— Мне нужно Юлию Сергеевну Силину. Это вы?
— Это я. Простите, вас как зовут?
— Ира Уклеева. Подруга Марины Шаховой.
— Ира Уклеева? — Я открыла дверь. — Очень приятно. Проходите, садитесь.
Ира Уклеева прошла в комнату, села на стул, все еще крепко прижимая к груди сумку. Всхлипнула, сказала, глядя в пространство и не ожидая ответа:
— Вы звонили мне, да?.. Вы знаете, мне бабушка передавала… В-вы в-ведь следователь?..
— Следователь. Но что случилось?
— По-моему, Марину… Марину… — Она вдруг зарыдала, закрыв лицо руками. — Это я виновата, я… Я ей дала ключ… Какая я дура… Если б я знала, что Ванда… Что Ванда…
— Какая Ванда? Подождите, успокойтесь! — Налила из графина воды, протянула Ире, та стала пить, стуча по стеклу зубами. — Подождите, какая Ванда? Расскажите все по порядку.
— С-сейчас… — Ира Уклеева поставила стакан, некоторое время сидела молча. Наконец, посмотрев на меня теми же невидящими глазами, стала делать движения — отодвигая от себя сумку. — Знаете, кажется, Марину убили. В-возьмите это. Возьмите.
— Что это?
— Сейчас… увидите…
Я открыла молнию, достала из сумки мятую шерстяную юбку, кофту, нижнее белье, колготки. На кофте и колготках виднелись темные пятна, похожие на кровь.
— Ира, объясните, где вы это взяли?
Ира снова зарыдала, выдавливая вместе с плачем:
— Где… Где… В квартире Ванды, вот где… В квартире Ванды…
33На Малую Охту, на Гранитную улицу, где живет Ванда Лавецкая — в ее квартире сегодня утром Ира Уклеева нашла окровавленные вещи Марины, — я приехала вместе с оперативно-следственной группой и Русиновым. Как объяснила Ира, вчера вечером Марина пришла к ней с двумя сумками и попросила позвонить знакомым девушкам и попросить, как она сказала, «переночевать на несколько дней». Ира предложила переночевать у себя, но Марина решительно отказалась, сказав: «Здесь найдут». Стали звонить, и одна из подруг Иры, Ванда Лавецкая, ушла ночевать к родителям, отдав Марине ключи от собственной однокомнатной квартиры. Сегодня, собравшись на Гранитную, Ира позвонила, но на звонок никто не отозвался. Обеспокоенная, она поехала туда, позвонила в дверь условным звонком — и увидела, что замок сорван и дверь открыта. В квартире разгром: кровать сдвинута с места, постель перевернута, рядом с кроватью валяются две пустые сумки Марины, вещи из них свалены рядом, на кровати скомканное и окровавленное нижнее белье, юбка и кофта.
При входе в квартиру я осмотрела дверь: она была чуть приоткрыта, со шпингалета с внутренней стороны сорвано гнездо для запора.
Войдя вместе с другими, увидела уютную, хорошо обставленную однокомнатную квартиру. Пока работала опергруппа, вошел Русинов; по его словам, соседи, которых он спросил, в один голос утверждают, что все было тихо, никто не слышал, как взламывали дверь.
Без сомнения, в вещах Марины что-то искали, причем искали в спешке; вещи, вынутые из сумок, были, скорее, даже не разбросаны, а просто сложены несколькими беспорядочными кучками.
Уже вернувшись в прокуратуру, я подумала о Лагине. Вот кому непросто будет сообщить о смерти Марины. Кроме того, Лагина я должна освободить не только по просьбе Русинова, но и по закону: срок его задержания истек, доказательств вины Лагина у меня нет.
Позвонив в лабораторию, я узнала: группа крови на простыне и белье в квартире шестнадцать по Гранитной улице совпадает с группой крови Марины Шаховой.
34Уваров отодвинул фолиант, вынул из глаза монокль, улыбнулся:
— За консультацией?
— За консультацией.
— Садитесь. — Усадил в старинное кресло с резной деревянной спинкой, отодвинул яркую лампу. — Рассказывайте, что нового? Есть что-то обнадеживающее?
Я пыталась понять, что кажется мне сейчас наиболее важным. Конечно, я хотела бы знать, почему Лагин вдруг, ни с того ни с сего решил показать хранящуюся у него ценную монету Лещенко. Ведь с этим поневоле связываются другие вопросы. Почему Лагин не сделал этого раньше? Почему монета казалась ему в одном случае поддельной, в другом — настоящей? Будучи выражена в деньгах, разница стоимости фальшивки и настоящей монеты составляет несколько тысяч, может быть, десятков тысяч рублей. Наиболее вероятно: Лагин вдруг заинтересовался долгие годы хранившейся у него без движения монетой, потому что ему понадобились деньги. Или дело в другом: Лагин сам признался, что всегда считал «Елизавету» поддельной, но потом вдруг, по какой-то причине, достав монету и изучив ее, в д р у г понял, что она подлинная? Почему именно «вдруг»? Теперь все эти вопросы стали связываться у меня с Мариной. Может быть, именно Марина имела какое-то отношение к происходившим с монетой переменам? Может быть, Лещенко и был той «тайной связью», о которой мне рассказала Ольга Николаевна Шахова? Все это промелькнуло в секунду.
— Не знаю, что считать новым. Простите, Константин Кириллович, вы никогда не слышали такого имени — Марина Шахова?
— Марина Шахова… Что-то ужасно знакомое, где-то я слышал это имя. Причем слышал несколько раз. Но где — не могу вспомнить.
— Может быть, в связи с Арвидом Петровичем?
— Где-то я это имя, безусловно, слышал, но знаю точно, оно никак не может быть связано с Лещенко. Вы не просветите, кто это? Замужняя женщина? Девушка?
— Девушка, причем очень красивая девушка. Из-за этой девушки, Марины Шаховой, я и пришла к вам.
— Пока даже не могу вспомнить, где слышал это имя. Может быть, что-то говорил Долгополов. — Уваров поморщился. — Признаюсь, я старался с ним не сталкиваться, но поневоле приходилось. Уверяю, если даже Долгополов говорил Арвиду Петровичу о девушках, тот всегда, понимаете, всегда, как правило, пропускал это мимо ушей. Кто вообще эта девушка? Откуда она?
— Работает официанткой в ресторане «Тройка». Вернее, работала. Около года она была связана с задержанным по подозрению в убийстве Лещенко Лагиным.
— Связана с Лагиным. Так. А почему — «работала»? Что, уже не работает?
— Вчера она ушла в отпуск, а потом… Есть подозрение, что сегодня ее убили. Окровавленные вещи Шаховой нашли на квартире подруги. Тело ищут, но пока поиски ни к чему не привели. Факт смерти еще не установлен, но, скорей всего, ее уже нет в живых. Я хотела вас спросить именно о связи с Мариной Шаховой: могла ли такая девушка — красивая, двадцатипятилетняя, работающая официанткой, могла ли она всерьез разбираться в монетах?
Уваров задумался.
— Видите ли, Юлия Сергеевна, если говорить честно, во всем Ленинграде не так много людей, всерьез разбирающихся в монетах.
— Вы хорошо помните допрос Лагина, тот, на котором вы присутствовали? Тот момент, когда Лагин пытался объяснить, почему именно он вдруг решил показать ценную монету, которая у него хранилась, Лещенко. Помните? Хотелось бы знать, не было ли в этом объяснении какого-либо несоответствия? Лагин сказал, что всегда считал монету поддельной, но, достав ее, усомнился в этом.
— Помню этот момент. Скажу так: здесь прежде всего следует решить, насколько компетентен в нумизматике сам Лагин. Вообще же его объяснения именно в этом месте похожи на правду. Человек, в собственности которого находится монета такой ценности, даже если он подозревает, что она поддельная, обычно назубок знает все ее приметы. Изучить монету проще простого, достаточно взять лупу и часа два тщательно разглядывать монету со всех сторон. Так вот, как правило, владелец, подозревающий, что в его монете может быть заключено целое состояние, обычно совершает такие осмотры не раз, не два и даже не три, а гораздо чаще. Поневоле он запоминает мельчайшие неровности рельефа, шероховатости, царапинки, изъяны своей монеты. Если вдруг допустить, что, в очередной раз взглянув на монету, он заметит какие-то изменения — естественно, он сразу поймет, что это другая монета.
— Значит, такое могло случиться с Лагиным, Константин Кириллович? Кто-то мог подменить монету, положив вместо фальшивой настоящую? Какой в этом мог быть смысл?
— Не знаю. Может быть, никакого смысла не было.
— Тем не менее, Константин Кириллович, мне очень хотелось бы знать ваше мнение: могла ли Марина Шахова, именно Марина Шахова, в принципе сделать это?
— Во-первых, о Марине Шаховой я первый раз слышу. Во-вторых, то, что официантка может разбираться в монетах, исключено. Мое мнение: либо здесь что-то скрывает Лагин, может быть, даже не скрывает, а путает, либо… — Уваров замолчал.
— Да — либо?
— Не знаю.. Думаю все же, ваша девушка не имеет к этому отношения. Но есть один человек, единственный в такой ситуации, который мог бы это сделать. Единственный. Он достаточно понимает в монетах, а связи у него… Даже я позавидовал бы этим связям. Это Эдуард Долгополов.
— Это очень важно, Константин Кириллович. Как эксперт вы могли бы подтвердить, что Долгополов, именно Долгополов, мог затеять подмену принадлежащей Лагину монеты, пусть нелогичную?
— Да — либо?
— Не знаю.. Думаю все же, ваша девушка не имеет к этому отношения. Но есть один человек, единственный в такой ситуации, который мог бы это сделать. Единственный. Он достаточно понимает в монетах, а связи у него… Даже я позавидовал бы этим связям. Это Эдуард Долгополов.
— Это очень важно, Константин Кириллович. Как эксперт вы могли бы подтвердить, что Долгополов, именно Долгополов, мог затеять подмену принадлежащей Лагину монеты, пусть нелогичную?
— Безусловно.
35В этот день в силу обстоятельств мне опять пришлось вызвать Лагина на допрос. Я прибегла ко всем ухищрениям: задавала каверзные вопросы, ставила ловушки, несколько раз неожиданно меняла тему. Нет, все мои ухищрения не действовали. Лагин стоял на своем. Наконец, задаю вопрос о «Елизавете»:
— Согласно вашим показаниям, эта монета пробыла у вас около двенадцати лет?
— Ну, около двенадцати. Мне подарили ее после армии, я же сказал.
— Сказали, Так вот, когда вам ее подарили, куда вы ее поместили?
— Положил у матери, в ящик секретера. Потом… потом отбывал наказание.
— А монета? Оставалась там же?
— Там же.
— Вас не волновало, что кто-то может ее похитить? Подменить?
Слово «подменить» я произнесла будто между прочим, мельком. Как я и ожидала, скрытого смысла Лагин не заметил, впрочем, может быть, не показал, что заметил?
— Подменить на фуфель, вы это имеете в виду?
На фуфель. На фальшивку. Ну да, Лагин считает, что в конце концов монета, его монета, оказалась настоящей.
— Да, на фуфель?
— Что вы, Юлия Сергеевна. Мама бы не дала, да и потом — там запор с секретом.
— А потом, когда вернулись из заключения, где хранилась монета?
— Сначала там же, у мамы. Потом у меня, в Лугове.
— Давайте еще раз: как хорошо вы знаете свою монету? До какой зазубрины?
— Сказал ведь уже, Юлия Сергеевна. Знаю, конечно. Вы третий раз уже об этом спрашиваете.
— Вы могли бы сейчас все-таки перечислить особенности штампа монеты, неровности рельефа, царапины, дефекты?
С сожалением покачал головой:
— Я ведь уже говорил, Юлия Сергеевна. Про большую царапину сказал, но до такой степени не помню. Ведь сколько эта монета провалялась без движения? Вы же сами знаете — двенадцать лет.
Я могла бы поклясться, что взгляд Лагина сейчас был совершенно искренним. Призвав на помощь весь свой опыт, попыталась понять, нет ли в этом взгляде и в этих словах какой-то фальши. Фальши не было. Что ж, если так, я прихожу к важному выводу: «Лагин действительно мог не заметить, что ему подменили монету, теперь я почти уверена, что это могла сделать Марина — по наущению Долгополова. Момент, чтобы выяснить это, неплохой, очень даже неплохой.
— Двенадцать лет — большой срок, так, Лагин?
— Ну, большой.
— Почему вдруг вы заинтересовались монетой — именно сейчас, Лагин? Что вас толкнуло на это?
Лагин явно колебался, прежде чем ответить. Вздохнул:
— Если откровенно, Юлия Сергеевна, деньги были нужны.
— Неточный ответ.
— Почему же неточный?
— Потому, что неточный. Деньги нужны всегда. Думаю, вам в данном случае понадобились не просто деньги, а большие деньги. Может быть, вам посоветовала показать монету на консультацию Марина Шахова?
Поднял глаза. Браво, Юлия Силина. Про себя я называю это «поймать на противоходе». Что бы Лагин ни сказал сейчас, я знаю точно: попытка продать монету Лещенко не обошлась без Марины. Взгляд Лагина выдал это.
— При чем тут Марина, Юлия Сергеевна? Я сам это решил, сам, понимаете?
— Понятно, только понимаю по-своему: вы не хотите впутывать в эту историю Марину. А зря. К сожалению, она уже впутана в эту историю, и, кажется, впутана довольно сильно.
— Что значит впутана? Объясните, что вы хотите сказать?
— Объясню чуть позже. Попробуйте вспомнить, Лагин, как именно вы познакомились с Мариной Шаховой?
— Это что, необходимо?
— Необходимо.
— Пожалуйста. — Сцепил руки на колене, закатил глаза. — Кафе «Север», вечер. Май прошлого года, естественно. Зашел туда просто так, музыку послушать. Там всегда трется кто-то из знакомых. Ну и ребята говорят: вон, девочка сидит в углу, нравится? Я посмотрел — да, думаю, девочка что надо.
— Подождите, Лагин. Вы сказали — «ребята говорят». Кто именно вам это сказал?
Прищурился:
— Ну, Долгополов сказал. А что? Это имеет значение? Эдика же знают все, он только и делает, что ходит по треугольнику «Руно» — «Север» — «Пингвин».
Долгополов. Мне не хватало именно этого звена, теперь круг замкнулся.
— Что было дальше? Вы подошли к Марине?
— Нет, зачем? Я же ее не знал. Подошел Долгополов. У него язык подвешен, а потом уже я.
— Подошел — и что?
— Ничего. Там было свободное место, я сел.
— Понятно. Значит, так вы познакомились с Мариной Шаховой.
— Да, так я познакомился с Мариной Шаховой. Удовлетворены? — Похоже, свободное место за этим столиком было оставлено заранее, и позаботился об этом Долгополов.
— Вполне. Но хочу перейти к следующей теме.
— Пожалуйста, с моим удовольствием.
— На предыдущих допросах вы утверждали, что утром одиннадцатого мая, в момент, когда вошли в квартиру Лещенко, там никого не было? Это так?
— Да, именно так.
— Вы в этом уверены?
— Уверен. Да и кто там мог еще быть?
— Не знаю. Может быть, ваш сообщник?
Усмехнулся:
— Опять вы, Юлия Сергеевна. Не было у меня никакого сообщника, не было и быть не могло. Я хотел только одного — чтобы старик отдал мне монету. Понимаете? Монета мне была нужна, больше ничего.
— Хорошо, допустим. Все-таки постарайтесь вспомнить: может быть, когда вы вошли в квартиру, там был еще кто-то? Не было ли у вас ощущения, что, когда вы вошли, второй человек, который был там, спрятался?
— Где там прятаться? На кухне?
— Почему бы и нет? На кухне, в ванной, в туалете?
— Не знаю. Раньше я думал, что мы там были вдвоем, а теперь… Не знаю. Все может быть. Может, кто-то и спрятался. Ну и что?
— Вы понимаете, что этот факт будет свидетельствовать в вашу пользу?
— Что ж тут не понимать, Юлия Сергеевна, это и ежу ясно. Скажу одно: я рассказал правду, лишнего наговаривать не буду. Того, кто спрятался в этой квартире, я не видал, ощущения, что там кто-то есть, тоже не было, а там — вам решать.
Сказав это, Лагин повернул голову, стал рассматривать часть забора за зарешеченным окном. Все. Для меня последний допрос подозреваемого окончен, остается только сообщить о случившемся с Мариной Шаховой. Лагин напомнил мне об этом сам: не поворачиваясь и продолжая разглядывать забор, сказал глухо:
— Вы обещали что-то объяснить про Марину, Юлия Сергеевна?
— Обещала.
— Я не понял, кто ее там и куда впутал? Что вы имели в виду?
— С Мариной плохо, Виктор Александрович.
Повернулся, смерил меня взглядом:
— Ну и почести, уже Виктор Александрович. Что значит «плохо»?
— Приготовьтесь к худшему.
— К худшему? Что случилось?
— Есть серьезные основания считать, что Марина Шахова убита.
Лицо Лагина застыло, длилось это довольно долго, потом задергались уголки глаз:
— Убита? Марина?
— Виктор Александрович, факт еще не установлен, тело не найдено, но… Я была с опергруппой на месте происшествия.
— И… когда это все случилось?
— Судя по оставшимся следам, вчера.
— Где?
— На Гранитной улице, на квартире ее подруги.
Лагин вдруг пригнулся, вцепился в свитер, лицо его исказилось, он заорал изо всех сил:
— Кому Марина-то мешала? Кому? Вы можете мне сказать, кому она мешала? Кому-у? Кому-у-у?
Заглянул конвоир, я показала ладонью: все в порядке. Лагин затих, бессмысленно разглядывая пол. Выдохнул почти беззвучно:
— Понимаете, без Марины… Без Марины все теряет смысл.
— Что «все»?
— Все. Жизнь. Без Марины ничего нет, пустота. Не понимаю только, что им Марина-то далась? Не понимаю.
Мы надолго замолчали; первой решилась нарушить тишину я:
— Виктор Александрович, я вынесла постановление об изменении меры пресечения и о вашем освобождении. Как следователь, считаю ваше дальнейшее пребывание в ИВС излишним.
Поднял голову:
— Излишним?
— Вы понимаете, о чем я говорю? Вы освобождены. Я очень сожалею, что вы подверглись такому испытанию, и, если вам достаточно моих слов, я рада, что все кончилось хорошо.
— Значит, я освобожден?
— Освобождены.
— Простите, Юлия Сергеевна, я, наверное, тоже должен радоваться?
— Не знаю, Виктор Александрович, может быть, и должны. Я, со своей стороны, сожалею о случившемся, вы можете быть рады.
— Да, да, я рад. Рад, что освобожден. Когда можно идти?
— Примерно через час. Я предупрежу начальника ИВС и поставлю подписи — свою, начальника следственного отдела и прокурора. После этого вы свободны. Естественно, вы должны дать подписку о невыезде.