Девушка протяжно зевнула и, прижав к себе сонно урчащую Фею, свернулась клубком на своей лежанке. Пелевин, вглядываясь в игру теней на затухающих углях, некоторое время прислушивался к размеренному сопению кошечки и её хозяйки и о чем-то размышлял. Так и не приняв никакого решения, он раздосадовано махнул рукой, укрыл обеих кошек одеялом и завалился спать. Утро вечера мудренее, поговорка насколько древняя, настолько же и верная.
Проснулся Пелевин достаточно рано. Разминаясь, он вдруг вспомнил вчерашнюю побудку от ледяного душа и, решив выяснить, распространяются ли планы Полины и на сегодняшнее утро, осторожно лег на свое место и притворился спящим. Вскоре притворство перешло в настоящий сон, и вновь он проснулся уже от мелодичных французских напевов, доносящихся от ручья.
Спать больше не хотелось, притворяться — тем более, и после непродолжительного завтрака маленький отряд двинулся в путь, причем перед отправкой в поход Фея легко запрыгнула на загривок удивленного пса и слезать на землю отказалась категорически. Зрелище недовольно урчащей кошки устраивающей на спине собаки, напомнило Алексею Басурмана, взбирающегося на Варенькин плетень, а следом пришел образ и самой Вари. Пелевин, молча стер с лица то ли испарину, то ли слезы, и в дорогу отправился с тяжестью на душе.
Первую половину дня они прошагали без приключений, и после небольшого привала продолжили путь. Вот тут-то и стали сбываться самые плохие предчувствия. Чем дольше и дальше они шли, тем чаще Пелевин стал замечать, что идет Полина как-то боком, то ли прихрамывая, то ли просто стараясь осторожней ставить при шаге правую ногу. Заинтригованный подобной манерой ходьбы, Алексей поинтересовался, в чем суть проблемы, но получив исчерпывающий ответ: «ботинок!», произнесенный сквозь зубы шипящим посвистом рассерженной гюрзы, выяснять, что или кого Полина имела в виду, не решился. Загадка разрешилась сама собой, когда примерно через полмили девушка с удрученным видом опустилась на первую подвернувшуюся кочку.
— Устала? — произнес сочувствующим тоном Пелевин, подходя почти вплотную.
Ничего не говоря, девушка отрицательно мотнула головой и вытянула вперед ноги. Алексей глянул вниз и, чертыхнувшись, с досадой сплюнул. Подошва правого ботинка просто отсутствовала. Начисто.
— Вот ведь…незадача, — озабочено протянул Пелевин, судорожно ища выход из создавшейся ситуации. — А до фактории нам еще до хре… Далеко, в общем.
Полина, в очередной раз, молча вздохнула и пожала плечами, мол, что делать — не знаю, решай сам. Зло скрипнув зубами, Алексей вынул нож и с самым решительным видом шагнул вперед.
— Опять?! — округлила глаза девушка и прижала юбку руками. — Не дам! — После взглянула на перекошенную, словно от зубной боли физиономию Пелевина, вздохнула и убрала руки в сторону. — Ладно, уж, режь изверг, один чёрт там не юбка, а срам один…
— У тебя на корсете тесемки льняные или из шелка? — взмахнул ножом траппер, обрубая плоский широкий лист с незнакомого Полине растения.
— Из льна, — протянула та, глядя на товарища непонимающим взглядом. — А тебе зачем?
— Снимай, — не поднимая глаз, буркнул Алексей, прикидывая, достаточно ли он обтесал основу или нужно еще поработать ножом.
— Чего?! — возмущенно вскинулась Полина. — Корсет снять? Может, мне вообще донага раздеться?
— Донага не надо, — смущенно фыркнул Пелевин. — Я думаю, для ремонта пары шнурков хватит, а остальным пользуйся на здоровье…
— Отвернись, — проворчала девушка извиняющимся тоном и на всякий случай шмыгнула носом. — Пожалуйста.
— И чего, спрашивается, я там не видел? — из чувства противоречия пробубнил Алексей, беспрекословно отворачиваясь в сторону. — Гонору как у принцессы, а ботинки как у прачки…
После часа шипения сквозь зубы, приглушенных матюков и вполне отчетливых чертыханий, траппер протянул девушке некий гибрид ботинка и лаптя, с обшитой тканью дощечкой, принайтованной к кожаной основе.
Полина, сдержанно поблагодарив Алексея за помощь, с крайне недоверчивым видом обула обновку и сделала пару шагов. Вместо новой благодарности испытания породили лишь гримасу неприкрытого страдания, прорезавшуюся сквозь маску скептицизма. Выслушав вполне резонные замечания и совершенно не обоснованные претензии, Алексей еще с полчаса поколдовал над злосчастным ботинком и они, наконец-то, смогли двинуться дальше.
Хромота у Полины пропала, но зато девушка начала при ходьбе переваливалась с боку на бок, словно пингвин. Алексею доводилось видеть эту странную птицу несколько лет назад, в зоопарке, и теперь, глядя на походку попутчицы, он находил её весьма и весьма приближенной к оригиналу. Видимо, подобные мысли посещали и саму Полину, потому как та несколько раз резко оборачивалась и пристально всматривалась подозрительным взглядом в окаменевшее лицо Пелевина. Терпения Полине хватило почти на три мили, после чего последовал вполне предсказуемый взрыв. Правда, не совсем такой, какой ожидал Пелевин.
Усевшись на невзрачный валун, девушка, вместо того, чтобы разразиться гневной тирадой, стянула ботинок с вновь оторвавшейся подошвой и, с силой зашвырнув его в колючие заросли, зло уставилась на Алексея.
— Ну и зачем?.. — вполне мирно поинтересовался траппер, глядя на взирающую, на него исподлобья девушку.
И тут её прорвало. Вскочив с камня Полина, словно заправская рыночная торговка, уперла руки в боки и начала вопить. Алексей несколько минут бесстрастно выслушивал её мнение о его способностях сапожника, проводника и повара. Узнал он и о том, насколько Поля любит шагать пешком в разодранном ботинке, и о том, что она думает об Африке вообще и этой невзрачной тропе в частности.
Видимо, сочтя эффект от слов недостаточным, красотка с размаху топнула босой ступней и, то ли напоровшись на мелкий камешек, то ли просто отбив пятку, запрыгала на одной ножке, скуля от обиды и возмущенно подвывая одновременно.
Воспользовавшись временным избавлением от роли внимательного слушателя, Пелевин свистнул собаку и споро отправился на поиски исчезнувшего в зарослях ботинка. Но не тут-то было. Деревья, кусты и прочая растительность вокруг тропы, ощетинившись в разные стороны шипами и колючками, словно Императорская Гвардия при Ватерлоо, переплелась настолько густо, что пробиться сквозь неё мог только носорог, или же закованный с головы до ног в доспехи, рыцарь. Хотя на такой жаре не выдержал бы и латник, а скорее всего, запекся бы в железной ловушке доспехов прежде, чем сумел прорубиться до нужного места. Пелевин и Бирюш ни с носорогом, ни с рыцарем, ни малейшего сходства не имели, и потому, через полчаса безрезультатных рысканий вдоль сплошной стены зарослей, устав постоянно натыкаться на шипы, вернулись на тропу настроенные куда более мрачно, чем в момент ухода на поиски.
— Ну и что теперь прикажешь делать? — звенящим от злости голоса поинтересовался Пелевин, вытаскивая очередную занозу из ладони. — На руках тебя тащить?
— Как же, как же, — проворчала Полина, с опаской поглядывая на разгневанного траппера. — Дождешься от вас, мужиков, на руках. Судя по перекошенной физиономии, ты меня скорее за волосы через буш потащишь, чем на руки возьмешь…
Пелевин ничего не ответил, тяжко вздохнул и, махнув рукой, отошел в сторонку.
— Вот так всегда, — с притворным сожалением вздохнула девушка. — Не дослушают до конца и сразу дуться.
Видя, что после её заявлений никаких репрессий не последовало, она умильно улыбнулась, — Ну куда же вы, Алексей! Как девушка, я, конечно же, предпочитаю первый вариант, то есть путешествие на ваших, надеюсь, крепких руках!
Показывая всем видом, что он уже абсолютно ничего не понимает в женской психологии, траппер, удрученно вздохнул и подхватил девушку на руки. Бирюш, кинув на хозяина торжествующий взгляд, мол, и тебя не миновала чаща сия! уже привычным движением забросил Фею себя на спину и потрусил вперед.
— Ой! Алексей! — радостно щебетала Полина, вцепившись в куртку охотника двумя руками. — А мне нравится! Давай ты и дальше будешь носить меня на руках?!
— Чёрта с два! — тяжело хрипя, сплюнул вязкую слюну Пелевин. — До фактории дотяну, а дальше ножками, ножками. Слава Богу, не больше мили осталось…
— Ты хоть не врешь, — продолжала весело разглагольствовать девушка. — Иные до храма обещают всю жизнь на руках носить, а потом бедная жена не знает, куда от мужниных кулаков спрятаться. А те, кто не бьют, дальше песен не двигаются. Жена батрачит, а они знай себе, поют: «Любимая! я подарю тебе эту звезду…»
От неожиданности Пелевин сбился с шага и чуть не уронил Полину на землю.
— Кто любимая? — испуганно вытаращился он на девушку. — Где?
— А ты что, имеешь громадный выбор кандидатур на выбор? — Полина, вывернув голову и прищурив глаз, ехидно взглянула на ошарашенную физиономию траппера. — Ты, конечно, можешь попытаться повести под венец Фею, но вряд ли церковь одобрит этот брак…
От неожиданности Пелевин сбился с шага и чуть не уронил Полину на землю.
— Кто любимая? — испуганно вытаращился он на девушку. — Где?
— А ты что, имеешь громадный выбор кандидатур на выбор? — Полина, вывернув голову и прищурив глаз, ехидно взглянула на ошарашенную физиономию траппера. — Ты, конечно, можешь попытаться повести под венец Фею, но вряд ли церковь одобрит этот брак…
— И откуда столь обширные познания о замужестве? — язвительно откашлялся Алексей. — Имеешь опыт? Первый муж скончался от отравления твоим ядом, второй был зарезан бритвенно-острым язычком, а третий попросту удавился?
— Ты не устал меня тащить? — проигнорировав подначку, поинтересовалась Полина. — Может, передохнешь?
— ОтдОхнем, как сдОхнем, — загнанно прохрипел траппер. — Во-о-о-н до того холмика дотопаем, а там и фактория.
Столь вожделенная фактория мало напоминала Полине знакомые по Франции и Алжиру магазины, больше походя на своих североамериканских товарок из романов Купера. Три громоздких блокгауза, срубленные из массивных бревен и обнесенные двухметровым частоколом с тяжелыми воротами, вызывали ассоциацию скорее с фортом на индейских территориях, чем со скромной лавкой одинокого торговца.
К тому моменту, когда Алексей запалено дыша и еле переставляя ноги, внес свою драгоценную ношу во двор, их уже поджидала целая делегация, представленная Бирюшем, Феей и коренастым, ниже среднего роста мужчиной, больше похожим на лепрекона, нежели на склонного к авантюризму предпринимателя. Аккуратная шкиперская бородка, наголо обритый череп, массивный нос, трубка с длинным чубуком да красный кафтанчик дополняли и усиливали сходство.
— Сегодня не день, а сплошной праздник! — радостно воскликнул «лепрекон» по-английски. — Я радуюсь больше чем на Хануку, Ту би-Шват, Пурим и Маулид ан-Наби вместе взятые! Утром я имел выгодный бизнес, а вечером меня посетил друг Алекс в компании очаровательной незнакомки!
— Алексей! — аккуратно качнула головой в сторону «лепрекона» Полина. — Это кто?
— Это? — устало переспросил Пелевин, пытаясь отдышаться. — Это и есть Изя. Тот самый Старый Коули…
Услышав чужую речь, хозяин фактории прекратил радостно голосить и прислушался к разговору гостей. После окончания их недолгого диалога, он почесал в затылке и спросил почему-то по-русски.
— Алекс! А почему ви таки никогда не говорили мине за то, шо вы еврей?
— Потому что не еврей ни разу, — буркнул Пелевин, привалившись к стене блокгауза и устало закрывая глаза. — Вот и не говорил…
— Ой! Простите уважаемый…Изя? Да? Или к вам как-то по-другому надо? — взлезла в разговор любопытная Полина. — А почему вы решили, что Алекс еврей?
— Ви держите Изю Коули за последнего поца шобы он не имел таких мыслей? — удивился хозяин и гордо подбоченился. — Я имею таких глаз шобы ими таки можно немножко смотреть! Вэй з мир! Я видел, как Алекс торгуется за каждый фартинг и на минуточку подозревал, шо так делать гешефт может не кто попало. Теперь я ловлю ушами ваших слов шобы понимать, шо я таки был прав! Алекс говорит на нашем языке, как настоящий еврей, и ви, красавица, занимаетесь тем же самым и ничуть не хуже!
— Я таки говорю на настоящем русском, — вяло отмахнулся траппер. — И ты, красавец, ничуть не хуже! Кстати, Изя! Кто вбил тебе в мозг, что настоящие евреи говорят именно так? Да еще и болтать научил? Я, конечно, знаю, что ты полиглот, но…
— А он и в самом деле полиглот? — перебила его Полина восхищенным шепотом.
— Таки да! — гордо расправил плечи Изя. — Я могу сказать за десять разных языков и два родных! Еще я имею слов за пяток местных наречий, но это ж не языки, а чистому смех…
— И зачем вам столько? — удивленно всплеснула руками девушка. — Ой! Я не то хотела сказать. Знать языки, это, конечно, хорошо, но в таком количестве, да еще здесь, в глубине диких джунглей…
— Мадам! — Коули взмахнул чубуком трубки, словно дирижер палочкой. — Сюдой случается много разных шлемазлов, и все они имеют интерес до моего товару! И когда такой поц ловит ушами слов на своём языке, он становится шо бабуин и не имеет дела до внимания! Гой имеет радостный вид, а я без второго слова имею приличный гешефт за нормальные деньги…
— Да-а-а? — настороженно протянула Полина. — Нас, значит, вы тоже обсчитаете?
— Ну, шо ви, мадам, как можно? — укоризненно качнул бородкой Коули. — Если я, как последний поц буду, обманывать друга за то, шобы иметь с того гешефта пару смешных пустяков, я не буду иметь ни гешефта, ни друга. Оно мне надо?
— Изя-я-а, — требовательно протянул Пелевин, приоткрывая один глаз. — Ты забыл рассказать, какой умник научил тебя говорить по-русски.
— Ни боже ж мой! — притворно возмутился Изя, посасывая трубку. — Не скажу, шо без второго слова помню за сотворение мира, но шо мине говорят друзья, помню как Талмуд! Или то была Тора? — Коули озадачено почесал чубуком затылок. — Азохен вэй! Алекс! Ты давно не приходил до старого еврея, а сюдой с полгода тому, как до тети Розы случился племянник — Моня Пельзельман! Он таки с Одессы и плохо знает за идиш, но знает слов за правильный еврейский и никак иначе! Моня выучил меня, а тетя Роза научилась сама. Ха! Хотел бы и видеть того шлемазла, шоб он был так здоров, шо рискнул бы ей того не позволить.
— И где сейчас Моня? — коротко хохотнул Пелевин, представляя себе одесского родственника. — Было б не плохо знакомство составить…
— Таки пару дней тому сюдой приходил Гаитомбе, ну ты помнишь за того вечно пьяного поца, и он сказал Моне пару слов за отличный гешефт…
— И теперь Моня, кряхтя и отдуваясь, топает к ручью Квазулуду, — услышав про старого знакомца, заржал в голос Алексей. — Через неделю жди его обратно. А если не будет ему еврейского счастья, но достанет упрямства — через две…
Изя внимательно посмотрел на Пелевина и, перейдя на немецкую речь, потянул того за рукав, мол, давай-ка отойдем, пошепчемся…
— Идите, шепчитесь, — засмеялась Полина. — Только, если разговор не для моих ушей, где-нибудь в сторонке. Потому как немецкий я тоже знаю. А прежде чем болтать с таинственным видом, разъясните мне, где можно помыться и во что переодеться…
Посекретничать им так и удалось. Пока владелец фактории устраивал гостье экскурсию по своим владениям и подбирал для девушки новую одежду, Пелевин оккупировал старое кресло-качалку на веранде, подставил лицо вечернему нежаркому солнцу и уснул.
Проснулся он от звуков негромкого разговора где-то поблизости. Вокруг стояла обычная для Центральной Африки почти непроглядная темень, сквозь которую с трудом пробивался свет одинокой газовой горелки. Колеблющегося во тьме луча доставало только на то, чтоб выхватить из мрака золото шикарных свежевымытых волос, рассыпавшихся по плечам охотничьей рубашки, да смутный абрис сидевшего рядом с их владелицей, человека.
Алексей прислушался. Разбудивший его разговор вели Полина и Коули и, видимо, уже давно, так как в ответ на реплики Изи девушка довольно посмеивалась, а тот, ведя неспешный рассказ, урчал, как довольный кот.
— И все-таки, Исайя, а почему вас старым-то величают? — прозвенел удивленный девичий голос. — По-моему, вы на старика совсем не похожи.
— Ну, таки шо я могу за это сказать, мадам? — пыхнул в темноте огонёк трубки. — Только шо все человеки ленивые и память у них короткая и никак иначе. Вам хочется песен? Их есть у меня! Начнём с того, шо во всех документАх, без второго слова, а где-то даже и без первого, меня прописывают Исайя Роджер Олдкоули и только так. Моя мама из семьи почтенных английских евреев, папа — турецкоподаннный. Шоб всем было хорошо, папа сделал финт ушами и заимел британский паспорт, и таки я стал приличный британский еврей. Правда, от лишних вопросов мне пришлось переехать сюдой, но не за то речь! Жил в наших краях такой поц — Монти Пайтон, дай Бог ему себе ни в чем не отказывать и не знать проблем за уголёк к его персональному котлу в аду. Тот шлемазл завел себе дурных манер приходить сюдой и обращаться до мине «старина» шо, как всем известно, по-английски просто «Олд». Кафры они ж как дети, и за человеческую речь не имеют никаких понятий! Следом за Монти сначала один, потом другой, третий и все стали звать мине «старина» позабыв, шо это не фамилие, а только его часть! Следом за черными сюдой стали ходить белые, и ви думаете, шо они были лучше черных? Шобы да, таки нет. Эти цудрейторы, шоб я был так здоров, уже звали мине кто «Старик», кто Коули! Как вам это нравится? Шо я только не делал, шоб спасти славную фамилию! Таки некоторых даже немножко бил. Не думайте за плохое! Я таки обычно стараюсь вразумлять таких шлемазлов кротким словом, но шо делать, если они не хотят понимать и имеют меня за идиёта? Таки приходится и то, и другое. И шо я имею сказать за результат? Не помогло. Куча лет и столько же нервов, но теперь я — старый Изя Коули и никак иначе.