Папа поднимает взгляд, смущенный враждебностью в голосе Тео.
– Да. В том, что на Вентура, – отвечает отец, сохраняя нейтральный, легкий тон. Он не привык к враждебности. Он привык ко мне – пассивно-агрессивной. А точнее, более пассивной с редкими вспышками агрессии. Когда я зла, то уединяюсь в своей комнате, иногда ставлю ритмичную музыку.
– Хороший соцпакет. Стоматология. Некоторое время я побуду стажером, так как мне нужно сдать экзамен, чтобы вести практику в Калифорнии. Поэтому я буду готовиться к сдаче ЮНСОФ10, как вы, ребята, готовитесь к вашему академическому тесту. Но, вообще-то, это оплачивается не как стажерство. Я буду заниматься тем же, чем и в Чикаго, пока буду получать сертификат. – Отец давится нервным смешком и слегка улыбается. Он тараторит.
– Ты будешь работать в супермаркете возле моей школы? – восклицает Тео.
– На стойке фармацевта. Я фармацевт. Ты же это знаешь? Он знает это? – сбитый с толку, спрашивает отец Рейчел. – Я не раскладываю продукты.
– Ты. Должно. Быть. Шутишь. Мам, серьезно?
– Тео, попридержи язык, – отвечает Рейчел и кладет руку на стол. Кто эти люди? Уже не в первый раз спрашиваю я себя.
Попридержи язык?
– Будто я еще недостаточно унижен. Теперь мои друзья увидят, что он работает в супермаркете с этим убогим пластиковым бейджиком на груди? – Тео швыряет вилку через всю комнату и встает. Не могу не отметить капли соевого соуса на белой обивке стула в столовой, и еле удерживаю себя от того, чтобы закричать. Или же это работа Глории? – Мне нужен перерыв. Довольно трудно и без этого дерьма.
Тео уносится прочь, смешно топая и сопя, как четырехлетка. Так претенциозно, что я еле удерживаюсь от смеха. Он научился этим приемчикам в театральном кружке? Но потом я замечаю выражение лица отца. В его глазах печаль и опустошение. Унижение.
– Следи за языком! – восклицает Рейчел, хотя Тео уже давно вырос и ему шестнадцать.
Будучи ребенком, я любила играть в фармацевта. Надевала один из маминых фартуков и брала пустые пузырьки, которые отец приносил домой, чтобы давать в них лекарство в виде сухих колечек для завтрака моим плюшевым зверюшкам. До смерти мамы мне и в голову не приходило, как можно не гордиться отцом, и даже потом я сомневалась только в его навыках выживания, а не в профессионализме. И мне по нраву мысль о том, что он будет стоять за стойкой в «Ральфе», всего в одной улице от школы. Я скучаю по нему. В этом доме так много комнат, в которых мы прячемся.
Пошел бы Тео и его богатенькие дружки; нам не предлагали стоматологию в Чикаго.
Мой папа оптимист. Сомневаюсь, что он задумывался над тем, насколько будет тяжело или, может, когда мы остались вдвоем в нашем домике-рестлере, он подумал: «Не думаю, что в Калифорнии будет тяжелее, чем здесь».
– Я что, не могу устроиться на работу, потому что его это смущает? – произносит отец, словно задавая Рейчел вопрос, и вновь я вынуждена отвести взгляд. Но на этот раз не для того, чтобы пощадить себя, а чтобы пощадить его. – Мне нужно работать.
Позже я сижу на одной из открытых веранд. Любуюсь горами, которые будто обволакивают дом волшебным светом фонариков. Представляю другие семьи, которые заканчивают ужин или моют посуду. Если они ссорятся, их ссоры проходят по-семейному, по проторенной дорожке, уже набившей оскомину. А в этом доме мы незнакомцы. Совсем не похожи на семью.
Странно думать о том, как здесь было раньше: до нас с отцом, до того, как умер отец Тео. Они собирались ужинать за одним столом, как делала наша семья?
Мой телефон со мной, но я слишком устала, чтобы писать Скарлетт. Слишком измотана, чтобы проверить, есть ли у меня новое письмо от НН. Да кому какое дело? Он, наверное, очередной засранец, как и все остальные в Вуд-Вэлли. И уже признался в этом.
Раздвижная дверь открывается и закрывается за мной, но я не оборачиваюсь. Тео плюхается в кресло рядом со мной и вынимает набор папиросной бумаги и пакетик травки.
– Я не засранец, знаешь, – говорит Тео и начинает с выверенной точностью скручивать косяк. Толстый и прямой. Изящная работа.
– Честно? Ты не дал мне ни единого шанса усомниться в этом, – отвечаю я, а потом сразу же жалею. Разве сложно было просто сказать: «Да, да ты засранец». Или же: «Оставь меня в покое». Почему я временами говорю как шестидесятилетняя бабка? – Твоя мать не поймает тебя?
– На сто процентов санкционировано и одобрено по медицинским показателям. Получил рецепт от своего мозгоправа.
– Серьезно что ли? – спрашиваю я.
– Абсолютно. Лекарство от тревожного расстройства. – Я слышу улыбку в его голосе и ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ.
«Только в Калифорнии», – думаю я.
Он протягивает косяк мне, но я качаю головой. У отца и так достаточно проблем на сегодня. Не хватает ему только увидеть свою пай-девочку, забивающую косячок с его пасынком. Для фармацевта он удивительно консервативен, когда дело касается лекарственных препаратов.
– Как бы то ни было, думаю, она успокоилась бы, что это только косяк. В прошлом году умер один из учеников. Передозировка героина.
– Ужасно, – говорю я. В моей старой школе наркотики употребляли тоннами. Сомневаюсь, что наркотики, которые употребляются тут, чем-то отличаются, разве только стоимостью. – Интересно, кто дал ему этот рецепт.
Тео стреляет в меня взглядом. У него уходит мгновенье на понимание того, что я шучу. Да, есть у меня такая особенность шутить не к месту. Быть более закрытой, чем следовало бы. Он должен был уже познакомиться с этой стороной моей личности.
– Знаешь, при других обстоятельствах, мы могли бы стать друзьями. Ты не так уж и плоха. С Эшби можно хорошенько повеселиться, да так, что на следующий день мучает похмелья, с тобой же весело и без этого. Ты прикольная по-своему. Забавная. – Тео смотрит прямо, посвящая свои комплименты горам. – Но твой отец – отстой.
– А ты вроде как засранец, – отвечаю я. – Настоящий.
Тео смеется, вздрагивая от едва заметного ветерка. По ночам становится немного прохладнее, но не настолько, чтобы повязывать шарф вокруг шеи, как это делает он. Он делает долгую сильную затяжку. Я никогда не курила травку, но вижу, как она действует. Чувствую, как Тео расслабляется рядом со мной, ниже опускаясь в кресле. Бокал вина меня тоже расслабил. Хотела бы я, чтобы Рейчел предложила мне еще. От такого подарка я бы не отказалась.
– Да, в курсе. Но ты хоть представляешь, с каким дерьмом я столкнусь в школе из-за него? Боже.
– Мне тебя не жаль.
– Да, наверное, тебе не стоит меня жалеть.
– Для меня тоже все отстойно. Все это. Каждая минута каждого дня, – говорю я и, когда слова срываются с языка, понимаю, насколько они правдивы. Папа, ты ошибался: может быть хуже. Это гораздо хуже. – В Чикаго у меня была личная жизнь. Друзья. Люди, которые говорили мне «привет» в коридорах.
– Мой отец умер от рака легких, – ни с того ни с сего говорит Тео и делает долгую затяжку. – Вот почему я курю. Как выяснилось, если ты пробегаешь двенадцать миль в день, у тебя все равно обнаруживают рак, так что с таким же успехом я могу отрываться на всю катушку.
– Самая тупая вещь, которую я слышала.
– Еще бы. – Тео тушит косяк, заботливо сохраняя остатки на потом. Он встает и смотрит мне в глаза. От истерики не осталось и следа. – Эй, как бы там ни было, я действительно сожалею о твоей маме.
– Спасибо, – говорю я. – Сожалею о твоем отце.
– Хм, спасибо. Кстати, не могла бы ты начать есть на кухне? Глория уже достала меня. Она говорит, что от быстрорастворимой лапши ты станешь guapo11.
– Быстрорастворимая лапша сделает меня красивой?
– Gordo. Gorda12. Неважно. От него ты станешь жирной-прежирной жирдяйкой. Ну все, мои социальные работы на сегодня окончены.
– Вау, все такой же засранец, – комментирую я, но на этот раз позволяю улыбке просочиться в голос. Тео не так уж и плох. Не классный, но не плох.
– Все же, вероятно, я не собираюсь разговаривать с тобой в школе, – говорит он, и на одну секунду я задумываюсь, может ли он быть НН.
– Так и подумала, – отвечаю я, и он слегка кивает мне, перед тем как повернуться и уйти в дом.
ГЛАВА 6
Кому: Некто Никто ([email protected])
От: Джесси А. Холмс ([email protected])
Тема: Едва ли меня можно назвать умной.
Ты когда-нибудь чувствовал, что твоя жизнь – это один длинный кошмар, и ты просто надеешься, что проснешься, но этого не происходит?
Тема: Едва ли меня можно назвать умной.
Ты когда-нибудь чувствовал, что твоя жизнь – это один длинный кошмар, и ты просто надеешься, что проснешься, но этого не происходит?
Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])
От: Некто Никто ([email protected])
Тема: Спящая Красавица
эммм, да. все настолько плохо?
Кому: Некто Никто ([email protected])
От: Джесси А. Холмс ([email protected])
Тема: Больше драмы
Да нет. Не совсем. Просто сегодня чувствую к себе прилив жалости. Не стоило писать.
Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])
От: Некто Никто ([email protected])
Тема: мой совет из печеньки с предсказаниями
не, не стоит извиняться.
знаешь, говорят, что насколько ты счастлива в старших классах обратно пропорционально тому, как ты будешь успешна в жизни.
Кому: Некто Никто ([email protected])
От: Джесси А. Холмс ([email protected])
Тема: в кроватке
Да? Тогда круто, значит, буду генеральным директором в охренительной компании.
Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])
От: Некто Никто ([email protected])
Тема: Re: в кроватке
неа. это буду я.
Уже полночь. Я лежу в постели, прислушиваясь к непривычному шуму снаружи. Калифорния даже звучит по-другому. По всей видимости, где-то в горах живут койоты, а также существует угроза пожаров и оползней. Это место всегда на грани апокалипсиса.
Не могу просто лежать и ждать, когда придет сон или наступит утро, что бы не случилось первым. Мозг продолжает работать. Чашка чая. Вот что мне нужно. Что-то теплое и успокаивающее.
Ромашка пахнет одинаково что в Чикаго, что в ЛА. Я сдергиваю одеяло и надеваю тапочки с зайчиками – те, которые подарила мне мама на тринадцатый день рождения – хотя зайчики уже выглядят странновато (у обоих не хватает глаз), и спускаюсь вниз, осторожно ступая, чтобы никого не разбудить.
В темноте кажется, что кухня очень далеко. Мне нужно пересечь большую гостиную, чтобы попасть туда, и я боюсь что-то опрокинуть. Поэтому медленно бреду с раскинутыми руками и так и застываю, как мультяшный лунатик, когда замечаю их.
Отец и Рейчел сидят близко друг к другу на диване, сбившись в гнездо на одну сторону, одиночный свет ночника горит над ними. Я прячусь за колонной, и они, слава богу, не видят меня. Чувствую себя неловко, наткнувшись на них, и немного странно, поскольку вижу, что они не являются незнакомцами, которые шутки ради решили сбежать от реальности. Они похожи на настоящую женатую пару.
Это личное – не так, как было за ужином, когда Рейчел положила свою руку на руку отца – жест, который предназначался больше для меня с Тео. Сейчас они склонились головы друг к другу, и я вижу на их коленях открытый фотоальбом. Должно быть, это Рейчел. Она показывает отцу свои снимки до? Своего почившего мужа? Иллюстрированные доказательства того, что в этом доме раньше жила полноценная семья? Мне не расслышать слова Рейчел, но что-то в положении ее плеч и в том, как отец тянется и прикасается к ее лицу, заключая его в свои ладони, будто это что-то ценное и хрупкое, говорит мне о том, что она плачет. И он, может быть, тоже.
Сердце так и колотится, и я чувствую слабость в животе. Представляю фото в альбоме. Может на том снимке Тео, которому пять лет, поднятый в воздух между родителей. У нас есть такая фотография в альбоме до. Мама справа, папа слева, я в середине, запечатленная прямо в момент волшебного взлета. Улыбаюсь так широко, что видно выпавший зуб. Отец показывал Рейчел наши фотографии? Рассказал ли все – всю нашу историю – вот так просто?
Глаза застилает пелена слез, но я с ними борюсь. Не знаю, почему мне хочется заплакать. Внезапно все кажется безвозвратно утерянным, как может быть только ночью, когда вы одни. Когда вы наблюдаете за тем, как комфортно отцу с новой женой. Когда вам больно, но нет никого, кто успокоил бы вас.
Я бреду обратно тихой лунной походкой, этот путь ощущается гораздо длиннее, чем до этого. Молюсь о том, чтоб они не увидели меня, молюсь, чтобы я успела убраться до того, как они начнут целоваться. Я не могу видеть их поцелуй. Когда я наконец-то поднимаюсь наверх, заставляю себя идти одновременно медленно и бесшумно. Заставляю себя не броситься бежать настолько быстро, насколько мне позволят мои странные заячьи тапочки.
ГЛАВА 7
День 15: и хуже, и лучше, но, пожалуй, все-таки лучше. Солнце продолжает светить с неумолимой беспощадностью и резкостью. Мои одноклассники все также разодеты в пух и прах, а девочки каким-то образом выглядят старше меня, более уверенными. Будто на западе к шестнадцати годам ты получаешь больше жизненного опыта, чем там, откуда я родом.
Унижения посыпались с утречка пораньше, в классе.
«Окей, – думаю я. – Давайте побыстрее покончим с этим».
Если подумать, я дочь своего отца. Оптимистка.
– «ГЭП»13 – это так по-плебски, тебе не кажется? – спросила Джем у своей близняшки, явно подразумевая мои джинсы, хотя понятия не имею, о чем она вообще говорит. Плебски – это сокращенно от «плебейски»? Типа мои джинсы отдают деревенщиной? Ну да, они такие. Как и мои трусики с распродажи, которые так и подбивает стянуть, чтоб она поцеловала меня в задницу.
Гнев обостряет мое остроумие, подстрекая рваться в бой, а не отступать. Я не буду связываться с этими девицами. У меня силенок не хватает. Но я повернусь к Адрианне, которая сидит рядом со мной, потому что пошло оно все, сейчас самое время обзавестись союзником. Не обращаю внимания на горящее лицо и удерживаюсь от взгляда в сторону Бэтмена, чтобы узнать, не подслушивает ли он. И, конечно же, делаю вид, будто не замечаю перешептывания кое-кого обо мне.
– Мне нравятся твои очки, – произношу я чуть громче шёпота. Адрианна моргает несколько раз, будто бы принимая решение на мой счет, а ее губы складываются в улыбку.
– Спасибо. Я заказала их онлайн, поэтому немного нервничала. – Что-то в ее голосе – тихом, как и мой – звучит приглашающе. Не слишком громкий, не голос девочки-подростка, который используют все остальные, дабы привлечь к себе внимание. Каштановые волосы собраны в расчетливо небрежный пучок, большие карие глаза подведены угольно-черной подводкой, а губы ярко-красной помадой. Все вместе довольно мило, будто в сумме все смотрится гораздо лучше, чем по отдельности. – Они тебе действительно нравятся?
– Ага. Они же от Ворби Паркер? У них прикольные вещи. – До меня доносятся смешки Джем и Кристал, которые сидят передо мной. Вероятно потому, что я использовала слово «прикольные». К черту.
– Точно, – она улыбается и посылает мне «не обращай на них внимания» взгляд. «Сучки», – произносит она ртом.
Я улыбаюсь и беззвучно отвечаю: «Знаю».
После урока я набираюсь смелости сообщить Бэтмену, что нам нужно работать вместе, и я не хочу рисковать кодексом чести Вуд-Вэлли лишь из-за того, что он не знает нормы поведения с окружающими. Сегодня я чувствую себя храброй, вдохновленная своим знакомством с Адрианной и тем, что не спасовала перед командой блондинок-бимбо. А может, причина в том, что сегодня впервые после переезда в ЛА я съела на завтрак что-то другое помимо бутерброда с ореховым маслом. Как бы то ни было, у меня будет иммунитет к вуду-магии милого мальчика Бэтмена.
«Не мой тип», – твержу я себе перед тем, как подойти к его обычному месту возле «Koffee Kart».
«Не мой тип», – повторяю я, когда вижу его в лучах подбитой славы: болезненного и помятого.
«Абсолютно не мой тип», – убеждаюсь я, когда выясняется, что мне нужно простоять в очереди из пяти подтянутых, как львицы, девушек, среди которых есть явный лидер, а остальные напоминают ее одинаково одетых миньонов. Которые проглотят тебя живьем и обглодают твои косточки.
– И, скажи мне, что ты придешь в субботу, – спрашивает предводительница – девушка по имени Хизер, нисколько не смущаясь пренебрежительного объятья Бэтмена и того, что он продолжает при этом сверлить взглядом свою книгу. Сегодня это не Сартр. «Дракула», что круто и своевременно одновременно, так как близится Хэллоуин.
Не мой тип, не мой тип, не мой тип.
– Может быть, – отвечает он. – Как получится.
Общие фразы, произнесенные таким образом, чтобы не нести никакого смысла. Впечатляющие в своей неопределенности. Не уверена, что могла бы сказать меньше, даже если б попыталась.
– Конечно, Итан, – отвечает одна из девушек. Ее имя Рейн14 или Шторм. А может Скай15. Точно что-то связанное с погодой. – Ну, тогда, думаю, увидимся.