Гончаров и новогоднее приключение - Михаил Петров 3 стр.


И здесь я совершил первую пока глупость. Мне нужно было выслать вперед себя разведку в лице какого-нибудь деревенского алкаша, который бы наивно у нее поинтересовался: дескать, баба Лиза, а куда девалась белая машина, что зарулила к тебе в пятницу? Нет! Так было бы еще хуже, бабка бы сразу все заподозрила. А что она могла заподозрить? Что за ней наблюдают. Допустим, что с того? А если она и впрямь не знает, где наш преподобный Виктор Никифорович? А может быть, он в самом деле у нее не был? А если был, а потом уехал в неизвестном направлении? Час от часу не легче, и самое печальное то, что, заранее не веря ей, я не мог задавать ей вопросы открыто. Почему? Потому что очень боюсь. Чего? Отстань, сам знаешь... А если это так, то действовать нужно наверняка, а то позора потом не оберешься. Жаль, что мне не довелось увидеть ее внучку Лилю, тогда бы я мог строить свою страшную гипотезу на более твердой платформе.

- Оленька, - неожиданно прерывая молчание, обратился я назад, - опиши мне поподробнее, как выглядит бабкина внучка.

- Деревенская девка, что тут еще скажешь. А почему вы вдруг о ней вспомнили?

- Нужно. А что деревенская, то это не показатель, ты опиши ее подробнее.

- Здоровая бабища лет двадцати, ростом с вас будет, такая точно коня на скаку остановит, подлезет и задницей приподнимет. Она даже пьяного шефа спокойно на руках в комнату занесла. В общем, она мне не понравилась. Куда мы теперь едем?

- Отвезу тебя в редакцию, а там по делам. Буду дальше искать вашего шефа.

- Жалко, мне с вами нравится.

- Мне с тобою тоже, но истина дороже.

- Я слышала, что вы к ней послезавтра в баню собираетесь, вам телки нужны, не хотите ли взять меня с собой?

- Хочу, но не могу, а о том, что мне предстоит послезавтра, ты лучше помалкивай.

Когда мы подъехали, она с явной неохотой вылезла из машины и под моим сопровождением поплелась наверх в редакцию.

- Ну вот, госпожа Машенька, где взяли, туда и поставили, - отчитался я перед журналистской братией. - Берегите ее, как я берег.

- Однако! - игриво протянула сексапильная корреспондентка. - Как это вас прикажете понимать? Многопланово?

- Нет, в прямом смысле моих слов. От шефа никаких известий не поступало?

- Нет, мы их ждали от вас.

- К сожалению, ничем вас обрадовать не можем.

- Что же делать? Нам уже самим становится тревожно.

- Мне тоже, Машенька. Мне нужна подшивка вашей газеты за последние полгода.

- Да вы что, выносить ее из редакции строжайше запрещено.

- Может быть, мне опять оставить вам свой паспорт?

- Да уж ладно, только завтра обязательно мне ее верните, она у нас единственная. Мне за нее шеф голову снимет.

Если самому шефу ее уже не сняли, вяло подумал я, принимая тощий пакет, а вслух добавил:

- Мне совсем бы не помешал домашний адрес Галины Звягиной.

- О, нет проблем, прошу вас.

На фирменном бланке она нацарапала адрес, и я откланялся, поклявшись собственной жизнью не позднее чем завтра к обеду возвернуть полугодовой труд пяти дурех.

* * *

Журналистка Галина Звягина проживала на пятом, последнем этаже неухоженного кирпичного дома с расписанными непристойностями стенами и заплеванной лестницей. Поднимаясь по ней, я уже на уровне второго этажа услышал истошный женский и детские крики, призывы о помощи. Несомненно, происходило что-то серьезное и не исключено, что в квартире Галины. Единым махом я одолел оставшиеся три этажа и, памятуя о том, что звонок может подстегнуть зверя к немедленным действиям, с разбегу высадил дверь. Это оказалось тем более легко, что держалась она на соплях. Не задерживаясь в передней, я метнулся в комнату, туда, откуда доносились вопли. Подонок, одетый только в трусы, весь в замысловатой татуировке, держал женщину за волосы и методично наносил ей неглубокие уколы в спину и обнаженные ягодицы. Кровью были перемазаны даже стены. Вероятно, мою журналистку пытали уже не первый час. Испуганные детские рожицы, зареванные и сопливые, выглядывали из шифоньера, и, кажется, им очень хотелось помочь матери.

- Где была, стерва? Где была, подлюга? Убью, сука.

- Не надо, Гена, не надо. Дети у нас, помогите!...

Я помог, хоть и говорят, что со спины бить непорядочно, но этого подонка порядочно было бить со всех сторон и подолгу. Впрочем, я ограничился только одним ударом попавшейся мне под руки бутылки. По-детски ойкнув, он послушно улегся у ног своей жертвы. Ничего не понимающая Галина несколько секунд переводила недоуменный взгляд то на своего мучителя, то на меня, пока наконец не поняла, что она первозданно нага.

- Помогите! - пуще прежнего заголосила она. - Убивают! Насилуют! Мужа убили!!

- Замолчи, дура! - грубо посоветовал я ей. - Одевайся, я подожду тебя на кухне.

Ну что? Везет тебе, Гончаров? А ты еще в этом сомневался. Если в радиусе километра есть куча дерьма, то господин Гончаров не будет самим собой, ежели туда не вступит. Можно нисколечко не сомневаться. Что за везение?

Его топот я услышал загодя, поэтому у меня было достаточно времени, чтобы встретить его достойно. Пьяная мразь бежала с ножом с четкой задачей меня убить. Места для глобальных баталий у нас не было, и пришлось довольствоваться пространством кухни. Из оружия, кроме тех же пустых бутылок, мне под руки ничего не попадалось, и во второй раз мне пришлось прибегнуть к их услугам. Но одно дело, когда бьешь со спины, а совсем другое, когда на тебя прет протрезвевший звереющий амбал, мечтающий погрузить свой мясницкий нож в мой многострадальный живот. На сей раз мне пришлось потрудиться подольше. Швырнув в проход кухонный стол, я из-за его прикрытия принялся стремительно, как из пулемета, швырять в него бутылки, пока не добился положительного результата. Один из моих снарядов, запущенный точно в лоб, наглухо загасил психопата. Даже не пискнув, с открытыми глазами он сполз по стеночке коридора и, привольно раскинувшись на полу, дернул ногой. Этого мне только не хватало! Если я сделал из него покойника, то мне предстоят крупные неприятности, и в первую очередь от его супруги Галины. Матерясь почем зря, я нагнулся над поверженным врагом и, нащупав артерию, с облегчением вздохнул. За щетинистой грязной кожей что-то там у него билось. Отбросив нож и накрепко связав изверга бельевой веревкой, я позволил себе маленькую передышку - не спеша, со вкусом закурил. Однако это мое невинное удовольствие привело в ярость Галину. Вылетев натуральной фурией, она тут же на немыслимо высокой ноте заверещала:

- Кто позволил?! Тебе кто позволил здесь курить?! Я тебя спрашиваю, пьянь самарская?! Ты вообще как здесь оказался?

- Вы же просили о помощи, вот я и пришел, - растерянно ответил я, теряясь в глубинных лабиринтах женской психологии.

- Господи, а что ты сделал с Геной? - Заметив поверженное мужнино тело, она заголосила пуще прежнего, словно это не он, а я недавно зверски издевался над ней. - Подонок, да ты убил его! Детки, Саша, Танюшка, он убил вашего папку. Быстрее сюда, смотрите. Потом все скажете на суде. Смотрите, он убил вашего отца!

- Ну и правильно сделал, - посмотрев на отца, тускло ответил семилетний пацан. - Больше он нас бить не будет. Слышь, Танька, тебя в садике перестанут за синяки дразнить.

- Что ты такое плетешь, недоносок? - ужаснулась Галина неординарным поведением сына. - Что ты мелешь, он же твой отец.

- Не нужен мне такой отец, - серьезно ответил мальчишка. - И тебе он тоже не нужен. Дядю жалко, в тюрьму из-за него сядет.

- Не волнуйся, Санька, - успокоил я пацана, - не сяду я никуда, потому что жив твой папаша, видишь, глазами моргает?

- Жив, - с сожалением согласился он. - Пойдем, Танька, а то они опять драться начнут, а нам достанется.

- Сейчас, Геночка, сейчас, миленький, - едва только дети скрылись в комнате, захлопотала Галина, - сейчас я тебя развяжу, только ты больше не играй с ножиком, мне ведь страшно не только за себя, но и за детишек.

- Убью, сука, где этот козел, ща я из него мяса нарежу, развязывай шустрее.

- Нет, пока я здесь, развязывать вы его не будете, - твердо возразил я и подтолкнул женщину в комнату, чем вызвал новый приступ злобы преподобного Геннадия.

- А-а-а! Запорю... Запорю пидора, чтоб мне всю жисть зону топтать! Запорю!

Эти его прокламации в повышенных тонах начали действовать мне на нервы. Цепко ухватив за волосы, я вывернул его голову и ласково пообещал:

- Не придется тебе, сокол ясный, больше зону топтать, и знаешь почему?

- Нет, - вытаращив безумные белки, испуганно ответил он.

- А вот почему. - Прямо в переносицу, чуть ниже шишки, я приставил ствол газового пистолета. - Потому что сейчас твоя трухлявая тыква разлетится вдребезги. И наконец-то твои домашние вздохнут свободно и заживут счастливо.

Белым чертом в его глазах заплясал ужас. И это было последнее, что я видел, потому что уже через секунду в моих мозгах тоже зарезвились многочисленные недобродетельные химеры и прочие ведьмы.

Очнулся я оттого, что кто-то грубо обрабатывал мое лицо холодной водой. Очнулся и, даже не открывая глаз, все понял. Очевидно, пока я разбирался с бесноватым татуированным мужиком, его верная Доротея время даром не теряла, подкралась ко мне сзади тихонько да тюкнула по темечку легонько. Грамотно, надо сказать, тюкнула, я даже не успел высказать своих претензий. Руки, как и положено в таких случаях, мне незамедлительно связали, готовясь, наверное, к предстоящей экзекуции. Ну, что я говорил, господин Гончаров? Говорил я тебе, что ты глуп, как две ослиные задницы? Говорил, а ты не верил. Вот и изволь подписаться под получением.

- Крутой мужик-то оказался, - донесся до меня уважительный голос Гены.

- Да уж покруче тебя, идиота. В отличие от тебя, он над женщинами не измывается.

- Да ладно уж, пошутил ведь я, подумаешь, - виновато оправдывался кретин.

- Ты уже восемь лет так шутишь. И мне твои садистские забавы наконец надоели. - Раздраженный, громкий голос Галины вдруг замер, а после паузы свистящим шепотом сообщил: - Гена, ты знаешь, я втайне надеялась, что он успеет тебя застрелить. Ну, когда я его бутылкой-то ударила... Так ведь я хотела, чтоб он наперед в меня выстрелил, понимаешь? Вот до чего ты меня довел.

- Да ты что, думай, что говоришь. Я же с тобой шучу, а ты...

- А я, Гена, думаю, думаю, Гена, думаю.

- Ты это... Дай-ка мне его пушку. Не для женских она рук.

- А моя изрезанная, изуродованная спина - она для чьих рук?

- Дай сюда пушку, добром тебя прошу, иначе я за себя не ручаюсь.

- Нет, Гена, это я теперь за себя не ручаюсь. На колени, мразь! Или сейчас твои мозги и в самом деле вылетят, как дерьмо из больного желудка.

Кажется, ситуация принимала пиковый характер и необходимо было экстренное вмешательство. Пистолет хоть и был газовый, но окоченевать сомнамбулой тоже не хотелось. Я открыл глаза, но ничего, кроме коридорной стены, не увидел. Меня даже не удосужились перенести на диван, что довольно-таки пошло с их стороны. Не переворачиваясь, стараясь не делать резких движений, я спокойно и просто сказал:

- Галя, пистолет - не игрушка, а пуля - не воробей, если она вылетит, то ее не поймаешь. Успокойся, Галя, все будет хорошо. Сейчас я к вам повернусь, и мы обо всем потолкуем. - С этими словами я перекатился на другой бок, так, чтобы была видна комната и все происходящее в ней.

- Какая Галя? - удивился стоящий на коленях татуированный болван в трусах. - Какая Галя, о чем он бормочет? Ленка, он что, спятил?

- Не знаю, наверное, перепутал меня с твоей шлюхой-сестрицей.

- Ты на мою сестру бочку не кати, тебе до нее еще расти и расти. Ты знаешь, где и кем она работает!

- Уж конечно, шлюха она отменная, куда мне с ней тягаться. Уже больше недели дома не ночует. Ясное дело, специалист высокого класса и широкого профиля.

Наконец-то до меня дошло. Опять меня угораздило влезть в кальсоны, мне не предназначенные. Да когда же это кончится? Разговор в повышенных тонах тем временем перерастал в новый скандал, свидетелем которого мне быть совсем не хотелось.

- Ты, курва, ты не стоишь и мизинца моей сеструхи.

- Да пошел бы ты вместе с ней куда подальше. Мало того что сумасшедшего мужа приняла, так он за собой еще и гулящую сестру привел. Не нравится убирайтесь к чертовой матери, я хоть с ребятишками нормально поживу, правильно этот мужик тебе сказал.

- Простите, пожалуйста, - решительно подал голос я. - Развяжите меня, а дальше решайте свои проблемы наедине, я очень тороплюсь.

- Гляди-ка, Ленка, закудахтал наш петушок, пора ему клюв чистить. - С видимым удовольствием подобрав свой любимый нож, выродок пошел на меня. Ты, значит, Галкой моей интересуешься. А зачем тебе Галка?

- Не твоего ума дело, недоразвитый.

- Что-то я тебя не пойму. - С гаденькой улыбкой он перевернул меня на связанные за спиной руки и расстегнул куртку. - Щас мы у тебя, зема, будем вскрывать гнойный аппендицит.

- Оставь его, Геннадий, развяжи, и пусть он уходит, - устало и как-то обреченно попросила женщина. - Ему-то за что терпеть твое безумие?

- Э, не скажи, какое уж тут безумие, помочь человеку хочу, видишь, бок у него болит. Тут без хирургического вмешательства никак нельзя.

- Отстань, я говорю, нас тебе мало, так ты уже за незнакомых принялся? Уйди от него, или я буду стрелять.

- Только попробуй, я и из тебя кишки выпущу, - угрожающе привстал и повернулся к ней ублюдок.

Мне этого было достаточно, чтобы, мгновенно сгруппировавшись, обеими ногами приложиться к его правому уху. Наверное, я врезал слишком сильно, потому что он отлетел к противоположной стенке комнаты и, ударившись о нее головой, заскучал. Из облюбованного мною уха несмелым, робким ручейком потекла дурная кровь. Мне подумалось, что теперь он будет нехорошо слышать. Между тем сам я был в положении нисколько не лучшем. Чертова баба направила на меня ствол. Он был на предохранителе, но рано или поздно она разрешит и эту загадку, а тогда неприятностей всем нам не миновать.

Помощь явилась неожиданно и оттуда, откуда я ожидал ее меньше всего. Сашка подкрался сзади и цепкой щукой повис на материнской руке, держащей пистолет.

- Мамка, не убивай его. Он же тебя выручил, мамка...

- Да, конечно, что это я, совсем спятила. - Отбросив оружие, женщина схватилась за голову. - Господи, куда все катится? Когда же все это кончится? На улицах бедлам, в магазинах разбой, дома вообще черт знает что...

Покудахтав таким образом еще несколько минут, она наконец развязала мои путы и вернула пистолет. Уже находясь возле порога, я спросил:

- Елена, а вы помните точно, когда Галина в последний раз ночевала дома?

- Помню, отчего же не помнить. Это был минувший четверг. В пятницу утром она ушла на работу, и до сих пор ее нет. Загуляла, наверное. А почему вы спрашиваете?

- Боюсь, что не загуляла она.

* * *

Домой я приперся уже в сумерках и, пройдя в тестев кабинет, был приятно удивлен украшенной диковинными игрушками елкой. Что и говорить, Милка постаралась на славу. Жаль, что этой красотой будем любоваться только мы.

- Тебе не стыдно, эгоистичная женщина, в то время, когда тысячи голодных детей скитаются по подвалам, устраивать такую роскошь?

- Тебя не спросила, - с вызовом ответила она. - Чтобы ты знал, я устроила четыре благотворительные елки с бесплатными подарками.

- Свисти, свисти, мой свет.

- Не хочешь - не верь, а только это правда.

- Это на какие же такие шиши? Или задницей заработала?

- Прекрати, или получишь по губам.

- Молчу, моя радость, но и ты не свисти.

- И не собираюсь, я устроила эти елки на те грязные деньги, что достались тебе в мае. Или ты о них забыл?

- Предпочитаю не вспоминать. К тому же они мне с таким трудом достались, а ты их просто реквизировала. Или я что-то путаю?

- Ладно, давай сменим тему, все-таки Новый год на носу. Ты не хочешь пригласить свою мамочку? Она час тому справлялась о твоем здоровье.

- Милка, ты у меня удивительно замечательная женщина, мало того, умная женщина! Конечно же ее присутствие здорово скрасит наше одиночество, а если она прихватит с собой Анатолия Романовича, то новогодняя ночь пятидесятых годов нам будет обеспечена. Ну да бог с ней - родителей нужно уважать.

- Замечательные слова, тогда, будь любезен, позвони и официально их пригласи.

- Непременно, если ты сейчас организуешь что-нибудь поесть. И не забудь всем нам положить под елочку подарочки.

Разговор с солнышком занял не меньше двадцати минут, и, когда я его закончил, пища успела порядком остыть. Мне пришлось старательно подогреть ее спиртным.

* * *

Строго-настрого приказав меня не беспокоить, я заперся в кабинете и, развалившись на диване, принялся просматривать вверенную мне подшивку.

Пресса, руководимая Виктором Никифоровичем Носовым, ничего интересного собой не представляла, это я понял уже через пятнадцать минут. На четырех полосах прекрасной бумаги он либо хвалил, либо хулил культурную жизнь города. Все, правда, ровненько, все в пределах дозволенного, и ничего такого, за что можно было бы поплатиться жизнью. Лишь в одном случае он вроде бы сорвался с цепи, точнее, не он один. Злобствующая троица в лице его самого, главрежа драматического театра и директора филармонии с завидным усердием принялась терзать известную в городе женщину - начальника отдела культуры, вскрывая довольно-таки неприглядные факты ее деятельности. В частности, ее полную некомпетентность, и что самое главное - финансовую нечистоплотность. На всякий случай пометив эту статью, я уже хотел отбросить подшивку и чуть-чуть поспать. Неброский, с виду совсем не примечательный материал заинтересовал меня не сразу. Только дойдя до середины, я понял, что господин Носов вероломно сунул свой нос в нишу, ему не предназначенную. Уже под совершенно другим углом зрения я дважды перечел статью и подумал, что Виктору Никифоровичу, прежде чем браться за перо, было бы совсем не вредно застраховать свою молодую жизнь.

Назад Дальше