– А потом?
– Потом я… поехал и остановился напротив дома Сьюзен Колгейт. Простоял там примерно час.
– С какой целью, мистер Джонсон?
– А что – что-то не так? Что вообще происходит? – Джон начинал раздражаться.
– Обычная проверка, сэр. Так зачем вы стояли возле ее дома?
– Джонни, – сказал Айван. – Просто говори, ладно. Мы ведь здесь не фильм продаем.
– Она не ответила на мое телефонное послание. Я имею в виду Сьюзен Колгейт. Я решил, что она, наверное, возвращается домой поздно.
– Вы живете здесь, мистер Джонсон? – спросил полицейский пониже ростом.
– Да, вон в том доме. Вместе с матерью.
Полицейские посмотрели на дом для гостей, практически не изменившийся с тех пор, как Джон впервые его увидел.
– Я лишился своего дома в Бэль-Эр в прошлом году. Вероятно, вы читали об этом в «People».
– Ты не лишился его, Джон, – сказал Айван, – ты его отдал.
– Налоговой службе. Только не я им отдал. А они сами забрали.
– Это тот «крайслер» стоит вон там? – спросил высокий полицейский.
– Да, тот, – ответил Джон и почувствовал дурноту в желудке, вспомнив об алтаре, который по-прежнему лежал на заднем сиденье. – Там… о черт. Сами увидите.
Все четверо спустились с холма; обнаружив алтарь, полицейские напустили на себя воинственный вид. Один позвонил в участок, запрашивая немедленную техническую помощь. Второй оттер Джона от машины.
– Я что – арестован? У вас есть ордер? – поинтересовался Джон.
– Нет. И он нам не понадобится, если не станете упрямиться.
– Джон, это моя собственность, – сказал Айван. – Продолжайте, ребята.
Он заглянул на заднее сиденье. Белое полотенце, висевшее у него на шее, упало на гравий подъездной дорожки, но он даже не наклонился поднять его.
– Джонни, тут же целая карнавальная платформа этой чертовой Сьюзен Колгейт. Это ты сделал?
– Это вы соорудили алтарь на заднем сиденье? – спросил коп.
– Нет. Я купил его у парня из «Вест-сайд видео».
В этот момент из дома вышла Дорис, кутаясь в шали; ее седые собранные в пучок волосы торчали как иглы дикобраза.
– О боже, это моя мать.
– С добрым утром, дорогие. Господи – легавые.
– Легавые? – произнес Джон.
– Я просто стараюсь идти в ногу со временем, милый. Офицеры… где-то совершили преступление?
Возникло легкое замешательство. К машине направились полицейский фотограф и судебный эксперт. Айван вернулся к своему тренажеру, а Джон позвонил Адаму Норвицу.
– Что за чертовщина, Адам?
– Сьюзен в самоволке. У нее на шесть была заказана гримерная, но она так и не явилась. Звонит продюсер, орет на меня, я бегом бросаюсь из спортивного зала к ее дому, а там все двери нараспашку. В доме никого, но машина на месте. Кофейник на плите, но кофе густой, как смола, как будто сутки простоял. Ну, я и вызвал копов. Это вы скажите мне, что происходит. Я чуть в психушку не попал, когда выбивал для нее эту идиотскую роль, а она посылает все подальше.
– Мои соболезнования, Адам.
– Ага, понимаю. У нее теперь новый проект – с вами? Большому кораблю – большое плавание, мелкая рыбешка ее больше не интересует?
– Вы звонили в больницы?
– Это работа копов.
Адам ничего не знал. Полиция почти ничего не знала. Джон решил не паниковать. Сьюзен могла остаться на какой-нибудь вечеринке, перебрав текилы, или еще что-нибудь в этом духе. «Она не такая», – подумал он, глубоко вздохнув. Джон позвонил Райану, чтобы договориться о покупке сценария.
Глава шестнадцатая
Их первым провалом была история любви – «Обратная сторона ненависти». Все, связанное с этим фильмом, давалось тяжело. Начать с того, что Ангус, неизлечимо больной раком предстательной железы в последней стадии, сказал им, что название выбрано неудачно.
– Джон, слово «ненависть» само по себе навевает тоску, и пусть фильм твой гениален, как «Гражданин Кейн», такое название, как «Обратная сторона ненависти», все испортит.
У Дорис были свои соображения.
– История любви? Какая у тебя может получиться история любви, дорогой? Просто продолжай делать то, что идет на ура, и будешь как сыр в масле кататься.
– Думаешь, я не могу поставить фильм про любовь?
– Не в том дело, дорогой. Фильмы про любовь должны ставить…
– Давай, договаривай.
– Ой, я, наверное, что-то не то сказала, да?
– Фильмы про любовь должны ставить?..
– Их должны ставить люди, которые действительно были влюблены, дорогой, а теперь, я думаю, мне лучше всего поскорей выпить какой-нибудь шипучки.
С годами жизнь Дорис свелась к приятной бесконечной череде солнечных дней, лепки из глины, вспышек увлечения акварелью, сплетен в узком кругу «карточных друзей» и проторенной дорожки от дома до винного магазина. Джон виделся с ней два раза в неделю и по-прежнему доверял ей все свои тайны.
– Я был влюблен раньше.
– В кого?
– В…
– Правда, дорогой, все нормально, и я не сомневаюсь, что однажды ты встретишь девушку, которая сразит тебя наповал. А до тех пор повремени.
Джон задумался над тем, почему до сих пор не влюблялся. Бессчетное число женщин вызывали у него вожделение или казались обаятельными, но ни одна из них не заставляла почувствовать себя частью чего-то большего. Энергия от постановки картин – равно как и призы, и пьянящее чувство успеха, – все это лишь маскировало единственный явный пробел в его жизни.
Джону казалось, что влюбленные теряют ту индивидуальность, какая была им присуща до того, как они влюбились. Джон видел и в любви, и в длительных отношениях всего лишь ловушки, которые не только лишат его индивидуальности, но и отнимут желание двигаться вперед.
Но опять же… ему хотелось найти спутницу – кого-то, кто разделял бы с ним интересы, кто продвигал бы его дальше. Вот таких отношений он ждал. Однако с течением лет это ожидание становилось все более грустным и более одиноким. По мере того как старые друзья отдалялись, он начал околачиваться рядом с молодежью. Но и тогда он не мог отделаться от ощущения, что молодые относятся к нему свысока. Этот старый онанист даже не может завести себе подругу. Живет в доме, который похож на ядерный реактор. Конечно, у него есть хиты, но на премьеры он всегда приходит с мамочкой.
У Айвана было меньше сомнений, чем у Дорис, относительно судьбы «Обратной стороны ненависти». Но на протяжении всего производственного цикла его отвлекали дела, связанные с резким падением цен на недвижимость в округе Риверсайд, и поэтому он не мог полностью посвятить себя своей обычной рутине: переписыванию сценариев, изменениям в актерском составе, не мог разгребать все, что с самыми лучшими намерениями делал Джон. Режиссер и исполнительница главной роли выяснили, что спят с одной и той же девушкой – автором сценария, и отказались слушать друг друга. У исполнителя главной роли за две недели до съемок была выявлена положительная реакция на ВИЧ. Тучи продолжали сгущаться.
После крайне мрачного пробного просмотра Мелоди сказала Джону:
– Джон, я знаю, что ты хотел сделать хороший фильм, но если уж доводить дело до конца, то пойди купи банку клея, намажь одну сторону негатива и продай все хозяйство как моток упаковочной ленты.
– Мел!
– Джон, не будь кретином. Это дерьмо. Сожги его.
– Но в нем столько нежности… он такой…
– Пожалуйста. Даже на видео его не отдавай. Даже не дублируй его на урду. Сожги его.
Вскоре после этого умер Ангус, и Дорис совсем расклеилась. Они уже несколько десятилетий не были любовниками, но Ангус был для Дорис хорошим другом. Дорис погрузилась в себя. Айван унаследовал имущество, и Дорис осталась в доме.
Джон проигнорировал здравый совет Мелоди, и «Обратная сторона ненависти» вышла в прокат. Средства массовой информации яростно накинулись на фильм, как стая стервятников, которые дождались падения гиганта. Фильм опочил вскоре после премьеры. Среди киношников пошли неизбежные слухи о том, что золотые деньки «Экватор Пикчерз» позади. Одни сочли этот фильм младенческой отрыжкой, другие – предсмертным хрипом. Джону с Айваном не удалось получить даже отдаленно доброжелательного отзыва. Спасти ситуацию не представлялось возможным.
Все взоры были прикованы к следующему фильму, который назвали «Дикая земля», исторической саге, действие которой происходило в начале двадцатого века в Вайоминге. Сценарий представлял собой переложение романа-бестселлера, написанного дважды удостоенным «Оскара» киносценаристом. В картине участвовали шесть самых востребованных звезд киномира, которые все отлично ладили с режиссером – обладателем Золотой каннской ветви. Потратили кучу денег, когда же фильм выпустили на экраны, он… не произвел ни малейшего эффекта. Ему не досталось даже тех язвительно-ядовитых отзывов, что выпали на долю «Обратной стороны ненависти». Фильм попросту растворился, словно бы его и не было – рана куда более глубокая, чем та, что нанесли все выпущенные в сторону «Ненависти» стрелы.
После «Дикой земли» Джон с Айваном занимались еще десятком фильмов. Время шло. Студии видоизменялись, сливались, закрывались, а на их месте появлялись новые. В игру включилась Япония. Вкусы менялись. Появилась новая публика. Люди потеряли опору.
Джон завершал постройку своего высокотехнологичного жилища, растянувшуюся на пять лет. Он пытался разобраться с тем, как он относится к выдаваемым по рецептам лекарствам, и на эти усилия уходили годы, между тем сама фамилия Джонсон стала в киноиндустрии синонимом упадка, провалов и неудач. Постановка фильмов утратила для него интерес. Его мир сжался, круг общения стал уже. Джону начало казаться, что он похож на старинное зеркало, одно из тех, что он видел в Европе в некогда величественных старинных дворцах, на стекло, год за годом покрывающееся крапинками, теряющее слой серебра, который изначально позволял зеркалу отражать окружающее.
– Снова вручение «Оскаров», – вздыхал Айван. – Неужели уже март?
Они сидели на заднем сиденье автомобиля, который вез их в Сенчюри-сити на утреннюю деловую встречу. Айван был одет с иголочки, и кожа его отливала глянцем после восьмичасового здорового сна. Лицо Джона напоминало пол после вечеринки с коктейлями.
– На что нас номинируют в этом году? – спросил он.
– Не надо шутить, Джон.
Джон делал кокаиновые дорожки на маленьком овальном зеркальце, которое держал при себе. Он заметил, как Айван сверкнул на него глазами.
– Чего ты добиваешься, Айван? Я просто не хочу засыпать. Ты же знаешь – адвокаты действуют на меня как снотворное.
Айван промолчал.
Мимо проехал грузовик с гигантскими золотыми статуэтками – такое фото просто мечта туриста. На перекрестке грузовик остановился рядом. Джон заметил, с каким выражением лица Айван разглядывает статуэтки.
– Нет, нет, нет, Айван. У тебя просто глаза блестят и на лице написано «А не худо бы заполучить „Оскара“». Забудь об этом. «Оскар» – для придурков.
– В глубине души ты сам не веришь в это, Джон.
– Ой-ой-ой, посмотрите на меня, у меня маленькая статуэтка за лучшую роль типичного британца этого года или за лучшую роль шлюхи-инвалида. Ой-ой-ой, посмотрите на меня, а через сутки никто даже не вспомнит моего имени.
Он раскрошил кристаллик.
– Джон… – в голосе Айвана появились заботливые нотки. – Полегче с этой штукой. Нам предстоит встреча с крутыми ребятами.
– «Оскары»…
Язык Джона начал заплетаться – недобрый знак. Айван готовился к грандиозному провалу этим утром и ждал от предстоящей встречи все меньше и меньше. Айвана, как и Джона, прельщали призы и соблазны киноискусства, но, в отличие от Джона, теперь ему хотелось жить традиционно. Внутренне Айван был «официально возмущен» своей прежней жизнью. Он «официально покончил с разгулом» и теперь был готов «официально утихомириться».
Именно в тот момент он и увидел Ниллу: она стояла у входа в небоскреб, на голове был узорчатый шелковый шарф, трепетавший над ее правым плечом, и слезы текли по лицу. По ее шее к щеке поднимался шрам, оставленный большой медузой два года назад. Метка медузы в корне пресекла ее актерскую карьеру. Новый агент Ниллы Адам Норвиц увидел шрам всего месяц назад и только сейчас сумел наконец сломить ее дух, убедив Ниллу, что со шрамом ей все равно не найти работы, «если только вы не хотите сниматься в мягком порно», где шрам может быть даже полезен.
Айван смотрел на шелковое платье Ниллы, трепетавшее на теплом ветру, и ему стало жаль ее. Между тем бронхи и легкие сидевшего сзади Джона издавали хлюпанье и хрипы. Айван смотрел, как Нилла жует резинку. Вытащив изо рта, она не бросила ее на раскаленный бетон, а достала из сумочки бумажку, завернула в нее резинку и сунула бумажный комок обратно. Подобной опрятности Айвану не приходилось видеть ни разу в жизни.
– Смотри, она плачет, – сказал зачарованный Айван. Он вышел из машины.
– Айван, – окликнул его Джон, – а разве встреча не в следующем небоскребе?
Джон слышал, как Айван спрашивает Ниллу, все ли с ней в порядке, а потом говорит:
– Могу я вам чем-нибудь помочь? Я еду на деловую встречу, но увидел вас здесь и…
– О боже, – ответила Нилла, – у меня, наверно, идиотский вид.
– Нет, совсем нет. Как вас зовут?
– Меня? Нилла.
– Красивое имя.
– По буквам пишется Н-И-Л-Л-А. Мой отец приехал в Штаты после войны. Он хотел назвать меня в честь штата Нью-Йорк, потому что Штаты оказались так гостеприимны. А моя мать хотела назвать меня в честь своей матери – Бьялла. В результате получилось Нилла.
– А я – Айван.
Через полгода они поженились.
Глава семнадцатая
Юджин Линдсей лежал один в постели, внося в маленький блокнот нижеследующий перечень:
№ 63. Вы можете получить практически любое блюдо, какое захотите, в любое время года.
№ 64. Женщины могут заниматься всем, чем занимаются мужчины, и никому больше это не кажется странным.
№ 65. Любой человек на планете – при прекрасной слышимости – может поговорить с любым другим человеком на планете в любое время, как только ему этого захочется.
№ 66. Вы можете с полным комфортом проснуться в Сиднее, в Австралии, и лечь спать в Нью-Йорке.
№ 67. Вселенная в триллион миллионов раз больше, чем вы думали.
№ 68. Вы практически не видите дерьма и не чувствуете его запаха.
Он составлял перечень того, что могло бы поразить кого-то, кто жил за сто лет до него. Он старался убедить себя, что живет в расчудесном мире в расчудесное время. Рано уволившись с должности ведущего прогноза погоды на местном телевидении, он уединился на десять лет в своем доме в Блумингтоне в штате Индиана. Здесь он создавал произведения искусства из бытовых отходов и смотрел телевизор. Заносил в блокноты случайно пришедшие в голову мысли, вроде сегодняшнего перечня. А в подвале при помощи ксерокса и компьютера составлял куда более изощренные схемы почтового надувательства, чем ему могло примечтаться в восьмидесятых.
Его жена, Рената, уже несколько лет как переехала в Нью-Мексико, где оплачивала счета, окуривая травами невротических горожан. Забросив длившееся неделями голодание, она достигла невероятных размеров. Разведясь с Юджином, она ничего не стала требовать от него, что смутило и испугало его больше, чем любая самая жуткая грызня вокруг развода.
№ 69. Мы несколько раз летали на Луну и на Марс, но там действительно ничего нет кроме камней, так что мы перестали мечтать об этих планетах.
№ 70. Тысячи болезней можно легко и быстро вылечить с помощью нескольких таблеток.
№ 71. На первой странице «The New York Times» появляются очень подробные описания половых актов, но никого это больше не шокирует.
№ 72. Нажав одну-единственную кнопку, можно убить пять миллионов человек за секунду.
Юджин посмотрел на пункт номер семьдесят два. Что-то тут было не так, но что? Он подумал: а существовали ли сто лет назад кнопки? Или все-таки не существовали? Что делали люди в те далекие времена? Дергали за цепочки? Поворачивали вороты? Что вообще они могли включать? Ничего. Электрический свет? Юджин решил, что вряд ли. Только не тогда. Нет. Он внес поправку:
№ 72. Нажав на один-единственный рычаг, можно убить пять миллионов людей всего за одну секунду.
Юджин посмотрел на часы: глубокая ночь – без двух минут четыре. Он отложил ручку и с восхищением оглядел свое тело, по-прежнему пропорциональное и стройное, по-прежнему поразительно красивое, каким оно было в молодости.
Юджина окружал художественный проект месяца – тысячи старых пустых пластиковых тюбиков из-под обезжиренного йогурта, вымытых изнутри до скрипа, вставленных один в другой так, что они образовывали длинные вьющиеся нити, достающие до потолка. Законченный образец он собирался поместить в комнате, где Рената когда-то упаковывала подарки – мысль, украденная ею у Кэнди Спеллинг, жены Аарона Спеллинга, – целая комната, отведенная под упаковку бесконечного потока безделушек тех самых времен, когда она занималась платьями.
Юджину предстояло вынести мешок скопившегося за неделю мусора на обочину тротуара. Он посмотрел на часы – без одной минуты четыре. Он помедлил и добавил к своему перечню:
№ 73. С плохим настроением покончено.
№ 74. Редко когда можно увидеть лошадь.
№ 75. Вы вполне можете хранить все когда-либо опубликованные книги в ящике не больше гроба.
№ 76. Мы сделали климат планеты чуть теплее.
Время выносить мусор. С того случая с чокнутой подиумной мамашей в Сент-Луисе он всегда лично выносил мусор, тщательно его проверяя. С тех пор мусор стал для него чем-то особым. Чтобы его мешок с отбросами выглядел полнее и естественнее, он взбивал его и выносил к входной двери. Набитый на вид мешок на самом деле весил не больше кошки. Юджин еще немного подождал, затем потуже затянул на себе халат, на котором была вышита эмблема гостиницы «Плаза Рэдиссон» в Милуоки, откуда он украл его во время конференции по метеорологии. Он подбежал к краю тротуара, неуклюже бросил мешок на асфальт и бегом вернулся к двери.