Джихад по-русски - Лев Пучков 10 стр.


«Милая» дала. Предсмертной конвульсией дернулись в мощном импульсе мышцы таза, дитя вывалилось в подставленные ладони Антона — и тут же каменно напряженные лодыжки женщины обмякли, безвольно соскальзывая вниз.

— Готова, — огорченно констатировал «притертый». — В смысле, совсем. Конечно, с пробитым легким так тужиться… А смотри — пацан. Вон, писюн видать…

— Оно не дышит, — пробормотал Антон, растерянно покачивая в руках осклизлый комок синевато-багровой плоти и рассматривая пуповину, тянувшуюся неэстетичной кишкой от этой плоти в недра мертвой матери. На гомон спешивающихся казаков, направлявшихся от притормозивших чуть выше машин к месту происшествия, он не обратил решительно никакого внимания. — Оно это — того… Че делать-то, акушер?!

— Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! — пробасил подоспевший атаман с автоматом на изготовку. — И че вы тут, нах, устроили?!

— Погоди!!! — яростно крикнул Антон. — Не видишь, что ли?! Я убил его мать! Ты понял? А теперь оно — того… Оно же орать должно… Че делать, акушер?!

— Отсосать надо, — угрюмо буркнул атаман, окидывая местность мимолетным взором и понимающе сводя лохматые брови на переносице. — Да-а, вот это, нах, тебя угораздило, бляха-муха…

— Чего надо? — непонимающе уставился Антон на шурина. — Не понял?!

— Не орет, нах, потому что забито у него все, — пояснил атаман. — Нос, рот… Отсосать надо. Да чо ты, нах, его так держишь! Ты его еблищем вниз разверни!

Антон неловко развернул дитя лицом вниз, не раздумывая присосался к носоглотке и в три приема удалил забившую дыхательные пути слизь, сплевывая на дорогу — о брезгливости в тот момент он как-то не думал.

— А теперь — поджопник, — поощрительно крякнул атаман. — Давай, давай!

Антон сочно шлепнул по сморщенной дрябло i заднице ребенка, примерился было дать еще шлепок… Дитя всхрапнуло, заглатывая первую порцию воздуха, сипло заперхало и огласило окрестности молодецким взвизгом.

— Во! — одобрительно крякнул атаман, доставая нож и перерезая пуповину. Затем ловким движением — будто всю жизнь только этим и занимался, завязал пупок под самый корень. — Одним чеченом больше… И чо ты с ним собираешься делать?

— У Татьяны молоко… Ну, кормит же она, — сбивчиво пробормотал Антон, ощущая вдруг во всем теле внезапно навалившуюся безмерную усталость. — Или в райцентр… А там видно будет…

— Совсем сдурел? — вскинулся атаман. — Чечена в дом взять? Тебя чо, нах, — по башке треснули, нах?! Не, ты гля на него — гинеколог фуев! Те зеркало поднести? Рожа светится, нах, будто сам родил!

Антон пожал плечами, удивляясь сам себе. Конечно, ситуация более чем странная. Пес войны, с задубевшей от своей и вражьей крови шкурой, умудрившийся выжить в непрерывной пятилетней бойне и отправивший на тот свет не один десяток супостатов… дал жизнь сыну врага. И бормочет что-то насчет взять в дом… Чушь какая-то! Но может ли кто из его боевых братьев похвастаться, что когда-либо был в таком положении? Нет, разумеется! Война — не роддом, смотри выше. И кто его знает, как повел бы себя сам атаман, окажись он на месте своего примака…

— Ладно, ладно, — примирительно буркнул Антон. — Разберемся как-нибудь… — и мотнул головой в сторону «притертого», так и оставшегося на водительском месте в «таблетке»:

— Кстати, братишка, вот он, твой снайпер. Эта баба по вам и стреляла.

— Что-о?! — будто ударенный током дернулся «притертый» — вперился в спасителя горящим взором. — Баба?! Ах ты ж… А ты… Ты что ж раньше-то…

— Ну, извини, братишка. Извини… — Антон отвел взгляд, неловко передернул плечами. — Чего уж теперь-то… Вон — готова…

Глава 4

Скандал в благородном семействе

Если куньк в голове — медицина бессильна.

Женя Смирнов — полковой зубодер, Сычев боевой брат

Итак, поехал наш таежник потомственный налево. Нехорошо, конечно, неприлично… Однако не спешите осуждать либо злорадствовать, давайте, пока наш сибирячок перемещается по маршруту, мельком глянем, как это он докатился до жизни такой.

Начинал Саша в полном смысле с нуля. В 1982 году товарищ Кочергин А. Е. окончил НИИЖТ (Новосибирский институт инженеров железнодорожного транспорта) с синим дипломом — на пятерки учиться, это каким же занудой нужно быть!

Практику проходил в Тайшете, а по распределению угодил… в Москву. Да-да, то были еще те времена, когда для широкой публики, не отягощенной протекторатом сильных людей, существовала некая видимость хаотичного распределения после окончания вуза по принципу «куда пошлют»: шустрый москвич мог попасть на Амур, а тундролюбивый оленестеб чукча — в Киев.

Скудной зарплатой инженера депо Москва-Сортировочная Саша не удовольствовался: молод был, охоч до всяких земных слабостей, да и здоровьем недюжинным бог наградил — не падал от усталости после трудового дня в депо. Подрабатывать грузчиком на родной станции было как-то неприлично — инженер-путеец как-никак, техническая интеллигенция и все такое прочее. Осмотревшись по сторонам и приладившись к столичной жизни, Саша перебрал несколько видов побочного заработка и устроился в ночную смену оператором на АЭС. Получалось вполне приемлемо — через двое на третьи сутки ночь не спал, зато имел почти в два раза больше, чем на путях, — с учетом «приварка» за счетчики.

Вот там-то, на АЭС, Саша и познакомился с Ириной. Сами понимаете, юность — пора безрассудств и непредусмотренных регламентом развлечений. Какой-то очередной воздыхатель катал девушку по ночной столице, зарулил на АЭС заправиться, а затем, не удосужившись даже отъехать на приличное расстояние, решил на скорую руку поскрипеть задним сиденьем в целях заполучения мимолетного оргазма. То ли данный товарищ сверх меры под градусом был, то ли имел на сей счет свое особое мнение — но ситуацию оценил неверно, сочтя подругу готовой соучаствовать в кратковременно потном сплетении тел (а духота имела место, июль месяц, небо в тучах — вот-вот дождь хлынет). Не готова была подруга — до истошного визга и криков о помощи.

Инженер-путеец, в душе которого Родина и ВЛКСМ воспитали активную жизненную позицию, крики услышал и поспешил вмешаться. Пришлось того эротомана изрядно потрепать: отвлеченный от своего упоительного занятия, он отнесся к Саше не очень дружелюбно и вдобавок попытался навязчиво демонстрировать приемы входящего тогда в моду карате. В результате незадачливого каратиста доставили с некоторыми травмами в «Склиф», а Ирина укатила домой на такси, в знак благодарности оставив Саше визитку — будут проблемы, обратись, родители сильненькие, могу быть полезна.

Оправившись от травм, эротоман воспылал жаждой мести, навел справки и в один прекрасный вечер, пригласив двоих приятелей, вновь навестил негостеприимную АЭС, желая предметно разобраться с дремучим оператором, ничего не понимающим в тонкостях внезапного сильного чувства. Оператор разнообразием посетителей баловать не стал — вооружившись метлой на железной ручке, ввалил всем по первое число и звякнул в милицию. Забирайте охальников — недосуг мне тут с ними, клиентов отпускать надобно.

А вот тут получился типичный диалектический дифферент на нос (по нашему излюбленному гнуснейшему принципу «Закон что дышло…») — эротоман, гад ползучий, оказался из того же круга, что и Ирина, — папенька у него ходил в больших чинах.

Притащили Сашу совместно с незадачливыми мстителями в отделение, посадили в «обезьянник», а мстителей оставили снаружи и отнеслись к ним с подобающим сочувствием, как к пострадавшим гражданам. С подсказки дежурного, мстители накатали заявления на операторово злодеяние, в дежурной части стремительно возбудили уголовное дело по факту нанесения телесных повреждений и потащили парня в ИВС. А парень — не дурак, возьми и подпусти слезу: дайте маме позвонить, она как раз в гости из далекой Сибири приехала, остановилась в общаге и будет страшно убиваться, когда поутру не обнаружит горячо любимого сыночка.

Ну, сами понимаете, там в отделении хоть и сатрапы, но не совсем же конченые. Дали. А Саша накрутил номер Ирины и, величая ее Мамочкой (дежурный рядом стоял, слушал), вполне подробно изложил, в какую историю угодил.

Через сутки парня из ИВС выпустили: родители Ирины включились в процесс и быстренько расставили все на свои места — диалектический дифферент был ликвидирован. Правда, для вящего эффекта (ну никак не хотели заниматься большие товарищи каким-то плебеем с улицы!) дочке пришлось посвятить папу с мамой в печальные детали того приключения, с которого, собственно, все и началось. Кроме того, имелись и другие мотивы для оглашения таких непристойностей — папенька пострадавшего был силен, требовались хорошие козыри в борьбе с его происками.

Рядились с неделю — каждая сторона имела свои рычаги влияния и желала победы. В конечном итоге эротоман уже и не рад был, что так неосмотрительно связался с оператором: при паритетном раскладе ему «шили» попытку изнасилования — да не кого попало, а дочери тех самых. Однако, как это принято в своем кругу, разошлись миром, изрядно попортив друг другу нервы и затаив в душе лютую злобу. Сашу, как героя, пригласили на званый ужин, и там он неожиданно понравился папе — прожженный номенклатурщик старой школы мгновенно рассмотрел в путейце перспективного товарища.

— Присмотрись к мальчишке, — подсказал он дочке. — Мальчишка-то правильный, цельный. И предан, как собака, будет — с улицы взяла, подняла из грязи…

Нет, любви высокой там не было, не надейтесь. Ирина папу послушала и присмотрелась. Саша был очень даже недурен собою: могучий самец, красавец — ладно скроен, крепко сшит, все на нем сидело как влитое: и недорогие костюмы, и амплуа придурковатого, но подающего надежды самородка, выкарабкавшегося из глубины сибирских руд. А еще он выгодно отличался от окружавшей ее «золотой молодежи»: и вправду цельный, чистый, честный, первобытный какой-то…

Вот так и получился социалистический брак: она — чуть ли не первая невеста столичного света, он — безвестный неотесанный мужлан из-за Урала. Символично…

Потом, когда шарахнула перестройка, родители Ирины, желая сделать молодой паре приятное, выкупили ту АЭС, на которой дежурил оператором Саша, и подарили ему на день рождения. С барского плеча: носи, не жалко!

Саша неожиданно увлекся подарком: забросил депо — некогда стало, начал осваиваться в низовых деловых кругах, изучать литературу, общаться со специалистами — одним словом, врастать в дело. АЗС зарегистрировал как АОЗТ и верноподцаннически обозвал «Ирой» — тут все понятно, без комментариев.

— Я твоя половина или как? — как-то в шутку, без задней мысли высказалась Ирина, уже гулявшая на седьмом месяце. — Ага, половина. А если половина, тогда давай так: все доходы от твоего бизнеса — пополам. Тебе — на счет и мне — на счет.

И очень удивилась, когда сияющий Саша после родов притащил ей сберкнижку на ее имя, где покоилась первая тысяча рублей.

— Все — пополам, как договаривались. Вот, смотри, моя книжка — тоже тыща…

С тех пор минуло семнадцать лет. Благодаря организаторскому таланту Саши, подкрепленному протекторатом родителей Ирины и ее личными связями, «Ира» стала крупной фирмой, в которую входят большая сеть АЗС, четыре хранилища нефтепродуктов, транспортная компания, ориентированная исключительно на перевозку собственных ГСМ, и ремонтно-техническая база. Вырос сын — в папу с мамой, красавец, гренадер, умница и большой вундеркинд. Очень перспективный и подающий большущие надежды.

Александр Евгеньевич стал солидным бизнесменом — с ним считаются заметные люди, а среднего звена дельцы ищут его благорасположения. «Иру» неоднократно пытался насильственно «влить» в себя небезызвестный «Концерн», желающий иметь монополию в соответствующей сфере рынка энергоносителей. Но Александр Евгеньевич не дался, отстоял свою независимость. И следует признать, что номенклатурные связи тут помогли в гораздо меньшей степени (как уже отмечалось, эти связи с перерождением делового мира России стали заметно хиреть и обретать символический характер), нежели собственная зубастость, упертость и оборотистость. Хват парень, что и говорить.

А дома хват довольствуется ролью пушистого котенка. Жену свою по-прежнему боготворит, болезненно чувствует свою необразованность, неотесанность и дремучесть. До сих пор удивляется иногда, как такая дивная смесь породы, интеллекта и физической прелести могла избрать тебя, мужлана, в спутники жизни. Энциклопедические знания, царские манеры, врожденное благородство в каждом жесте, бездна нерастраченного обаяния… в спальню к тебе является как некое божество, ниспосланное свыше, и, принадлежа тебе, ни на секунду не дает забыть, что явлена тебе милость великая — трепещи и благоговей, смерд. А сын попер умом и эрудицией в маму. Когда они общаются, Александру Евгеньевичу не удается даже словечко вставить — он не всегда и понимает, о чем речь. А бывает, что и вставит — но не туда, куда надо. Реакция незамедлительная: «…Ну и дремучий ты у меня, фазер! Иди лучше справочник по нефтепродуктам почитай — как раз то, что тебе по силам…» Ну какой же тут может быть отцовский авторитет? Какая сыновняя гордость и отцовская степенная мудрость? Эх черт, и обидно же иногда бывает! Расти над собой в этом плане, конечно, хочется, подтянуться чуть-чуть… А некогда. Работа засасывает. Нормально же отдохнуть за английским интерактивным курсом либо классиками литературы ну никак не получается — после всех этих премудростей голова кругом идет, работа не клеится и возникает устойчивое желание крепко хлобыстнуть кого-нибудь по морде. Александр Евгеньевич привык отдыхать так: охота, рыбалка — в хорошей компании, разумеется, обильный стол с выпивкой, русская баня. После таких непритязательных отдохновений в конце недели и работа катится как по маслу, и чувствуешь себя прекрасно.

Каждому свое, одним словом. Царице — являть себя народу во всей красе и повелевать, а ее башмачнику — тачать для нее обувку, да так, чтобы не жала, чтобы и не вспоминала, что обута…

…Проскочив несколько кварталов, Александр Евгеньевич остановился возле универсама. Потоптавшись у входа, некоторое время изучал через витрину покупательский контингент на предмет обнаружения нежелательных физиономий. Не отметив таковых, зашел, быстро выбрал все, что требовалось для небольшого праздничного ужина, и, расплатившись, с облегчением удалился в свою машину. Нет, шпионских романов наш парень отродясь не читывал, но, чувствуя, что совершает неблаговидное деяние, считал необходимым не пренебрегать определенными мерами предосторожности. Это будет нехорошо, если кто-нибудь из сотрудников фирмы или просто знакомых заметит президента в универсаме. Какого черта, спрашивается, делает твоя домохозяйка, если после работы тебе приходится, как простому смертному, шарахаться по магазинам? Куда супруга смотрит? И пойдут пересуды-кривотолки, обрастая все новыми не правдоподобными деталями и домыслами, и в итоге родится сплетня — наши людишки большие любители почесать языки по поводу и без.

Добравшись до общежития мединститута, Александр Евгеньевич остановил машину неподалеку от парадного входа, глянул на часы и принялся с нетерпением ожидать появления Адила, беспокойно оглядываясь по сторонам. Нет, слежки наш подпольный мачо не опасался, поводов не было. Свет смущал. По обеим сторонам от входа в общежитие торчали два мощных галогеновых фонаря, заливавшие обширный участок местности ярким светом.

Фонари имели место в рамках программы профилактики правонарушений и никому, разумеется, не мешали, но в настоящий момент Александру Евгеньевичу страшно не нравились, хотя ничего такого он нарушать не собирался. Нехорошо как-то — респектабельный гражданин решил поехать налево и вынужден некоторое время торчать на видном месте под фонарями, как на витрине. Неуютно как-то. Надо будет переговорить на этот счет с Адилом…

…Ибрагим вошел в жизнь господина Кочергина около года назад. Александр Евгеньевич ездил в отпуск на родину и, как принято в таких случаях у обычных людей, не обремененных комплексом снобизма, активно отдыхал с друзьями юности где придется: преимущественно в демократичном спортзале с сауной родного НИИЖТА и на квартирах у своих однокашников, успевших обзавестись семьями, но состояния не сколотивших ввиду недостаточной пронырливости.

На одной из таких квартир гостя и познакомили с Ибрагимом. Как он там вообще оказался и по какому случаю, Саша так и не мог припомнить, но факт, что ласковый проныра-ингуш полюбился ему с первого взгляда. В отличие от второго близкого человека Ирины — девственно-невежественной Вики, для которой «Пышка» Мопассана стала в 37 лет божественным откровением, наш парень в далекой юности книжки почитывал и кое-какие аналогии, почерпнутые в беспорядочно употребленном литературном бедламе, пронес через всю жизнь.

Бывает так, что литературный персонаж, пересекшийся с нашим пылким юношеским воображением, оставляет в душе неизгладимый след своего первоначального воздействия независимо от нашего возмужания — умудрения — оскептицизмивания — этакое пестрое пятно на сером фоне жизни, стереть которое под силу разве что полному сумасшествию или смерти. Эти яркие впечатления юности мы бережно храним, лелеем и связываем с ними — порой неосознанно, безотчетно — либо лучшие минуты нашего прошлого, либо навсегда запавшие в память, не поддающиеся описанию идеалистические образы. Вот и у Саши такое было: лично с ним не связанные и ничем в принципе не опосредованные, но навсегда оставшиеся в душе романтические островки тревожной юности, берега которых с течением времени не размыли окончательно мутные воды реки бытия.

Назад Дальше