывала она, нисколько не походила на ту, какую знала Джулия, но ведь возлюбленным ее подруги был несравненный мужчина — Александр.
Где-то в мире есть тот, о ком она мечтает, ведь должен на земле быть человек, обладающий качествами Борджиа.
Но Лукреция редко проявляла эгоизм, а все это касалось ее одной, и она неизменно волновалась за других больше, чем за себя.
Она находила время подумать о судьбе бедного Чезаре, сейчас еще более разгневанного, чем обычно, поскольку Италии угрожала опасность, а он не мог действовать. Он страстно желал получить командный пост в армии; это был шанс добыть воинскую славу, а ему отказывали в этом. Адриана вновь обрела былое благочестие и большую часть времени проводила в молитвах, что ясно говорило о ее озабоченности.
Лукреция услышала с площади крики и подбежала к балкону посмотреть, что происходит. Джулия почти без чувств упала ей на руки.
На лбу ее виднелась кровь.
— Что случилось? — Она перевела взгляд с Джулии на балкон.
— Не выходи, — сказала Джулия. — Кровь идет? Они увидели меня, мгновенно собралась толпа. Ты слышала, что они говорили мне?
— Я слышала выкрики. Пожалуйста, сядь. Я вытру тебе лоб.
Она хлопнула в ладоши, торопливо вошел раб.
— Принеси мне таз с водой и мягкие полотенца, — приказала она. — И никому не говори, зачем ты берешь все это.
Джулия посмотрела в глаза подруге.
— Они обзывают меня непристойными словами, — пожаловалась она. — И упоминали святого отца.
— Они… они не могли осмелиться!
— Но они осмелились, Лукреция. Это значит — в городе происходит что-то, чего мы не понимаем.
— Ты полагаешь; они хотят свергнуть его?
— Он никогда не позволит сделать это. Вошел раб с водой. Лукреция взяла тазик, Джулия сказала:
— Я споткнулась, идя к балкону, и ударилась лбом.
Раб поклонился и вышел, но не поверил Джулии.
Они знают о том, что произошло, подумала Лукреция. Они знают больше, чем позволяют знать нам.
Невозможно было утаить новость, что в возлюбленную папы, которая сидела на балконе дворца Лукреции, бросали камни. Когда об этом узнал Александр, он поспешил во дворец дочери.
Несмотря на то что Александр сам находился в сложной опасной ситуации, превыше всего для него были интересы и безопасность Лукреции и Джулии. Он нежно обнял обеих и впервые за все тревожное время, с тех пор как над Италией собрались тучи, проявил тревогу.
— Дорогая моя, позволь мне взглянуть на рану. Ты должна соблюдать осторожность, чтобы в нее не попала инфекция. Пресвятая Богородица, ты должна была предостеречь ее. Но святые уберегли тебя, сокровище мое, рана невелика. А ты, Лукреция, не ранена, слава Господу.
Он прижал обеих девушек к себе, словно решил никогда не отпускать их, и Лукреция заметила во взгляде, обращенном к ней, тревогу и боль.
— Не надо волноваться, дорогой отец, — сказала она. — Мы будем крайне осторожны. Мы не осмелимся выйти на балкон, пока волнения не прекратятся.
Папа отпустил их и задумчиво направился к образу Мадонны. Он остановился перед ним, губы его беззвучно шевелились. Он молился, и обе они понимали, что он вынуждает себя принять решение.
Он медленно повернулся к ним, и они снова увидели прежнего Александра, не знающего сомнений.
— Дорогие мои, — произнес он. — Теперь я вынужден сделать то, что крайне опечалит меня. Я собираюсь отослать вас из Рима.
— Пожалуйста, не делай этого, отец, — взмолилась Лукреция. — Позволь нам остаться с тобой. Мы обещаем, что никогда не будем выходить на балкон. Но жить вдали от тебя — это самое худшее, что может случиться.
Он улыбнулся и положил руку ей на голову.
— А что теперь скажет моя милая Джулия? Джулия бросилась к его ногам и коснулась руки. Она думала: Риму угрожает еще нечто более ужасное, чем чума. Нашу землю может занять французская армия. Французы посадят на папский трон кого захотят, и кто знает, что ждет Александра?
Александр вполне устраивал ее как любовник, искусный и опытный; она считала, что ей просто повезло — она получила лучшего наставника Рима. Но часть притягательности состояла в его могуществе, сказывалось знание того, что он самый богатый в Риме кардинал, а позже — папа. Такова была натура Джулии, что все это тешило ее. Представить его лишенным славы, возможно, даже униженным пленником французов, поду — , мать о том, что он может стать человеком, совершенно не похожим на нынешнего всемогущего, снисходительного и щедрого любовника, быть любимой которым сейчас такая честь!