— Но до этого мы будем в Москве, — напомнил Дронго.
— Да. — согласился Пацоха, — и я тебя понимаю. Из России здесь три писателя. Михаил Мураев — достаточно известный писатель, и ему за шестьдесят. Алексей Харламов — лауреат какой-то престижной русской премии…
— Первого Антибукера, — уточнил Дронго.
— Тем более. А третья — женщина. Кажется, Соловьева. Мы проверяли, она детский писатель из Калининграда.
— Давай более конкретно. Что тебе нужно?
— Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе.
— В таком случае я должен тебе поверить. А ведь ты тоже мог убить Пьера.
— Зачем? — спросил Яцек. — Я с ним не ругался и не спорил. Зачем мне его убивать? Чтобы подставить нашу девушку, которая наверняка была с тобой? Я думаю, ты лучше знаешь, кто именно застрелил Густафсона.
— Если бы я шал, кто и зачем его убил, — вздохнул Дронго. — Надеюсь, что это убийство будет первым и последним в нашем «Экспрессе».
— У словака Петера Пиштанека украли ноутбук, — сообщил Яцек. — А вообще наша поездка очень интересная авантюра. Мы все похожи на пассажиров из «Восточного экспресса». Помнишь книгу Агаты Кристи?
— У Пуаро было двенадцать подозреваемых, — усмехнулся Дронго, — и в итоге все двенадцать оказались убийцами. Ему было легче, чем нам.
— Надеюсь, что здесь их окажется гораздо меньше, — очень серьезно сказал Пацоха. — Мы договорились? — спросил он, поднимаясь.
— Посмотрим, — уклонился от ответа Дронго, — я должен подумать.
Прием прошел замечательно. Мэрия находилась в старинном здании, и ее великолепные залы производили неизгладимое впечатление. Все старались забыть случившееся в Мадриде — эту страшную, нелепую, трагическую случайность. Дронго прошел в зал, где официанты готовили столы для приемов. У одного из столиков стояли представители Украины и Грузии. Они что-то оживленно обсуждали. В этой группе была единственная женщина — Екатерина Вотанова. Дронго подошел к ней.
— Ваши соотечественники выступали в Мадриде? — спросил он.
— Да, — кивнула она, — особенно большой интерес вызвало выступление Юрия Семуховича. Он очень известный на Украине писатель и поэт.
— Поздравляю, — кивнул Дронго, — вы прекрасный аттендант, по-настоящему переживаете за своих.
— Конечно, — удивилась она, — а как же иначе?
— Жаль, что вы отправились в эту поездку с мужем, — искренне сказал Дронго, — вы очень отличаетесь от всех остальных женщин в нашей группе.
— Чем вам мешает мой муж? — нахмурилась Катя.
— Ничем. Он прекрасный человек. Просто я жалею, что вы уже заняты. Иначе я бы мог пригласить вас на ужин.
— Вы мне это уже говорили, — недовольно заметила она.
— Извините, — пробормотал Дронго, — кажется, я начинаю повторяться.
К ним подошли остальные члены украинской делегации, и Дронго прошел дальше. Официанты начали разносить вино и напитки. Увидев Павла Борисова, Дронго подошел к нему.
— Это ты рассказал Яцеку о моей ссоре с Пьером? — спросил Дронго. — Интересно, почему ты скрыл такую ценную информацию от полиции?
— Во-первых, я ничего Яцеку не говорил, — Борисов пригубил бокал с шампанским. — Я рассказал обо всем моей землячке — Виржинии Захарьевой, а она — Яцеку. Он ведь производит на женщин неотразимое впечатление. У него вольный стиль, а у тебя официальный. Но вы оба — секс-символы нашей группы.
— Ты же знал, что она расскажет обо всем Пацохе, — не унимался Дронго. — В какую игру ты играешь, Павел? Или тебе нужно поссорить нас с Яцеком?
— Не говори глупостей, — нахмурился Борисов, — я рядовой участник поездки. Это аттенданты, наши помощники, получают разную информацию. А у меня ее не бывает.
— Рядовой болгарин, живущий во Франции и разъезжающий по всему миру, — поправил его Дронго, — рядовой писатель, чья семья живет в Париже. Верно?
— Откуда ты столько знаешь? — угрюмо спросил Борисов. — Или ты специально интересовался моей биографией? При твоей профессии это нетрудно.
— Значит, и ты интересовался моей биографией? — уточнил Дронго.
— Твое имя известно всем, — глубокомысленно заметил Павел, — и не нужно так удивляться. Я много издавал разного рода литературы на криминальные темы, в том числе и документальной. И всем известно имя Дронго. Поэтому ты не очень удивляйся, что многие знают, зачем ты сюда приехал и чем собираешься заниматься. И как только ты приехал — случилось убийство. Я не верю в подобные случайности, Дронго. Ты наверняка читал мою биографию, как и я твою. Думаешь, расследуешь преступление и найдешь убийцу Пьера Густафсона?
— Не думаю, а точно знаю, что найду.
— Успехов тебе, — ухмыльнулся Борисов, — но учти, это будет очень сложно. Мадрид остался далеко позади.
— Зато убийца едет с нами, — убежденно сказал Дронго и пошел к выходу.
Площадь перед мэрией была пуста. Дронго направился к набережной. Накрапывал мелкий дождик. Он услышал шаги за спиной. Прислушался. И замедлил шаг, чтобы человек мог его догнать. Тот, поравнявшись с Дронго, пошел рядом.
— Уже приехал? — спросил Дронго.
— Только что, — ответил Вейдеманис, — пришлось лететь в Париж, а оттуда в Бордо. Мадридская полиция до сих пор считает, что Пьера убили с целью ограбления. Пропали все его деньги.
— Это я знаю, — вздохнул Дронго, — хорошо, что пропали. Иначе нас бы наверняка задержали…
Вейдеманис подозрительно взглянул на друга. Потом пожал плечами.
— Я должен был догадаться, — сказал он. — Это ведь твоя работа?
— Ты тоже считаешь, что я его убил?
— Конечно, нет. Но ты забрал его деньги.
— Значит, ты полагаешь, что на убийство я не способен, а чужие деньги могу стащить?
— Когда ты будешь серьезным? — вздохнул Вейдеманис. — Впрочем, так тебе легче жить. В общем, полиция считает, что это дело рук местных бандитов. Сейчас убийцу ищут по всему Мадриду.
— И они его, естественно, не найдут, — мрачно предположил Дронго, — Пьера застрелил кто-то из наших. И я намерен найти убийцу.
— Каким образом? Ты ведь понимаешь, что убийца действовал не из личных мотивов.
— В отеле жили около сорока человек. Портье клялся, что никто чужой не входил в отель, и я склонен ему поверить. Значит, осталось не так много. Сорок человек вместо ста сорока. И у меня уже есть конкретные подозреваемые.
— Пацоха или Борисов? Они, кажется, единственные профессионалы среди этих сорока. А где жили литовцы?
— Не в нашем отеле, я проверял.
— Тогда Алисанка вне игры. Кстати, есть новые данные по украинцам. Юрий Семухович получил разрешение на временное жительство в США. Он должен уехать в Пенсильванию сразу после вашей поездки.
— Это ничего не доказывает, — возразил Дронго, — я сегодня говорил с украинским представителем. Семуховича считают новой звездой украинской литературы. Вряд ли такая фигура может заинтересовать террористов.
— Тогда кто? И главное — зачем? Почему убийца так рисковал? Почему он решил его убрать? Ведь убийца знает, что в вашей группе есть несколько высококлассных профессионалов. И он наверняка понимал, что убийство вызовет еще большие подозрения. Но он пошел на это преступление. И тогда я спрашиваю себя: почему он на это решился? Ведь гораздо легче было бы убрать Густафсона таким образом, чтобы он исчез, а не стрелять в него, оставляя труп в отеле.
— Не знаю, — сказал Дронго, — возможно, что у него были какие-то мотивы. А возможно, он не один…
— Семейные пары, — вспомнил Вейдеманис, останавливаясь. — Подожди… У вас три семейные пары. Турки, украинцы и испанцы. Испанцы жили в отеле?
— Нет, — ответил Дронго, — у них был номер в отеле, но они оставались дома и приехали в отель только на последнюю ночь.
— Ночь убийства.
— Это ничего не значит, — возразил Дронго, продвигаясь вперед. Вейдеманис шел за ним следом. — У испанцев действительно есть квартира в Мадриде, и я бы на их месте поступил точно так же. Они оставались у себя дома и приехали в отель только для того, чтобы рано утром успеть сдать багаж, который грузят каждый раз отдельно. С точки зрения логики все верно. И потом, Альберто Порлан слишком известный человек, чтобы его подозревать.
— А его жена? — не унимался Вейдеманис. — Ты можешь поручиться и за нее?
— Пока нет. Пока я думаю над этим и подозреваю ее, как и остальных.
— Тогда скажи, кого именно ты еще подозреваешь, — прямо спросил Вейдеманис.
— Во всяком случае, всех, кто был в эту ночь в нашем отеле. Хотя, с точки зрения убийцы, гораздо лучше иметь сообщника в группе. Нужно будет обратить внимание еще на две семейные пары. Украинцы и турки. Хотя с украинцами сложнее. У этой девочки тяжелый характер. Скорее, не тяжелый, а своеобразный. Она вся состоит из углов, а это встречается довольно редко, и наверно поэтому вызывает у меня такой интерес.
— Я проверил турок, — сообщил Вейдеманис. — Тургай Фисекчи не только поэт, но и общественный деятель. Член запрещенной в Турции коммунистической партии. Это, конечно, самый подозрительный момент.
— Значит, хороший поэт, — улыбнулся Дронго. — Ты не знаешь истории турецкой литературы, Эдгар. Там все известные имена — это люди с левыми убеждениями. Назым Хикмет, Факир Байкурт, Яшар Кемаль, Азиз Несин. Ты жену Фисекчи проверял?
— Она действительно врач, — ответил Вейдеманис, — стажировалась в Стамбуле, в Мюнхене.
— Понятно. Запомни номера телефонов, которые я тебе продиктую. Несколько телефонов в Германии и Англии. Эти номера я нашел в записной книжке Густафсона.
— Ты все-таки был у него в номере! — произнес потрясенный Вейдеманис. — Значит, это ты украл его деньги, чтобы навести полицию на ложный след. Но зачем, зачем ты так сделал?
— Я жил в соседнем номере, — объяснил Дронго, — и если бы убитого Густафсона нашли с пачкой денег и нетронутыми кредитными карточками, кто-нибудь мог вспомнить, как мы с ним немного поспорили утром, после пресс-конференции. К тому же, мне показалось странным, что убийца оставил дверь открытой, словно приглашая меня войти в номер. Это было не совсем логично со стороны убийцы, а меня всегда беспокоит нелогичность поступков серьезных людей. Поэтому я решил, что будет лучше, если полиция станет отрабатывать версию убийства с целью ограбления. В конце концов, у словака действительно украли ноутбук. А убийцу испанская полиция все равно не найдет. Он находится рядом с нами, в этом «Экспрессе».
— Иногда я серьезно думаю, что у тебя в голове компьютер вместо мозга, — мрачно заметил Вейдеманис. — Ты это придумал сразу, как только вошел в номер к убитому?
— Нет. Сначала я подумал о женщине. Со мной рядом была женщина. Польский дипломат. И я обязан был помнить о ее репутации. Во вторую очередь меня интересовал убитый.
— Это было очень рискованно, — мрачно заметил Вейдеманис.
— Запоминай номера, Эдгар, — устало сказал Дронго, — и позволь мне вернуться в отель. Я так устал, что хочу выспаться. Наш отель напоминает галерею киноактеров. На каждом номере своя табличка. И в комнате портреты этого человека. Знаешь в какой номер меня поселили?
— В номер Шона Коннери или Роджера Мура.
Эти двое были первыми исполнителями роли Джеймса Бонда в известных кинофильмах.
— Нет, — сказал Дронго, не обижаясь на такие сравнения, — мне попал Чарли Чаплин. Может, это больше соответствует моему образу. Как ты считаешь, Эдгар?
— Да. — задумчиво ответил Вейдеманис, — иногда мне кажется, что ничего случайного не бывает. Бог решает гораздо лучше нас. Назови номера, которые я должен запомнить.
МОСКВА. 12 ИЮНЯ
Уже несколько дней он проводил расчеты. Ему были предоставлены все необходимые данные. Трибуна, на которой будут находиться гости; зал, в котором будет проходить церемония встречи; место, где должна быть заложена взрывчатка. Меликов был одним из лучших специалистов по проведению подобных террористических актов. Именно он был одним из консультантов узбекской оппозиции, которая устроила взрывы в Ташкенте, покушаясь на жизнь президента Узбекистана Каримова. Правда, тогда взрывы не достигли своей цели, убиты и ранены были десятки других людей. Но имя Мирзы Меликова фигурировало в материалах дела, и полковник Баширов об этом хорошо знал.
Меликов подготовил схему взрыва на трибуне, которую ему указали. Взрывчатку следовало заложить у стены стоявшего рядом павильона. Меликов несколько раз проверил расчеты и передал все данные полковнику. На составление плана ушло несколько дней. И только двенадцатого вечером Мирза попросил Голубева о встрече с полковником.
Баширов приехал на дачу через час после того, как Голубев позвонил ему по мобильному телефону. Он поинтересовался у Голубева, как ведет себя пленник.
— Скучает, ответил Голубев, — лежит в своей комнате.
— Будь осторожен, — напомнил полковник, — это не тот человек, который будет скучать. Если он молчит, значит, обдумывает, как отсюда сбежать. Скажи ребятам, чтобы следили за ним все время.
— Мы все время держим камеру наблюдения включенной, — пояснил Голубев, — дежурим каждую ночь. Я сам проверял ребят. Ему отсюда не уйти.
— Надеюсь, — пробормотал полковник, проходя в дом.
Лежавший на кровати Меликов поднялся, когда Баширов вошел в комнату.
— Ты хотел меня видеть, — сказал полковник, усаживаясь на стул. — В чем дело? Что случилось?
— Я закончил расчеты, — показал на стопку лежавших на столе бумаг Меликов, — можешь их забрать. Не знаю, почему ты не поручаешь такую работу своим специалистам. Или она для них слишком сложная? Успели разогнать своих профессионалов? Или они все сейчас работают на мафию?
— Я уже предупреждал, что не люблю шутников, — заметил Баширов, не притрагиваясь к бумагам. — Что еще ты хотел мне сказать?
— Мне не хватает точных данных по перспективе местности, каменному покрытию павильона и по количеству людей, которые будут на трибуне. Поэтому расчеты получились приблизительные. Я не могу гарантировать абсолютного результата. Мне нужно все проверить на месте.
— Это невозможно! — сразу сказал полковник.
— В таком случае расчеты не могут быть точными. — пожал плечами Меликов. — В любом случае это меня не касается.
— Надеюсь, что да, — пробормотал полковник, — мы проверим твои расчеты, и я предложу тебе все нужные данные.
— Мне нужно все увидеть на месте. — упрямо сказал Меликов, — пойми, что иначе нельзя гарантировать точного результата. Мне рассказали один очень интересный эпизод из истории заговоров. Знаешь, почему не удалось покушение на Гитлера? Полковник Штауффенберг положил портфель с бомбой под ноги сотрудников генерального штаба, совсем рядом с фюрером. Тот обязан был погибнуть, но один из генералов перенес этот портфель за большой дубовый стол. И этот стол спас жизнь Гитлеру. Он оказался как бы щитом, закрывшим его от взрыва. И все только потому, что такую возможность не учли.
— Взрывчатку никто не перенесет, — возразил Баширов, — это не тот случай.
— А толщина стены? — спросил Меликов. — Сколько людей будет на трибуне? Может, она будет переполнена и взрывная волна опрокинет трибуны прежде чем до них долетят осколки. Я думаю, что нужно учитывать и такую возможность. Извини меня, полковник, но мне кажется, что ты понимаешь во взрывном деле, столько, сколько я в астрономии. Ты можешь проверить мои расчеты, но они будут предварительными. Повторяю, мне нужно видеть все на месте.
— А я повторяю, что это невозможно.
— Тогда забирай бумаги и уходи. Больше я тебе ничего не могу сказать.
Баширов поднялся, подошел к столу, задумчиво посмотрел на разбросанные по столу схемы и рисунки. Затем обернулся к пленнику.
— Хорошо, — сказал он, — мы проверим все на месте. Только через несколько дней. И учти, что с тобой поеду не только я. С нами поедут все четверо твоих охранников. А с Голубевым ты вообще будешь скован наручниками. Это специальные японские наручники с особым замком. Ключ будет только у меня. Ты можешь убить Голубева, но тогда тебе придется повсюду таскать за собой его труп. Предупреждаю, что он весит более ста килограммов и тебе будет трудно тащить его тело.
— Не нужно предупреждать, — усмехнулся Меликов, — я не кретин. Понимаю, как ты меня будешь стеречь. Но я должен увидеть это место, иначе ничего не выйдет.
— Я подумаю, — пообещал полковник. — У тебя есть еще какие-нибудь просьбы?
— Есть. Скажи, чтобы мне приносили газеты. Хочу почитать свежие российские газеты. И пусть разрешат смотреть телевизор.
— Можешь смотреть телевизор в общей комнате, там большая коллекция видеофильмов.
— Я хочу смотреть обычные новости, обычные передачи.
— Нет, — решительно сказал полковник, — никаких передач, никаких газет. Тебе не обязательно знать, что творится в Москве, в России. Ты даже не должен видеть новых российских денег. Если ты попытаешься сбежать, у тебя будут очень большие проблемы, Меликов…
— Деньги я уже видел, — отмахнулся пленник, — у тебя странная логика, полковник. Тогда я больше ничего не хочу. И подумай, что я тебе сказал о взрыве. Посоветуйся со своими специалистами, они тебе скажут, что я прав.
— Посмотрим, — Баширов собрал бумаги с расчетами и вышел из комнаты.
Когда он садился в свой автомобиль, Голубев стоял рядом.
— Ты должен знать, о чем он думает, — напомнил полковник. — Никаких телевизионных передач, даже мультфильмов. Только видеокассеты, никаких разговоров о политике, никаких газет. Ты меня понял?
— Мы так и делаем, — ответил Голубев, но полковник уже не слышал его, он выехал за ворота.
В машине Баширов даже не включил радио. Лишь когда автомобиль въехал в город, он наконец протянул руку к приемнику. Диктор рассказывал о положении в стране, о росте преступности, которая бьет все рекорды, о выходках неонацистов, которых становилось все больше и больше. Полковник слушал внимательно, глядя перед собой. В заключение диктор сообщил об обмене старых водительских удостоверений на новые, и Баширов почему-то улыбнулся. В этом была некая символика, понятная только ему.