- Где же твоя жена, Ал? - спросила Ормона.
- Надеюсь, что дома.
Супруга экономиста усмехнулась:
- Странно, что ты не привел ее похвастать перед гостями: с ее круглым животиком она выглядит, словно шарик на ножках - так мило!
На этот раз ей не удалось привести его в замешательство.
- Конечно, дорогая Ормона, - Ал подал ей локоть, - в этом мире все стремится к совершенству, а что может быть совершеннее самой сферы?
Ормона холодно рассмеялась и взяла его под руку:
- Что ж, зато с моей лучшей половиной все гораздо прозаичнее: Паском посоветовал ему не нагружать больную ногу еще пару дней. А ведь Сетен так хотел почтить приветствием наших соотечественников... - она слегка поклонилась бородачу-Коэтлу, и тот в восхищении приложил ладонь к своей широкой груди.
- Тогда все просто, сестренка, - изображая Сетена и даже недурно подражая его голосу, сказал астрофизик, - заменим друг другу наши недостающие половины, вот и все дела...
- С удовольствием.
Обменявшись взаимными любезностями, они подошли к столу. В зале установилась тишина. По правую руку от Ала встали Солондан и Зейтори, слева от Ормоны - Кронрэй. Гостям было отведено почетное место напротив них. Поднявшиеся со своих мест приглашенные горожане с любопытством взирали на происходящее: подобных визитов молодой Кула-Ори еще не знал, так что все это было для местных жителей в диковинку.
- Все мы, - начал астрофизик, ссылаясь на тримагестра, эйрмастера и созидателя, - уже успели поприветствовать наших долгожданных гостей, и потому нам хотелось бы дать слово женщине, которая разделила нашу общую участь на новой земле с самого первого дня. Это очень талантливый и умный человек, экономист. Ормона - тебе речь!
Кронрэй подумал, что как бы там ни было в плане воинственности, а дипломатии и ораторскому искусству обучать Ала не нужно. Может, оно и к лучшему. Они ведь не драться, а создавать новый мир прилетели на эту землю...
Архитектор так увлекся своими размышлениями, что почти пропустил слова приветствия Ормоны. Хотя ничего особенного в них и не было. Правда, лидер гостей, наверное, отнюдь не разделил бы мнения Кронрэя в этом вопросе.
Наконец все сели, зашумели, зазвенели столовыми приборами. Краем уха созидатель уловил слова жены Тессетена, склонившейся к Алу:
- Я должна сказать тебе кое-что...
Что именно она хотела сказать, Кронрэй тогда так и не узнал. Время от времени Ормона поворачивала голову и что-то шептала на ухо астрофизику. На лице Ала проявлялась озабоченность и сосредоточение. Созидатель понимал, что его друг пытается сконцентрироваться и войти в сознание Ормоны, но ему это почему-то не удается. Вскорости веселящие напитки сделали свое дело, и творец Кула-Ори расслабился.
Поразительная тишина... Конечно, все приветствуют гостей из Тепманоры... Но как все чудесно снаружи и до чего тягостно в доме... Несколько витков Земли вокруг светила спустя Танрэй не раз подумает, что в те дни она была другой, совсем не собой. Голова ее отказывалась соображать, и молодая женщина жила скорее инстинктами, чем разумом: так распорядилась Природа, и она была не первой и не последней жрицей этой великой Создательницы.
Несмотря на поздний час, Танрэй не удавалось заснуть: ей было душно, неуютно, тяжко. Она мыкалась по дому и внутренне досадовала на кулаптра, который, узнав про эпидемию, запретил ей появляться среди большого скопления людей. Паском, конечно, безусловно, бесспорно был прав, но почему она должна страдать в то время, как ее муж веселится и даже не вспоминает о ней?! Почему она не может жить, как все нормальные люди? Ей тоже хотелось бы радоваться жизни вместе со всеми, а она обязана страдать в безуспешных попытках заснуть, ворочаясь с боку на бок и ловя ртом горячий воздух, которого все равно не хватало.
Танрэй села. Она сама нагнетает на себя отрицательные эмоции... С этим нужно заканчивать.
Молодая женщина поднялась и набросила на себя широкую шелковую накидку...
Она и не догадывалась, что у дома, в который она держала путь, ее увидит чужое око...
Танрэй постучалась и услышала голос:
- Не заперто, входите!
Не заперто, входите... Она вошла и огляделась. В этом доме действительно не было ни одного зеркала...
Сетен сидел на троне, положив больную ногу на стул и листая привезенную с Оритана книгу.
- А, сестренка... - сказал он и как будто не удивился.
Танрэй вошла к нему. Экономист отложил тяжелый фолиант и посмотрел на позднюю гостью.
- Славная ночь, Сетен.
Он ждал. Он знал, что она пришла не просто так. Танрэй села на пуфике неподалеку от него.
- Для кого как, сестренка-Танрэй... Ты ведь хочешь о чем-то просить меня, правда?
Молодая женщина посмотрела на него удивленно.
- Итак?..
- Да. Ал собирается лететь на днях в Тепманору. Я знаю, что ты еще не совсем здоров...
- Ты хочешь, чтобы я отправился в Страну деревьев с белыми стволами вместо твоего мужа, - договорил он, когда собеседница запнулась.
Танрэй опустила глаза и кивнула. Землю слегка тряхнуло.
- А почему, собственно, ты решила, что подлец-Тессетен согласится на столь бескорыстное деяние?
- Ты не подлец.
- Но циник.
- Циник. А еще больше любишь убеждать в том других, как будто это принесет тебе какую-то выгоду...
- Ты проницательна, сестренка. Но недальновидна. Вся беда в том, что я действительно циник... - Сетен рассмеялся. - И ты зря преодолевала столь долгий и, верно, трудный для тебя путь, потому как я вне зависимости от решения твоего мужа полечу в Тепманору послезавтра.
- Но я хочу, чтобы ты заменил его.
- Увы, маленькая. Этого мне не осилить. Ты можешь уходить. Я никогда не заменю Ала. Это все, чего ты хотела?
Танрэй посмотрела ему в глаза. Взгляд Сетена казался враждебным. Она немного растерялась.
- Я прошу не из-за него или из-за себя... - может быть, хоть жалость поколеблет его презрение; сейчас ей все равно: главное - добиться результата, и неважно, каким путем. - ты прекрасно знаешь, что я консервативна, а наши обычаи требуют присутствия мужа рядом с женой, когда наступит ее срок... Поэтому я не хочу остаться одна... - у нее получилось просить. Возможно, потом она пожалеет о содеянном...
- Только ради этого я и понадобился тебе... - с сарказмом констатировал экономист, спуская ногу со стула.
- Сетен, мне трудно понять тебя. Я не могу влезть в твою кожу и стать твоей душой, чтобы почувствовать, что чувствуешь ты. А потому просто скажи, поможешь ли ты мне... еще раз?
Эта обезьянка считает, что если уж однажды запрягла, то теперь погонять можно все время... А она, в общем-то, не так уж далека от истины...
- Я сделаю, что смогу. Но не даром.
Танрэй затравленно посмотрела на него.
- Разреши мне единственное, чего я никогда не делал и никогда уже не сделаю... - и к своему стыду Тессетен почувствовал легкую робость: она вправе отказать. Она скорее всего откажет... Она не поймет и не позволит.
Танрэй отвела полы накидки и немного улыбнулась, но не ему, а внезапно пришедшим в голову мыслям, нисколько не касавшимся темы разговора. Глаза ее точно смотрели внутрь. Экономист был поражен: и поняла, и разрешила... Сетен протянул руку и приложил ладонь к складкам платья, нежно обрисовывавшим ее необычно округлые формы. Ее малыш доверчиво ткнулся изнутри в чужую руку.
Тогда Танрэй медленно подняла глаза и стала наблюдать за Тессетеном. Тот замер, но через несколько мгновений его лицо помрачнело и ожесточилось:
- Уходи отсюда, сестренка! - рявкнул он, отдергивая ладонь. - Я уже говорил тебе это!
Она ощутила, как малыш, обиженный несправедливой и резкой вспышкой, напуганный громким и злым голосом, взбрыкнул ножками и свернулся клубочком. Сетен вскочил, в ярости доковылял до выхода из сектора и распахнул дверь.
- Прочь! И никогда больше не появляйся здесь!
На пороге она помедлила и снова посмотрела в глаза лучшего друга ее мужа. Он не выдержал взгляд и потупился. Ничего не сказав, Танрэй прошла мимо него и услышала, как захлопнулась за нею тяжелая дверь. Затем - непреклонно щелкнул замок.
Эта ночь была величественной и самой ответственной в их жизни.
Дрэян готовился со всей старательностью. Ради такого дела можно и потерпеть пренебрежение атме Ала, который ни разу не снизошел до встречи с "тес-габами". Ничего. Ты еще гордиться нами будешь, атме!
Дрэян уяснил логику, которой руководствовался астрофизик, поручая им выполнение этого приказа. Они контролируют для него весь Кула-Ори, он шлет им похвалы через посредницу и выдумывает новые задания, а Хадд и рад стараться. В городе установился порядок. "Тес-габы" присматривают, чтобы охотно выдающие положенную пошлину лавочники-оританяне не знали никаких бед от таких же бездельников, какими были раньше Хадд и компания; за определенную мзду на окраинах позволяется торговать и темнорожим обезьянам, но их, естественно, никто не охраняет, а просто не прогоняют от кормушки. Только это все мелочи. Теперь клюнуло по-крупному. Молокосос-Фирэ ни льдинки не соображает в людях. Ал - правильный мужик, так и надо: на людях мирный и безобидный, а на самом деле - себе на уме, своего не упустит. Если этой ночью "тес-габы" перережут глотки пятерке тепманорийских гостей, то уже завтра Ал сможет провозгласить себя правителем Страны деревьев с белыми стволами и присоединить ее к Исцеленному Центру. Все логично. Все правильно. Все так и должно быть.
И Дрэян опустил подвернутую штанину, скрывая привязанный к ноге резиновым бинтом складной арбалетик. Карман оттягивал верный свинцовый друг, а в рукаве, доверчиво прильнув к руке, грелся остро отточенный нож. У Хадда - он знал - вместо ножа была "звездочка".
- Идем... - сказал лидер, поднимаясь с продавленного трона, немного заваленного набок.
- А твой братец? - выжидательно спросил Саткрон.
Хадд не счел нужным отчитываться, тем более, что речь шла о Фирэ.
Дрэян так спешил, что даже не заметил, как преодолел дорогу до гостиницы, где, должно быть, ни о чем не подозревая, спокойно почивали тепманорийцы... Чудненько! Чудесненько! Пятью вонючими северянами сегодня станет меньше...
"Тес-габы" общались знаками. Прячась в тени, молодые парни вывернули на широкую улицу и при свете круглых фонарей увидели гостиницу - многоступенчатое здание из десяти ярусов, причем самый последний, девятый, был наиболее престижным. Саткрон указал на него Хадду и вопросительно подергал себя за мочку уха. Хадд кивнул.
Брать штурмом эдакую махину, подумал Дрэян, - это что-то новенькое в истории "габов". Но даже и хорошо, что гостиница состоит из ступеней: к сфероиду они бы и не подступились.
До какого-то момента Дрэян понимал все, что делает, четко и ясно: подтягивается за Хаддом по веревке, затем хватается за его руку и оказывается на ярус выше. Занесла зима этих тепманорийцев под самое небо! Ну, да, они же северяне, чему тут особо удивляться?!
На шестой ступеньке начался хаос в полном смысле этого слова. Не рука Хадда, но чужая, громадная клешня впилась в него и заволокла отнюдь не маленького и не тщедушного Хадда наверх с легкостью, словно он был щенком. А внизу, на пятом ярусе, охрана уже валяла еще не успевших подняться Саткрона и остальных. И уж тем более Дрэян не подозревал, что гости, астрофизик и Ормона наблюдают все это, стоя внизу, во дворе, напротив главного входа в здание. Он заколотился в руках исполина-оританянина. Несколько других охранников скрутили ребят на пятом ярусе. И тут Дрэян увидел, что Хадду удалось вырваться и спрыгнуть вниз, налету выдергивая из рукава "звездочку". Толчок от приземления дезориентировал "тес-габа", и он намахнулся мгновением позже, чем следовало. Один ори из гостиничной охраны опередил его, и другая "звездочка" впилась в кисть Хадда. Тот охнул от неожиданности, оступился и... рухнул вниз. Дрэян в ужасе расширил глаза: судя по звукам, ни четвертая, ни третья ступенька не удержала вожака, и Хадд кувыркался до самой земли. А после такого не живут...
Фирэ видел смерть брата от начала и до конца его последнего пути...
Дрэян слегка опомнился только тогда, когда их под конвоем уже куда-то уводили от места схватки. Кто? Кто это сделал? Сам Ал? Ему-то это к чему? Случайное совпадение? Ну, тогда уж звездочет-интриган точно позаботится о том, чтобы никто из "тес-габов" не заговорил на суде... А если Фирэ?.. Точно, Фирэ - предатель! Жа-а-аль, жаль, Хадд так и не узнал этого о братишке, в котором не чаял души! И все же по-любому, хоть так, хоть эдак - в тюрьму попадать нельзя!
Подумав об этом, у самой машины Дрэян собрал все силы, оттолкнул от себя верзилу-охранника, махнул через ограду и ощутил, как за спиной выросли крылья - еще не веря своей удаче, боясь оглянуться, боясь разделить участь Хадда...
Ветки кустов больно хлестнули по лицу, пропустили его, сомкнулись. Словно ничего и не было...
Впереди его ждала темнота. Впереди его ждали джунгли... Но это лучше, чем суд и тюрьма...
Танрэй со слезами на глазах отвернулась от мужа:
- Неужели нельзя подождать? Почему для вас, для мужчин, важно все, что угодно, только не собственные жены?!
Ал вздохнул, воздел глаза к потолку и терпеливо объяснил:
- Но послушай, малыш! Ты ведь ни в чем точно не уверена, а все люди не могут сидеть и ждать просто так, тебе ведь это ясно...
Он решительно не понимал, почему должен растолковывать ей такие простые истины и почему она так цепляется за древние традиции, давно обесцененные жизнью. Она ведь всегда была умной женщиной. Право же, "священное состояние" плохо действует на ее разум...
- Ты постоянно думаешь о чем угодно, только не обо мне! сквозь зубы пробормотала Танрэй.
- Деточка моя, ради того, чтобы что-то получить, нужно и чем-то пожертвовать...
- Хватит! Хватит твоей риторики! Поезжай! - оборвала она. Поезжай, куда хочешь!
- Малыш, - Ал понял, что там, где не действуют слова, должна сработать ласка. Он обнял жену за плечи и выглянул в раскрытое окно. Танрэй не выдержала и расплакалась. - Малыш, ну почему у тебя в последнее время глаза постоянно на мокром месте? Ведь душой я все равно всегда буду рядом с тобой... - и Ал взглянул в сторону Ната, дремлющего внизу в густой траве. Я больше, чем уверен, что успею вернуться.
- Куда, куда вы собираетесь, когда землетрясение с каждым днем все сильнее?! - проскулила она.
- Тепманора находится на равнине...
- Да я о Кула-Ори говорю! - пораженная его черствостью, вскричала Танрэй.
- А, о Кула-Ори... - он был рассеян и думал явно о другом. - Все будет в порядке, вот увидишь. Наш малыш подождет меня. Правда, зайчик? - он со смехом прикоснулся к ее животу, и в голове Танрэй проскользнула мысль, которую она тут же отмела: вскрикнуть бы да изобразить, что у нее начались схватки. В первую очередь она отказалась от этой идеи, потому что Ал, когда того желал, чувствовал ее лучше нее самой. Астрофизик же весело продолжал: - Он сказал, что подождет. Он дал мне слово мужчины.
- Сетен поехал бы вместо тебя, - прибегла она к последнему доводу.
- Сетен? - Ал усмехнулся. - Да он и так поедет.
Нат проснулся и посмотрел на них. Хозяин взял жену за подбородок и повернул ее лицо в сторону волка:
- Вот твой сторож. Он надежнее меня.
Танрэй непокорно дернула головой и отодвинулась.
- Это точно... - глухо сказала она. - Поезжай.
Ал поцеловал ее, но губы и руки Танрэй были холодны.
Летящий в ледяной пустоте по своей орбите синий шарик был таким же, как миллионы лет прежде... Кутаясь в кружево облаков, которые причудливыми завихрениями обволакивали мерцающее на солнце круглое голубое тело, этот шарик таил в себе тайну. Тысячи лет на нем ничего не менялось, а потом он вдруг, словно безумный, вздрагивал и в один день менял свое обличье - так прихорашивается красотка, собираясь туда, где ее увидит много глаз: два взмаха руками - и вот она та и, одновременно, уже не та. Новая. Ее можно узнать, но при виде нее сердце замирает от ощущения происшедшей метаморфозы. И пусть она, вернувшись, снова прижмет к груди своего младенца, станет взбалмошной и немного растрепанной, и будет нежна с ним, как ни в чем не бывало. А бунт уже случился...
Так было и теперь. Голубой шарик встряхнулся, поправил на себе кружевное одеяние, повернул ожерелье, сменил прическу, нисколько не интересуясь, каково будет волосам и как почувствуют себя бусины на новом месте...
Новая Земля в танцевальном па сделала красивый поворот вокруг своей оси, чтобы предстать иной. Возрожденной. В легкомысленной безжалостности отбросившей прежний облик...
Но как бы ни вертелась красотка, постоянное Солнце всегда улыбается любым ее причудам. Пусть другие звезды любуются ветреницей, но они далеко, а ветреница будет принадлежать одному светилу...
"Сах" заходил на посадку над лугами Тепманоры. Волна, на которую Зейтори настроил свой коммуникатор, несла тревожные вести: за четыре часа температура на Оритане понизилась в среднем на десять градусов. Их родной континент трясло, как от лихорадки. Огромные волны бороздили океаны, в своей дикой мощи обрушивались на сушу и меняли рельеф континентов. Льды, оказавшиеся уже не на прежнем месте, таяли быстрее, чем намерзали в другом... Земля захлебывалась под водой.
Сетен покосился на упрямца-Ала. Тот был озабочен. Так тебе и надо, братишка. Я ли не говорил тебе? Да что там! Ты веришь в свою удачу, и тебе покуда везет... Счастливые звезды светят тебе, но они далеко. Теперь тебя грызет страх и раскаяние, но уже поздно: корабль садится на землю в Стране деревьев с белыми стволами, в городе Зейкроно.
Как легко тебе все давалось, любимчик судьбы! Никакого сопротивления! Ты как шальной школьник, Ал - всегда был отличником, тебя часто хвалили, и ты зазнался. И вот теперь вынужден жить на багаже знаний, который у тебя остался, но который ты не пополняешь и не можешь пополнить... Мило, братишка? Душа не нарадуется видеть тебя таким вот растерянным и несчастным!
Экономист посмотрел на свою жену. Та улыбалась и смотрела на приближающуюся землю. Чему она-то радуется? Неизвестно: она не пускает к себе. Другое дело - тепманорийцы. Они у себя дома, они в восторге, что путешествие заканчивается и что их так славно подкинули до места... Зима с вами, братцы!
В Тепманоре шел дождь, и тримагестр Солондан начал ныть еще до захода на посадку. Когда же пришло время покидать корабль, пожилой ученый муж замучил всех упреками. Если бы Сетен знал его меньше, он не понял бы, для чего Солондан вызвался лететь с Миссией...