Готовность всегда была его коньком. Всё, что нужно, при себе. Пора заняться настоящей работой.
Выводя Недру в переулок, он вспомнил свою любимую фразу из книги — единственной детской книги, которая была у него когда-то. Из этой фразы он черпал силу и уверенность в прошлом, особенно перед лицом опасности. Гласила она всего лишь следующее:
Чем мельче скорпион, тем смертельней жалит.
Глава 8
— Он хорош, — признался сержант Сайган. — Тут не поспоришь.
— Я этого и не отрицал, — буркнул капитан Сорокопут.
Два космодесантника Гвардии Ворона наблюдали с высоты балконной галереи на восточных башнях Вороньего Шпиля за площадкой для тренировок внутри стен крепости-монастыря. Предмет их беседы, боевой брат по имени Зифер Зид, стоял в окружении остальных двадцати трёх братьев, каждый из которых держал в руках затуплённое учебное оружие. Братья упросили Зида дать урок помимо стандартного курса орденской подготовки. Сорокопут понимал, что должен гордиться, однако вместо этого ощущал едкое раздражение. В глазах большинства капитанов Зифер Зид был убеждённым смутьяном. Если только магистр ордена согласится…
— Нельзя же постоянно его обходить, капитан, — сказал Сайган. — Он даже не сержант. По справедливости, его давно было пора принять в Крыло. Каждая душа в ордене это знает. Как долго вы будете его задвигать?
Сорокопут почувствовал новый прилив раздражения и заставил себя его побороть. Сайган прав, и он это знает. Именно это и грызло его больше всего: капитан понимал, что слишком затянул с повышением. Оскорбление уже нанесено. Назад его не заберёшь, даже если заявиться прямо сегодня утром на площадку и дать задний ход.
Он уставился в пространство, злясь, что всё зашло так далеко. Вдали, защищая Вороний Шпиль от пустоты космического пространства, мерцает барьер силового купола, слегка искажая линию горизонта. За барьером, на границе пыльного серого простора, лишённого пригодной для дыхания атмосферы, видно, как с грузовой станции от Лейроса поднимается очередной тяжёлый транспортник, увозя только что переработанный металл с Избавления на планету Киавар.
Сегодня этого огромного оранжевого шара над Вороньим Шпилем не видно. Поле, удерживающее атмосферу, находится так высоко, что под ним, бывает, скапливается облачность, и сегодня как раз такой день.
Четырнадцать часов назад адепт из орденского коммуникарума доставил сообщение о корабле, который ожидает разрешения на сближение. Сорокопут ждал его. Скоро сквозь эти облака с корабля спустится челнок.
Я теперь в ответе, но это не имеет значения. Я поступил правильно.
Опустив глаза снова, он посмотрел, как Зид выбрал трёх братьев из круга и велел им нападать с разных сторон. Затем, поначалу медленно, чтобы остальные могли изучить его движения, начал серию одновременных парирований и атак, которыми можно было бы жестоко обезоружить и выпотрошить своих противников.
Чувство равновесия и самообладания у Зида были потрясающие. Такого в ордене давно не видели. Сорокопут на миг даже засомневался, что сам выстоял бы против него. Он понимал, что должен гордиться тем, что Зид в его роте. Однако не мог.
— Я бы с радостью повысил его, Сайган, если бы только он следовал доктрине. Но он не слушает. Он заносчив, непослушен, временами даже непочтителен.
— А братья его за это любят, — добавил Сайган с полуусмешкой на дублёном лице, покрытом шрамами. — Эти внизу… — Он указал на группу вокруг Зида. — Это только те братья, кто сейчас свободен от других занятий. Многие другие с радостью бы тут оказались, если бы не служба.
— Ты не облегчаешь его участь, сержант. То, что он сбивает с толку остальных, больше всего ставится ему в вину. Он превратился в проблему, а мог бы стать чемпионом ордена. Коракс свидетель, он — исключительное орудие на поле боя. Но я не могу позволить ему продолжать в том же духе. Чем больше растёт его слава, тем сильнее он отвлекает своих братьев от истинного учения. Ты видел результаты сенсориума: никакого понятия о тактическом уклонении. Он сломя голову бросается в любую схватку, точно проклятый безумец.
Начал моросить мелкий дождик. Табард Сорокопута захлопал на ветру. Внизу, на поросшей травой площадке, Зид закончил показ своей техники против трёх соперников в замедленном темпе. Теперь он демонстрировал её на полной скорости.
Сорокопут услышал, как Сайган тихо выругался сквозь зубы.
Зид превратился в тёмное размытое пятно. Даже до балкона долетел лязг учебных когтей по керамиту, когда он вывел из строя троих братьев, которые с рвением бросились на него. Звуки оборвались слишком быстро. Если поток смертоносных движений и занял больше секунды, то не намного. Братья, получив урок, ударили правым кулаком в нагрудник в знак благоговейного одобрения. Зид шагнул к границе круга, выбрал одного из братьев вместо себя, затем в деталях повторил с ним серию защитных контратак.
— Я уже сам не прочь взять у него урок, — буркнул Сайган. Заметив, как при этих словах сердито напрягся Сорокопут, прибавил: — Прошу прощения, капитан. Я просто…
Сорокопут примирительно вскинул руку:
— Забудь, старина. Если я и зол, то только на себя. Не могу избавиться от мысли, что мог наставлять его лучше, что его изъяны — результат моих собственных промахов.
— Такого не может быть, капитан. Если честно, разве не всегда так бывает? Самый исключительный всегда самый упрямый и независимый. — Он улыбнулся. — Не хочу оскорбить, но с вами было то же самое. Я помню, как капитан Туне впадал в отчаяние от вашей непокорности. Те дни давно прошли, конечно.
— Наверное, мне повезло, Сайган. Наверное, Туне был лучшим наставником, чем я. Я пытался, сержант, я до сих пор пытаюсь. Но, похоже, чем больше я пытаюсь, тем сильнее он сопротивляется. Больше я не могу тратить на него силы. Есть и другие, кому я должен уделять внимание. Они заслуживают тех же возможностей, что я предоставил Зиду.
— Тогда как следует с ним поступить?
Едва Сайган договорил, как вдали на юго-западе под набрякшими тучами материализовался чёрный силуэт, обтекаемый и стремительный. Рокот его двигателей отразился от холмов под Вороньим Шпилем, точно звучные раскаты грома.
Сорокопут кивнул в сторону подлетающей машины:
— По крайней мере, на какое-то время я избавлюсь от этой проблемы. Видишь тот корабль? Вот моё решение — хотя, может статься, только временное. За ним явился Караул Смерти. Честно скажу: это самая большая честь, которую я могу ему предложить. Может, это положит конец разговорам о том, как его задвигают. Я видел этот взгляд, Сайган. Не буду отрицать, что выбрал самый простой и лёгкий путь. Но Зид достоин вступления в Караул. С этим никто не поспорит. Может быть, он найдёт наставление и мудрость у братьев из других орденов, раз уж не стал слушать их в своём. И, может быть, вернётся к нам совсем другим — таким Зидом, который сможет служить среди нас.
— Если вообще вернётся, — мрачно заметил сержант Сайган. Лёгкость, с которой капитан принял это решение, пришлась ему не по душе. Служба в Карауле Смерти — не способ избавляться от неугодных. Более того, Сайган сам давно мечтал об этой чести. Тот, кто возвращается живым, часто считается лучшим кандидатом на место капитана, буде оно освободится.
— Тоже верно, — Сорокопут развернулся и отправился внутрь, к огромной каменной лестнице, чтобы встретить чёрный челнок.
Глава 9
Объект их поисков обнаружился как раз в тот момент, когда уходил с площади, с большой коричневой бутылкой в одной руке и пакетом рубленного мяса грокса в другой. Ордима запомнил его хорошо: рост — чуть больше двух метров, приметно широкоплечий, с мощной грудью, как и многие жители ночной стороны. Борода густая, но голова выбрита наголо. Грубая татуировка на шее указывает на члена — или бывшего члена — местной преступной группировки, известной как «Отпадки».
«То есть, драться умеет, — подумал Ордима. — Правда, нос к носу я с ним встречаться не собираюсь».
Пока громила выбирался с площади, Ордима велел Недре отправляться домой.
— Нет, — заупрямился мальчишка. — Я сказал, что покажу его. Теперь идём обратно вместе.
Ордима нахмурился.
— Парень, я когда-нибудь делал что-то не так?
Недра уставился в землю и помотал головой.
— Моему слову веришь?
— Сам знаешь, что верю, — буркнул мальчик.
— Тогда сделай, как я прошу. Верь в меня. Есть дело, в котором тебе участвовать нельзя. На этот раз нельзя. Так что иди домой и жди меня. Ешь. Спи. Набивай руку с куклами. Когда я вернусь — а я вернусь, хотя это может занять день-два — то хочу увидеть, что ты научился играть Харвальдову «Кару предателя» хотя бы так же хорошо, как я. Это понятно? Если сумеешь, то у тебя будет первый официальный выход перед публикой на следующем представлении.
Недра распахнул глаза. Он давно ждал возможности выступить перед публикой. Он так хотел, чтобы Ордима гордился им. Страх за горбуна ещё довлел над ним, однако мальчик послушно кивнул и повернулся, чтобы уйти.
В последний момент он кинулся обратно и, повинуясь внезапному порыву, крепко обнял Ордиму.
Не было сказано больше ни слова, но Ордима ощутил, как от этих объятий берёт за душу: последняя разведка закончится — и ему придётся оставить мальчика навсегда.
«Я бы остался, парень. Даже в этой вонючей дыре, жить этой жалкой притворной жизнью. Я бы остался, пока ты хоть чуточку не подрастёшь. Но его светлость этого не позволит. Я живу, пока полезен: человек в чужой власти до самой смерти.
Я позабочусь о тебе, сынок. Помяни моё слово. Этот уродец, этот мелкий скорпионишка о тебе позаботится».
Недра разжал объятия и во всю прыть помчался в сторону дома. Ордиме некогда было смотреть ему вслед и крутить в голове мысль о неминуемом расставании. Он двинулся сквозь толпу, скользя меж людей, точно рыба между камышей. Ему плевали в спину и шипели: «Грязный кривун!», но он не обращал внимания. Шахтёр повернул в боковую улицу, и Ордиме пришлось поторопиться, чтобы не потерять того из виду.
За пределами рыночной площади следить оказалось проще: переулки окутывал сумрак. Люди по большей части обходили их стороной.
Шахтёр так и не заметил своего низкорослого преследователя. Он грубо отталкивал с дороги всех, кто попадался на пути, шагая с чувством человека, которого знают и боятся здесь, в его районе. Отпадки контролируют большую часть преступного бизнеса в Холиксе: наркотики, женщины, оружие, контрабанда и много чего другого. Они известны своей жестокостью и свирепостью — теми самыми качествами, которые позволили раздавить соперников. Даже городские блюстители правопорядка здесь на Кьяро, и так немногочисленные, терпят деятельность банды вместо того, чтобы объявить ей полномасштабную войну. Существует хрупкое согласие. Благодаря монополии на незаконные товары и услуги Отпадки глубоко запустили когти в рабочую среду гаррахим. При желании им ничего не стоит толкнуть шахтёров на забастовку, а то и на беспорядки. Чиновники и блюстители порядка хорошо понимают, во что обойдётся попытка лишить рабочих их маленьких радостей. Так что, в терпимых пределах, Отпадки процветали.
«Заносчивая дубина, — подумал Ордима. — Татуировка твоя от меня не защитит».
Хотя позже может стать небольшой проблемой.
Шахтёр как раз остановился у двери углового дома и теперь рылся в карманах в поисках ключей. Похоже, без особого успеха. Ордима окинул взглядом улицу. Не годится. Слишком много народу вокруг. Лучше не торопиться. Терпеливое наблюдение даст сейчас больше пользы.
Шахтёр принялся дубасить кулачищем в дверь.
— Мира! — заорал он, не переставая барабанить. — Открой! Я ключи забыл, гак их!
Секунду спустя дверь приоткрылась. Шахтёр распахнул её во всю ширь и ввалился внутрь, попутно честя женщину на все лады.
Ордима скользнул в тень дверного проёма справа, откуда хорошо просматривался угловой дом. Ниша была завалена мусором, из канализации жутко воняло, но зато тут можно было отлично спрятаться. Он грёб на себя рваную бумагу и пластиковые пакеты, пока не укрылся от чужих глаз целиком. И так принялся ждать подходящего момента, чтобы нанести удар.
Долго ждать не пришлось. Минут через сорок из дома донеслись звуки перебранки. Ордима различил имя шахтёра — его выкрикивала та женщина, Мира:
— Пожалуйста, Микал! Не надо!
Затем послышались приглушённые звуки борьбы. Внезапно дверь распахнулась, и оттуда, держась за щеку, выскочила невысокая миниатюрная женщина. Одежда на ней была порвана, из уголка рта текла кровь. Шахтёр, Микал, появился в дверях и крикнул ей вслед:
— Давай, беги! Придёшь обратно, гак тебя, когда вспомнишь, где твоё место!
Мира не стала задерживаться, чтобы ответить. Она уже исчезла из вида, когда Ордима поднялся из своего укрытия среди теней и мусора. Микал, как он заметил, хлопнул дверью с такой силой, что замок не успел защёлкнуться. Металлическая дверь ударилась в косяк и отскочила, оставив широкую щель.
Микал уже вернулся в дом, второпях или со зла ничего не заметив, а, может, и просто слишком уверенный, что ему нечего бояться.
Ордима метнулся через улицу и проскользнул внутрь, точно тень, оставив дверь пока открытой, чтобы щелчок замка не насторожил жертву.
Попав в дом, горбун вытянул из ножен сзади на поясе короткий нож и двинулся крадучись, как кошка, по тёмному коридору, полному чада. Воняло окурками и плесенью. Отходящие от стен обои покрывали пятна грибка. Эти люди жили даже хуже, чем они с Недрой.
«Но это не надолго, Микал», — думал Ордима, пробираясь к кухне в дальнем конце коридора. Оттуда, сквозь шипение жира на горячей сковородке, доносились рык и ворчание. У дверного проёма горбун на мгновение замер, чтобы окинуть взглядом комнату. Микал стоял у плиты, один, спиной к двери, как идиот.
Ордима крепче сжал нож и бесшумно шагнул в комнату.
«Время вышло, сукин сын. Пусть демоны жрут твою душу».
Микал издал короткий придушенный стон, когда маленький нож вонзился ему в поясницу. Это был последний вздох, который вырвался из его лёгких. Нейротоксин, нанесённый на лезвие, разнёсся по его организму во мгновение ока, отключая органы, прожигая нейроны, лишая мозг кислорода.
Ордима проворно отступил в сторону как раз вовремя: верзила рухнул навзничь, точно доска, с выпученными и уже остекленевшими глазами.
Маленький горбун склонился над своей жертвой, глянул ей в лицо почти в упор и пробормотал:
— Ты давно уже напрашивался, гакер.
Но по-настоящему насладиться победой времени почти не было. Морфоз займёт около часа. Нужно действовать быстро. Именно этого момента Ордима страшился больше всего. Он знал цену, которую потом придётся платить за использование препарата. Его приём сам по себе достаточно мучителен, но отходняк — это совершенно отдельная пытка.
Он торопливо разделся сам и раздел труп, сложив одежду на пол в две кучки. Достав одну капсулу из кошеля, он снял колпачок, прижал крошечную иглу к коже груди и сдавил мягкий пластиковый шарик с пурпурной жидкостью внутри.
Препарат прыснул внутрь. Ордима сжал зубы, глуша крик, который отчаянно рвался наружу. Боль была, как всегда, острой — точно пожар охватил каждый, даже самый мельчайший, нерв в теле. В глазах поплыли звёзды. Кожа чесалась вся целиком. Он чувствовал, что сердце колотится так, словно вот-вот взорвётся. Однако ничего из этого не было ему внове. Он знал: скоро всё утихнет.
В течение трёх минут ощущения ослабли: препарат, воздействуя на уникальную генетику Ордимы, начал оказывать эффект. Горбун почувствовал, как суставы перестают соединять кости. Он лёг на пол рядом с телом Микала. Кости стали мягче. Нормально дышать уже труднее. Он заставил себя расслабиться и делать короткие, поверхностные вдохи, задавая ритм, который, по опыту, подходил лучше всего.
Момент был близок. Собрав все силы, что остались в обмякших мышцах, Ордима передвинул голову к руке мёртвеца и откусил крошечный кусочек. Много не нужно: чуток тканей, чуток крови, малость волос.
Он сглотнул, уже не испытывая при этом тошноты, хотя в ранние дни на службе его светлости боролся даже с мыслью об этом, ярясь на себя, что не посмел отказаться. Но теперь уже не так. Один маленький укус — вот всё, что нужно. Вряд ли это делает его людоедом.
Изменения в теле почти сразу же приняли новое направление. Ими руководило не только поглощение генетического материала, но и эйдетический отпечаток того, как человек выглядел при жизни. Ордима закрыл глаза, держа в голове мельчайшие подробности образа Микала и зная, что процесс нельзя торопить. Всегда лучше улечься и ждать, пока всё закончится.
Пятьдесят восемь минут спустя на кухонном полу в грязном угловом доме лежали два почти одинаковых тела: два мужчины, мускулистых и бородатых. От прежнего Ордимы Арухо не осталось и следа, если не считать кучки жалких тряпок, ножа и кошеля с капсулами. Два тела. Но только одно потянулось и встало на ноги: Ордима в виде Микала — кукольник совсем другого рода.
— Что же нам делать с татуировкой? — вслух подумал он, пробуя свои новые голосовые связки и пытаясь подражать голосу Микала, который запомнил, когда шахтёр осыпал свою побитую женщину бранью. Конечно, Ордима был подготовлен и к этому, поэтому воспроизвёл голос почти безукоризненно, хотя лишь дважды имел случай чётко услышать разговор жертвы. Специфические особенности речи придётся угадывать, но Ордима повидал достаточно Отпадков в барах и на углах и, пожалуй, ухватил их манеру говорить.
Всё ещё голый, он нагнулся к остывшему трупу, чтобы получше разглядеть татуировку. Татуировки, шрамы, дырки от пирсинга — только такие вещи его дар не поможет воссоздать. Надо придумать, как…