В только что открытой коробке хранилось что-то явно старинное. Тина долго рассматривала мутноватый толстостенный стеклянный флакон с узким горлышком, исполненный в форме скрипки, и пыталась понять, что же в нём раньше было. Она видела похожую бутылку в винном отделе, но флакону точно было сто лет. Тина даже принюхалась, вытащив пробку, но ничем знакомым оттуда не пахло.
Много тюбиков с полустёртыми иностранными надписями. Большой ржавый диск со спиралью внутри. Толстая кожаная сумка, тщательно отмытая от плесени… Заглянув внутрь, Тина обнаружила пожелтевшую книгу без обложки. Некоторое время разглядывала диковинный готический шрифт — она знала, что буквы были латинскими, но без привычки узнать их не могла, — потом поднесла страницу с текстом поближе к лампе, вгляделась внимательнее… и каким-то даже не знанием, а чутьём угадала, что найденная и сохранённая Жадиной книга была Библией. Которая давным-давно принадлежала небось одному из воевавших здесь немецких солдат.
«Во Вальтер обрадуется… — воодушевилась было Тина и тут же одёрнула себя, даже зло оскалила зубы. — Обойдётся!..»
Потом вспомнила своих приятелей-«готов». Вот уж кто за подобную книжку ничего бы не пожалел. Может, тайком припрятать Библию в рюкзачок?.. Тина даже поискала его глазами, но потом отказалась от этой мысли. Почему-то ей мерещилось, будто Жадина по-прежнему наблюдал за судьбой своих сокровищ…
…И тут кто-то громко фыркнул прямо у неё за спиной. От неожиданности Тина с воплем взвилась, книжка выпала у неё из рук и тяжело, подвернув усталые страницы, шлёпнулась на песок. Рядом с коробками стояла Хильда. И, наклонив огромную башку, с интересом поглядывала на Тину.
— Хильда, золотко-моё! — плача и смеясь от пережитого испуга, громко воскликнула Тина. — Девочка шёлковая! Что ты тут делаешь?
Вот сейчас, пригибаясь, в пещеру пролезет, как всегда собранная и сосредоточенная, тётя Сандра. И Тина перескажет ей всю ту дичь, которой насмотрелась сама и наслушалась от Ловца. И тётя Сандра поймёт. И немедленно найдёт всему этому разумное объяснение. И подскажет правильный выход, и поговорит с кем надо, и сделает что положено, и всё разом разрешится, и можно будет написать подруге Бяке просто офигительное письмо…
Но тётя Сандра не появлялась. И даже не окликала снаружи. Вместо неё внутрь пещеры недоверчиво заглядывал пёс-полуволк. Против света было хорошо видно, что роскошный воротник у него стоял дыбом. Протрезвев от мыслей о тёте Сандре, Тина различила тихое утробное рычание.
— Брунгильда, скажи ему, — раздражённо обратилась Тина к «шёлковой девочке». — Пускай перестанет психовать и заткнётся. А то я сама сейчас лопну и всех забрызгаю…
Хильда послушно подошла к полуволку и ткнула его мордой в шею. Тот проворчал что-то и скрылся.
Но ушёл недалеко — Тина откуда-то знала это наверняка.
Обхлопав на радостях тёплые бока и загривок Брунгильды, Кристина озарилась ценной, как ей показалось, идеей.
— Хильда, девочка, а давай ты здесь еду поищешь, а? Может, что-то осталось? Ну понюхай, маленькая, ты же так классно умеешь. А то очень жрать хочется… Я с тобой поделюсь, честно… Ищи, Хильда! Жрать, кушать, булка, мясо! Ищи!
Хильда, словно впрямь догадавшись, чего от неё хотят, пошла вдоль стены, заинтересованно помахивая хвостом.
В конце концов она остановилась у одной из коробок и застенчиво поскребла её лапой. Тина мгновенно подоспела к ней и вскрыла коробку.
— Ух ты! — вырвалось у неё. В коробке на самом верху действительно лежало сокровище. Несколько запечатанных упаковок чипсов и ванильных сухариков.
— Молодец, Хильда! Ах ты, моя девочка! У тебя прямо не нос, а… а жратвоискатель!
Добытую еду разделили по-честному. Тина оставила Ловцу пакетик сухариков и пол пакетика чипсов — и возгордилась собственной человечностью. Брунгильда даже не вспомнила про мохнатого приятеля, дожидавшегося где-то снаружи.
После еды неожиданно навалилась усталость. Тина практически не спала предыдущую ночь, а теперь схлынуло поддерживавшее её возбуждение. Немного поразмыслив, она решила приватизировать одеяла, лежавшие на охапке сухих веток. Это наверняка была лёжка Жадины. Сказал бы ей кто неделю назад, что она так обрадуется одеялам беспризорника, жившего когда-то в канализации…
Тина свернулась клубочком, положила рядом с собой немецкую Библию. Она уже решила, что официально выпросит её у Ловца. Только не для Вальтера, не для «готов», а… а просто так.
Хильда растянулась рядом, и Тина, уже засыпая, опустила руку ей на холку. Полуволк снова заглянул в пещеру. Он сперва заскулил, потом обиженно тявкнул, но Брунгильда даже не пошевелилась. У неё были свои планы. Она ведь заметила, куда Тина убрала еду, сбережённую для Ловца…
Глава 19
ФАКТЫ КАК ОНИ ЕСТЬ
Можжевельники выглядели солдатами на посту. В бухте покачивался обездвиженный кораблик гринписовцев, похожий на ёлочную игрушку, плавающую в послерождественской луже. И к делу не приставишь, и в помойку выкинуть жалко. Над поляной облачком мельтешили комары. Если задрать голову, небо казалось в крапинку.
— Моя бабушка говорила: мак толкут, — выплыл из глубин отчаяния Аркадий.
Альберт тут же принялся долго и путано переводить для Эдит, объясняя что-то про народные обычаи. У Барона сложилось впечатление, что «франкоман» не особенно представлял себе, кто, когда и зачем толок мак в русской традиции.
— Очень образно, — сказала Эдит и улыбнулась Аркадию. — Ваша бабушка — прелесть.
Эдит и Зинаида стояли, плечо к плечу, почти как сторожевые можжевельники, и смотрелись продуманными персонажами глупого юмористического шоу. Аркадий сидел на камне. Выражение его лица могло бы присутствовать на морде пограничной собаки — добродушие и отстранённость, смешанные с потенциальной опасностью при профессиональном применении объекта.
— Жалко мужика, — шепнула Александра, нагнувшись к Барону. — Его увезти бы отсюда, может быть, врачам показать…
— Ага, Аркадию — психиатра, американцам — консула, Эдит — комиссию по соблюдению Киотских протоколов… — Барон хотел было добавить про летающую тарелку для Зинаиды, но воздержался.
— Мы не можем предоставить решение проблемы военным, — убеждённо доказывала Эдит. — У них только один способ на все случаи жизни, и он категорически неприемлем. Ещё и потому, кстати, что последствия силового вмешательства непредсказуемы. Мы столкнулись с чем-то, что нужно в первую очередь изучать. То есть на первом плане — учёные, исследователи. Всё остальное — потом. Зинаида, скажите же им!
— Основная задача: пытаться вступить в контакт! — сформулировала Зинаида.
— С кем? — спросил Барон. — И каким конкретно образом? Аркадий вот который день то по лесам бродит, то на скалах сутками сидит, и что? На него никто не напал, никто с ним не заговорил, никто даже на горизонте не показался. Ну, допустим, он персона нон грата, его игнорируют. Но следом за ним, контролируя ситуацию, ходит ни в чём не замешанная Эдит. И тоже ни гугу! А военные? Они прочёсывают местность в поисках Кристины и ни разу не увидели ничего… оформленного, с чем можно начать договариваться…
— Так каково ваше мнение о происходящем? — тоном переводчика, знающего о предмете куда больше докладчиков, спросил Альберт.
Ответила Александра.
— Наше общее мнение таково, — сказала она. — Мы имеем дело с природным либо техногенным явлением, которое в качестве побочного эффекта избирательным образом воздействует на психику людей. Как инфразвук и некоторые газы. Примерно так…
Барон согласно кивнул.
— А утверждения главы местной администрации Порядина? — под перевод Альберта спросила норвежка. — Согласитесь, на пустослова он не похож…
— У него могут быть свои игры с военными, причём достаточно сложные, — подумав, предположил Альберт. — В конце концов, за посёлок начальство спросит с него. Так что ему только паники на единственной улице не хватало. А тут ещё мы глаза мозолим. Во всё лезем, пропадаем, стре… короче, ему конкретно мешаем. Вот бы под видом военной операции нас отсюда законным образом и убрать…
— А дедушка с внуками угнал вездеход и спутал ему все карты! — засмеялась норвежка.
— Это она точно подметила, — сказал Сандре Барон. — Сумрачный германский гений не стал ждать милостей от природы…
Внутри бронетранспортёра жутко гремело, стоял резкий запах масла и ещё чего-то противного, вроде не очень свежих носков. В последнем Вальтер не был уверен. Он был чистоплотен и носки надевал либо новые, либо хорошо выстиранные. Про запах подсказал дедушка. Ему виднее, у него богатый жизненный опыт…
Впрочем, Вальтер волновался не по поводу запаха, а за дедушку. В БТР его занесли на руках, в люк спустили на верёвке с дощечкой, устроили со всеми мыслимыми удобствами… Но какие удобства могут найтись в армейской машине?.. Вальтер одолевал ухабы так аккуратно, что на чемпионате по вождению БТРов его точно удостоили бы самого высшего балла, и всё равно прямо кожей чувствовал, как отдавался в старческих костях каждый толчок. При малейшей возможности он оглядывался на деда — вдруг тому плохо, вдруг голову уронил?..
Нет, Фридрих Золлингер переносил трудности лучше, чем можно было ожидать. Наоборот, в выцветших глазах даже начал проявляться блеск голубой стали. Прямо по выражению про старого коня, услышавшего звук боевой трубы.
Ещё Вальтер волновался за русскую девочку Кристину. Наверное, немцев не зря называют сентиментальными. От хорошей музыки, душевных стихов, от пронзительной красоты мира ему на глаза порой наворачивались слёзы. Гюнтер всегда подсмеивался над этим.
Он не изменил себе и сегодня.
— Ну что тебе эта девчонка? Отправил её назад, да и правильно сделал. Сам подумай, только её тут нам не хватало!
— Она ещё школьница, — вздохнул Вальтер. Обиду в глазах Кристины оказалось не так просто забыть. — Наверно, я вёл себя как-то не так… Подал ей надежду…
— Да брось ты! Что, первый раз на тебя девчонка запала? Ты давно в зеркало смотрел, арийский красавчик?
В это время из-под колёс неожиданно пропали колдобины. Машина заворчала ровнее и бодро покатила вперёд.
— О! Вот это наша дорога, — с видимой гордостью проговорил дед.
— В каком смысле — наша? — удивился Вальтер.
— Это мы её строили. Из камня. Шестьдесят лет назад. Я узнаю места… Смотрите-ка, до сих пор можно ездить! Русские никогда не умели строить дороги…
Вальтер и Гюнтер с сомнением переглянулись, но не стали спорить со стариком. Они плохо разбирались в российских реалиях и поэтому предположили, что БТР просто выехал на недавно отремонтированный участок. А ведь дедушка Золлингер был прав. Немецкие каменные дороги в районе бывших фашистских позиций на Кольском сохранились до сих пор. И до сих пор отличаются от всех окружающих коммуникаций. Не перепутаешь…
Огромный плакат на обочине пустой дороги.
«Остановись! Почти память павших воинов Полярной дивизии».
— Вот видишь, надо было взять Кристину, она перевела бы нам…
— Не надо, я и так всё понимаю. Я сам написал бы то же самое.
— Фройляйн Алла тоже хорошо перевела бы, — вдруг сказал Гюнтер. Прикусил язык и покраснел неизвестно с чего.
Чёрные гуси, куропатки, бегущие вдоль дороги.
Выкрашенные белой краской солдаты-памятники.
Пулемётные гнёзда, сложенные из камней, обращены к океану.
Огромные мотки проржавевшей колючей проволоки…
— Дед, ты что-нибудь узнаёшь?
— Я всё узнаю.
— Как это — всё?
— Я узнаю эту землю. Это земля Смерти.
— Все горы были утыканы телеграфными столбами, у нас была хорошая связь.
— Они, наверное, упали с тех пор?
— Не упали. Здесь нет деревьев — их распилили на дрова.
Каскады озёр, речек и ручьёв, спускающиеся к океану. Крапчатые форели в блюдцах между водопадами. В воде кажутся на треть больше.
— Сюда бы шведов из нашей группы!
— У нас специалистом по рыбалке был Ганс. Он был из горных егерей — любил и понимал природу. А войну ненавидел. Однажды спас раненого оленёнка. Тот потом ходил за ним, как собака. Даже в бункер спускался. В конце концов его всё равно съели. Ганс плакал над его костями…
Вальтер попытался представить, как всё это было. Ему захотелось спросить, убил ли оленёнка русский осколок или товарищи деда его сами зарезали. Но вокруг и так было столько бередящего душу, что Вальтер предпочёл обойтись без ответа.
— Что с ним стало… потом? С Гансом?
— Он лежит здесь. Как и все остальные.
Скалы, испятнанные лишайником.
Целые подземные города, устроенные во вспаханном взрывчаткой камне. Гора, пустая внутри. Сотни метров глубоких окопов. Кое-где перекрытия рухнули. Где-то — всё осталось в целости. У Вальтера с Гюнтером в руках большие фонари, на лицах — щенячий восторг.
— Ты вообще понимаешь, почему нас до сих пор не остановили? — спросил Гюнтер. — Здесь же запретная зона, где-то рядом наверняка воинские части…
— Я думаю, им просто не до нас. Все заняты теми феноменами, которые происходят на Варсуге. Я думаю, они имеют серьёзный научный интерес. Если бы не дедушка и наши планы…
— А что это за феномены, как ты думаешь? И не кажется ли тебе, что они напрямую связаны с нашими планами?
— Не говори ерунды. Приехали два германских парня и старик, и от этого здесь всё немедленно слетело с катушек?! Мы что, разом Копьё Судьбы и Святой Грааль сюда привезли? Нет уж, скорее всего, у русских какие-нибудь секретные разработки вышли из-под контроля…
— И вовсе не ерунда! — запальчиво возразил Гюнтер. — Ты же сам читал архивы «Туле». Арктическая страна, колыбель человечества!.. Ни на какие мысли не наводит? А «Вриль» и Аненербе? Лучшие умы нации, почти тридцать лет… А контакт с «Умами Внешними»…
— Читал, — кивнул Вальтер. — Ну да, в Аненербе не кроликов из шляпы вытаскивали… — Однако склад ума всё же привёл его в автомастерскую, а не в какую-нибудь «Лабораторию привидений», и он с некоторым смущением произносит: — Знаешь, я, может, дурак, но мне как-то трудно поверить во многое из того, что у нас сейчас передают как тайное знание. Все эти летающие тарелки, цивилизация в Антарктиде, машина времени, контакты с Чужими… По-моему, кто-то здорово выдаёт желаемое за действительное. Ты, помнится, говорил, что в Аненербе они вовсю баловались наркотой…
Гюнтер, балансируя на камне, встал в величественную позу и припечатал:
— Ты форменный арийский герой, но маловер!.. Погоди, история всё расставит по своим местам…
— Ага, — хмыкнул Вальтер. — Лет через сто. Поживём — увидим.
— Нет, — мотнул головой Гюнтер. — Я верю, что это произойдёт прямо здесь и сейчас!
В бронетранспортёре вдруг ожила рация: «Вышка, Вышка, я — Залив! Ответьте!»
— Вот видишь, если бы…
— Не надо, я понимаю…
— А я не понимаю, — вдруг сказал Вальтер. — Как здесь вообще воевали?! В этих тундрах? Кто шёл? Куда? И главное — зачем?
Гюнтер возмущённо всплеснул руками и отвернулся. Старик невозмутимо ответил:
— Почему-то нам казалось тогда, что мы это знали — зачем. Теперь я уже всё забыл.
По дороге, чётко обозначая каждый шаг, медленно шёл навстречу БТРу высокий человек в распахнутом плаще, в военной форме, с орденской колодкой на груди.
— Обалдеть! — прокричал Гюнтер. — Он что, на параде марширует, что ли?!
— Он просто с трудом ноги переставляет, — объяснил Вальтер. — Протри глаза, он дедулин ровесник.
— Глуши мотор! — громко приказал Фридрих Золлингер и попытался приподняться. Потом проговорил уже тише, но с той же властной уверенностью: — Это ко мне.
— Обалдеть, — повторил Гюнтер.
Идти и даже стоять после дорожной тряски Фридрих категорически не мог. Пришлось доставать коляску. Герр Золлингер досадовал на некстати одолевшую слабость, торопил ребят, грязно ругался по-немецки и, разошедшись, ввернул даже пару русских матюгов. Вальтер аж крякнул от удивления. Вообще-то дедушка славился сдержанностью и решительным неприятием сквернословия.
Старик в русской форме стоял поодаль и ждал.
Вальтер покатил коляску.
На пустой, если не считать бронетранспортёра, дороге, посреди горной тундры с её пёстрыми камнями и разбросанными повсюду озёрами, под рёв ветра, раздувавшего брезентовые полы старого военного плаща, — встреча двух стариков выглядела поистине эпически. Инвалидная коляска и молодые нацисты были определённо лишними. Это понимали все участники. Герр Золлингер смотрел на собеседника снизу вверх и болезненно морщился.
— Группа армий «Север», специальная бригада СС, пятый взвод, рядовой Золлингер, — наконец сказал он. — Хребет Муста-Тунтури, годы с сорок первого по сорок четвёртый.
— Морской пехотинец с миноносца «Звенящий», после гибели корабля рядовой, потом сержант третьего полка шестого взвода Звенигородский, — отозвался старик. — Полуостров Рыбачий, годы те же.
Оба, вне всякого сомнения, поняли друг друга.
Фридрих внимательно осмотрел форму бывшего противника и, тщательно подбирая слова, спросил по-русски:
— Вы после… теперь… есть служить генерал?
— Дослужился, генерал-майор, — кивнул Степан Ильич. — Давно в отставке. Год рождения — одна тысяча девятьсот двадцатый.
— Мы ровесники, — тихо по-немецки сказал Фридрих и сильно, до хруста в суставах пальцев стиснул подлокотники инвалидного кресла.
Вальтер был очень хорошим механиком. Он умел чинить автоматические коробки передач, кто понимает — оценит. Однако и он наконец был вынужден опустить руки. БТР, словно до конца выполнив свою задачу, заводиться и тем более куда-то ехать больше не собирался.
— Я так и знал! — с непонятной восторженностью заявил мистически настроенный Гюнтер.
Вальтер волновался за дедушку.
— Здесь недалеко, — успокоил его Степан Ильич. — Километра четыре. Дорога хорошая.