Возле самой двери подполковник поскользнулся. Пригляделся – по полу был размазан какой-то жирный желтый комок. Комбат брезгливо поморщился, принюхался – вроде бы ничем особенным не пахло. Или просто не пробивалось через другие ароматы. Стойлохряков присел на корточки, пригляделся, осторожно потрогал пальцем. Потом взял комок и растер в ладони. Глина. Просто желтая глина.
– Живут как свиньи, а туда же – на дембель! – раздраженно заворчал подполковник. – В кубрике полы грязные, портянки с вечера не простирнули... Взво-о-од, па-адъем!!!
Валетов, не просыпаясь, нащупал сапог, взвесил его в руке и замахнулся. Потом до утомленного мозга дошли несколько необычные и в то же время знакомые особенности команды.
Приоткрылся один глаз, сапог был опущен, и младший сержант вскочил:
– Мужики, подъем, комбат пришел!
– Ну и звездани его чем-нибудь, – простонал Резинкин, переворачиваясь на другой бок. Потом и до него дошла серьезность ситуации. – Подъем, ребята, подъем! Извините, товарищ подполковник, я думал, это Фрол прикалывается.
– Ничего, ничего, – ощерился Стойлохряков. – Юмор, это я люблю. Оч-чень люблю хорошо посмеяться. Особенно последним. Выходи строиться!
Завтракали химики с просто-таки неприличной для завтрашних дембелей скоростью. Пожирали все так, словно к ним этой страшной ночью вернулись «духовские» времена с их вечной нехваткой... Впрочем, дело было не только в голоде.
– Химвзвод, прекратить прием пищи! – В столовку ворвался лейтенант Мудрецкий. – На выход! Бегом, бегом, комбат на перехват вышел!
К моменту подхода Стойлохрякова ударная команда уже стояла в строю перед столовой.
– Товарищ подполковник, отделение дембелей взвода химзащиты прием пищи закончило, для выхода на аккорд построено! – четко отрапортовал Юрий.
– И на что ты надеешься? – скривился комбат. – На чудо? Чудес не бывает, летеха! У тебя полчаса на все, а туда только ходу пятнадцать минут. Ну, за десять добежите, и что? Ломы похватать не успеете! Помнишь, что я вчера приказал?
– Взрыть все в пух и прах! – так же четко ответил лейтенант, держа забинтованные руки по швам. Потом взглянул на часы. – Товарищ подполковник, время восемь двадцать шесть, давайте сверим...
– Давай, давай... гляди-ка, точно! Ну, может, не будешь дергаться, сопля гофрированная?
– Товарищ комбат, если будете разговаривать – добавьте время или разрешите уж начать движение?
– Ишь ты! – Стойлохряков мотнул головой, словно отгоняя комара. – Ну-ну, я в девять там буду, учти. Начинай, двигайся!
– Взво-од, напра-во! За-а мной, бего-ом... марш! – Мудрецкий с топотом повел маленькую колонну в направлении, прямо противоположном деревне Чернодырье. Комбат скептически хмыкнул, но окликать не стал. Он решил посмеяться получше. Последним.
Если для Стойлохрякова было загадкой направление движения химиков, то глава администрации Шпындрюк был сильно удивлен, обнаружив все-таки вчерашних солдатиков перед своими воротами. За их спинами стоял крытый брезентом грузовик «ГАЗ-66». Тент был заляпан грязью, из машины торчали какие-то ветки и пучки прошлогодней травы.
– Можно мы машину во двор загоним, Протопоп Архипыч? – вежливо попросил Мудрецкий. – А то нам работать надо, чего ей на улице без присмотра стоять.
– Загоняй, места ей хватит, – пожал плечами Шпындрюк. – Только если мне мешать будет – чтобы пулей отсюда!
– Снарядом, Протопоп Архипыч, снарядом! – радостно заверил лейтенант. – Вот увидите! Резинкин, давай, задним!
Багорин и Заморин слаженно распахнули створки ворот, и во двор поползла грязная корма с туго обтянутым задним пологом тента. Шпындрюк удивился – зачем так закрывать, – но после вчерашнего решил махнуть рукой на чудачества этих солдат, ненормальных во всех отношениях. Сейчас от них требовалось одно – чтобы огород перепахали. По мнению Протопопа Архиповича, он был вспахан более чем идеально, и все могло быть только к худшему, но старому приятелю Стойлохрякову возражать не хотелось. И его бойцам тоже. Особенно если после вчерашнего голова до сих пор побаливает.
– Давай, давай, ровно идешь! – Мудрецкий забежал почти на самый огород и теперь руками и воплями показывал Резинкину, куда вести машину, чтобы ни на что не наехать и ничто не свернуть. – Право чуть, еще... Хорош, стоп! Даже чуть много заехали, подай вперед. Есть! – Лейтенант кинул взгляд на левое запястье. Восемь тридцать семь, отстаем! Багор, Замор, в машину! Работаем! Валет, Баб-Варя – на подачу!
Брезент сзади закинули на крышу. В кузове залязгало железо, что-то скрипнуло, и почти плачущий голос произнес:
– Товарищ лейтенант, доворота вниз не хватает!
– Домкраты! Задние домкраты выкручивай, передний прижмите! Валетов, борт! – тут же грянул откинувшийся задний борт. Шпындрюк ошалело смотрел на всю эту суету, решительно ничего не понимая.
– Еще чуть-чуть, ближний край вообще не берем! Только дальний! – заорали из кузова.
– Вашу мать! – Мудрецкий стукнул белым кулаком по бинтам на ладони, зашипел и скривился. – Мать вашу! Восемь тридцать девять, он сейчас приехать может. На что ее поставить, а? – Лейтенант горящими глазами окинул двор, зацепился взглядом за хозяина. – Протопоп Архипыч, держитесь подальше, а? Вон там, под стеночкой, хорошо будет. А то еще зашибем ненароком... Чес-слово, ничего личного, только служба загребала! Все претензии, сами понимаете, Стойлохрякову! Чего бы тут... Идиоты мы! Резинкин, трави! Задние колеса спусти, полностью! И передние качай до звона! Блин, восемь сорок уже...
«Шишига» засвистела и зашипела. Задние колеса, и без того приплюснутые чем-то тяжелым в кузове, смялись и почти вывернулись, когда машина встала на обода. Передние шины, наоборот, приподнялись, и грузовик выглядел так, словно собирался стартовать на ракетной тяге.
– Есть! – радостно заорали из-под брезента. – Самое то, даже с запасом! Готово, можно работать, товарищ лейтенант!
– Так заряжай, живо! Резина, помоги тент убрать!
Брезент собрался «гармошкой», почти влип в кабину, и взгляду ошалевшего Шпындрюка предстала хищно наклонившаяся конструкция, вытянувшая две тонкие трубы в сторону огорода. Трубы заканчивались толстенькими цилиндрическими насадками. Два солдата в бронежилетах и касках устроились на небольших сиденьях с железными спинками, еще двое спешно прыгали через борт. Спросить, что они ему притащили, глава администрации не успел. Вмешаться – тоже.
– Готово! – еще раз доложил тот, который сидел слева.
– Ну, с правого дальнего угла и зигзагом! Поехали! – крикнул Юрий и махнул рукой. – Огонь!
Установка подпрыгнула и затряслась вместе с машиной и стеклами в доме. Трубы выплюнули в огород две красные ленты, на цилиндрах заплясали жаркие огненные языки. Рев и грохот заполнили двор. Дальний угол огорода вскипел и окутался пылью, ревущее облако поползло влево, вслед за красными струями. Внезапно гром прекратился, и стала слышна звонкая капель падающих из кузова гильз. Солдаты в касках, не вставая, шустро отсоединили какие-то коробки, выбросили их во двор, достали и воткнули новые.
– А-а... – успел сказать Шпындрюк к тому моменту, когда установка загрохотала вновь. После этого оставалось только смотреть, во что снаряды превращают такой прекрасный огород, который ему эти же бойцы приготовили вчера. После второй коробки Протопоп Архипыч оглох почти совершенно, и выстрелы воспринимались как сердитое рычание. После третьей – лейтенант взлетел в кузов и пинком выгнал солдата из левого сиденья.
– ...возишься! – разобрал глава администрации. – ...о-автра! ...а-о-тачу! ... икин, бро-ик!
Резинкин перекинул командиру почти пудовый бронежилет – из тех старых, которые не числились за взводом при отъезде и, соответственно, не были сданы на склад. Каску Юрий снял с Валетова еще раньше. «Шишига» с зениткой стояла слишком близко от своей цели, и с шальными осколками приходилось считаться всерьез.
– Долго возитесь, до завтра не управимся, – зло повторил Мудрецкий, крутанул маховики наводки и нажал педаль.
«Зушка» снова зарычала и затряслась, но на этот раз перемещение красных струй по огороду было лишено какой-либо плавности и планомерности. Клубящиеся фонтаны заплясали по всему участку, и огород затянула сплошная гремящая и посвистывающая пелена. В курятнике истошно орал петух, и это пробивающееся даже через выстрелы непрерывное «ку-ка-ре-ку-ка-ре-ку-ка-ре!...» за несколько секунд успело смертельно достать Юрия. Не для него смертельно, естественно, просто курятник оказался как раз в секторе огня, и рядом с ним тоже нужно было хорошенько перекопать... Ничего, куриный помет – хорошее удобрение, вон как он разлетелся по огороду. Опять-таки не всех там убило – забывшую, что она не птица, и уходящую вертикально вверх курицу Юрий хотел было снять влет, но пожалел. Снаряды.
Багорин и Заморин отработанными до автоматизма движениями поменяли коробки с лентами. Восемь сорок три. Вспашка участка продолжилась, там еще много чего оставалось. Забор, например – ну зачем он нужен, все равно за ним чистое поле до самой разлившейся речушки... Несколько коротких белых гейзеров поднялись и над разливом. Под свинарником вот еще не перекопано... по стене пришлось чуть под углом, и химиками же уложенные кирпичи выдержали. Внутри нервно визжал старый знакомый – кабанчик Терминатор, он не знал, что весь этот шум подняли его друзья и что они его не обидят... наверное. Бронебойный все-таки нашел слабину в кладке, просунул туда свой огненный хвост, но довольно высоко. На уровне человеческого роста – не свиного, а то, что свин вякнул после этого – так это или с перепугу, или кирпичом... Еще коробка, восемь сорок четыре. Деревья, черт, мешаются, обводить их долго... вот эту яблоню... можно и не обводить уже. А-а, хрен с ней, был приказ – в пух и прах! Еще коробку! Как интересно щепки крутятся, симпатично так поблескивают. Жалко, конечно, деревья, но кому на войне легко?! Приказ, приказ, приказ!
Багорин и Заморин отработанными до автоматизма движениями поменяли коробки с лентами. Восемь сорок три. Вспашка участка продолжилась, там еще много чего оставалось. Забор, например – ну зачем он нужен, все равно за ним чистое поле до самой разлившейся речушки... Несколько коротких белых гейзеров поднялись и над разливом. Под свинарником вот еще не перекопано... по стене пришлось чуть под углом, и химиками же уложенные кирпичи выдержали. Внутри нервно визжал старый знакомый – кабанчик Терминатор, он не знал, что весь этот шум подняли его друзья и что они его не обидят... наверное. Бронебойный все-таки нашел слабину в кладке, просунул туда свой огненный хвост, но довольно высоко. На уровне человеческого роста – не свиного, а то, что свин вякнул после этого – так это или с перепугу, или кирпичом... Еще коробка, восемь сорок четыре. Деревья, черт, мешаются, обводить их долго... вот эту яблоню... можно и не обводить уже. А-а, хрен с ней, был приказ – в пух и прах! Еще коробку! Как интересно щепки крутятся, симпатично так поблескивают. Жалко, конечно, деревья, но кому на войне легко?! Приказ, приказ, приказ!
– Багор, ленту!
– Последняя, товарищ лейтенант!
– Пр-рекратить огонь! А-тста-ави-ить!
Кто это там еще командует?! В момент такого экстаза! Сволочь, это же как с любимой женщины сдергивать! Мудрецкий хотел обернуться, но сиденье было очень неудобным, да и бронежилет мешал. Пришлось крутануть маховик еще разок-другой.
Подполковник Стойлохряков смотрел в два дымящихся ствола, и зрачки его быстро приобретали тот же самый калибр – двадцать три миллиметра. Здоровенный, надо заметить, калибр, если сравнивать, например, с «калашниковым», а не с танковой пушкой.
– Пр-рекратить а-агонь! – тихо, чтобы не разбудить кого-то там, в стволах, попросил комбат. Сглотнул, посмотрел чуть выше – на Мудрецкого: – Ты чего творишь, а? Совсем... того... мозги оплыли? Под южным солнышком?
Юрий посмотрел на часы и доложил:
– Восемь сорок пять, товарищ подполковник. Приказ выполнен – весь участок взрыт. В пух и прах. Да вы сами поглядите! – Мудрецкий задрал стволы вверх, словно шлагбаум поднял. – Посмотрите, как все перепахано! Лучше, чем вчера, правда же?! Оцените!
Стойлохряков заглянул. Оценил. Действительно, перепахано было на славу. Блестели свежесрубленные ветки и деревья; медленно оседала перемешанная с пухом пыль, сверху, как на парашюте, опускалась уцелевшая курица. Обиженно повизгивал и фыркал Терминатор, которому никак не удавалось дотянуться до дырки и сунуть в нее свой любопытный пятачок. Нервно икал Шпындрюк. Где-то перекатилась и запоздало звякнула гильза.
– А гильзочки мы сейчас подметем, товарищ подполковник, пять минут! – жизнерадостно заявил Юрий. – Ну, как вам наш аккорд, а?! Взяли или нет? Даже раньше срока! Товарищ комбат, а давайте мы чего-нибудь еще перепашем, я только во вкус вошел! Или построим, у меня тут идейки есть...
– У меня тоже, – медленно выговорил Стойлохряков. – У меня тоже есть кое-какие идеи. Только не знаю, сразу тебя под трибунал отдать или сначала на эти стволы жопой насадить?
– На какие стволы? – удивился Мудрецкий. – Где вы здесь видите какие-то стволы, товарищ подполковник?
– На во-от эти, – ткнул пальцем комбат. – Видишь, длинные такие, стальные и оч-чень горячие.
– Нету тут никаких стволов, товарищ подполковник, – убежденно заявил Юрий. – И никогда не было. Ломы разве что. Ну, приехали мы, перекопали все, малость перестарались, не спорю – лом, он инструмент такой, тонкого обращения требует... Чуть не так перехватил – и все, в сторону повело. А стволов здесь никогда не было. Эй, орлы, вы тут хоть один ствол видите?
Орлы дружно замотали головами.
– Не было стволов, товарищ подполковник! – подтвердил Валетов. – А если вы их видите, это все глюки. Галлюцинации. Как их бишь там... ага, сложно наведенные!
– Ну, это ты загнул, Валет, – проворчал Багорин. – Ничего тут сложного, две ручки и педаль...
– Сейчас я сниму эти просто наведенные галлюцинации, – пообещал Стойлохряков. – Вот остынут, и сниму... Потом возьму эти глюки и на ком-то их загну. А потом лично отвезу в прокуратуру. Допрыгались, долбонавты-испытатели...
– Да, кстати, спасибо, что напомнили. – Лейтенант еще чуть довернул зенитку. – О стволах и педалях... Багор, что там Искандер говорил – все сразу давить?
– Епти-ить! – выкрикнул вместо ответа Багорин, поняв, что собирается сделать его командир. – Ложись! Вспышка!!!
Химики привычно плюхнулись кто где стоял. Мудрецкий, естественно, упасть на землю не мог. Вместо этого он откинулся на сиденье, втянул голову в плечи так, чтобы каска прикрыла лоб, и закрыл лицо забинтованными руками. После этого чуть подобрал ноги и резко ударил ими. По всем педалям – какие только были у этой зенитки.
Рявкнуло, плеснуло пламенем, фыркнула горячая пороховая волна. Юрий поднял голову и увидел такое зрелище, которого ему не доводилось видеть за все два года службы. В чистом весеннем небе, поблескивая на солнышке, медленно кувыркались и звенели друг об друга два длинных тонких ствола с забавными утолщениями пламегасителей на концах. Они летели совсем недолго. От очередного удара отшатнулись друг от друга, словно поссорившись навек, и с горя ринулись вниз. Прямо в мутную рябь речки. С звонкими шлепками поднялись еще два белых фонтанчика.
– Я не вам говорил, товарищ подполковник, – нету здесь никаких стволов. Нет и не было, – сказал Мудрецкий своему комбату, ошалело уставившемуся на сизый дымок над изувеченным механизмом. – А вы мне не верили. Хотите, пощупайте – нет здесь стволов, честное слово! Только осторожно, не обожгитесь, пожалуйста.
* * *В девять часов вечера отдельный мотострелковый батальон бурно обсуждал, что именно собирается сделать командир с явно перестаравшимися на своем дембельском аккорде химиками. Достоверно было известно только одно: с самого утра подполковник Стойлохряков находился в штабе и оттуда никуда не выходил. Ни разу. Бойцы лейтенанта Мудрецкого подмели гильзы, убрали за собой весь мусор с бренных останков участка главы сельской администрации, отогнали «шишигу» обратно в парк и теперь сидели в своем кубрике, время от времени гоняя молодых солдат – преимущественно соседей из третьей роты – то в столовую, то в деревню. Вечером к ним присоединился младший сержант Простаков, и веселье пошло полным ходом.
В девять часов пять минут командир батальона на служебной машине умчался куда-то за пределы досягаемости местных слухов и сплетен.
В одиннадцать часов, как обычно, прозвучала команда «отбой!» – и все привычно сделали вид, что ее выполнили.
В одиннадцать часов тридцать восемь минут с незначительными секундами отдельный мотострелковый батальон был поднят по тревоге и выстроен на плацу. Оружейки не открыли, автоматы не расхватали – значит, не война, а ЧП. То бишь чрезвычайное происшествие. Что могло быть чрезвычайнее событий последних суток, никто в батальоне не знал, а потому предполагали самое невероятное. Вплоть до того, что война все-таки началась, но мы сразу в плен сдаемся, чтобы окончательно измотать вероятного противника.
Особый интерес батальона вызывал командирский «уазик», скромно стоявший возле плаца. На машине были следы как минимум трех серьезных столкновений и множество мелких царапин. Из радиатора клубами валил пар.
Сам командир стоял тут же, на плацу, и держал в руке некий солидный пакет. Дождавшись, когда роты закончат перекличку, Стойлохряков взмахом руки остановил подходящего с докладом Холодца и протянул ему пакет, показав несложными жестами: вскрывай, мол, и читай! Начштаба подчинился, вскрыл, взглянул на извлеченный бумажный лист и вопросительно взглянул на комбата. Дождавшись такого же молчаливого приказа, майор Холодец повернулся к подрагивающему от нетерпения строю.
– Батальон, смирно! Слушай приказ! Приказ министра обороны Российской Федерации номер девяносто девять, тридцать первое... – Тут майор поперхнулся и вопросительно обернулся к Стойлохрякову. Комбат кивнул. – Тридцать первое марта две тысячи четвертого года, город Москва.
Воздух над батальоном начал звенеть от высокого напряжения, вырабатываемого сотнями солдатских нервов.
– Во исполнение Указа Президента Российской Федерации от двадцать девятого марта две тысячи четвертого года номер четыреста двадцать два «О призыве в апреле—июне две тысячи четвертого года граждан Российской Федерации на военную службу...».
– Приказ!!! – хором выдохнули роты.
– Разговорчики! – прикрикнул Холодец. – Слушай приказ! «...и об увольнении с военной службы граждан, проходящих военную службу по призыву, приказываю...».
Текст приказа повторяется из года в год, меняются лишь даты, и то незначительно. Поэтому, казалось бы, мало кто должен был слушать начальника штаба – всем давно все известно, самая важная новость уже прозвучала. Но если вы думаете, что кто-то в строю отвлекся хоть на секунду, отвел глаза от белого листочка в руках Холодца – значит, вам никогда не доводилось ждать такого приказа...