Стоя сбоку от вестибюля станции метро «Кропоткинская», Елена Григорьевна увидела, как по другую сторону бульвара притормозил «Москвич»-фургон, как выскочил из него Баскаков и «Москвич» уехал.
Баскаков перешел бульвар, на ходу поворачиваясь кругом, и, оглядываясь, прошел мимо ступеней, затем начал подниматься к вестибюлю.
Она обошла строение и встала с другой стороны, позади трех подростков, самозабвенно смакующих мороженое.
Баскаков опять огляделся, взглянул на часы и спустился ниже.
Елена Григорьевна стояла, наблюдая, как он прошелся взад-вперед, опять посмотрел на часы, снова медленно поднялся наверх, остановился, осмотрелся и даже топнул ногой от досады. Тихо засмеявшись, она подошла к нему, дотронулась до локтя, но, когда он обернулся, на ее лице не было улыбки.
— Давно меня не заставали врасплох, — сказал Баскаков, внимательно глядя на нее. — Ишь как подошла… Только что? А то мне казалось, что вы где-то здесь, а я не вижу.
— Чуть было не ушла в последний момент. — Елена Григорьевна взяла его под руку и повела в глубь бульвара. — Как-то стыдно за себя стало. Не стыдно, а… неловко. С утра на помощь напросилась, к концу дня — на встречу. Но вернулась домой, и хоть вой от пустоты. Позвонила подружке, той еще нет, тоже в командировке… И — никого. Пошла бродить, а на людях совсем расклеилась. Увидела автомат и позвонила.
— А трудящиеся это очень высоко оценили! — сказал Баскаков. Посмотрел на женщину и плотнее прижал ее руку. — Знаете, мне свойственна такая шутливая ерепень, не обращайте внимания поначалу, ладно? Это от некоторой зажатости… Я очень рад, что позвонили. Действительно — очень.
— Ну и хорошо. Мы сейчас…
Он остановился и осторожно развернул Елену Григорьевну к себе лицом.
— Мы сейчас пойдем в одно место и там посидим. Я не гурман и стараюсь держать форму, но три чашки кофе за день маловато даже для такого аскета, как я. И надо отметить знакомство. Принято?
— Ну… Я не против.
— Тогда — вперед и выше! Идемте. И улыбайтесь, поскольку жизнь прекрасна.
Нестеснительно расталкивая толпившихся у ресторана и по возможности ограждая Елену Григорьевну, Баскаков добрался до дверей. Приоткрыв створку, бросил надутому швейцару:
— Вениамин Павлович предупредил? Нас двое.
— Да будто бы… Я спрошу, — зашевелился привратник.
— Не стоит беспокоиться, мы сами.
Уже в первом зале стало ясно, что сегодня — битком. Баскаков посмотрел влево, вправо и увидел у стойки бара монументальную фигуру.
— Так, Лена, нам туда…
Метрдотель едва глянул сверху вниз, когда его окликнули:
— Вениамин Павлович, здравствуйте.
— Добрый вечер, мест нет.
Елена Григорьевна взглянула на Баскакова, а тот улыбнулся и тихо позвал:
— Веня…
Привычная мина недоступной солидности на лице мэтра дала трещину.
— Вот как… — Он растерянно покивал головой. — Бывает, но редко… — Затем обозрел Елену Григорьевну и улыбнулся: — Милости просим! Прошу за мной.
В следующем зале Вениамин Павлович усадил их за столик на двоих у стены, сам включил настольную лампу, забрал у соседей и подал меню. Потрепал по плечу Баскакова, опять улыбнулся Елене Григорьевне и, отойдя, остановил спешащего официанта.
— Столик на двоих, красивая женщина и серый костюм… Обслужи по люксу.
— Ладно…
Отойти официант не успел, его крепко придержали за локоть.
— Мои гости, ты понял? — спросил Вениамин Павлович. — Пусть Егоровна особые запасы потрясет… И займись вплотную, твои столы другие обслужат.
«Девятка» вошла в поворот чересчур резво, ее слегка занесло, и поспешно отвернувший слева «Запорожец» длинно засигналил.
— Что вопишь, дешевка, лапоть, халява! — высунувшись в окошко, отозвался Бубусь. — Ох, связался я с тобой… И как ты меня наколол? На секунду в гнездо заскочил.
— Кончай трёкать, не за так связался, — хмуро напомнил Гена. Он как-то совсем усох и сутулился больше обычного. — А застанем его?
— Всегда в норке, крыса… Я нарочно не звякнул, не любит, когда прямо к нему. Всегда свиданку назначает, чтоб прощупать что почем.
— А далеко еще?
— До Вашингтона и направо… Не потей, приехали уже.
Визгнув тормозами, машина свернула в колодец двора и стала. Гена открыл дверцу, но Бубусь спросил:
— Ты куда?
— Вместе пойдем.
— У тебя совсем крыша течет? — Бубусь покрутил пальцем у виска. — Меня бы пустил, а с двумя и разговаривать не станет… Давай припас.
Гена посидел, тупо глядя перед собой, затем молча вынул из-под рубашки плоский пакетик.
— Кончай гноиться, не кину, — усмехнулся Бубусь, забирая пакет, и вышел.
Легко взбежав по обшарпанной лестнице на третий этаж, позвонил три раза у двери, обитой металлом.
— Кого надо?
— Я от Ашота Суреновича, записку привез.
За дверью долго гремели засовами, наконец открыл низкорослый человек в старой тюбетейке на лысой голове, сказал укоризненно:
— Я всегда прошу сначала звонить. Существует порядок.
— Значит, с меня процент сверху, — предложил Бубусь. — Здесь станем базарить?
Человек в тюбетейке выглянул на лестницу и вернулся обратно.
— Хорошо, проходите. Но я ограничен временем.
Когда Елена Григорьевна смеялась, лицо становилось совсем молодым, и вообще она сейчас мало походила на печальную женщину в поезде. А Вениамин Павлович явно подпал под ее обаяние, и Баскаков с удовольствием наблюдал обоих.
— …ему говорят: оценка снижена за нечистый выход из сальто в замок… А он в скандал: выход был — класс, это у ловитора скользкие руки, этот нижний — алкаш, весь дрожит, я с ним работать не могу! А нижний-то — я… А еще Аркашке арбуз бросил.
— Какой арбуз? — прыснула Елена Григорьевна. — Просто арбуз?
— Если б просто… Он в конце номера должен был мяч бросать. А Аркаша у него одну девочку… Ну, словом, до этого подъел его Аркашка. Так вот они работают, Андрей кричит «Ап!» — и тот ловит. Соленый арбуз, вот такущий, только сок зашипел во все стороны! Зрители — наповал, а Аркашке только улыбаться, хотя вся рожа заляпана…
— Да вы, оказывается, еще и хулиган, — с ласковой усмешкой посмотрела она на Баскакова.
— Это все в прошлом, училище давно было. Затем я резко переквалифицировался.
— В кого?
— В нынешнее качество. — Баскаков мельком глянул на метрдотеля, и тот понял предостережение. — Он еще порасскажет, поразоблачает меня… А я ненадолго отлучусь позвонить.
— Возьми ключи от директорского, — полез в карман Вениамин Павлович. — Только сейф не ковыряй и со стола ничего не стащи.
— Спасибо, что напомнил.
В тесном кабинетике Баскаков присел к телефону, набрал номер, подождал.
— Мама? Все в порядке, я в кругу сугубо ответственных лиц, пьем боржом и кефир, чтим моральный кодекс… Хорошо, помню. А ты возьми записную книжку и прочти телефон Алексея Корнилова. Жду. — В нетерпении барабаня пальцами по настольному стеклу, разглядывал под ним томную красотку в очень условном купальнике. — Как? Нет, этот я знаю, он сменился, ниже прочти… Сорок восемь? Спасибо… Да, позвоню, не волнуйся. Все! — Нажал рычаг, быстро набрал снова, — Алло, Алексей? Ф-фу, отлегло… Здравствуй. Боялся не застать… Сегодня. Честное слово, сегодня! Леша, тут, понимаешь, образовалось такое, что, может быть, стану просить об укрытии… Ключ, как всегда, под ковриком? Спасибо, друг…
Ночью жара таки разразилась грозой, опустевшие улицы шумно прополаскивал ливень. За открытой балконной дверью протяжное глухое ворчанье в очередной раз разродилось гулким ударом грома, слепящая вспышка ярко высветила окна в доме напротив.
Горящий торшер кругом света захватывал голову медвежьей шкуры на полу, блестели белые клыки и навсегда раскрытые стеклянные глаза.
— Дай мне сигарету, — попросила Елена.
Завернувшись в простыню, она сидела, прислонившись к стене. Баскаков потряс пачку, выудил сигарету.
— Последняя… — И поднес прикурить.
— Спасибо. Роскошное жилье… То есть обычная квартира, но выглядит шикарно, каждая вещь и на месте и со вкусом.
— Какой хозяин, такое жилье. Многие считают его не от мира сего. В городе редко, то в лес умотает, то в горы… Бродит, охотится. Вот таких зверюшек привозит.
— Ты его тоже с циркового училища знаешь?
— Не-ет… Алексей — литератор. Что-то пишет, куда-то сдает. А я училище кончил и вскоре с цирком завязал… Были обстоятельства.
— И кто теперь?
Баскаков посмотрел в потолок.
— Изыскатель… Что-то вроде этого.
— А путь и далек и долог и нельзя повернуть назад, да?
— Назад нельзя, это точно, — он приподнялся на локте. — Эй, эй! Это ведь последняя… Дай хоть по-цыгански покурить.
— И кто теперь?
Баскаков посмотрел в потолок.
— Изыскатель… Что-то вроде этого.
— А путь и далек и долог и нельзя повернуть назад, да?
— Назад нельзя, это точно, — он приподнялся на локте. — Эй, эй! Это ведь последняя… Дай хоть по-цыгански покурить.
— Как это?
— Вот так: дохни… — он открыл рот.
Засмеявшись, Елена затянулась, пустила ему в рот струю дыма, и Баскаков, передохнув, изобразил блаженство на лице.
— Еще?
— Конечно…
Она затянулась, нагнулась к нему, и он обнял ее и привлек к себе…
…Баскаков открыл глаза и, когда звонок повторился, резко сел на тахте.
— Кто это? — спросила Елена. — Хозяин?
— Нет, Алексей бы сначала по телефону… Я посмотрю, — он пошел к двери. — Сюда никто не войдет, не бойся… Там в ванной халаты есть.
Пока шел в прихожую — позвонили еще раз. Он открыл — за дверью стоял Певцов.
— Привет!
— Приве-ет… Как это ты меня?
— Ты же матери звонил, телефон сюда спрашивал… Остальное дело техники. Можно войти?
— Ну давай… Нет, сюда, на кухню, — направил Баскаков. — А я думал, ты мне товарищ.
— Я тебе друг, кретин! Запросто мог вчера отловить, а ждал до утра… Причем сначала заехал к мамане, нашел в куртке корочки, вот, — он положил на стол удостоверение. — А потом смотал к нам за сбруей. — Щелкнул кейс, и на стол легла навесная кобура с пистолетом. — Поясняю кратко: шеф велел найти, чтоб возглавил — ограбление отставного генерала на Фрунзенской, хозяин умер в подсобке с пробкой во рту, кроме прочего взяли два ствола. Теперь моя легенда… Я тебя вызвонил еще там, на отдыхе, и ты отзывчиво прилетел утром, хотя билет был на вечер. Начальство будет очень довольно. За все с тебя чашка кофе и бутерброд.
— Ладно. Спасибо, Игорь, — оценил Баскаков. — Сейчас, накину одежку.
— Да уж хватит в плавках бегать, Аполлон!
Оставшись один, Певцов открыл холодильник, присел перед ним, достал огурец и, откусив, сел на место.
И вошла Елена в большом, не по росту халате Корнилова.
— Извините… Здравствуйте. Я думала, Андрей здесь.
— Он… вышел. Здравствуйте, — Певцов посмотрел на кобуру на столе. Она глядела туда же.
Певцов встал, наклонил голову с четким пробором.
— Певцов Игорь… Игорь Васильевич. Я товарищ Андрея по службе.
— В таких случаях принято говорить «очень приятно». Меня зовут Елена Григорьевна.
Баскаков появился с пиджаком под мышкой, застегивая манжет на рукаве, сразу все понял и не стал ничего объяснять. Навесил оружие, закрепил ремешок, натянул пиджак.
— Лена, нам всем, если можно, кофе… И что-нибудь пожевать типа бутербродов. Мы пока выйдем, чтобы не мешать, а ты позовешь.
Баскаков разгуливал по квартире, словно примеривающийся к обмену клиент, и, хорошо зная эту манеру, Певцов молча ждал за письменным столом. Вернувшись в большую комнату, Баскаков постоял перед стеной с фотографиями и, глядя на ту, где Гриднев был запечатлен в кругу смеющихся солдат, спросил не оборачиваясь:
— Все отработано тщательно?
— Да, и следов никаких… Знаешь, они его заперли, а нитроглицерин оставили. Но руки были связаны, вот в чем дело… Хотя пробирка лежала открытая. Может, собственноручно давали?
— А что? Гуманные ребята, чистоделы… Получается, он им сам открыл, Игорек!
— Получается…
— А где вдова?
— На даче. Говорит, что не может здесь быть. Но она ничего существенного не дала.
— Все равно поехали на дачу, — упрямо мотнул головой Баскаков. — Это где?
— Архангельское. Там полно отставников.
Баскаков еще раз посмотрел на фотографию и пошел из комнаты.
Когда «Волга» вырулила на набережную и развернулась, Баскаков сказал:
— Стоп! Я на минутку…
Певцов и шофер смотрели, как он подошел к рыболову в линялой жокейской кепочке и встал рядом.
— Чего это он? — спросил шофер.
— Видимо, хочет дать совет, на кого ловить, — предположил Певцов. — Появилось солнце, значит, на муху не берет, надо червяка.
— А-а-а… — шофер закрыл рот, покосился на него и отмахнулся: — Да ну вас… Все вам хаханьки!
Очень загорелый рыболов, видимо, привык к любопытствующим и отвечал доброжелательно.
— …Да всякий день ловлю. Утром, знаете, здесь — тут рядом труба, из нее льет, а рыбка кормится… А после обеда во-он туда, к мосту, перехожу.
— Позавчера утром тоже здесь ловили?
— Это в воскресенье? Ловил… Утро тихое было, — рыболов рассмеялся. — Мне еще таксист смешно про банановый соус сказал… Мол, дурью я мучаюсь.
— Тем утром никого здесь не видели? Или там, напротив.
— Так я туда спиной, — удивился рыболов. — А здесь утром только пробегают иногда, кто трусцой… А после всякие ходят.
— Понятно. Извините.
— Стойте! — позвал рыболов.
Баскаков сразу вернулся.
Рыболов двинулся от парапета к краю тротуара.
— Вот тут лужица была… Поливочная проходила и налила. Так подъехала машина, и парень с девушкой вышли… Пошли как раз напротив.
— Какая машина, как они выглядели? — быстро спросил Баскаков.
— Ну, машина «Жигули», а выглядели… Обыкновенно… — Припоминая, рыболов стал серьезным. — Он такой высокий, худой… Горбился слегка. А деваха симпатичная вроде. Другого не вспомню.
— Во сколько все было?
— Да как раз в полвосьмого, наверно… Я приехал, закинул, и подъехали они.
— Спасибо большое. Удачи вам.
— К черту! Это, извините, присловье такое.
Пелагея Николаевна Гриднева до их появления занималась закруткой компота и так и продолжала занятие, отвечая на вопросы и изредка отирая слезы.
— …Он сказал «к обеду приеду», а все нет и нет. Я звонить, от соседей, — никого! Ну, думаю, едет… А он, мой бедный, уж в чуланчике страдал, связанный…
— Пелагея Николаевна, кто у вас бывал последнее время? — спросил Певцов.
Баскаков сидел у перил террасы, задумчиво глядя в сад.
— Так спрашивали уже… И никто не бывал. Саша, племянник, месяц назад домой проездом гостил и к себе в Воронеж уехал. А так осенью мы своих в отпуск ждали, вот компоты готовлю. В этой… В Уганде работают.
— А домработница ваша… которая убираться приходит, к ней не захаживали знакомые?
— Диля? Татарка она… Десять лет приходит, нет — одиннадцатый уже. Какие знакомые? Она в нескольких домах убирается, в нашем в трех квартирах. Покойный сослуживец моего рекомендовал. Диля монетку найдет и покажет, смеется, это моя, говорит, раз упала. Только сперва покажет…
— Этот молодой человек… Ну, высокий, худой такой — он кто вам будет?
— А-а, Боря? — Гриднева отерла лицо фартуком. — Так ведь Алексей Захарович книгу писал. Про себя, про войну, как все было и где воевал… Боря ему помогать взялся, насчет грамотности и литературы поправлять. Они с Валей и сюда разок приезжали, я их вареньем угощала…
Певцов с изумлением смотрел на Баскакова, а тот, слушая, кивал головой.
— Он что, писатель? Откуда Алексей Захарович его взял?
— Кажется, на улице познакомились… А не писатель он, журналист, — Пелагея Николаевна отодвинула банку. — Где-то наверху такая карточка есть, оставлял при знакомстве… Принесть?
— Да, пожалуйста. Если вас не затруднит.
Женщина ушла, и Певцов достал сигареты, протянул пачку Баскакову.
— Вот что значит цирковое училище! Но ведь ты не в чародеи готовился, как я помню… Откуда?
— От верблюда… Боря и Валя! Милые крошки. Хотел бы я с ними познакомиться. Очень! Фу, что за гадость ты куришь… «Пегас».
— Вернемся в город, раздобуду тебе блок «Мальборо», погонами клянусь! Пусть мой бюджет от этого получит пробоину… Думаешь, горячо, да?
— Посмотрим…
Гриднева возвратилась, неся в пухлой красной руке белый кусочек картона.
— Вот, на столе лежала… Я все, как было, оставила и так хранить стану. Словно он еще живой, а уж нету его. — Слезы опять потекли по ее лицу.
— Афанасьев Борис Владимирович, журналист, — прочитал Баскаков. — И ни телефона, ни адреса. Скромненько эдак, простенько… Ничего, Боря, даст Бог, перевидимся еще!
Часть обратной дороги молчали, вернее, упорно молчал Баскаков, а Певцов все косился на него, не мешая размышлять. Но при подъезде к Волоколамскому шоссе не выдержал:
— О чем мечтаешь, отец-командир? Поделись, если есть чем.
— На душе гадко… Завез ее домой, оставил и уехал. Ты бы видел эту квартирку!
— Домишко старый, верно…
— Домишко! Не в этом дело… Плохо, когда своего угла нет. Ну куда я мог? К маменьке? Так сам там на птичьих правах… Хоть комнату снимай.
— А может, оно и к лучшему? — осторожно предположил Певцов. — Встретились и разошлись, бывает…
— Оно бывает, — тяжко посмотрел на него Баскаков, — что осел по небу летает… Дай трубку, деятель. Набери к нам… Гвасалия? Нодар, мне срочно нужен Афанасьев Борис Владимирович, журналист… Где работает, в какой редакции, если свободный художник, то адрес и вообще все данные. Прокрути сверхсрочно и сразу свяжись со мной… Да, все правильно. Жду!