Елена Усачёва
Когда взорвётся Кракатау
Шеф:
– Татьяна Петровна! Документы!
Документы, документы… Вы где? Только что тут в папке лежали. Лежали, лежали… Чёрт, ноготь сбила. На красном лаке так виден надлом. Маникюрша убьёт.
– Так что?
Шеф? Ты ещё тут?
Бегу по коридору.
– Пожалуйста.
– Вот, знакомьтесь, наш лучший сотрудник!
Я краснею. Или бледнею? Нет, я ковыряю сломанный ноготь.
Отставить!
– Очень перспективная разработка…
Ну, это надолго. А кстати, о разработке! Проект для Егора! Что-то про космос. Гугл мне в помощь! Википедия, любовь моя! Надо успеть до конца рабочего дня.
Документы у шефа, это часа два свободного времени. Пока прочитает, пока пообедает, пока выпьет кофе.
– Так что, Татьяна Петровна, рекомендую обратить внимание!
Кто? Я?
Опускаю руки и, наконец, перестаю дёргать надломанный ноготь. Маникюр – две тысячи рублей! Хватило на три дня! Хорошо, не на два. А то бы чётко вышло – тысяча в день.
– Татьяна Петровна! Вы меня слышите?
Что-то про Плутон. Или Марс. Надо глянуть в электронном дневнике.
Я выпадаю в коридор.
Кажется, шеф что-то ещё велел сделать, но это я уже пропустила.
Плутон. У него есть спутники. Нет, спутники у Сатурна. Или у Нептуна?
Ищем. Ищем. Плутон. Карликовая планета Солнечной системы. Почему карликовая? Транснептуновый объект…
– Татьяна Петровна! Зайдите ко мне!
С удивлением смотрю на экран. Крем от загара. С чего это я стала искать крем от загара? Стрелочкой назад. Солнечная активность. Газовые гиганты. Экологические катастрофы. Экзопланета. Облако Оорта. Транснептуновый объект.
Сто раз давала себе зарок не прыгать по ссылкам! Зато узнала, что это лето синоптики обещают дождливым. Полюса опять замёрзнут. Возродятся морские коровы.
– Татьяна Петровна, милая, вы подумали?
– Да!
Я очень хорошо подумала, что следующую работу Егор будет писать сам. Не маленький! Пятый класс. Пора его подружить с Гуглом и завязать любовь с Википедией.
– Вот и отлично! Тогда выезжаете через три дня.
– Куда?
– На Кубу. В составе делегации.
Что-то у меня с лицом. Или я шефа вблизи давно не видела? Его лицо какое-то странное. А вещал он так спокойно:
– Проверите внедрение. Вместе с нашими сотрудниками. Вы ведь созвонились с семьёй? Собирались, по крайней мере. И я же вас знакомил с представителями кубинской делегации.
Меня знакомили? С какой семьёй я должна связаться? С моей? А что сталось с моей семьёй?
Егор!
– Да! То есть нет. То есть – я сейчас!
Телефон как раз завибрировал в кармане.
– Мама! Я умираю.
И голос такой жалобный. Но я пропускаю все нотки, которые должна услышать, потому что мне не до них. Могу забыть главное:
– Рано, сын. У меня к тебе дело.
– Я умру, потом будешь дела делать! – Голос сына окреп, но под конец пошёл вниз. Умирающие так не кричат.
– Что у тебя?
– Ой, мама!
И пауза. Знаете, такая… страшная. За эти секунды «боинги» уходят в пике, водители машин теряют управление, а на атомных электростанциях пьяные механики выворачивают не тот вентиль.
А ведь всех надо спасать.
– Что?
«Боинг» выровнялся, водитель пришёл в себя, убрали руки от вентиля.
– У меня живот болит. И голова кружится.
– Где болит?
– Голова. И живот.
Я пытаюсь соединить одно и другое, а в душу закрадывается подозрение, что одно другое исключает. Или нет? Плутон – планета карликовая. Или я про Нептун смотрела? А ещё ноготь цепляется.
– А что учительница? Врач тебя смотрел?
– Учительница велела тебе звонить.
И задохнулся. Больно маленькому!
Я слушаю тишину. Она гулкая. В ней воет ветер. В ней качаются деревья и тысячи детских ножек бегут по затоптанному линолеуму школьного этажа. И хочется кого-то убить.
– Ой, ой!
А вот это уже наглость – умирать без меня!
– Эй, стой! Я сейчас!
Рванула по коридору, добежала до дверей. Уже видела себя мчащейся по улице, заводящей машину. Кажется, сегодня снега не было, чистить не надо. Только в туфлях по морозу…
Туфли.
– Татьяна Петровна!
– Ой, Вадим Михайлович!
Сейчас отказаться и убежать? А если не отпустит?
– Да, я, конечно, поеду.
Срываю ноготь. Надоел! Зато уже никого убить не хочется.
– Извините, задумалась. Это ненадолго, да? А мне сейчас бежать надо. У меня у сына что-то со здоровьем. Его бы из школы забрать.
Всё-таки странное лицо у моего шефа. Очень странное. Улыбается, но криво. Или я его давно так близко не видела? Всё проект готовила. Не до шефа мне было.
Переобулась, накинула пальто.
Я на улице. Грею машину, смотрю электронный дневник. Двойка по физкультуре. И замечание: «Не принёс форму». Как это – не принёс форму? А куда он её дел? Съел, что ли? Я лично давала в руки. Ещё помню, как он шёл, пиная эту самую форму, вернее, оранжевый мешок, в котором форма лежала.
Опять потерял! Убью всё-таки мелкого. Пускай не растёт, не мучает действительность своим присутствием.
Задание-то было не про Плутон. Вообще про спутники. И даже так – у каких планет спутников много. Конечно, у Земли! Луна – это очень много. Большая, всем покоя не даёт. Оборотни оборачиваются, психи активизируются, море, опять же, волнуется на раз.
Так, почему мне сигналят? А! Я стою на светофоре.
Зато пока стояла, узнала, что больше всего спутников у Юпитера, но смешнее спутники у Урана – Дездемона, Джульетта, Ариэль, Розалинда, Крессида, Офелия… Кто-то очень любил Шекспира в 1986 году, когда все эти спутники открывались. Написать бы работу о влиянии имени спутника на его траекторию… И вообще о характере. Офелия там небось слёзы льёт да всё утопиться пытается, а Дездемона ищет, кто бы её задушил…
Так, зачем я приехала в свой двор? Дворники – лентяи, опять не почистили площадку. Беру сугроб штурмом и тут же вспоминаю – школа, Егор, живот!
Выбираюсь из сугроба. В воздухе облачко выхлопных газов – долго я выезжала, побуксовать пришлось.
Сидит.
Не сказать, чтобы очень бледный. Ногой пинает оранжевый мешок.
– Это что?
– Физра.
Голос бодр. И сидит ровненько, не жмётся.
Теперь точно убью!
– Учитель написал, что ты форму не взял.
– Я взял.
Потряс мешком. А что им трясти, двойка уже стоит.
– Но потерял.
Вот удивите меня. Расскажите, что в школе испытывали аннигилируемый порошок. Рассыпали над первым попавшимся мешком с физкультурой, и он исчез. Ненадолго. Пока изобретали порошок обратного действия, прошёл урок физкультуры.
– Я его по всей раздевалке искал! Под всеми куртками посмотрел.
Физкультура – второй урок. Сразу после неё и позвонил.
– Как живот?
Насупился, руку прижал к диафрагме, глаза стали изучать пол.
– Болит ещё.
– А голова?
Супиться дальше было некуда. Рука дёрнулась выше, но осталась на животе, глаза закатились.
– Поехали. Я с работы ушла.
Егор бодро подхватывается и топает к выходу. Прихрамывает. Надо погуглить, может, осложнения головной боли какие новые открыли. Отдаёт в ноги. Особенно в правую пятку.
– А что английский? – бреду я следом за сыном. Кажется, это заразно. В пятке стреляет, начинаю хромать.
Егор что-то подвывает. Наверное, это означает, что всё хорошо.
Дома раздеваемся, моем руки, пьём теплую водичку и забираемся под одеяло. Всё-таки голова… Или нога. Болит же что-то!
Температура нормальная.
Дездемона – спутник. Сильно. Какой-нибудь Отелло сходит с ума, постоянно глядя на него.
Телефон.
– Танюша, привет!
Кошусь на Егора и выхожу из комнаты. Дверь прикрываю – я же хорошая мать, пускай ребёнок отдохнёт. Попугая загнала в клетку и прикрыла тряпкой, чтобы не чирикал не вовремя. Но сейчас – звонок.
– Я уже дома, – шепчу. – У Егора живот болит.
– Что такое?
Саша у меня хороший. У него повёрнутость на детей. У самого сын, ради которого готов на всё.
– Симулянт. Сменку по физкультуре где-то посеял и решил домой пойти.
– Мама!
Как жалобно.
Так и вижу: взрываются бомбы, свистят пули, земля изъедена воронками от снарядов, перерыта окопами, торчит колючая проволока. Тела убитых. И Егор. Каска сбита, одеяло сползло, тянет перепачканную в земле руку.
– Мама!
– Зовёт, – шепчу в трубку.
– Я вечером зайду.
Ах, какой у Саши голос!
– Слушай, чуть не забыла! Меня на Кубу отправляют. На несколько дней.
– Куда?
Куд-куда, куд-куда?
– Зачем?
– За вампирами.
Пауза. Всегда казалось, что «Вампиры в Гаване» – это первый мультфильм, который надо показывать детям. Я Егору уже показала… Саша, как выясняется, не видел. И его двадцатилетний сын тоже провёл детство зря.
– Тогда привези парочку, – отзывается любимый. – Я вечером появлюсь…
Это был первый заказ, который я получила, собираясь в заокеанскую поездку.
Жил-был купец, было у него три дочери. Снарядил он корабль в дальние страны: товар продать, мир посмотреть. Позвал дочерей и спрашивает: «Дочери мои любимые! Что вам привезти из стран дальних, земель заморских?»
Тут дочери развернулись во всю ширь своей фантазии. Одна затребовала головной убор, вторая платье ниже колена, а третья – Аленький цветочек. На поверку вышло, что третья была самая умная. Не знаю, что она там перед сном жевала, но странное желание с цветочком превратилось во вполне нормальное осуществление плана «Хочу замуж». Первые две дочери тоже замуж хотели, для этого красивые наряды и просили, но не вышло.
Лучше надо желания продумывать!
– Мама.
На выдохе. Из последних сил. Ещё ногой дёрнул. Глаза закатил.
– Посиди рядом. Не надо телефона.
– Саша вечером приедет, – шепчу.
Егор кивает, тянет к себе мой телефон, засовывает под подушку.
Сидим. За окном проезжают машины. Чирикает одинокий сумасшедший воробей. Летят планеты со спутниками.
Вроде бы Егор задремал.
Времени – двенадцать часов дня. Через пару часов надо садиться за уроки. Что там задано?
Электронный дневник! Здравствуй! У меня скоро компьютер сразу будет включаться на этой вкладке. У всех нормальных людей Гугл или Яндекс, а у меня МосУслуги.
По английскому – стенгазета. Неожиданно. Думала, этот зверь вымер вместе с птицей додо, а он ещё порхает, расправляет свои белые крылья над израненными душами школьников.
Заглядываю в комнату.
В глазах азарт, язык высунул, с кровати сполз, подстелил под себя одеяло, чтобы было не жёстко. Играет на моём телефоне.
– А рисовать-то ты когда будешь?
Полумрак, легкая прохлада. Создала условия для страждущего, мать-героиня. Разозлилась уже сама на себя.
– Глаза сломаешь! Пойдём обедать.
Телефон отобрала в грубой форме – вырвала из сведённых пальцев. Хорошо, под откляченный зад не пнула.
Насупился, руки прижал к животу, глаза горят, катается по полу.
Верю!
Притих. Смотрит пристально:
– Да? Значит, если бы я умирал, было бы лучше? Ты была бы счастлива?
Работает. Мне Егора снова жалко.
Но ведь манипулирует, зараза.
– Суп, котлета, чай с плюшкой и стенгазета по английскому.
Выхожу в коридор, чтобы не слушать возражения.
Их и нет.
Грохот падающего тела. Когда он успел опять на кровать забраться?
– И – да! Через три дня я уезжаю на Кубу. Это ненадолго. Побудешь с тётей.
Опять упал. У него там ступеньки, что ли? Чего он костями постоянно гремит?
После сообщения про Кубу Егор переходит в режим постоянной обиды – шмыгает носом, сутулится, задумчиво смотрит в окно.
– Ну, не расстраивайся! – говорю после обеда. – Я тебе что-нибудь привезу оттуда.
Новые времена рождают новые сказки. Например, такие. Жила-была мама, были у неё работа, любимый мужчина и сын Егор. Собралась она в заморское путешествие и стала спрашивать, кому что привезти. Любимый захотел вампира, сын…
– Чупакабру!
Ноги задраны на стену, длинными волосами расчёсывает ворс ковра, тельце пребывает в состоянии покоя на диване.
– Кого?
Кофта сама вываливается из моих рук. От удивления. Упала удачно: чаду на лицо. Он не заметил, настолько был воодушевлён грядущими подарками.
– Зверь. Полезный!
Кофта полетела в неизведанные дали. Я остановилась, уперев руки в бока. В перевёрнутом виде моё лицо было не столь убедительным, каким должно было быть. А должно быть страшнее, чем у Ивана Грозного в момент убийства сына.
– А чего? – Ребёнок кувыркнулся через голову, грохнул костями об пол, но за кофтой не поспешил. – Аквариумные рыбки для тётки, попугай говорящий для бабушки, у тебя есть я. А у меня?
– А у тебя есть тараканы в башке! – возмущаюсь я слишком медленному перемещению наследника по комнате.
– А у меня будет чупакабр. Он небольшой, можно в прихожей держать…
– И кормить кровью неродившихся младенцев?
– Он пьёт кровь овец и коз. – Карие глаза широко распахнуты, взмахивает длинными ресницами, взгляд невинен. – В голодное время будем подкармливать собаками.
– А если он съест попугая?
Попугай Желтухин чирикнул, подтверждая своё нежелание быть съеденным.
– Нового купим!
Вот и вся любовь к братьям нашим мелким.
– Тебя нового купим?
– Лучше меня нет!
Грохот падающего тела.
А ещё у нас есть соседка. Снизу. У неё собачка такая… небольшая. Когда я вижу соседку, то прячусь за кусты сирени. Чтобы не сталкиваться. А то опять начнётся: «У меня люстра качается! У меня штукатурка сыплется». А у меня ребёнок падает, и я с этим ничего не могу поделать.
– Это точно, – шепчу я.
Чупакабру ему подавай! Вот ведь дети пошли! Раньше им достаточно было жвачки и бутылки кока-колы, а теперь монстры их не пугают.
– Между прочим, чупакабра водится в Пуэрто-Рико, а не на Кубе, – блеснула я своими знаниями. Не только о спутниках читаем, кое-что ещё знаем.
– Мама! У тебя устаревшие сведения! Пуэрто-Рико – это Большие Антильские острова. Туда же входит Куба! Они соседи! Ты хотя бы поинтересовалась, куда летишь.
Удивительно. Даже восхитительно. Но хватило восторга ненадолго. Гениальность моего ребёнка всегда имеет причину. И она нашлась. Карта. Я действительно смотрела, где находится Куба, кто у неё соседи. Карту изучала. Эта карта сейчас лежит на полу, и Егор делает вид, что они с ней находятся в разном временном континууме.
– Так!
Я перестала метаться по комнате. Занятие бесполезное, ничего, кроме хаоса, не создающее.
– Будет тебе чупакабра! Потом не пугайся. Покупка обмену и возврату не подлежит.
– Кто? Я?
Для своих одиннадцати лет Егор долговяз и тощ. Вес небольшой, но когда на вас прыгают с дивана, то надо тридцать два килограмма умножить на силу разбега, а потом добавить скорость свободного падения.
– Ни за что!
Егор прыгнул. Я отошла в сторону. Грохот свалившегося на пол тела напоминает мне про соседку. Собачка у неё небольшая. Лохматая. Не злая. При встрече машет хвостиком и заискивающе попискивает. А штукатурка с люстрой – да, возможно, и падают, а возможно, и просто качаются.
– Мама… – простонал Егор, поворачиваясь на спину.
– Добавлю к чупакабре шоколадку, – пообещала я, отступая к двери.
– Кому-то вампира привезёшь, а мне достанется всего-навсего шоколадка и облезлый койот, – жал из себя слезу Егор. – А у меня ещё стенгазета!
Он пытался ползти за мной. Оглушённый падениями, с отбитыми коленными чашечками, вывихнутым плечом… Дёргано полз, тянул ко мне дрожащую окровавленную руку…
– Мама…
Про окровавленную – это я переборщила. И вообще – хватит! Не жизнь, а сплошной театр! Сколько можно?
Прищуриваюсь. Поджимаю губы. Честно пытаюсь не рассмеяться. И всё-таки прыскаю.
– Грязная манипуляция!
Егор тут же перестаёт извиваться.
– Слушай, а шкуркой чупакабру привезти нельзя? Обязательно живьём? Места меньше бы занял в чемодане.
Егор изображает на лице страдание, подпускает в глаза слезу, шмыгает носом.
– Они тушками не перевозятся, – сообщает он мне секретную информацию. – Только живьём.
– Стенгазета! – Душа моя не знает пощады. – И три задачи по математике.
Звонок в дверь.
Саша, Сашенька, солнышко моё. Как же я его люблю! Он лучший. Он добрый. С ним всегда так хорошо! Почему я не его встретила двенадцать лет назад?
Саша стоит в дверях, смотрит чуть рассеянно, потому что из-за двери несётся:
– Мама! У меня не получается!
– Что у вас? – спрашивает тихо.
– А у нас в квартире газ!
– Мама!
– Я не вовремя?
– Что ты, солнышко! – Я тяну у Саши шарф, отбираю рюкзак. А то и правда убежит.
– Всё! Не могу!
Кричит громко. Не мог бы – молчал. А так – сил навалом.
– Сейчас я тебя накормлю, – шепчу Саше. – Подожди меня на кухне.
Саша всё понимает. Он улыбается. Он целует бесшумно. Он сейчас вымоет руки, пройдёт на кухню и, может быть, даже что-то там сделает.
Мгновение стою с глупой улыбкой. У какой планеты спутники со смешным названием? Уран? Или Юпитер? Джульетта… Хочу на спутник Джульетта.
Егор лежит на листе ватмана. Красиво так распростёрся. Целиком, конечно, не влез, но сейчас с него вполне можно писать человека по методу Остапа Бендера.
– Я не знаю, что тут рисовать, и задача не получается.
Главное сейчас – так поднять ребёнка, чтобы он не измял ватман, иначе придётся бежать за новым. И даже не бежать. А кто-то явно за этим ватманом полетит. Болидом.
В задаче ничего сложного, но приходится объяснять три раза. Егор кивает, сопит, делает следующую задачу, валяет ошибки.
– Чай остыл. Привет, Егор! Как поживаешь?
Егор смотрит на Сашу долгим взглядом. Ведёт бровью:
– Хорошо, спасибо!
У меня очень воспитанный мальчик.
– Мама! А я думал, что другой Саша придёт. Ну, тот… который…
И ещё рукой делает такой неопределённый жест.
Я покраснела? Или побледнела? Или у меня волосы на голове встали дыбом?
Сейчас стопроцентно убью.
– Танюш, пойдём?
Саша невозмутим. Он улыбается уголком рта, он весело смотрит на Егора. А тот опять супится.
– Так! Ну, ты тут понял?
Егор не подаёт признаков жизни. Сидит. Не шевелится.