— Все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете?
Ответа нет. Собака незаметно для хозяина подкрадывается к нему и гавкает, Мессарди вздрагивает от неожиданности. Пес нюхает воздух и снова лает. Омару Мессарди становится страшно. Сначала он думает, что перед ним клошар. Рядом есть ночлежка, иногда некоторые из ее обитателей так плохо держатся на ногах, что в конце концов заваливаются на тротуар. Но потом из каких-то смутных подсознательных соображений, или, скорее, руководствуясь интуицией, Мессарди начинает в этом сомневаться. Он отбрасывает версию, подразумевающую происшествие с клошаром. Ему становится нехорошо, его охватывает сильнейший страх, по спине пробегает дрожь.
Собака уже громким лаем оглашает улицу Ватт, и от этого страх Мессарди усиливается. Оглядевшись по сторонам: нет ли кого поблизости, — он присаживается на корточки возле лежащего. И видит перед собой черноволосого ребенка.
— Этого не может быть! — восклицает он.
У Мессарди голова кружится от страха. Он долго трясет мальчика, зовет его, переворачивает и пытается усадить. Но мальчик снова и снова сваливается наземь. Собака скулит. Тело еще мягкое и теплое, но Мессарди понимает, что малыш мертв. У него возникает ужасное ощущение. Мальчик мертв, и умер он не своей смертью. Возможно, убийца подкарауливает его сейчас — его, Омара Мессарди, случайного прохожего, выведшего собаку на ночную прогулку и тем самым расстроившего планы преступника. Пес сидит, свесив язык, неподвижно. Страх мешает Мессарди рассуждать логически. Он оглядывается по сторонам, боясь увидеть где-нибудь убийцу. Покрытые надписями стены усиливают его ужас.
Дрожа от страха, он торопится домой, чтобы позвонить. Он бежит со всех ног, как будто пытается увеличить дистанцию между собой и смертью. Собака едва поспевает за ним. Он пару раз поскальзывается и чуть не падает. Ливень еще более усилился, но он даже не чувствует этого.
Добравшись до дома, он запирает дверь на два оборота и досадует, что жена и сын до сих пор не вернулись. Позвонить сразу же у него не получается: зубы стучат, — он сначала выпивает два стакана воды. Наконец ему удается дозвониться. Дежурный полицейский сразу же понимает, что дело серьезное. Ему удается более или менее успокоить его и получить от него сведения, необходимые для отправки машины на место происшествия. Начальник патрульной бригады — опытный ветеран, он знает, как надо задавать вопросы. Люди так подвержены панике, что, пробормотав невнятно о том, что именно они видели, забывают сообщить адрес, по которому случилось событие, и тут же вешают трубку.
Людовик Мистраль прибыл на место примерно спустя сорок пять минут после обнаружения тела. Когда зазвонил его мобильник, у него тут же появилось дурное предчувствие. Он быстро записал адрес и стремглав выбежал из дома. Водрузил на крышу автомобиля мигалку, а проезжая перекрестки, включал на всякий случай сирену. Из машины он позвонил в оперативный отдел, чтобы на месте к нему могли присоединиться Кальдрон со своей командой, специалисты из криминалистической лаборатории и коллеги из службы криминалистического учета. Он также заметил, что было бы весьма кстати и присутствие заместителя прокурора.
Улица Ватт перегорожена полицейским автомобилем с включенной мигалкой, а также красно-белой лентой с надписью «Полиция — проход воспрещен». Льет прямой дождь, лишь несколько зевак смотрят из окон, но им ничего не видно. Слишком далеко. Тех, кто решил спуститься, полицейские все равно никуда не пропустили. Не способствовал проявлению подобной активности и дождь. Полицейские замечают машину Мистраля, стремительно мчащуюся по улице Эжен-Удине с включенной мигалкой. Прибыв на место, он немногословно отвечает на приветствия и направляется к группе прохожих, укрывшихся от дождя под навесом в начале улицы Ватт. Пятеро полицейских в униформе и какой-то нервно курящий тип в плаще молча ждут его. У этого мужчины на поводке собака — лабрадор: сидит рядом с хозяином, понимает, что надо вести себя спокойно. Все наблюдают за приготовлениями криминалистов. Трое в защитных комбинезонах с капюшонами надевают маски и очки, чтобы самим не оставить на месте преступления ни малейших следов.
Мистраль почти физически ощущает повисшее в воздухе напряжение. Журчание воды, стекающей по желобам, и треск раций кажутся неестественно громкими. Эту атмосферу, как правило, всегда воцаряющуюся на месте преступления, ни с чем не спутаешь. В этой тягостной, не побуждающей к громким разговорам обстановке полицейские пытаются делать свою работу с равнодушным видом бывалых людей, мало чему еще способных удивляться. На самом деле все это напускное, видимость. Флики так маскируют свою беспомощность перед лицом смерти. А в данном случае погиб ребенок. Всем задействованным в этих процедурах хочется занять какую-то отстраненную позицию по отношению к произошедшему, но у них это не получается. Заметно, что командир наряда, старший капрал, испытывает облегчение при появлении Мистраля. Он еще не знает, с какого рода делом столкнулся, но надеется, что им займется уголовная полиция. Мистраль предъявляет свое удостоверение, капрал почтительно приветствует его. И тотчас же излагает обстоятельства случившегося безупречным казенным языком.
— В двадцать три ноль-ноль к нам поступил вызов от патрульной бригады № 17 о трупе на одной из улиц города. Заявитель в данный момент находится на месте. — Он освещает лист бумаги фонариком, чтобы лучше видеть текст. — Месье Омар Мессарди, проживающий на улице Эжен-Удине, ждал нас у начала улицы Ватт. Мы обнаружили на месте мертвого ребенка, примерно десяти лет, лежащего на спине. Я связался со своим вышестоящим начальством, чтобы уведомить о случившемся уголовную полицию.
— Благодарю вас, капрал. Что еще вы предприняли? Тело передвигали?
— Да, мы старались как можно меньше перемещаться по огороженному участку и не оставлять следов. Нами констатировано, что ребенок мертв. Заявитель, по его словам, тоже прикасался к телу.
Мессарди закуривает очередную сигарету. Мистраль глядит под ноги человеку с собакой, стоящему в нескольких метрах в стороне, и насчитывает там шесть раздавленных окурков.
Мистраль благодарит капрала и здоровается с присутствующими.
Криминалисты натянули брезент, он покрывает почти всю улицу и оставляет открытой большую часть тротуара, где находится тело ребенка. Они фотографируют все вокруг, прежде чем собрать то, что можно взять на анализ. Особое внимание они уделяют месту обнаружения тела. Мистраль наблюдает, с какими предосторожностями эксперты-криминалисты делают свою работу, понимает, что ничего потенциально значимого они не найдут. И конечно, свидетель и полицейский слишком много суетятся возле тела убитого. И это тоже против их воли играет на руку преступнику.
Во внутреннем кармане пиджака Мистраля включается виброзвонок мобильного телефона.
— Господин комиссар? Капитан Клеман из оперативного отдела. Я звоню…
Мистраль в ярости не дает ему закончить фразу:
— Если вы хотите, чтобы я ввел вас в курс дела, то еще слишком рано: я всего минут пять назад приехал.
— Извините меня, господин комиссар, но вы же знаете, какое у нас начальство: они все хотят знать, и немедленно! Начальника смены уведомили о том, что нашли убитого ребенка, и он хочет знать подробности.
— Скажи ему, что он их получит: я свяжусь с вами позже. Я же не мадам Ирма.[9] Вы передали информацию заместителю прокурора и группе Кальдрона?
— Да, я им сообщил, они будут на месте через пять минут.
— Свяжитесь со всеми подразделениями полиции, несущими службу сегодня ночью: пусть дадут вам знать, если кто-нибудь заявит о пропаже ребенка. Начните с тринадцатого участка. И не забудьте про Иври, тоже относящемуся к тринадцатому округу.
— Хорошо, будет сделано. Еще я хотел проинформировать вас о следующем: из Главного управления районной полиции нам сообщили об обнаружении пожилой женщины: она была задушена у себя дома в шестнадцатом округе. Как мне поступить?
Мистраль отмечает про себя, что таков закон серийных преступлений: то за много дней ни одного убийства, то два одновременно, среди ночи.
— Позвоните Дюмону, вызовите подкрепление, и пусть он свяжется со мной, когда будет знать больше. Кстати, как имя жертвы?
Мистраль слышит, как капитан оперативного отдела на другом конце провода шуршит, роясь в записях.
— Ее имя… э-э… ее имя Соланж Детьен, ей было около девяноста лет. На данный момент это вся информация, какой я располагаю.
— Клеман, звоните мне, только если будет что-то действительно важное.
«Каждый раз одно и то же, — сетует про себя капитан оперативного отдела, повесив трубку. — Я зажат между молотом и наковальней, и мне достается с обеих сторон». Он снова снимает трубку, звонит пребывающему явно в дурном расположении духа Дюмону и начальнику группы подкрепления, тоже находящемуся в плохом настроении, а потом связывается с Центральным комиссариатом тринадцатого округа.
— Клеман, звоните мне, только если будет что-то действительно важное.
«Каждый раз одно и то же, — сетует про себя капитан оперативного отдела, повесив трубку. — Я зажат между молотом и наковальней, и мне достается с обеих сторон». Он снова снимает трубку, звонит пребывающему явно в дурном расположении духа Дюмону и начальнику группы подкрепления, тоже находящемуся в плохом настроении, а потом связывается с Центральным комиссариатом тринадцатого округа.
Мистраль убирает мобильник в карман и смотрит на ребенка, лежащего в лучах прожекторов, используемых для работы ночью. Убитый мальчик лежит на правом боку, ноги слегка согнуты, голова покоится на руке. «Как будто спит», — с невольной грустью думает Мистраль.
— Как будто спит, — своеобразным эхом раздается голос у него за спиной.
Он даже вздрагивает оттого, что кто-то так точно выразил вслух его чувства. Это Кальдрон. Он прибыл в сопровождении десятерых своих оперативников. Все они серьезны, все молчат, сознавая, что на этой улице, напоминающей туннель, царит некая атмосфера благоговейности, не звучат речи, обычные для полицейских операций, молчат рации, никто не раздает направо-налево инструкций, зачастую довольно громко выкрикиваемых в адрес младших по званию. Все ждут распоряжений Мистраля. Полицейские в форме отошли на некоторое расстояние, чтобы не мешать своим коллегам работать. Мужчина с собакой закуривает еще одну сигарету. Лабрадору хочется справить нужду и залаять, но он чувствует, что момент сейчас не самый подходящий, чтобы напоминать о себе.
Кальдрон подходит к Мистралю и шепотом спрашивает:
— Фокусник?
— Еще слишком рано делать выводы. Во всяком случае, на первый взгляд не все так очевидно. Ребенок обнаружен не в таком месте, к каким питает склонность Фокусник. Я еще не допросил нашего единственного свидетеля по поводу того, в каком именно виде был найден мальчик. Известно лишь, что он передвигал тело, как и ночной патруль.
Кальдрон задумчиво качает головой. Оба полицейских, подойдя к человеку с собакой, представляются ему. Кальдрон достает блокнот с ручкой.
— Месье Мессарди, — начинает Мистраль, — это ведь вы обнаружили ребенка?
Мессарди все еще дрожит — от холода и страха.
— Я вывел собаку попис… э-э… справить нужду. Шел дождь, поэтому я пошел по улице Ватт: там есть навес от дождя. И вот я двигался по этой улице и увидел, будто лежит кто-то. Я подошел поближе, чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке, — и тут вдруг понял, что это ребенок.
При этом воспоминании взгляд Мессарди мутнеет от выступивших на глазах слез. Он вытирает их неловким жестом. Мистраль и Кальдрон делают вид, что ничего не замечают. Мистраль внимательно слушает свидетеля, а Кальдрон делает записи.
— Помните ли вы, в какой позе лежал мальчик, когда вы его увидели?
— Ничком. До меня вдруг дошло, что это ребенок, — он был похож на спящего ангела.
Голос Мессарди нетверд, губы его трясутся. Он еле сдерживает слезы.
— А положение головы? Постарайтесь представить себе эту сцену, — без нажима продолжает спрашивать Мистраль.
В этот момент в начале улицы останавливается машина. Кальдрон узнает в приехавшем заместителя прокурора: Бруно Делатр выходит из автомобиля. Он подходит к беседующим и останавливается за спиной Мессарди. Собака оборачивается, обнюхивает его брюки и снова садится у ног хозяина.
— Что вы имеете в виду, спрашивая о положении головы?
Мессарди растерян. Его впервые допрашивает полиция, да еще в связи с убийством! Большой любитель детективных фильмов, он помнит, как их персонажи что-то бессвязно бормочут в ответ на вопросы фликов. Ему всегда это казалось полной нелепостью. Как можно не помнить о событиях, произошедших всего час назад? Но вот теперь, в реальной жизни, он, Омар Мессарди, и сам не понимает вопроса.
— Что значит — положение головы? Если бы он был жив?
Над ними проходит поезд. Раздается характерный стук колес на стыках рельсов, скрип тормозов. В результате благодаря этому грохоту поезда у Мистраля появляется минутка, чтобы подумать, прежде чем ответить. Комиссар сразу же понимает, что перед ним человек сверхэмоциональный, но он не имеет права подсказывать свидетелю ответы, которые тот мог бы подсознательно воспринять как свои.
— Нет, просто я хочу знать, в какую сторону было повернуто его лицо, — с несколько безучастной формальностью поясняет Мистраль.
Мессарди качает головой; видно, что он делает над собой усилие, чтобы вспомнить, и наконец, потушив сигарету, отвечает:
— Лицо было повернуто налево. Да, налево, правильно!
Мистраль и Кальдрон молчат и ничем не выдают своих мыслей, но вывод у них один: это не Фокусник. Перед глазами у обоих стоят фотографии убитых детей, найденных во время первого периода активности Фокусника: у всех жертв лица были повернуты направо. Это характерная особенность почерка убийцы.
Мистраль уже собирается задать новый вопрос, но Мессарди вдруг восклицает:
— Нет, я ошибся, лицо у него было повернуто вправо. Руки лежали на уровне лица. Да, точно. Я держал поводок Васко в правой руке.
Пес лает, услышав наконец свое имя. Никто не обращает на него внимания, и он умолкает.
— Собака натянула поводок и подошла к нему со стороны лица, чтобы обнюхать. В этот момент я взглянул на лежащего и понял, что это ребенок.
Мистраль и Кальдрон по-прежнему остаются бесстрастными, но на сей раз понимают, что они все-таки имеют дело с Фокусником.
Мистраль продолжает ровным голосом:
— Значит, на животе, с лицом, повернутым направо. Что еще вы можете сказать о позе ребенка? Подумайте не торопясь. Времени у нас сколько угодно.
Мессарди начинает понемногу успокаиваться. Закуривает очередную сигарету.
— Еще у него кисти рук находились на уровне лица. Я подошел поближе, окликнул его и, поскольку он не отзывался, перевернул, попробовал усадить. Однако он сваливался обратно, и я тогда понял, что он действительно мертв. И побежал звонить.
У Кальдрона в голове большими буквами значится: «Это чертов сукин сын Фокусник». В голове Мистраля — то же самое. Заместитель прокурора думает о нем же.
— Вы кого-нибудь видели на улице, когда здесь были?
— Нет, никого. Я по-быстрому ретировался, опасаясь, что убийца все еще прячется поблизости.
— Вы живете на улице Эжен-Удине — так мне сказал полицейский, когда я приехал. Окна выходят на улицу Ватт?
— Да, я живу на последнем этаже, над деревьями. Но из моего окна видно только начало улицы, а дальше ничего не разглядишь.
— Полицейские запишут ваши показания и уточнения, сделанные в ответ на наши вопросы. Вы еще имеете что-то нам сообщить? Может, что-то показалось вам необычным?
Мессарди качает головой.
— Мне кажется… но, видите ли, я же не специалист… Ребенок умер совсем недавно — на тот момент, когда я его обнаружил, — потому что его тело было еще мягким и теплым.
Двое полицейских молча переглядываются. Мистраль видит, что Кальдрон хочет задать свидетелю вопрос, и знает какой.
— Месье Мессарди, вы сегодня вечером были у окна? Ну скажем, примерно за полчаса до того, как отправиться выгуливать собаку?
— Да, я смотрел, как идет дождь, ждал, пока он немного утихнет.
— Вы ничего особенного не видели? Может, какую-нибудь машину, проезжавшую по этой улице?
Мессарди в очередной раз закуривает, он уже отчасти справился со своим волнением и теперь говорит более твердым голосом.
— Да, мне казалось, я уже рассказывал вам об этом. Машина слишком резко свернула на улицу Ватт, выехала на тротуар и сбила один из столбиков ограждения — вон тот, что лежит перевернутый.
У обоих полицейских и заместителя прокурора даже дыхание перехватило, когда они услышали это. Кальдрон, уняв волнение, продолжает:
— А до и после не было никаких машин?
Омар Мессарди напрягает память. И отвечает виноватым тоном:
— Знаете, я несколько склонен к мечтательности, я был погружен в свои мысли и смотрел в пустоту. Я бы и на этот автомобиль внимания не обратил, если бы он не въехал в заграждение у поворота на улицу. Так что были ли другие раньше или позже — не могу утверждать.
— Да, конечно. Вы помните, что это была за машина? Какого типа?
— Белый фургончик, но марки я не знаю. Это все.
Снова в разговор вступает Мистраль:
— Месье Мессарди, ваше заявление имеет для нас очень большое значение. Вы проедете с инспектором, он запишет ваши показания. Я знаю, уже поздно, но уверен, что вы все понимаете. А потом вас отвезут домой.
Мессарди бормочет:
— Да, конечно. Я только предупрежу жену и отведу собаку домой.
Кальдрон отходит, чтобы отдать распоряжения своим сотрудникам.
Заместитель прокурора тут же спрашивает Мистраля: