На месте водителя Дрэян разглядел "змеюку", жену экономиста Тессетена. Она вытянула тонкую, худую руку в направлении Хадда, и россыпь браслетов со звоном перекатилась от запястья ближе к локтю. Затем рука, снова зазвенев, перевернулась ладонью вверх, и женщина сделала пальцами повелительно-подманивающий жест. Долго мне еще ждать? - как бы говорила она. И Хадд пошел. Постоял возле дверцы. Кивнул. Сел внутрь.
"Тес-габы" переглянулись. Фирэ поднялся со скамейки, отряхнул штаны и отправился погулять.
Дрэян гадал, что могло понадобиться этой особе от таких, как они, но в голову ничего существенного не приходило. Оставалось только ждать возвращения Хадда.
Земля в который раз за день затряслась и, хотя ничего серьезного колебания под ногами не предрекали, сейчас толчки были достаточно сильными. Туземцы, праздные и занятые работами, как по приказу подались прочь от высоких каменных строений. Дрэян усмехнулся: мы для них, конечно, всесильные боги, но почему бы не спрятаться в более привычных и безопасных своих гадючниках, если уж начнется?.. Как и ожидалось, тревога оказалась ложной: поволновавшись немного, почва притихла и вновь из зыбкой трясины превратилась в заслуживающую полного доверия твердыню.
Чуть в стороне от площади, возле громадного полусфероида, стоящего как бы на ободе и обращенного плоскостью к улице, торчало несколько зевак-оританян - в основном молодежь, но были и более солидные жители. Пластины проецировали в увеличивающий порт выступления представителей орийской верхушки. Все их доводы сводились к одному: цивилизации Юга и Севера непременно выйдут из кризиса, и все будет, как раньше. Никакой паники. Геологических катастроф, тем более, планетарного масштаба, ученые Оритана не предрекают. Беспокоиться не о чем. Голосуйте за такого-то (имена этих олухов Дрэяну почему-то не запоминались). Он сделает так, что все наладится, вы будете несказанно довольны.
И тут же странным диссонансом, словно две фальшиво взятых ноты, звучали вопли оппозиционеров, прессы, отдельно взятых граждан государства, явно доживавшего свои последние дни.
- Мы все - свидетели конца света и агонии некогда великой цивилизации! Грядет смерть Четвертого Солнца, предсказанная нашими великими "куарт" в невообразимом прошлом! То, что случилось с Оританом пятьсот лет назад, было лишь генеральной репетицией истинного светопреставления. Уже сейчас учеными установлено, что наш континент излишне быстро дрейфует к самой южной точке планеты. В этой точке уже и так находятся некогда населенные области, и льды наступают все ближе к сердцу Оритана. Изменения климата влекут за собой гибель привычной южанам флоры и фауны. Она скудеет час от часу, буквально на глазах. В центральном Зоо-Эйсетти вчера околел последний на планете тигр, длина клыков которого достигала 18-ти пагов и 3-х ска...
Дальнейшая судьба многострадального Зоо-Эйсетти Дрэяна не интересовала, потому что жена экономиста наконец-то отвязалась от Хадда. Тот вернулся, весьма довольный походом.
- Надеюсь, Хадд, она не домогалась твоего тела? - поддел Саткрон.
Дрэян хохотнул и с радостью поддержал приятеля:
- Верно-верно! А то, кажется мне, она готова поиметь все, что движется, а от того, кто хоть немного смазливее Тессетена, она просто...
Хадд прервал его одним взглядом и тем самым навел идеальный порядок. "Тес-габы" замолкли и уставились на него.
- Впредь мы должны звать ее "атме Ормона". И никак иначе. Она - наш билет в будущее... - торжественно проговорил их лидер.
Саткрон так и сел на скамью.
- Атме сказала, - продолжал Хадд, невзирая на смятение подельщиков, - что Ал хочет иметь с нами дело, но покуда не желает мозолить глаза себе и другим связью с нами. А посему атме Ал велел атме Ормоне быть посредником между ним и нами и руководить нашими действиями... А где Фирэ?
- Так что мы должны будем делать, Хадд? - спросил Саткрон.
- Где Фирэ?
"Тес-габы " развели руками. Маловозрастный бродяга мог быть где угодно.
- Мне надо поговорить с братом, - заявил Хадд.
- А что хочет твой "атме Ал"? - не смутившись неудачей Саткрона, повторил его вопрос Дрэян.
- Чтоб мы следили за порядком в городе. Чтоб павианы не наглели, как наглеют. Чтоб не было мятежников, когда наших понаедет на континент еще больше... В общем, нам улыбнулась удача... Не знаю, как вы, а я пойду искать Фирэ...
Какие-то дальние всполохи, свет в конце тоннеля, брезжили в сознании и душе Танрэй. В самый подчас неожиданный момент в ее голове складывались строчки прекрасных песен или стихов и, неуловимые, вновь исчезали. Она звала их, она огорчалась, когда теряла крылатую покровительницу, когда ее древняя "куарт" вдруг замолкала и пропадала в пене векового забвения. Но Танрэй знала, была уверена, что стоит на пороге. Осталось только сделать шаг, последний, решающий шаг...
А внутри нее уже то потягивался, словно игривый котенок, то трепыхался, как проголодавшийся птенчик, их с Алом будущий сын. Танрэй задумчиво прислушивалась, как он пробует свои силы, и видела его сны, и размышляла о нем - какой он, какая у него судьба. Тогда строчки - для него - появлялись снова. Теперь в них был смысл, они были нужны, необходимы. Ради него, думай ради него, ради него вложи свою душу во все, что ты сделаешь! А ты сделаешь, сделаешь! Рано или поздно, ты это сделаешь!..
Нат несколько раз встряхнул острым ухом, чтобы назойливые мухи не мешали ему спать. Но мухи почему-то не улетали, и он раскрыл один глаз. Внутреннее веко сползло со зрачка и открыло обзор. Волк нацелил свой слух на источник надоедливого звука. Ну еще бы! Прогонишь таких мух! Это хозяин говорил в темную штуку искусственного происхождения, которую для чего-то держал у самого уха, и для дремлющего Натаути его голос был похож на жужжание насекомых. Волк стал вслушиваться в слова и взглянул на хозяйку. Та что-то чертила на бумажке, сидя за столом, и время от времени прикрывалась ладонью, прыская от смеха. Нат снова посмотрел на Ала. Тот наконец замолчал, но мимика его была красноречивей всяких заумных фраз. Хозяин откровенно смеялся над теми, кто говорил с ним через этот темный предмет, но теперь делал это молча. Отвлекаясь от своего занятия, Танрэй тоже наблюдала за его физиономией. "Да что вы говорите?! Ну на-а-адо же!"; "Ну, еще бы! Как же, как же!"; "Я верю вам, как самому себе! Разумеется, о чем речь?!"... Хозяйка хохотала, а Нат подумал, что люди любят обезьянничать не меньше самих обезьян, а подчас это у них получается даже лучше.
- Хорошо. Я вижу, что мы с вами не сможем договориться, вволю наглумившись, подвел итог хозяин. - Всё! Не надо! Да, мы разговаривали с вашими представителями, и уже не один раз... Прощайте.
Он положил темный предмет на стол и, упершись руками в спинку стула, покачал головой.
- Так ничего и не выходит? - спросила хозяйка.
Ал выдохнул, прикрыл глаза, еще раз качнул головой и прошел мимо волка. Нат проводил его взглядом и посмотрел на Танрэй. Та поднялась и пошла следом за мужем.
- Что ты собираешься делать?
- Сетен был прав. Нам действительно намерены перекрыть кислород. Еще пара лет - и все. Техника выйдет из строя. О, Природа! Как бы хотелось заниматься не чем придется, а тем, к чему лежит душа! Наверное, мне это не светит до конца жизни, он открыл дверь сектора.
- Ты к Тессетену?
- Может быть. Тут разберется только он.
- Я могу тебе помочь?
Ал оглянулся:
- Нет.
Она развела руками.
Нат положил морду на лапы. Свежепорванное в утренней драке ухо снова дало о себе знать. Побаливал и бок, которым он ударился о камень, скатившись в обрыв вместе с хромым вожаком только клочья летели! Славно повеселились. Жаль только, что желтый пес охромел не благодаря ему. Неужели свои постарались? Или от хозяев получил? Дикари не слишком церемонятся с питомцами: чуть что не так - получи!
Танрэй присела возле него на корточки и погладила промеж ушей:
- Как ты, мой старый вояка? Когда же ты перестанешь драться, Натаути? Будешь есть?
Волк встряхнулся. Есть ему не хотелось: еще и двух дней не прошло, как он изрядно полакомился длинноногой пятнистой с копытцами. Хозяйка улыбнулась, потому что, встряхнувшись, он как бы отрицательно покрутил головой, дескать, нет, и пришибленно прижал больное ухо.
- Сейчас допишу - и поедем куда-нибудь. Подождешь?
Да, было бы куда лучше, посиди ты дома. Охота мне была с больным боком тащиться за тобой!.. Хотя, может, оно и к лучшему: ушиб лучше расходится, когда двигаешься. По крайней мере, глухая и нудная боль становится менее глухой и не такой нудной.
Волк поднялся и пошел за нею. Танрэй уселась и снова занялась своими бумажками. Нат привалился к ее ногам.
- Натаути, мне и так жарко! - но, видя, что бороться с этим бессмысленно, молодая женщина поставила ступни на его ребра. Волк закрыл глаза от блаженства: легкие ножки хозяйки, когда она увлекалась своим занятием, елозили по шкуре и разминали ноющий ушиб.
Наконец она встала и причмокнула губами:
- Идем, песик!
Пёсик... Хорошо тебе, ты не видела своего "песика" сегодня утром... И пару дней назад, когда он с горящими желтыми глазами набрасывался на несчастное рогатое животное, валил его на землю и впивался огромными клыками в пульсирующее, стиснутое ужасом, горло, а затем рвал, рвал кусками, клочками, пока не насытил жаждущую плоть и пустой желудок... Тебе не грозит этого увидеть, хозяйка.
Нат окинул взглядом ее слегка округлившуюся фигуру и нашел, что она ведет себя, как здешние жительницы, которые, будучи в "священном состоянии", не отрезали себя от кипучей деятельности и не ходили, как многие цивилизованные оританянки, подобно керамическим изделиям - такие и тронуть страшно: вдруг рассыплются? Он одобрял это, но её-то, конечно, меньше всего интересует мнение волка.
Ну, идем, так идем. Куда?
На улице Танрэй встретила одного из своих учеников, Ишвара. Тот подошел к ней и слегка поклонился, как это делали мужчины на просвещенном Оритане:
- Будь здорова, атме! - сказал он и показал книги. - Я хотел сдаваться...
Танрэй стало смешно. Вообще день сегодня какой-то несерьезный, а тут еще и Ишвар, который упорно пытается научиться языку ори и в связи с этим ломает собственный язык. Он способный ученик: именно в нем Паском практически сразу, без заминки, определил наличие древнего "куарт" с Севера, Атембизе.
- Ты хотел, наверное, сдать урок? Но я сейчас планирую прогулку и не буду против твоей компании, - нарочно медленно и растягивая слова, чтобы он мог отделить одно от другого, произнесла Танрэй.
Ишвар опечалился:
- Атме сердится на меня?
- Почему?! - но она уже поняла, что слишком сложно закрутила фразу, и поправилась: - Идем с нами, Ишвар...
Лицо туземца прояснилось:
- Атме уже не сердится?
Нат фыркнул. Тут коту облезлому понятно, что она и не сердилась. Неужели так трудно выучить речь, на которой говорят хозяева? Ему, несмышленышу, уже через год от рождения были известны все слова ори.
Но Танрэй не знала, о чем думает волк, да ее это и не беспокоило. На улице было прохладнее, чем всегда, правда, иногда землю ощутимо трясло. Не так давно наводнением залило всю долину, которая лежала в двухстах кеуру от плато, на котором стоял Кула-Ори. Кронрэй, стоит сказать, утверждал, что самому городу это нисколько не повредит, ибо таковы топографические особенности района, на котором он воздвигнут, но ведь по-всякому бывает. Сейчас происходит такое, чего пятьсот лет назад и быть не могло. В те благодатные времена все было куда более определенным: если в такой-то день шел дождь, то через полгода в такую-то неделю будут заморозки. Сейчас подобное не проходит. Сейчас то же самое и с людьми, и с животными - живут хаотично, хаотично и умирают, все чаще от болезней да от стычек...
Словно отвечая ее мыслям, дорога под ногами дрогнула. Танрэй почувствовала недомогание, словно кто-то прихватил ее затылок, потянул кверху и отпустил, а она так и осталась подвешенной. Волк обернулся и шагнул к ней, еще не зная, откуда ждать опасности, но в твердом намерении защитить хозяйку, если что. По дороге проехала машина кулаптра. Увидев Танрэй, старый Паском вернулся и помахал ей рукой:
- Садись-садись, девочка! Куда собираешься?
Она неопределенно пожала плечами.
- Тогда едем посмотрим на новое творение Кронрэя, - сказал целитель. - Хоть он и суеверен, словно сама Шоти-Митрави, но храм уже почти-почти готов...
- Ты поедешь? - спросила Танрэй Ишвара.
Ученик с опаской покосился на громоздкий механизм, который, по его мнению, боги отняли у духов тьмы и приручили для своих нужд. А кто его знает, как поведет себя темный зверь, прияв в свое лоно чужака? Но Ишвар вспомнил, что раз и навсегда решил научиться вести себя, как атме, и кивнул. Нат не позволил ему войти и сесть сразу следом за хозяйкой: волк оттеснил его от дверцы, пропустил Танрэй и запрыгнул сам; до дальнейших действий темнокожего ученика ему не было никакого дела.
Танрэй пыталась представить себе выстроенный созидателем комплекс, о котором урывками, время от времени, рассказывал муж. Судя по всему, это было что-то грандиозное, воздвигнутое на века. Кронрэй был максималистом. Несмотря на богатство фантазии, молодая женщина не смогла вообразить себе того, что увидит. Словно чувствуя нетерпение будущей матери, маленький сын в ее чреве взбрыкнул ножками. Танрэй улыбнулась и приложила руку к упругому животу. Наверное, ему там скучно, и он просит общения. У него уже был свой характер, своя загадочная душа. Загадочная, ибо до тех пор, пока его глазки не увидят свет, даже мудрый Паском не сможет определить, кто есть "куарт" ребенка и как следует его назвать. Для этого существовала древняя система знаний, но и она бессильна, пока человек не родится. Танрэй часто задавала ему вопрос: "Кто ты?!", и он в ответ расправлял растущие крылышки (если в тот момент ему снилось, что он - птица), а потом мягко подталкивал ими ладонь матери, словно удивляясь: "Разве ты не знаешь?! Разве не чувствуешь?!". Она догадывалась, что он будет таким же, как Ал, ведь новая жизнь началась в священную ночь празднования Теснауто под покровительством Шагающего созвездия, как и жизнь всех воплощений "куарт" его отца...
Тогда и родились первые строчки песни, которой много-много лет спустя суждено будет сыграть очень важную роль в судьбе Танрэй.
Заря, свет которой отливается на боках белоснежных шаров зданий...
Танрэй еще не знала, что будет дальше, но эта фраза тронула не только ее сердце и душу - внутри согласно шевельнулся теплый комочек.
- Это тебе! - шепнула она тогда.
- Где твой Ал, девочка? - спросил Паском.
- Я не знаю. Он часто срывается с места, как будто за ним гонится вьюга, и исчезает...
Кулаптр ничего не ответил.
Из всех четверых, кто сидел в машине, только Нат непрерывно ощущал слабое потряхивание в недрах земли. Дикари говорили, что это ворочается новое, Пятое, Солнце, легенды о котором принесли пришельцы с южного материка. Может быть, и волк представлял себе что-то в этом роде, а потому беспокойство Природы отражалось и на нем. Будь он помоложе, то тихо поскулил бы от неопределенной тоски - или по родине, или по прошлому. Но старику не пристало такое поведение. Он вздохнул и положил умную морду на колени Танрэй. Чуткое ухо уловило быстрое-быстрое сердцебиение; двинув бровью, он поднял непрозрачный глинисто-серый зрачок, чтобы взглянуть в лицо хозяйки.
Танрэй запустила пальцы в густую серебристую шерсть на его холке и шее - только там она еще оставалась пушистой и красивой, как раньше. Рука утонула, потерялась. Да уж... Лучше я дождусь ночи, убегу подальше в горы, в джунгли, к самой зиме во льды и айсберги, и там воем сброшу накопившуюся за день кручину... Я расскажу звездам и Селенио все, что я думаю о жизни этой и все, что хотел бы от них узнать... А сейчас погладь меня, хозяйка, мне нравятся твои руки...
Машина обогнула холм, и глазам пассажиров представилось грандиозное зрелище.
Под свинцовым небом, в окружении притихшего перед бурей леса, комплекс выглядел и мрачно, и величественно. Основное здание храма напоминало огромный манеж, внутри и наружи которого располагались здания-спутники, кажущиеся крошечными на фоне исполина, но на самом деле тоже громадные конусы с винтообразно уходящим к вершине карнизом. С северной части постройки до сих пор еще не убрали "леса", что говорило о незавершенности работы. Кроме того, на каменных блоках пока еще не было полагающейся облицовки. Окруженный похожими на свечи темно-зелеными деревьями, храм возвышался над джунглями, как монумент в честь самой Природы. Западный конус уже начали оплетать лианы, несмотря на то, что со времени его создания не прошло и полвитка Земли вокруг светила. Танрэй вспомнила, что Ал рассказывал что-то о замыслах Кронрэя: у восточного конуса по окончании строительства засверкает гладь искусственного бассейна, южный озарится светом гигантского факела с негаснущим огнем. Северный был похож на обсерваторию, недаром астрофизик так часто говорил именно о нем и недаром он требовал столь тщательной доработки.
Машина въехала в комплекс. Танрэй, опираясь на руку Паскома, вышла наружу и, не глядя себе под ноги, осмотрелась. На лице ее был восторг.
- О, Возрождающий Время, теперь ты превзошел самого себя! воскликнула она идущему им навстречу созидателю.
Кронрэй распростер объятья:
- Как давно я тебя не видел, златовласая муза! - он слегка прижал ее к себе. - И ты здравствуй, маленький Ал! - созидатель слегка наклонился и засмеялся: на их родине с незапамятных времен было принято приветствовать еще не родившиеся души наравне со всеми, кто нашел воплощение. - Когда же твоя мама наконец потеряет свою стройность? Ты не спешишь, увалень!
- Ну вот, он подумает: не успели мы появиться, как нас засыпали упреками! - отшутилась Танрэй. Ей уже надоели постоянные укоры окружающих, дескать, совсем не заметно, что ты вот-вот станешь мамой, наверняка, мол, Паском ошибся, и у тебя будет девочка. Но обижаться на Кронрэя она не могла бы, даже если бы захотела.