— Ваше замечание вновь растревожило мне душу. Хотя, впрочем, дополнительного стимула мне и не требовалось: я и без того более чем достаточно думаю об этом мерзавце, — и, разумеется, хотел бы быть вам полезным.
Последнюю фразу Перрек произнес тихо, но тем сильнее в его голосе прозвучало волнение.
Мистраль достает из сумки коричневый конверт большого формата.
— Здесь фотографии со всех мест преступления. Изучите их — может, что-нибудь обратит на себя ваше внимание. Ведь известно же: чем больше усердствуешь, пытаясь что-то разглядеть и отыскать, тем меньше замечаешь очевидного, того, что само бросается в глаза. Вынужден признать, что я, со своей стороны, не увидел ничего примечательного.
Перрек берет конверт и взглядом благодарит Мистраля.
Ресторан постепенно пустеет. В конце концов посетители остаются еще только за одним столиком, неподалеку от полицейских: его занимает пара постоянных клиентов, время от времени вступающих в разговор с хозяином. У супругов явно отличное настроение, и оно проявляется даже в том, как они работают вилками. За столом полицейских вновь воцаряется молчание. Мистраль, поглощенный своими мыслями, машинально разглядывает пару. Женщина сидит спиной к ним, мужчина — боком. Оба в теплых свитерах, рукава засучены, словно они готовятся к сражению со второй или третьей порцией жареных мидий. Официант еле успевает подносить новые кружки пива и корзиночки с хлебом, хотя женщина и так уже еле помещается на стуле. Под стать ей и мужчина с тройным подбородком, сидящий от стола на некотором отдалении, чтобы живот помещался. Зубов у него уже нет, а челюсть вся заплыла жиром. Мистраль смотрит, как тот быстро жует. «Прям как большой хомяк», — думает он.
Перрек курит сигариллы — задумчиво, по-видимому, витая мыслями в прошлом. За окном, на пляже, по-прежнему буйствует ветер, вовлекая песок в неистовую сарабанду.
— Вы изучали централизованную картотеку заключенных? Я не встретил даже намека на это досье.
— Примерно через четыре месяца после заключительного дела мы запросили картотеки всех тюрем, чтобы проверить, кто из подопечных поступил в последнее время за нападения на несовершеннолетних, — и это ничего нам не дало. Ну то есть никого похожего на нашего человека мы не выявили. Во Франции ежедневно совершаются нападения на несовершеннолетних, но ни один случай не подходил под известную нам схему. Мы проверили всех извращенцев, побывавших в тюрьме за насильственные действия в отношении детей. Безрезультатно.
Мистраль, внимательно слушавший Перрека, считает нужным заметить:
— Фокусник — манипулятор. Конечно, в основном он манипулирует картами, костями, монетками, но и людьми тоже. Я размышляю о втором покушении за 1989 год. Мальчик сказал нам примерно следующее, я цитирую по памяти то, что значится в материалах вашего дела: «Со мной поравнялся мужчина. Он шел как я: одной ногой по тротуару, другой по водосточному желобу, улыбаясь и проделывая какие-то невероятные фокусы с костями». Это значит, что искомый тип сначала изучает свою жертву, принимает обличье персонажа, способного понравиться выбранному им ребенку, а потом нападает.
Перрек делает глоток остывшего кофе и закуривает еще одну сигариллу.
— Это верно. Несомненный интерес представляют высказывания Фокусника при установлении контакта. В речах такого рода людей надо на все обращать внимание. Жертвам трех покушений — тех, что он совершил в 1989 году, и того, что случилось месяц назад, он назвался Жераром. Это либо его собственное имя, в чем я сильно сомневаюсь, либо оно имеет для него особый смысл. Он упоминал только свою мать: «Моя мама тоже не разрешала мне гулять с незнакомыми людьми». И ни слова про отца.
— Ясно! А с семьями вы беседовали?
Мистраль знает, что этот момент болезненный. А еще он уверен в том, что Перреку нужно выговориться, попытаться излить все наболевшее. Перрек мрачнеет.
— Перед семьями я чувствовал себя беспомощным. Мы сделали все, чтобы им как-то помочь, я на протяжении многих лет поддерживал с ними связь. Мы вчетвером или впятером регулярно созванивались с ними. Я считал, что мы перед ними в долгу. Пока этот тип разгуливает на свободе, родители не будут спать спокойно. Трудно вообразить, сколь ужасна будет для них новость о возвращении Фокусника. Семьям вновь предстоит пережить все случившееся с их детьми. И только мы можем хоть немного ослабить их боль. Не устранить ее, конечно, а только ослабить. Поймав и засадив этого типа, мы откроем для родителей путь к длительному возвращению из ада в мир живых. Это наша работа! Нам не удалось поймать Фокусника, и мы так и не оправились после этого.
Мистраль слушает, понимая, что в последней фразе «мы» на самом деле означает «я». Он записывает на листочке бумаги номер своего телефона и протягивает Перреку.
— Звоните мне в любое время, если вам что-нибудь придет в голову или просто захочется поговорить.
Людовик Мистраль достает из кошелька банковскую карточку и издалека показывает официанту. Тот подходит к ним улыбаясь, с аппаратом для оплаты.
Троица покидает ресторан под порывами ветра, ничуть не ослабевшего. Кальдрон подвозит Перрека в Туке, а потом выезжает на автостраду. И он, и Мистраль сохраняют молчание. Мистраль звонит в оперативный отдел, с тем чтобы узнать о развитии событий за день. Ничего. Потом набирает номер Клары. Все в порядке. Он открывает блокнот и что-то записывает. По прибытии в семь вечера в Париж он, не скрывая разочарования, выдавливает лишь одну фразу:
— Не сработало.
Километрах в пятнадцати от Парижа начало моросить. И вот к их возвращению в столице вовсю идет настоящий ливень.
Поднимаясь по лестнице, они встречаются с полицейскими, отработавшими свою смену.
Мистраль сразу же отправляется к Франсуазе Геран, чтобы обсудить с ней, помимо прочего, свою встречу с Перреком. На его вопрос о политике, проводившейся в отношении прессы двенадцать лет назад, Геран отвечает, что все, кто в то время занимался этой стороной дела, уже на пенсии, но, насколько ей известно, «вели они все себя как полные придурки» — именно так она и выразилась. Они до последнего момента не хотели ничего предавать огласке, и в результате информация попадала в СМИ в наихудшем виде, ну а потом последовали скандалы. В результате всем досталось.
Войдя в свой кабинет, Мистраль смотрит на стопку почты, поступившей за день, а также на список звонивших.
— Все это может подождать до завтра.
Некоторое время он уделяет чтению заключения патологоанатома о вскрытии клошара, убитого Фокусником. Согласно выводам судмедэксперта клошар был убит одним ударом, нанесенным снизу вверх, лезвие пропороло грудную клетку, а затем проникло в сердце. Он умер за четыре минуты. Судмедэксперт уточняет, что орудие убийства не нож, а какое-то очень хорошо заточенное стальное лезвие примерно тридцати сантиметров длины. Можно предположить, что это был карандаш, однако нельзя исключать и другие варианты: шило или заточка, сделанная из отвертки, равно как и любой другой предмет, подходящий под данное описание. В остальной корреспонденции не содержится ничего срочного. С заключением о вскрытии он отправляется в секретариат и просит передать этот документ группе Кальдрона. Около восьми вечера он покидает службу. Выйдя из здания, он попадает под проливной дождь. Бегом пересекает двор, направляясь к машине. Слушать музыку совсем не хочется.
Из-за дождя приходится значительно снизить скорость, и к себе он добирается лишь где-то без пятнадцати десять. Мистраль бесшумно входит в дом, целует уже спящих детей и потом отправляется к Кларе.
Она приготовила ему холодный ужин в гостиной. За едой он рассказывает ей о своей поездке. Она напоминает ему, что завтра на два дня уезжает в Грас, а девушка, присматривающая за детьми, на эти два дня поселится в их доме. Он совершенно забыл об этом. Клара хорошо знает Людовика и видит: он делает над собой усилие, чтобы хоть на время выкинуть из головы дело Фокусника. Понемногу ему это удается, разговор становится более непринужденным, Людовик постепенно расслабляется.
11
Арно Лекюийе охвачен мучительной страстью, и к тому же у него проявляются все признаки критического состояния, порожденного страхом. Голова просто лопается от мыслей о мальчике с улицы д’Аврон, а он даже не знает, когда теперь сможет вернуться в тот квартал. Демоны пытаются успокоить его, подсказывая: «У тебя есть две возможности разыскать мальчика — во время обеденного перерыва и после шести вечера». Лекюийе более или менее успокаивается.
Он завел привычку, прежде чем подняться к себе, заглядывать в почтовый ящик. Боится пропустить повестку от психиатра или судьи по исполнению наказаний. Сегодня вечером никаких писем нет. «Тем лучше, — говорит он себе, — обойдемся без незапланированных встреч с этими придурками».
И все же Лекюийе не удается расслабиться. Он одержим предвкушением предстоящей охоты. Теперь он знает, что будет делать дальше: быстренько проглотит свой ужин и ринется в палатку с коллекцией в руках, зная, что в противном случае рискует окончательно сойти с ума.
А еще Арно Лекюийе зол, потому что предчувствует надвигающиеся неприятности. Их сулит сеанс у психиатра. Этот дурень, похоже, намерен досконально разобраться с его жизнью, поговорить обо всех его проблемах, о детстве. Он забрал себе тюремное досье, надеясь нарыть там интересующую его информацию. В тюрьме Лекюийе было легко дурачить психиатров. Во-первых, им всем совершенно не было до него никакого дела, а во-вторых, единственное его занятие состояло в том, чтобы помнить и не выходить за рамки сочиненной им легенды своей жизни. А теперь его голова чем только не забита. Прежде всего он одержим желанием пополнить свою коллекцию. Затем ему нужно вести себя крайне осмотрительно с отцом и сыном Да Сильва, с клиентами, с людьми на улице, следить за тем, как он водит машину, быть начеку в беседах с судьей и психиатром. Слишком много всего надо контролировать, поэтому прежняя тактика, неплохо прокатывавшая на приеме, уже не годится. Демоны успокаивают его: «Не забывай: твои сеансы каждый раз длятся не более пятнадцати минут. Возьми ручку и бумагу и попытайся изложить то, что рассказывал тюремным психиатрам. Когда запишешь все основное, продолжай, сбрасывай балласт — и выкрутишься. Как бы там ни было, ты ведь не на всю жизнь тут останешься».
Лекюийе с облегчением вздыхает. Как хорошо, что демоны здесь, хотя иногда и докучают ему. Он спрашивает себя, что бы с ним было без них.
В общем, он садится ужинать перед телевизором в гораздо более спокойном состоянии духа. Передают новости. Он смотрит репортажи о многочисленных катастрофах, ежедневно обрушивающихся на мир. Его это абсолютно не трогает. Он относит грязную посуду на кухню. И обнаруживает, что кухня снова успела превратиться в настоящую помойку. На протяжении часа он моет посуду и выносит мешки с мусором. Это максимум, на что он способен. Он спешит в свою комнату, ему жарко, он ощущает тяжесть под ложечкой, никак не желающую рассасываться. Лекюийе забивается в свою палатку с коллекцией в руках, внимательно разглядывает ее, потом, прикрывая глаза, трогает кончиками пальцев страницы. Через мгновение он уже перестает сознавать, где находится, кочуя между фантазиями и реальностью. Он слышит голоса: «Как ты это делаешь, дядя?» Слышит крики, хрипы — потом тишину. Он останется в своей палатке до поздней ночи или до раннего утра. Как получится. Потом выйдет оттуда измученный, ляжет на постель и, обессиленный, уснет.
Лекюийе инстинктивно просыпается в половине седьмого. Он изнемогает и совсем не ощущает связи с окружающим миром, что и понятно после перенесенных накануне волнений, усугубленных ночными кошмарами. Более получаса требуется ему на то, чтобы осознать, где он находится. Наконец он встает, отправляется под душ, одевается, как и каждое утро, сует свою отвертку, переделанную в смертельное оружие, в рукав, на уровне правого предплечья, и выходит из дому. Идет он в кафе, где уже привык завтракать. На улице холодно и серо. Он поднимает воротник куртки и засовывает руки в карманы. Пальцы нечаянно нащупывают всякие вещицы, помогающие ему привлекать свои жертвы. По телу проходит сладостная дрожь. Сегодня утром у него немного больше времени, чем обычно: визит к первому клиенту, проживающему в десяти минутах от улицы Бют-о-Кай, назначен на девять часов. Продавец газет, как обычно, вывесил первую страницу «Паризьен» на стеклянной двери магазина.
Он проходит чуть дальше и заглядывает в бар. Все те же завсегдатаи за стойкой, они как будто никуда и не уходили. Он садится на красный молескиновый диванчик и заказывает двойной кофе с круассанами. Прежде чем выпить его, заглатывает сахар, а бармен за стойкой поясняет с ухмылкой посетителям:
— Еще один оригинал.
Покончив с завтраком, он, подобно любому среднестатистическому клиенту бара, остается сидеть, тупо уставившись в экран телевизора на стене: там показывают спорт.
Наконец маленький человек выходит на улицу и видит женщину, сидящую на земле, точнее — на своей сумке, между кафе и книжным магазином. Явно бездомная, уже немолодая. Она одета во все черное, лицо сверх меры размалевано, волосы покрашены в черный и белый цвета — создается такое впечатление, будто на голове у нее шахматная доска из четырех квадратов. На кончике носа сидят черные очки, она курит, разговаривая сама с собой, ругает кого-то невидимого и оглушительно смеется как безумная. Голос у нее совсем осип от курева, выпивки и разгульного образа жизни. Но она восседает на своем мешке как царица. Лекюийе никогда прежде ее не видел. Он невольно останавливается, пораженный этим зрелищем. Проходит пара минут — а он по-прежнему ни на сантиметр не сдвинулся с места. Женщина обрывает свои бредовые речи и, почувствовав на себе чей-то взгляд, оборачивается и смотрит на маленького человека. Поначалу ей кажется, что он только что вышел из бара и собирается подать ей монету. Но нет. Удивленная, она глядит на него внимательнее, рассматривает этого маленького человека, стоящего перед ней, спрятав руки в карманы теплой куртки с поднятым воротником. В тумане своего сознания она видит лишь его глаза и тут же принимается вопить сиплым голосом:
— Дьявол! Дьявол!
Лекюийе понимает, что она говорит о нем, и решает ретироваться, не дожидаясь продолжения. Он делает один шаг — и женщина кричит что есть мочи:
— Не подходи ко мне! Не подходи ко мне!
Лекюийе пересекает улицу, проскользнув меж двух припаркованных машин, и оказывается на противоположном тротуаре. Женщина продолжает орать:
— Дьявол! Дьявол! Грязный ублюдок!
Лекюийе потихоньку оборачивается и видит, что торговец газетами, выйдя на порог своего магазина, что-то говорит женщине, явно пытаясь ее успокоить. Демоны читают ему небольшую нотацию: «Приятель, не забывай, что излучаешь ненависть, — в противном случае ты рискуешь обратить на себя внимание, и не только какой-нибудь сумасшедшей». Лекюийе соглашается с этим замечанием, залезает в машину и отправляется к первому клиенту, имея на прицеле улицу д’Аврон. Утро снова прошло довольно быстро. Он ездил по вызовам, выдавал счета и получал чаевые. Садясь в машину, он видит, что на часах двадцать минут первого, а следующий клиент ждет его в два. По его прикидкам, добраться до улицы д’Аврон он сможет минут за двадцать, то есть у него остается еще около часа на охоту. Полный решимости, успокоенный демонами, он осторожно едет по своему маршруту и находит место для парковки в квартале, где живет его потенциальная жертва. «Среда, дети не ходят в школу; быть может, я его увижу».
Он идет по улице д’Аврон со стороны бульвара Даву. Мальчик гулял именно здесь, когда Лекюийе увидел его в первый раз. На противоположной стороне он видит какой-то проулок, в тот день им не замеченный. Он сворачивает в него и метров через десять оказывается на маленькой улочке — улице Волга, ведущей ко входу в парк. Там стоит старик с сумкой на колесиках, а к ней привязана собака, маленький белый песик — во всяком случае, изначально он, вероятно, был белым — с черным контуром вокруг глаз. Лекюийе медлит, он не знает, в какую сторону идти. Он смотрит на старика: тот открывает сумку, достает оттуда хлеб и разбрасывает вокруг себя. Тотчас стая голубей, вероятно, поджидавших этого момента, слетается к нему. Маленький песик, не шелохнувшись, остается лежать, опустив морду между передними лапами. Лекюийе решает идти направо. Он полагает, что улочка должна привести его к перекрестку, где он в прошлый раз видел мальчика. Добравшись туда, он видит перед собой все ту же дородную даму в кепи с выбивающимися из-под него косичками. Она стоит к нему спиной, регулируя переход. Он же не должен делать резких движений, не срываться на бег, не смотреть людям в глаза, стараться слиться со стенами. Лекюийе старается буквально претворять в жизнь то, чему научился в тюрьме.
Пока он, уже ни на что не надеясь, бредет по улице, мальчик лет десяти, с короткими темными волосами, сворачивает в переулок, выходящий на бульвар Даву. Он знает, что старый месье с собакой находится там. Увидев голубей, он догадывается, что тот уже начал бросать им хлеб. Малыш тихонько подходит поближе, голуби его не замечают. Старик что-то ласково говорит ребенку и дает ему хлеб. Тот затевает веселую игру: держит кусочки на вытянутой руке, а голуби хватают их на лету.
Именно на этого мальчика и охотится Лекюийе.
Прежде чем проститься со стариком, ребенок какое-то время играет с собакой, а потом отправляется той же дорогой, что и Лекюийе, — а тот снова на улице д’Аврон, наблюдает за маневрами толстой дамы, уверенными движениями регулирующей движение. Он голоден, но не хочет бросать охоту. И решает зайти в бар, купить себе сандвич, чтобы съесть на ходу. Мальчик только что показался на улице д’Аврон. Около половины второго он договорился встретиться с товарищем, чтобы поиграть в футбол. В ожидании он предпочитает гулять, а не сидеть дома, скучая в одиночестве. Ребенок медленно движется к бульвару Даву, где они договорились увидеться с приятелем. Он идет по правой стороне. Лекюийе только что вышел из бара, он находится на противоположной стороне и, сам того не зная, двигается в том же направлении, что и мальчик. Тот идет метрах в двадцати впереди, а Лекюийе начинает оглядываться по сторонам. Он двигается спокойно, понимая, что никто не обращает на него внимания. Его острый взгляд сканирует обе стороны. Он замечает все. И не забывает даже об окнах зданий — на тот случай если мальчик живет в этом квартале и сидит у окна. Лекюийе прочесывает улицу как настоящий следопыт. Метров через десять мальчик доберется до бульвара. Лекюийе попадаются по дороге дети того же возраста, он внимательно смотрит на них, но понимает, что перед ним нет того, кого он ищет. И вдруг взгляд его останавливается и упирается в спину мальчика, только что свернувшего на бульвар. Это тот самый, Лекюийе почти уверен. Ему хочется бежать, но демоны, до сей поры не напоминавшие о себе, жмут на тормоза. «По улицам не бегай, не забывай о правилах». Маленький человек пересекает улицу, немного ускорив шаг. Вот он уже на бульваре — но мальчика больше не видит. Обуреваемый яростью, ищет его повсюду и наконец замечает на скамейке автобусной остановки. Что делать? Демоны подают голос: «Ты убедился в том, что он живет в этом квартале, через десять минут ты должен возвращаться на работу. Отбой! Не валяй дурака! Сваливай отсюда как можно скорее».