— Судя по всему, готовится покушение на президента России, — невозмутимо сообщил Вейдеманис, — и возможно, убийца прибудет в этом литературном поезде. Возможно, он попытается нанести удар во время встречи с президентом. Этот вариант они рассматривают как наиболее возможный.
— Значит, они полагают, что покушение возможно?
— Они считают, что да. Их источники сообщают, что за покушение уже обещаны большие деньги. И есть конкретные заказчики.
— Понятно. — Дронго взглянул на часы. — Сегодня вечером будет пресс-конференция. Я должен на нее успеть. В каком отеле ты остановился, Эдгар?
— В «Калифорнии», на Гран Виа, где живешь и ты.
Сто сорок человек следовавших в «Литературном экспрессе» были размещены по нескольким отелям Мадрида. Дронго попал в отель «Трип Гран Виа», расположенный в ста метрах от отеля «Калифорния».
— Откуда ты узнал, где я буду жить? — не понял Дронго. — Я сам узнал об этом только вчера ночью, когда мы приехали в Мадрид.
— У меня удостоверение журналиста, — пояснил Вейдеманис, — я поехал в Министерство печати и узнал, где будут жить участники вашей группы. Там уже было подробное расписание. И только потом я отправился искать себе отель.
— Ну вот тебе и поезд шпионов, — засмеялся Дронго, — так легко узнать все, что тебе нужно.
— Нелегко, — возразил Вейдеманис, — нелегко. Я проверил. Кто-то четырнадцать раз запрашивал данные на тебя через Интернет. Четырнадцать раз, Дронго! Значит, тобой интересовались, как минимум, четырнадцать человек. Ты понимаешь, что другие спецслужбы тоже проверяют все списки и не оставят без внимания твое появление. Я думаю, будет правильно, если ты получишь оружие. Так будет спокойнее.
— Нет, — ответил Дронго. — Оружие — самая ненадежная защита на свете. Ты, бывший разведчик, это прекрасно знаешь. У меня есть более надежная защита.
Он поднялся, оставив деньги за чай и кофе на столике. Взял газеты.
— Ты имеешь в виду свою голову? — впервые за время разговора улыбнулся Вейдеманис.
— Нет. Я имею в виду своего друга. Тебя, Вейдеманис, — сказал Дронго серьезно.
Вейдеманис пожал плечами, а Дронго поспешил к проходившему мимо такси, чтобы успеть переодеться в отеле и принять душ до того, как начнется пресс-конференция.
МОСКВА. 9 ИЮНЯ
Вертолет приземлился на отведенную площадку. Первым спрыгнул на землю полковник Баширов, за ним Мирза Меликов, а третьим — Голубев, неотлучно находившийся при пленнике все это время. Автомобиль ждал рядом с вертолетной площадкой. Баширов уселся рядом с молчаливым водителем. Голубев и Меликов разместились на заднем сидении, и машина тронулась.
Все сидевшие в салоне молчали. Машина прошла несколько километров и свернула на проселочную дорогу, ведущую к окруженному высоким забором двухэтажному дому. Ворота были уже открыты. Машина въехала во двор и остановилась. Первым вышел Баширов. Двое охранников поспешили захлопнуть ворота.
— Выходите, — приказал полковник, — мы приехали.
Мирза вышел первым. Он был уже чисто выбрит и теперь выглядел удивительно молодым. Вместе с Голубевым они прошли в дом. Баширов обошел дом со всех сторон и вошел следом. Мирза сидел на стуле, когда полковник подошел к нему.
— Я думаю, ты уже понял, что мы прилетели в Подмосковье, — сказал полковник, усаживаясь напротив.
— Наверно, — кивнул пленник, — но не могу понять, зачем я вам нужен.
— Увидим, — загадочно сказал Баширов, — может, нам понадобятся твои консультации.
— У вас специалистов и без меня хватает, — ухмыльнулся Мирза, — напрасно ты играешь со мной в кошки-мышки, майор, — Баширов разрешил называть себя именно так.
— В каком смысле?
— Зачем я вам нужен?
— Я тебе уже ответил.
— Это не ответ.
— Другого не будет.
Голубев стоял за спиной пленника, неподвижной массой нависая над ними.
— Хотите меня подставить? — неожиданно спросил Мирза. — Вам нужен оппозиционер из Таджикистана, чтобы свалить на меня какую-нибудь пакость?
— А если и так, что тогда? — спросил с любопытством Баширов. — Ты смотри, какие у тебя мозги стали. Я думал, у вас в горах идет процесс отупления, а ты, оказывается, еще не разучился анализировать.
— Хватит темнить. Скажи, что со мной сделают.
— Я тебе уже говорил, — усмехнулся Баширов, — если хочешь, могу повторить. Но больше повторять не буду. У тебя есть два выхода. Один — работать на меня, и пока ты работаешь, ты будешь жить. Второй — умереть немедленно…
Он взглянул на Голубева, тот быстрым движением достал пистолет, левой рукой схватил пленника за волосы и, запрокинув его голову назад, приставил пистолет к виску.
— Можешь выбирать, — негромко сказал Баширов, — что тебе больше нравится. Или умираешь немедленно, или живешь вместе с нами. Хочешь умереть — скажи сейчас, потом будет поздно.
— Отпусти, — прохрипел Меликов.
Голубев взглянул на полковника. Тот кивнул, разрешая отпустить пленника. Мирза с ненавистью взглянул на отпустившего его Голубева и пробормотал:
— Когда-нибудь я тебя убью.
— Можешь вызвать его на кулачный бой, — зло усмехнулся Баширов, — но только после того как сделаешь работу на нас. Я сейчас принесу планы, покажу тебе расстановку. Мне нужно, чтобы ты продумал схему диверсионного акта. И учти, что мы не мясники. Нас интересует гибель одного конкретного человека. Совсем не обязательно, чтобы вместе с ним погибло много людей.
— Я уже догадался, что вы вегетарианцы, — огрызнулся Меликов.
— У тебя проснулось чувство юмора, — задумчиво сказал полковник, — это гораздо лучше для нашей работы и хуже для наших отношений. Люди с чувством юмора способны на неожиданные, часто экстравагантные поступки, я много раз это замечал. Надеюсь, что твое чувство юмора будет задавлено уже сегодня.
Меликов промолчал.
— И последнее, — сказал Баширов, — ты будешь жить на этой даче. Кроме Голубева, с тобой постоянно будут находиться трое охранников. Я говорил, что у них есть приказ стрелять на поражение. Но хочу тебе объяснить еще один момент. Если только ты попытаешься бежать… Бежать отсюда невозможно, можно только попытаться, но в таком случае я прикажу сломать тебе ноги и руки. Они мне только мешают и для выполнения нашей задачи не нужны. Мне нужна твоя голова, Меликов. А ею можно пользоваться и без конечностей. Ты меня понимаешь?
— Вполне, — облизнул губы Мирза, — ну и сукин ты сын. Я как-то не верю, что ты дослужился только до майора. Такая сволочь как ты должна иметь звание не ниже полковника. Или я не прав?
— Это мы обсудим в следующий раз, — зло ответил Баширов, — а сейчас займемся нашими схемами. Я покажу тебе несколько схем диверсионного акта, а ты предложишь наиболее удобную. И постарайся не ошибаться, сам понимаешь: от качества твоей работы зависит твоя дальнейшая судьба.
— Слушай, полковник, — демонстративно назвал Баширова этим званием Меликов, — я понимаю, зачем меня привезли, и понимаю, что ты готовишь. Не считай меня дураком, никуда ты меня потом не отпустишь и обязательно прикончишь. Это я по твоим «добрым» глазам вижу. Поэтому давай начистоту. Если я тебе нужен, обеспечь мне нормальную жизнь.
— Что значит нормальную? — уточнил Баширов.
— Еда и женщины, — улыбнулся Меликов, — или это очень сложно для вас?
Баширов взглянул на молчаливо стоящего Голубева. Затем сказал:
— Можешь составить заказы, я скажу, чтобы еду тебе привозили из ресторанов. А насчет женщин… Может, тебя все-таки устроит общество мужчин? Сам понимаешь — нельзя сюда привозить чужих, иначе потом нам придется перекопать всю дачу, чтобы прятать куда-нибудь трупы. Ты ведь уже понял, что в живых мы никого оставлять не будем.
Он смотрел в лицо пленнику. Молчание длилось несколько секунд, наконец Меликов отвел глаза и громко выругался.
— Вот так-то лучше, — сказал Баширов, — а теперь займемся нашими делами. И выбрось из головы все остальные мысли. Иначе умрешь, не успев попробовать заказанную еду.
Меликов мрачно смотрел на него. Но на этот раз он промолчал, не решаясь что-либо сказать. А стоявший за его спиной Голубев впервые за все время усмехнулся. Полковник мог переиграть кого угодно, был убежден Голубев. Они были знакомы с Башировым много лет, и полковник всегда восхищал Голубева своей чудовищной рациональной логикой и хладнокровной жестокостью, помогавшими ему в самых разных ситуациях.
МАДРИД. 9 ИЮНЯ
Пресс-конференция началась ровно в двенадцать часов дня. Перед собравшимися выступали официальные лица, представители испанских министерств и ведомств. Большой зал на триста человек был переполнен, некоторые даже стояли в проходе — настолько велик был интерес к проходившему через столицу Испании уникальному «Литературному экспрессу». Вопросы задавали не только чиновникам, но и руководителю проекта с немецкой стороны Томасу Вольфарту.
Обстоятельный, неторопливый Вольфарт отвечал на двух языках — немецком и английском, давая разъяснения по каждому вопросу, интересовавшему журналистов.
Дронго сидел рядом с Георгием Мдивани. Они были примерно одного роста, одного телосложения. Рядом с Георгием всегда находился молодой литератор из Грузии Важа Бугадзе, который, несмотря на свой двадцатидвухлетний возраст, был популярным драматургом в Грузии.
— Ты только посмотри, сколько здесь людей, — удивлялся Георгий, — я не думал, что в Европе к нам проявят такой интерес. Конечно, я понимал уникальность этого проекта, но столько журналистов…
— Здесь еще и дипломаты, — сказал Дронго, услышав слова Томаса Вольфарта о том, что все заинтересованные страны выразили согласие с проектом, а на сегодняшней пресс-конференции присутствуют представители многих стран Европы, участвующих в «Экспрессе».
Дронго обратил внимание на Пацоху. Польский представитель обычно ходил в джинсовом костюме. У него была колоритная внешность, светлые глаза, небольшая щетина на аристократическом, несколько удлиненном лице и серьга в левом ухе. Словом, его можно было принять за кого угодно, только не за полковника польской разведки.
К нему подсела молодая красивая женщина. У нее были длинные до плеч каштановые волосы, курносый носик, миндалевидные глаза и мягкие губы. Женщина, почувствовав на себе взгляд, обернулась и, увидев пристально смотревшего на нее Дронго, чуть покраснела.
— Ты так смотришь на эту девочку, что можешь сделать в ней дырку, — раздался за спиной хрипловатый голос.
Дронго обернулся. Рядом стоял Павел Борисов. С болгарина можно было рисовать древних греков: курчавые темные волосы, прямой нос, заросшее темной бородой лицо, большие выпуклые глаза. Он был среднего роста, но из-за своей колоритной внешности казался выше.
— Постараюсь не причинять ей вреда, — пошутил Дронго. — А ты не знаешь, кто это такая?
— Это тебя так волнует? — подозрительно прищурился Павел. — Или тебя волнует любой, кто оказывается рядом с Яцеком?
— Ты что, его личный телохранитель? — парировал Дронго. — Меня интересует красивая женщина, а не твои сентенции. Кто она такая?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Борисов. — Может быть, местная журналистка. Хотя на испанку она совсем непохожа. Может, она полька? Так говорят по-русски? Нет, кажется, правильно будет «полячка»?
— Ты поразительно хорошо знаешь русский язык, — заметил Дронго, — и говоришь достаточно чисто для болгарина.
— Я переводил Бунина и Набокова на болгарский язык, издавал Пастернака и Мандельштама, — заметил Павел.
— Прекрасно. — Дронго увидел, как молодая женщина попрощалась с Яцеком и пошла к выходу. Извинившись перед Борисовым, он поспешил за ней.
Незнакомка уже вышла из зала, когда он ее догнал. По-польски он знал лишь несколько слов. У нее была славянская внешность, Борисов не ошибался, она была явно не испанка.
— Прошу бардзо, — начал по-польски Дронго.
Женщина обернулась. В ее глазах было любопытство. «Интересно, что общего у нее с Яцеком Пацохой?» — подумал Дронго.
— Вы говорите по-русски? — спросил он неожиданно. — Такая красивая женщина должна знать и другие языки.
Незнакомка улыбнулась. Ей был приятен комплимент.
— Я говорю по-русски, — ответила она, — и могу понять, когда мне говорят комплименты.
Она говорила не просто хорошо, она даже правильно ставила ударения, что не всегда делали поляки, даже в совершенстве владеющие русским языком.
— Потрясающе, — пробормотал Дронго, — я обратил на вас внимание еще в зале.
— Я заметила, как вы на меня смотрели, — сказала она, — извините, но я тороплюсь на работу.
— Это вы извините меня, — пробормотал Дронго, — но отпускать такую красивую женщину было бы непростительной глупостью с моей стороны. Может, мы с вами встретимся?
— Я не могу, — ответила она, — я должна вернуться в наше посольство.
— Вы работаете в посольстве? — понял Дронго. — Вы дипломат?
Она замерла. Кажется, ей было неприятно, что она проговорилась.
— Да, — наконец сказала она, чуть подумав, — я работаю в посольстве. В польском посольстве. Но я не дипломат. Я только на… Как это по-русски… на стажировке. Я приехала в Мадрид только на один год.
— Как мне повезло, — сказал Дронго, — значит, у нас есть повод сегодня вечером встретиться.
— Почему? — поинтересовалась она.
— Вы знаете Мадрид и можете порекомендовать мне самый хороший ресторан в городе.
Она усмехнулась.
— Самый хороший ресторан — это самый дорогой ресторан, — сказала она с некоторый практичностью. И, чуть подумав, добавила: — Это, наверно, ресторан в отеле «Ритц».
— Вот и прекрасно, — сказал Дронго, — я приглашаю вас вечером приехать в отель «Ритц». К семи часам вас устроит?
— В «Ритц»?
Она явно заинтересовалась этим наглым незнакомцем. И смерила его взглядом с головы до ног. Он был одет в светлые брюки, купленные в лондонском «Харродсе». Обувь и ремень были от Балли. Собственно, он никогда не носил ремни другой фирмы и не надевал другой обуви. Очевидно, она осталась довольна осмотром, но, тем не менее, с прежней практичностью спросила:
— У вас так много денег, чтобы ужинать в «Ритце»?
— У меня хватит денег, чтобы пригласить вас на ужин. — усмехнулся Дронго, — можете не беспокоиться. В крайнем случае, мы заплатим вдвоем.
— Я не смогу заплатить, — сразу ответила она, но, поняв, что он пошутил, улыбнулась и спросила: — Как вас зовут?
Он назвал свое имя. Затем добавил:
— Вообще-то все называют меня Дронго.
— Это такое красивое имя?
— Название птицы.
— Интересно, — вежливо сказала она, — а меня зовут Моника. Моника Эклер.
— У вас красивое имя и необычная фамилия. — заметил Дронго.
— Я полька. Мой отец чистокровный поляк, а мама была наполовину белоруска. Так можно говорить?
— Лучше сказать — из Белоруссии. Теперь я понимаю, откуда вы знаете русский язык.
— Я училась в школе лучше всех. Я сдавала специальный экзамен по русскому языку, — сказала Моника, — и у меня были только пятерки.
Дронго не стал уточнять, почему она сказала о матери в прошедшем времени и где именно она сдавала специальный экзамен. Все это можно было узнать сегодня вечером за ужином. Он уже обратил внимание, что при выходе из зала, на ступеньках, сидела симпатичная украинка и читала книгу. Она подняла голову и смотрела на Дронго и Монику.
— Значит, договорились? — спросил Дронго. — В семь часов у ресторана «Ритц»?
— Хорошо, — кивнула Моника, — я обязательно приду.
Проводив ее до выхода, он подошел к украинке. Это была Екатерина Вотанова, аттендант украинской группы. Она была чуть ниже среднего роста, ходила обычно в брюках, носила короткую прическу, явно придав своим темным волосам красноватый оттенок, имела не совсем характерный для украинки нос с горбинкой, упрямые тонкие губы и красивые светло-зеленые глаза. Дронго поразил ее внимательный взгляд еще при первой встрече. Вотанова находилась в поездке вместе со своим молодым мужем — поэтом Андреем Бондаренко. Ей было двадцать четыре, а мужу двадцать шесть. Дронго вспомнил, что про эту семейную пару ему говорил Вейдеманис.
— Интересная книга? — спросил он Вотанову.
— Интересная, — с явным вызовом ответила она, закрывая книгу.
Дронго чуть наклонился и разобрал, что это стихи Андрея Бондаренко.
— Вы читаете только стихи своего мужа? — улыбнулся Дронго.
— Такие у меня предпочтения, — сказала она равнодушно, — кажется, вы уже сумели пригласить одну даму на ужин.
— Вы слышали наш разговор, — понял Дронго.
— Вы говорили так громко, что вас невозможно было не услышать, — заметила Вотанова.
— Это последствие ранения, — признался Дронго, — извините, если я вам помешал читать стихи. Я бы с удовольствием пригласил и вас на ужин, но, к сожалению, не могу.
— Почему? — она подняла голову.
— Вы с мужем, — объяснил он, — а значит, уже заняты.
— Какой вы целомудренный, — улыбнулась женщина.
— Это я с виду произвожу впечатление старого, глупого и лысого человека. На самом деле я молодой и пушистый. Кстати, по возрасту я гожусь вам в отцы. Мне сорок один, а вам двадцать четыре.
— На моего папу вы явно не тянете, — рассмеялась молодая женщина. — А откуда вы знаете, сколько мне лет?
— Я регулярно читаю в Интернете все сообщения о нашей группе. Это же интересно знать, с кем именно собираешься провести ближайшие два месяца.
— И вас впечатляет эта поездка?
— Очень, — с воодушевлением ответил он, — я просто в восторге.
Он отошел от нее. Неизвестно почему, но ему понравились и ее несколько дерзкие ответы, и ее глаза. Странно, что у этой молодой симпатичной женщины были такие умные глаза. «Кажется, во мне говорит женоненавистник, — подумал Дронго. — Или идиот». Почему у красивой женщины не может быть умных глаз? Впрочем, нет, как правило, это не совпадает. И дело не в самой женщине. Красивая женщина с детства находится в окружении восхищенных мужчин и считает, что для подлинного совершенства ей не обязательно развивать свой ум. Достаточно удачно выйти замуж. Очевидно, Вотанова принадлежала к другой категории женщин, которые предпочитают добиваться всего собственными усилиями.