Когда Ягленац оказался лежащим на чем-то мягком, то подумал: «Вероятно нужно мне поспать», — положил ручки под голову и сладко уснул, не зная о том, что находится в глубокой яме, из которой и выйти не может.
Вокруг него торчало еще много обнаженных кольев, а над ямой склонились полные злобы Заточницы. А Ягленац спал тихо и спокойно, словно на васильках улёгся. Не шевелится Ягленац, потому что так его научила мать, говорившая: «Когда ляжешь, сынок, закрой глазки и не шевелись, чтобы не беспокоить своего Ангела Хранителя».
Стоят Заточницы около ямы и видят: спит дитя, как царевич малый на золотой постельке!
— Тяжело с этим ребенком, — сказали волшебницы. И полетели они на Разделы и стали совещаться о том, как бы его убить, хотя прикасаться к нему из-за крестика они и не могут.
Совещались, совещались, и вдруг надумала одна из Заточниц и воскликнула:
— Устроим грозу, пустим страшный дождь, побегут потоки с горы и потопят они дитя в яме.
— Так! Так! — закричали все Заточницы, радостно взмахнули крыльями и понеслись тотчас ввысь над горой, чтобы собрать облака и устроить грозу.
V
Сидит малая Рутвица на вершине горы на своем островке средь святого озера. Вокруг нее прекрасные бабочки, которые садятся ей на плечи, а серая горлица принесла к ней на руки голубят своих и зерном их кормит. И ветка малины опустилась над Рутвицей, и Рутвица набрала красной малины. И нет у нее больше никаких желаний.
Но одинока сиротка малая, и печаль у неё в сердце, как подумает она о том, что навек она разлучена со своим единым братом Ягленцом: да и забота одолевает — напоил ли его кто-нибудь водицей, уложил ли спать? Печально так размышляя, взглянула Рутвица вверх. Взглянула она на небо и заметила, как около вершины горы вьется черная, как ночь, мгла. Над Рутвицей и над заповедным озером сияет солнышко, а вокруг, всё покрывая, вьется туман, движутся и колышатся чёрные тучи, поднимаясь и опускаясь, словно густой дым. А из-за того дыма изредка сверкают огненные искры.
А были то Заточницы, которые над горой собирали черные тучи, размахивая огромными крыльями и рассыпая из очей сквозь тучи огненные искры. И вдруг оглушительно загремели тучи и хлынул на горе ливень, а Заточницы закричали и завыли средь дождя и грома.
Увидев это, Рутвица подумала: «Надо мной солнышко, и ничего со мной не может быть, но в горах, возможно, кто-нибудь и нуждается в помощи среди этой грозы».
И хотя Рутвица полагала, что в горах нет ни души крещеной, все же она поступила так, как ее научила мать делать во время грозы: перекрестилась и стала молиться Богу. А так как в разрушенной церковке остался колокол, то Рутвица ухватилась за веревку и стала бить в набат. Не знает Рутвица о ком она Бога молит, для кого она звонит, потому что зовет она на помощь всякому, кто в беду попал.
Когда так неожиданно зазвучал с острова колокол, который молчал уже сотню лет, перепугались Заточницы в облаках, позабыли о своей работе, оставили грозу, от страха разбежались во все стороны, попрятались, кто под стену, кто под утес, кто в дупло, а кто в папоротник.
В тот же миг очистилась гора, разлилось по горе солнце, попав и туда, где уж сто лет его не было.
Выглянуло солнце — сразу дождь прекратился. Но малому Ягленцу гибель была уже готова!
От потоков первого же ливня собрались ручьи в горах, и понеслась вода как раз по направленно к яме, в которой Ягленац спал.
Не слыхал Ягленац ни грозы, ни грома, не слышит и сейчас он ручьев, которые со страшным шумом и огромной быстротой несутся на него, грозя его потопить.
И хлынула вода в яму — хлынула и тотчас же покрыла ребенка.
Покрыла его, тотчас же потопила. Не видно больше ни ямы, ни кольев, ни Ягленца, видна лишь вода, которая несется дальше под гору.
Но когда вода хлынула в яму, все она в яме завертела, смешала, перевернула, а затем быстро подняла вода и ветви, и листья, а на ветвях и малого Ягленца. Подняла его, выбросила из ямы и понесла на ветке под гору.
Поток был так силен, что свалил и снёс множество камней и старых дубов, и ничто их не могло бы удержать, потому что камни и дубы были большие и тяжелые, а поток бурный.
А малый Ягленац легко несся на своей ветке вместе с потоком, — и был он лёгок, как нежный цветок, и каждый куст мог его задержать.
И действительно: на пути попался куст, и зацепилась ветка, на которой был Ягленац, за куст. Мгновенно проснулся Ягленац, схватился ручкой за куст и, взобравшись на него, уселся на верху куста, словно птичка.
Над мальчиком ласково светило ясное солнышко. Под ним бурная несётся вода, а он сидит на кусте в белой рубашонке и от удивления таращит глазки: — кто же это его так быстро разбудил, потому что не знает глупыш малый всего, что произошло.
Пока он протирает глаза, пронеслась вся вода под гору, и не стало потоков. Следит Ягленац за потоком, как он исчезает в чаще, глядит, как ещё собирается и просачивается ил около куста, а затем сходит Ягленац с куста и подумал: «Вероятно, нужно дальше идти, если меня разбудили».
И начал он дальше взбираться в гору. А выспался он так хорошо, что стало ему весело и показалось, что сейчас найдет Рутвицу.
VI
Лишь только перестал звонить колокол, вернулась к Заточницам сила. Осмелели они, выбрались все из своих убежищ. Выйдя, сейчас же увидели, что солнце гору освещает. А ничего другого не боятся так Заточницы, как ясного солнышка. И так как не могут они в такой короткий срок окутать туманом всю гору, то быстро каждая из них собрала вокруг себя туман, и понеслись они к яме, чтобы видеть, как утонул ребёнок.
Когда они подошли к яме и посмотрели — яма оказалась пуста. Мальчика в ней не было!
Взвыли Заточницы от злости и стали разглядывать гору, надеясь, что где-нибудь его вода о камень расшибла. Но когда Заточницы осмотрелись, видят: весело путем-дороженькой идет Ягленац, солнышко на нем рубашонку сушит, а он тихонько напевает, как вообще дитя умеет петь.
— Ускользнёт от нас дитя это, если так пойдёт и дальше, — завопила одна из Заточниц. — Сильнее нас дитя это. Надо позвать Змея Огненного, чтобы он нам помог.
— Не срамитесь, сестрицы, — говорить другая Заточница. — Думаю, что мы и сами сумеем одолеть этого слабенького ребенка.
Так говорила Заточница и не знала она, что малый Ягленац своим спокойствием сильнее всей злобы и всей мудрости Кипень-горы.
— Надо послать медведицу, — пусть она убьет дитя, немая медведица не боится креста, — говорит одна из Заточниц. И немедленно полетела она к медвежьей берлоге.
Лежит медведица и играет с малым медвежонком.
— Айда, Медунка, на тропинку. По тропинке идет человечье дитя. Дождись его и убей, кума Медунка, — говорит Заточница.
— Не могу я оставить своего медвежонка, — отвечает Медунка.
— Я присмотрю за ним, — говорить Заточница и начала играть с медвежонком.
Выходить Медунка на тропинку, а там уже показался и Ягленац.
Тотчас же большая медведица поднялась на задние лапы, вытянула передние и так двинулась на Ягленца, собираясь его задрать.
Страшно и поглядеть на медведицу, но Ягленац ничего ни страшного, ни опасного в ней не видит, и только пришло ему на ум одно:
— Кто-то идёт ко мне и протягивает руку. Должен и я ему руку подать.
Поднял Ягленац обе ручки, протягивает их к медведице и идет прямо на нее, словно на зов матери в её объятья.
Еще немного, и схватит его страшная медведица. Подошла она уже к нему и немедленно бы набросилась на него и смяла бы, если бы только он бросился бежать. Но видит она, что есть у неё ещё время поразмыслить о том, откуда ей удобнее его схватить. Вытянувшись насколько могла, она разглядывает Ягленца и справа, и слева и готовится уже опуститься на него.
Но в этот миг запищал в берлоге малый медвежонок. Ужалила его черная оса из тех, что Заточницы подле себя держат. Запищал медвежонок ужасно, потому что, хотя и строптив медвежий род, но чужой строптивости молча снести не может. Во весь голос пищит медвежонок, а лишь только услышала Медунка голос своего детёныша, забыла и о Ягленце и о горе! Со всех четырех ног, как обезумевшая, бросилась она к берлоге.
Схватила рассвирепевшая Медунка лапой Заточницу за косу. Схватились они, упали, сплелись — и оставили Ягленца в покое.
Пошел Ягленац вслед за медведицей, чтобы взглянуть, как они катаются и дерутся. Посмотрел и только во весь голос рассмеялся он, дитя неразумное, и пошел дальше в гору. И не знает он, что на волоске висела его жизнь!
И опять собрались Заточницы на Разделах, чтобы посоветоваться о том, что делать с Ягленцом. Видят они, что слабее его. Они уже и устали, беспрерывно летая то на Разделы, то с Раздел и совещаясь о Ягленце. Были они этим очень рассержены.
— Давайте отравим дитя. Теперь нет уже ни мудрости, ни чародейства, которые бы его спасли — решили они. И тотчас же одна из них взяла деревянную чашечку и полетела на некое поле в горах, чтобы набрать там ядовитых ягодок.
— Давайте отравим дитя. Теперь нет уже ни мудрости, ни чародейства, которые бы его спасли — решили они. И тотчас же одна из них взяла деревянную чашечку и полетела на некое поле в горах, чтобы набрать там ядовитых ягодок.
А Ягленцу и невдомек, что кто-то о нем советы держит и что-то замышляет, и весело идет он горой и тихонько, словно голубок, воркует.
Дошел он так до поля ядовитого. Посреди поля тропинка. По сторону от тропинки поле покрыто красными ягодками, а по другую сторону черными. Ядовиты и те и другие, и погибнуть должен всякий, кто поест или тех или других.
Но откуда Ягленац может знать, что на свете существует отрава, если вскормлен он материнским молоком!
Проголодался Ягленац, а приглянулись ему красные полевые ягодки. Но видит он, что там далеко впереди его на той стороне, где красные ягодки, кто-то их собирает и так спешит, что и головы не поднимает. Была это одна из Заточниц, а собирала она красные ягодки для того, чтобы отравить Ягленца.
— Это ее сторона, — подумал Ягленац и пошел на другую сторону, где были черные ягодки, потому что учили его ни с кем ни из-за чего не ссориться. Уселся он меж черных ягодок и начал их есть, а Заточница далеко забралась меж красных ягодок и не знает она, что Ягленац уже пришел и наслаждается ягодками на черной стороне.
Когда Ягленац насытился, то встал, чтобы идти дальше. Но, — о, ужас! — помутилось все перед очами у мальчика, невероятно разболелась голова, и заколебалась земля под ногами.
Было всё это от черной отравы.
Увы, Ягленац малый, не знаешь ты ни мудрости, ни чародейства, чтобы спастись от этого несчастья.
Но Ягленац все равно пошел дальше, не придавая значения тому, что мутится у него перед очами и что колеблется земля.
Так он добрался до Заточницы, собиравшей ягоды. Заметила Заточница дитя и немедленно пошла на тропинку перед ним с чашечкой красных ягодок. Положила она на землю чашечку и предлагает ему поесть ягодок.
Не знает Заточница, что Ягленац уже наелся черных ягод, и если бы знала, то не предлагала бы ему красных, а предоставила бы погибнуть от черной отравы.
Ягленцу не хотелось больше ягод, потому что невероятно у него болела голова. Но мать учила Ягленца: — «Ешь, сынок, если я тебе предлагаю, не печаль мать».
Ни мудрости, ни чародейства не было в том, чему мать маленького Ягленца учила. Но как раз на свое счастье вспомнил он ее слова.
Взял он чашечку и начал есть красные ягодки. И лишь только он поел — прояснилось у него в очах, и голова и сердечко больше не болят, перестала колебаться и земля.
Красная отрава уничтожила у Ягленца черную отраву. А он всплеснул от радости ручонками и двинулся дальше, здоров, как рыбка, и беззаботен, как птичка.
Виднеется вдали уже вершина горы, и Ягленац думает:
— Там, за вершиной горы и край земли. Там я должен найти Рутвицу.
VII
Не верить Заточница своим глазам, глядит на Ягленца, а он идет, как ни в чем не бывало, несмотря на принятое огромное количество отравы.
Глядит она, глядит — и вдруг злобно завизжала. Не знает она, каким чудом спасся Ягленац. Видит только, что убежит от нее дитя на озеро, так как уже приближается к вершине.
Нет у Заточницы времени полететь на Разделы и посоветоваться с подругами. Когда наступает решительный миг, то поздно уже устраивать совещания. И полетела она прямо к брату своему, голосистой птице Букачу.
Угнездился Букач в горе на болотце, как раз подле борозды, что святое озеро окружает. Не смеет Букач, птица строптивая, из-за борозды пробраться на озеро, но поместили его, чудовище, здесь, на меже, для того, чтобы он своим криком разгонял тишину на озере.
— Букач, брат родной, — говорить Заточница птице. — Идёт дитя по дороге. Останови его своим криком на меже, чтобы не убежал он от меня через борозду на озеро. А я иду к Змею Огненному.
Сказав это, Заточница стрелой понеслась вдоль горы к Змею Огненному, спавшему в ущелье.
А Букач несказанно был обрадован, что ему предложили порычать, потому что весьма гордился он силой своего голоса.
Уже мрак стал спускаться, и наступил вечер. Ягленац постепенно приближается к меже, а за бороздой виднеется уже озеро, а на озере белеется церковка.
«Вот и край света, и нужно только пройти за эту борозду», — думает Ягленац.
Но вдруг послышался в горах такой страшный шум, что затряслись ветви, и вывернулись листья на деревьях, и застонали ущелья, и утесы, и бездонные пропасти. Это Букач зарычал.
Рычит Букач столь ужасно, что перепугался бы и сам Скендербег сильный, а Скендербег помнить ещё рёв турецких пушек.
Но нисколько не пугается маленький Ягленац, потому что еще никто и никогда на него от гнева или злости не крикнул.
Слышит Ягленац, что кто-то так рычит, что гора трясется, и пошел Ягленац по направлению к нему, чтобы вблизи посмотреть на этого великана. А когда подошел, то увидел, что это птица, величиной с курицу!
Опустить птица клюв в болотце, затем поднимет голову, напружит шею, как меха, и зарычит. О Боже, так рычит, что колышатся рукавчики у Ягленца. Понравилось это чудо Ягленцу, и он уселся, чтобы лучше рассмотреть, как это Букач рычит.
Уселся Ягленац как раз под святой бороздой перед Букачем и наклоняется к самой шее Букача (потому что было темно), чтобы совсем хорошо рассмотреть, как это у него шея надувается.
Если бы Ягленац был более мудр, не остался бы он в горах как раз под бороздой, где все чудища могут ему зло причинить, а перешагнул бы через борозду и был бы спасен, потому что туда чудища попасть не могут.
Но неразумен был ещё малый Ягленац и он мог погибнуть и здесь, где возможность спасения была у него под руками.
И развлекался Ягленац около Букача.
Развлекался, обманулся.
Покамест он так развлекался, успела Заточница разбудить Змея Огненнаго, спавшего в ущелье.
Разбудила его и повела по дороге в горы. Идет страшный Змей огнедышащий, пышет у него огонь из ноздрей, валит он по пути сосны и ели, потому что тесны ему и лес и горы.
Отчего ты не бежишь, малый Ягленац?! Перешагни только через ту борозду и будешь спасен, несчастное дитя!
Но Ягленац и не предполагает убегать и мирно сидит под бороздой, а когда увидел, как испускаемое Змеем пламя прорезывает ночной мрак, то подумал: «Что это такое там в горах так красиво сверкает?»
А идет это огонь и сожжет он Ягленца, а он, дитя неразумное, так мило глядит и еще дивится: «Что это там так красиво сверкает?!»
Заметила Заточница Ягленца и говорит Змею огнедышащему:
— Вот дитя, Змей огнедышащий! Приготовь огня наилучшего.
Запыхался грузный Змей, взбираясь по горной дороге.
— Подожди, сестра, дай дух перевести, — отвечает Змей огнедышащий.
Вздохнул Змей и два, и три раза.
Но обманулся Змей!
Как только он вздохнул, так и задул ветер по горам. Дунул ветер и перебросил Ягленца через борозду к озеру святому!
Взвизгнула Заточница, упала на землю, закрылась своими черными крыльями и горько заплакала.
Дует рассвирепевший Змей, сыплет огонь, как десять печей раскаленных. Но и огонь не может перейти через борозду. Лишь только огонь дойдет до борозды, тотчас же взлетает он к небу под облака, словно о мраморную стену ударившись.
Брызжат, сыпятся искры и пламя и возвращаются к Кипень-горе: полгоры спалил Змей, а малого Ягленца потерял.
Когда ветер Ягленца перебросил, рассмеялся мальчик тому, что так быстро полетел. Рассмеялся он раз, рассмеялся два.
А на озере перед церковкой сидит Рутвица.
Вечер уже, но не может Рутвица уснуть от шума и беспокойства в горах, которые смущают тишину на святом озере. Слыхала Рутвица, как кричат и визжат Заточницы, и как ревет Медунка. Слыхала, как дует Змей из ущелья и видела, как разливался огонь по горам.
И сейчас глядит на пламень горючий, что тянется в небо под облака.
И тогда услыхала она, — о, Боже, что слышит она?! — Кто-то рассмеялся, словно колокольчик серебряный. Забилось сердце у Рутвицы.
Рассмеялся опять тот же голосок.
Не может Рутвица удержаться и закричала с острова:
— Кто это смеется там в горах? — ласково спрашивает Рутвица, с трепетом ожидая: кто же ответит.
— Кто это меня там с острова зовёт? — отвечает малый Ягленац.
Узнала Рутвица лепет Ягленца.
— Ягленац! Брат мой единый! — воскликнула Рутвица и вытянулась вся белая в лунном свете.
— Рутвица! Сестрица! — крикнул Ягленац и легкий, как мотылёк, полетел через камыш, через тростник, через травы водяные на островок. Обнялись они, расцеловались, уселись при лунном свете перед церковкой. Недолго поговорив, так как о многом они еще не умели разговаривать, взялись за ручки, прижались друг к другу и уснули.
VIII
Так день за днем стали они жить на святом озере. Счастлив Ягленац, большего ему счастья и не нужно.