Валька заглянул в комнату, усмехнулся и сказал нараспев:
— Здрасьте! Благоустройством занялись?
— Как видишь, — ответила я, покидая стремянку. — Извини, не сможем напоить тебя чаем, на кухне грязь… Палыч вовсю трудится.
— Обойдусь без чая. А это кто? — спросил он тише, косясь на Зойку.
— Зоя Федоровна, моя подруга. Приехала из Костромы помочь с ремонтом. Может, навсегда останется, по крайней мере, я на это надеюсь. — Зойка весело подмигнула, сидя на корточках, а я продолжила:
— А это Валентин. Друг детства, в одном дворе росли. Говорит, был влюблен, врет, наверное, но все равно приятно…Ты по делу или как?
— Или как. Какие могут быть дела? Хотел проведать подругу детства, вдруг, думаю, захандрила, тоскует в одиночестве, а у нее народу полон дом.
— Надеюсь, ты не огорчился?
— Наоборот. Значит, благоустраиваешься?
— Благоустраиваюсь. Сделаем ремонт, и можно будет жить припеваючи. Квартира большая, хоть стометровку бегай.
— Тебе Влад с жильем не обещал помочь?
— Жилье у меня есть.
— В придачу с запойным соседом?
— Запойный сосед меня еще в коляске возил, и человек он неплохой. Мы за ним присмотрим, он за нами. И будет полный порядок.
— Ты это серьезно? — спросил Валька, выражение его глаз переменилось, смотрел он хмуро и вроде бы презрительно.
— В каком смысле? — решила я уточнить.
— Считаешь, что жизнь прекрасна? Услышав это. Зойка насторожилась, приподнялась с колен, я, покосившись в ее сторону, похлопала Вальку по плечу и сказала:
— Чижик, я всерьез. Я уже ухлопала пять лет и не имею ни малейшего желания продолжать в том же духе. — Говоря это, я легонько подталкивала друга детства к выходу.
— Ладно. Я помочь хотел, а там как знаешь. — Он улыбнулся мне, сделал ручкой и исчез, а я задумалась.
— Чего он хотел? — спросила Зойка. — Рабочих, что ли, прислать?
— Что? — не поняла я.
— Твой дружок про помощь говорил, фирма своя или большой начальник? Одет прилично…
— Он не ремонт имел в виду.
— Не ремонт… — нахмурилась Зойка. — А что же?
— Вот и я гадаю, — хмыкнула я в ответ.
Ремонт закончили в субботу и справили новоселье. Из приглашенных были все те же приятели Палыча, сильно пьющие строители, и сосед-электрик с первого этажа, который помог нам починит проводку. Конечно, евроремонтом и не пахло, но квартира выглядела прилично, а главное — жилой. Палыч ходил повеселевший и пил умеренно. Мы купили необходимую мебель, шторы на окна, постельное белье и кое-что из посуды (благополучно пропитые моим дедом, в жилище эти предметы отсутствовали). От денег, вырученных за часы, практически ничего не осталось, хотя сумма и казалась нам поначалу огромной. Но мы были довольны и даже счастливы.
Отмыв стекла и постелив дорожку в прихожей, мы с Зойкой долго сидели на кухне у раскрытого окна, пили чай и строили планы. Зойка вознамерилась первым делом выдать меня замуж и сроку на это отпустила ровно год, а когда пойдут детки, она с удовольствием запишется в бабки, ей как раз по возрасту.
— Сама замуж выйдешь и родишь, — отмахнулась я.
— В сорок-то лет? Прошла моя пора… И замужем я уже побывала. А вот тебе надо, и не усмехайся. Появится семья, заботы, жизнь наладится.
— У меня есть семья, есть заботы, и жизнь в самом деле налаживается, — засмеялась я в ответ и в ту ночь впервые уснула мгновенно, лишь только голова моя коснулась подушки, и проспала без сновидений до самого утра.
В понедельник утром мы с Зойкой встали пораньше, приготовили завтрак, разбудили Палыча и, дав ему разные поручения, чтоб по занятости не затеял пить с самого утра, отправились в ресторан.
Владимир Юрьевич, встретив нас, одобрительно улыбнулся, должно быть, радуясь, что мы трезвые, и подвел к длинноногой девице в черном парике.
— Людка, объясни новеньким, что к чему, и вообще, введи в курс дела… ты понимаешь. Господи, а перегарищем-то как прет, — раздосадованно покачал он головой и торопливо покинул помещение.
Несло от Людки в самом деле за версту, хоть и выглядела она трезвой, правда, изрядно помятой. Как любил выражаться мой дед, «словно на ней черти всю ночь воду возили». Инструктаж длился минут пятнадцать. За это время к несомненным Людкиным достоинствам, как-то способности со страшного перепоя внятно отвечать на вопросы и стойко радоваться жизни — приплелись некоторые недостатки: Людка была занудой, говорила пространно, то и дело сбиваясь на вещи, далекие от нашей будущей работы в ресторане, при этом жутко шепелявила и прикрывала рот рукой. Я не сразу сообразила, что у нее недостает двух верхних передних зубов. Когда скрывать это стало невозможно, она лихо улыбнулась и доверительно сообщила:
— Сашка, сука, в субботу по пьянке мне кулаком заехал. Урод. А в воскресенье везде выходной, теперь хошь не хошь, а две смены без зубов работай. У Вовки не отпросишься, больничные у нас не принимаются, а прогулять нельзя — у меня последнее предупреждение, правда, уже год, а может, больше.
— А кто этот Сашка? — хмуро поинтересовалась Зойка.
— Сашка? — Людка вроде бы удивилась. — Так… живет у меня… из местных, я клиентуру имею в виду. У нас ведь знаете небось, кто пасется. Вообще-то Сашка парень неплохой, но как напьется, крыша у него едет, и тогда хоть святых выноси…
— А пьет часто? — не унималась Зойка.
— Да считай, каждый день, — нимало не печалясь, ответила наша наставница и отправилась в зал показывать, какие столы придется обслуживать нам с Зойкой.
Зал не был особенно большим, его недавно отремонтировали, при этом попытались придать некий аристократический облик, в основном выразившийся в позолоте стеновых панелей и огромных кольцах для салфеток. Деньги вложили немалые, а особого толка я в том не видела. Вместо линолеума, как в прежние годы, под ногами поскрипывал паркет, тусклый, с потрескавшимся лаком и весь какой-то неухоженный. В общем, как был Славка бестолковым парнем, неспособным сделать ничего путного, таким и остался.
И тут уж, как говорится, ничего не поделаешь. Однако это я нанималась к нему на работу, а не он ко мне, и выходило, что если ума у Славки мало, так у меня его еще меньше.
— А ты с Владом любовь крутишь? — неожиданно спросила Людка. Я, занятая своими мыслями, не сразу поняла, кого она имеет в виду.
— С Владом? — переспросила я, а Зойка нахмурилась. — А, да. Крутила. Давно. Еще в школе.
— Так он тебя лет на пять старше, — не поверила Людка, девка она была любопытная.
— На четыре, — поправила я, — Это я в школе училась, а он, конечно, ее уже закончил, когда мы эту самую любовь крутили…
— Ага, — кивнула она и вознамерилась задать еще вопрос, но тут в зале появился Владимир Юрьевич, и ей пришлось заткнуться.
Первый наш рабочий день прошел спокойно, особого наплыва посетителей не наблюдалось. Народ вел себя тихо, и, вопреки нашим ожиданиям, буйных типов, вроде Людкиного Сашки, который по пьянке любил лишать зубов своих подружек, не обнаружилось. Кстати, сам Сашка, парень лет тридцати, бритый, с перебитым носом и золотыми зубами по всему фасаду, появился часов в девять, приняв покаянный вид, несколько минут разговаривал с Людкой, а потом устроился за столом в углу, где каждый свой вечер проводил сухонький старичок с насмешливыми глазами по имени дядя Миша. Обычно молодежи он сторонился и предпочитал отдыхать один (об этом сообщила нам все та же Людка), но с Сашкой их связывали какие-то дальние родственные узы, и потому в тот вечер выпивали они вместе.
— Дядя Миша наш контингент, — хмыкнула Зойка, когда мы встретились с ней возле буфета.
— Что значит наш? — усмехнулась я в ответ. — То и значит… Людку спросила, говорит, от дел отошел, но его здесь уважают.
— И что?
— А ничего. Старикан вроде симпатичный. Кто знает, что завтра в жизни пригодится.
— А как тебе Сашка?
— Таких Сашек сто штук за рубль. Главное, чтоб он Людке нравился.
В суете, беготне и волнении время пролетело стремительно. Дядя Миша, поддерживаемый Сашкой, последним покинул заведение, а мы сдали выручку, собрали скатерти и выпили по сто пятьдесят коньяка за первый рабочий день. К нам присоединился Владимир Юрьевич, предложивший не церемониться и про отчество забыть, и, конечно. Людка. С работы отправились пешком. Ноги гудели, глаза слипались, но настроение было отличное. Работа особой сноровки не требовала, втянемся быстро, а на чай здесь давали щедро. За два выходных можно будет неплохо отдохнуть… В общем, я в тот вечер в самом деле поверила, что жизнь налаживается. Зойка вышагивала рядом, раза три шумно вздохнула, а потом сказала:
— Мужика видала, за третьим столом у стены сидел по моему ряду?
— Нет, — покачала я головой. — А что?
— Ничего. Поговорили. Два месяца, как откинулся… вроде парень неплохой. В женихи набивался.
Я сбилась с шага и ухватила Зойку за локоть.
— Слышь, подруга, у меня большие планы на нашу дальнейшую жизнь, и ребятишкам с зоны там места нет. Ну их к черту. В этом кабаке мы временно — полгода, год от силы, потом найдем хорошую работу.
Я сбилась с шага и ухватила Зойку за локоть.
— Слышь, подруга, у меня большие планы на нашу дальнейшую жизнь, и ребятишкам с зоны там места нет. Ну их к черту. В этом кабаке мы временно — полгода, год от силы, потом найдем хорошую работу.
— После пяти лет отсидки? — присвистнув, поинтересовалась Зойка.
— Ты бухгалтер и сидела не за воровство. Говорю, найдем работу, значит, так оно и будет.
— Ладно, не заводись. Ванька парень неплохой, я людей чувствую. Бог знает, как его жизнь кинула и за что он за колючкой очутился.
— А ты спроси, — разозлилась я, — Он расскажет.
— Я большая девочка и сама разберусь. А вот тебе задуматься надо, стоило ли в этот кабак соваться.
Я вторично сбилась с шага.
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею. Что за дела здесь крутятся, не знаю, но вижу, что крутятся. А дела, они сегодня идут хорошо, а завтра, может быть, плохо. Если хорошо, то и нам хорошо, а если плохо, на кого собак навешают?
— Что ты городишь? — попробовала возмутиться я.
— Взгляды мне не нравятся. Смотрят на тебя не по-доброму.
— Кто смотрит?
— Да считай, все. Может. Влад твой присматривать велел. Я за пять лет чужие взгляды шкурой видеть научилась. Короче, держимся настороже. Так что Ванька очень даже пригодится, свой своего не продаст… хотя особо рассчитывать на это я бы не стала. К дяде Мише приглядись. Мужик не простой. При случае от него польза может быть ощутимая.
— Не надо никакой пользы, не будет случая. И завязывай с этой лагерной бодягой! — рявкнула я и осеклась. Зойка стояла передо мной, уперев руки в бока, качала головой и улыбалась.
— Я ль тебя не знаю, подруга, — пропела она весело.
— Черти бы тебя слопали, — хмыкнула я. Зойка обняла меня за шею и прижала к своей роскошной груди.
— Тетку слушай, тетку не проведешь. Она их мысли крысиные за версту чует, а за тебя кому хошь горло перегрызет. Только свистни.
— Не надо никому горла грызть, — проворчала я, высвобождаясь из ее крепких объятий, — Хочешь, крути любовь с этим Ванькой, только ни во что не впутайся. Истории нам ни к чему, а с таким Ванькой попасть в историю плевое дело.
— Пойдем живее, воспитатель, спать хочу, а идти еще две остановки.
— Может, машину тормознем?
— Ножками доберемся.
Второй день нашей работы в ресторане начался со скандала. Хмурая заспанная девица-буфетчица сцепилась с Людкой. Орали они громко и добрых слов друг для друга не жалели, до тех самых пор, пока не появился Владимир Юрьевич. Парнем он оказался простым, вникать, кто из девиц прав, не стал, матерно обругал одну, влепил затрещину другой (Людке) и пообещал, что завтра же ее уволит.
— А нравы здесь патриархальные, — хмыкнула Зойка, наблюдая эту сцену. — Чуть что, сразу на конюшню.
— Плевать, — отмахнулась я. — Лишь бы нас никто не трогал.
— Я им трону, — возвысила голос Зойка и как в воду глядела, потому что буквально через несколько часов ей пришлось демонстрировать свои бойцовские качества.
Около восьми в зале появились четверо парней. Людка нахмурилась и, легонько подтолкнув меня, сказала:
— Глянь. Кувалду черт принес. Господи, пронеси, лишь бы не за мой ряд…
Четверка как раз устроилась возле окна, то есть обслуживать их предстояло мне, и Людка вздохнула с облегчением.
— С этим психом аккуратней. Что бы он ни сказал, молчи и улыбайся.
— А что за тип?
— Говорю, псих. Сволочь последняя. А строит из себя… Короче, я тебя предупредила.
С таким напутствием я и отправилась принимать заказ. Однако поначалу парни вели себя вполне прилично. Я подошла, поздоровалась и улыбнулась, а тот, кого Людка назвала Кувалдой, посмотрел на меня исподлобья и осведомился:
— Новенькая, что ли?
— Второй день.
— Ага. Прогуляйся немного, деточка. А мы тут посидим и подумаем, чего хотим.
Минут через пятнадцать меня подозвали свистом и легким мановением руки. Отчего у Владимира Юрьевича проблемы с трезвым персоналом, я стала примерно представлять. Но, предупрежденная Людкой, подошла и сказала с улыбкой:
— Слушаю вас.
Заказ Кувалда сделал, а после того, как выпил водки, его начало корежить во все стороны, а особенно в мою. Для начала раза три гонял за рюмками, ему показалось, что не очень они чистые. Пару раз подзывал, чтобы сообщить, что ему в нашем ресторане не нравится, сформулировать свою мысль не смог и в основном ограничился одним словом «дерьмо». Так как в принципе я была с ним согласна, то и возражать не видела смысла, продолжала улыбаться и кивала. Должно быть, именно по этой причине он вознамерился меня достать. Подозвал, не помню в который раз за вечер, и спросил:
— Ну что, новенькая, скажи-ка мне, что умеешь делать?
— В основном грядки полоть, я деревенская, — ответила я.
Физиономия его приобрела крайне неприятное выражение, хотя и до той поры мне совершенно не нравилась. Побуравив меня взглядом и ничего этим не добившись, он криво усмехнулся и задал еще вопрос, парни радостно заржали, а я, наклонясь к его уху, выдала кое-что из своего словарного запаса. Могу поклясться, такого он до сих пор не слышал. Мышцы его напряглись, морда пошла пятнами, глотнув воздуха. Кувалда начал приподниматься и зарычал:
— Да я тебя… — Выпей водки, расслабься, — посоветовала я, стараясь, чтобы нас не услышали за соседними столами.
— Ты мне… — поднявшись во весь рост, пробормотал он и вдруг рявкнул:
— Шкура тюремная!
Кувалда сделал шаг ко мне, но тут между нами возникла Зойка. Уперла руки в бока и попросила ласково:
— А ты меня шкурой назови, сынок. Мы с ней вместе срок мотали…
— Убью! — заорал он, и тут началось такое… Из-за своего стола в углу поднялся Ванька, парень, набивавшийся вчера Зойке в женихи, хлопнул бутылкой по столу и заорал медведем:
— Я тебя, падла, изувечу!!
Слегка обалдев, на помощь Кувалде поднялись его дружки, но и Ванька вечер проводил в компании, так что рукопашная вышла впечатляющей. Через несколько минут зал разделился примерно на две равные части, причем одинаково жаждущие одержать победу. Бог знает, чем бы все кончилось, но тут появился запыхавшийся Владимир Юрьевич, а вслед за ним влетели три дюжих молодца из охраны заведения. Владимир Юрьевич возвысил голос и предложил гражданам занять свои места за столами. Обмениваясь замечаниями в адрес друг друга, воюющие стороны, как ни странно, просьбе вняли и разошлись. Пока все это происходило, мы с Зойкой стояли возле буфетной стойки, куда подруга оттащила меня, как только началась потасовка.
— Дела, — заметила она, с тоской поглядывая в зал, — Если я ничего не пугаю, кабак нейтральная территория, отдыхают здесь братишки вроде Кувалды, с большими кулаками, очень маленьким мозгом и средними познаниями о жизни, а также ребята с чрезвычайно большим опытом, в основном нажитом в зоне. Друг друга не жалуют, а мы…
— Помолчи немного, — нахмурилась я, — Вовка идет.
Владимир Юрьевич приблизился, взглянул так, точно мы только что разбили царский сервиз на сто двадцать персон, и сказал:
— Ну-у, девочки… Еще одна такая выходка — и отправитесь за ворота
— Поняли, начальник, — проблеяла Зойка. Владимир Юрьевич покачал головой, глядя на нас с большой печалью, и удалился в направлении своего кабинета.
К моему величайшему удивлению, накал страстей в зале очень скоро поутих, некоторое время враждующие стороны еще обменивались злобными взглядами, но где-то через полчаса и это им надоело. Впрочем, драка могла вновь вспыхнуть в любой момент, достаточно было неосторожного слова или даже взгляда. Должно быть, поэтому один парень из охраны подошел ко мне и мрачно сказал:
— В зал не выходи. Пусть тебя девки подменят. Стрельбы нам здесь не хватало…
Насчет стрельбы он загнул, только у одного типа я заметила пушку, но как раз он-то никакого участия в событиях не принимал, сидел себе в уголке и мирно дремал уже минут сорок. Но лезть с замечаниями к охране я сочла неуместным и отправилась в подсобку. Посидела немного в драном кресле возле окна и решила, что стоит подышать свежим воздухом, раз меня освободили от работы.
Ресторан я покинула через служебную дверь. Она выходила в небольшой дворик, отделенный от шумного центра зданием банка с одной стороны и жилым домом с другой. Дворик зарос кустами боярышника, ближе к жилому дому находилась автостоянка. Я задрала голову кверху и уставилась в небо — стемнело всего несколько минут назад, подул ветерок, стало прохладно, и после душного кабака дышалось легко.
Я прошла вперед по тропинке и устроилась на скамейке возле металлической ограды, отделяющей территорию ресторана от банковской. Вздохнула и совсем было собралась задать себе хорошую взбучку за отсутствие выдержки, но лишь махнула рукой.
Я сидела, дрыгала ногами и таращилась в небо, на котором появились первые звезды, как вдруг дверь, через которую несколько минут назад я вышла, вновь открылась, и на крыльце появился мой главный враг на сегодняшний день с поэтическим именем Кувалда. Свет от лампочки над дверью падал на его лицо. Кувалда извлек сигарету из мятой пачки, закурил и тоже посмотрел на небо, а я прикинула, доходит ли свет до скамейки, на которой сижу я, и сможет ли мой нежный товарищ углядеть меня с такого расстояния. Потом на всякий случай потихоньку направилась вдоль забора к автостоянке, сочтя за благо не попадаться Кувалде на глаза. Не учла я только одного — стоянка была ярко освещена, а Кувалде, если он заметит меня, ничего не стоило преодолеть расстояние в несколько метров, нас разделяющее, и примерно меня наказать. Наказания я не любила с детства, оттого резко сменила маршрут, вдоль все того же забора прошмыгнула на улицу и юркнула в соседнюю подворотню. Когда-нибудь парню надоест курить, и он вернется в зал…