Он опять взглянул на часы – двенадцать тридцать две. Спасибо, конечно, Илюше, что пытался предупредить, но все равно: опоздание уже зашкаливает за пределы, недопустимые даже для хорошеньких девушек. А Илюша – далеко не девушка и даже, по словам Леры, не хорошенький.
Дима пощелкал клавишами: нужно позвонить Казарину, узнать, где тот сейчас, и поторопить.
Но телефон не отвечал. Дима прослушал штук двадцать тоскливых длинных гудков – и досадливо нажал на «отбой». Повторил набор – опять безрезультатно. Действительно, странный тип: то звонит и трубку на первом гудке бросает, а теперь и вовсе решил не отвечать. Свинство. И ведь явно сейчас не в метро, где сигнала нет, – тогда бы оператор сообщил, что «абонент вне зоны действия».
Ладно, подождем еще. Главное – успеть разобраться с Казариным до половины третьего. Чтобы успеть в другую кафешку – на встречу с очаровательной Лерочкой.
В то же самое времяЛераЛоконы смотрелись сногсшибательно.
Парикмахер еще раз осмотрел Надину прическу. Подправил пару прядок. В сотый, наверно, раз пшикнул на ее волосы из баллончика с лаком. И объявил:
– У меня все.
– Просто не верится, – пробурчала Надя. Она тряхнула головой, локоны непринужденным фонтаном брызнули по плечам, и Лера чуть не зажмурилась – ну и красота! И эта дурында, с таким-то потенциалом, имеет глупость ходить с дурацким библиотечным пучком?!
– Супер! – восхищенно выдохнула Лерочка. – Надька, ты такая красавица!
– Спасибо, – зарделась библиотекарша.
– Ликуйте, девчонки, перерыв. Пять минут вам на кофе, – объявил суетливый молодой человек, распорядитель съемок. – А потом гримеры придут.
Он вышел, и в комнатку, где сидели Надя с Лерой, тут же явилась девушка с сервировочным столиком – у «Пет-гри» все организовано будь здоров. Пока официантка расставляла чашки и разливала кофе, Лера еще раз осмотрела прическу подруги. Безупречно, даже на ее прихотливый взгляд.
– Зашибись у них парикмахеры. Мне сроду такой классной укладки не делали… – пробормотала Лерочка. – Что ж с тобой, Надька, после мэйк-апа станет? Вообще в королеву превратишься?
– А что, я не против, – весело согласилась Надежда.
«Молодец. Быстро к красивой жизни привыкла», – оценила Лерочка.
– Только устала я уже, – призналась Надя. – С непривычки. Слушай, это все еще надолго?
– Надолго, – кивнула Лера. – У тебя ведь в контракте написано: полный съемочный день. А это – двенадцать часов. Вот и считай: к десяти ты приехала. Значит, к десяти вечера и освободишься. В лучшем случае.
– Я не выдержу… – застонала Надя.
– Чего это ты не выдержишь? Сейчас-то вообще лепота – считай, салон красоты бесплатный: парикмахер, стилист, гример. А вот дальше, когда съемки начнутся, куда круче будет, – припугнула Лерочка.
Она взглянула на часы: половина первого. Съемки, судя по тому, как основательно у «Пет-гри» работают парикмахеры и гримеры, начнутся не раньше трех. И в три же у Леры – встреча с Полуяновым. Как быть? Выпить кофе с красавчиком-журналистом хотелось ужасно. Но тогда ей придется с самого интересного, со съемок, уйти. И она не увидит, с каким выражением Надюха первый раз в жизни в камеру посмотрит… И советов ей не подаст… И перед великим Брюсом – который обещался как раз к трем еще раз приехать на съемочную площадку – не повертится. А господину Маккагену, Леру Марат учил, «даже на глаза лишний раз попасться – уже счастье».
Включить, что ли, логику – как физик из их школы учит?
Лера попробовала – и наука логика подсказала ей следующее: «Полуянов от меня никуда не денется. Во-первых, потому что он на меня запал, а во-вторых – я ему для дела нужна. Чтобы про Соньку рассказать. Ну, а съемки с Надей и господином Маккагеном – мероприятие разовое, они больше явно не повторятся. Потому и нужно – остаться здесь, а встречу с журналистом перенести». Ну, а помимо логики – Лера включила интуицию, и та подсказала в том же ключе: «Конечно, свидание с Полуяновым к чертовой бабушке отменить. Больше ценить будет».
Так что девушка дождалась, пока в комнату, где сидели они с Надей, явятся гример с помощником – а потом прихватила мобильник и выскользнула в коридор. Отошла подальше, чтоб не было слышно, как Надина шавка лает – ее, похоже, в соседнем помещении гримировали, – и набрала Димин номер.
Тот снял трубку тут же.
– Дима? Это Летягина, – неуверенно представилась Лерочка.
– Какие люди! – изобразил радость журналист. Впрочем, голос его звучал озабоченно: похоже, отвлекает она его… Но говорил Дима вежливо: – Слушаю тебя, Лерочка, очень внимательно.
– Я насчет встречи сегодняшней. У меня тут… у нас обстоятельства изменились, – пробормотала она. – В общем, я опять занята. У меня съемки, до позднего вечера. Давайте тогда завтра встретимся, ладно? Если вы можете, конечно…
– Ты. Ты можешь, – поправил ее Полуянов. – А что за съемки?
Было искушение натрепаться про внезапное приглашение, скажем, в рекламу «Нины Ричи», но врать Лера не любила. Не потому, что такая честная – просто лгунья из нее неумелая: всегда попадается. Так что рассказала, как есть: и про внезапную карьеру Нади и ее пса Родиона, и про то, что неопытной библиотекарше нужна ее, Лерина, профессиональная поддержка.
Думала, положа руку на сердце, что Полуянов ошалеет. Начнет выспрашивать детали – а то и вовсе: попросится подъехать на съемки. Тоже было бы неплохо – Надька, смущенная и зашуганная, под прицелами телекамер, а она, Лера, – в это время воркует с объектом Надиного вожделения… Но Диме, видно, оказалось сейчас не до подруги детства. И, увы, даже не до нее, Лерочки. Он легко согласился перенести встречу на завтра и пожелал своей библиотекарше – хорошо хоть без большого энтузиазма – успехов на новом поприще. А потом озабоченно сказал:
– Слушай, Лера, ты не знаешь, случайно, телефонов Казарина? Домашний, служебный, какой угодно, кроме мобильника?
Лерочка в первый момент опешила:
– Кого?!
– Сониного друга, – досадливо – видно, из-за ее недогадливости! – объяснил Полуянов. – Которого ты маньяком называешь.
– А, Илюша-придурок! Так бы сразу и сказал, – фыркнула Лерочка. – Конечно, не знаю. На фиг он мне упал – звонить ему еще…
– Жаль, – огорчился Дима. – И где он работает – тоже не знаешь?
– Сонька вроде говорила, программирует что-то… – задумалась Лера. – В какой-то фирме…
– Ну, из этого каши не сваришь, – вздохнул журналист. – Ладно, Лерочка, все равно спасибо. Ну, тогда пока?
Теперь в его голосе сквозило явное нетерпение – ишь, как отделаться спешит! – и девушке стало обидно.
Она хмыкнула:
– Могу, конечно, и «пока» сказать. А могу – объяснить, где Илюшка живет. – И не без ехидства прибавила: – Если тебе нужно, конечно…
– А ты знаешь? – недоверчиво спросил журналист.
– Знаю, – триумфально сообщила Лера.
– Ну?!
– На «Китай-городе», в каптерке.
– Что еще за каптерка? – удивился Полуянов.
– Короче, где историко-архивная библиотека – знаешь?
– Знаю, – поспешно откликнулся Дима.
– Ах, ну да, там же твоя любовь работает, еще б ты не знал, – подпустила шпильку Лера. – Так вот, напротив библиотеки – дом. Серый такой, шестиэтажный, просекаешь?
– Да нет пока… А номер какой и по какой улице?
– Ну, номера я не помню. А улица – говорю ж тебе, та, где историко-архивная библиотека стоит. Мы с Сонькой как-то мимо сиповали, и она показала: вон, говорит, видишь окошко подвальное, все мутное? Вот там мой маньяк-Илюшка и живет.
– В подвале, что ли? – не понял Дима.
– Вот и я тоже тогда спросила. А Сонька ржать начала. Да, говорит, для придурков – в подвале самое место. Там что-то типа дворницкой. Три на два. И Илюша ее снимает за пять копеек в месяц.
– Ты что-то путаешь, Лерочка, – строго сказал Дима. – Нет сейчас никаких дворницких.
– А не веришь – съезди и посмотри сам, – обиделась она. – Мы, между прочим, туда подходили и в окно заглядывали. Это называется служебная квартира. Ее тамошнему дворнику дали – но он к своей бабе съехал и халупу Илюшке сдал. Она в принципе нормальная квартира – только маленькая, и ванна в ней сидячая. А так все есть. И кухня, и даже гараж.
– Какой еще гараж?! – простонал Полуянов.
– Ну, ты тупой! – с наслаждением пригвоздила Лерочка. – Обычный гараж, кирпичный. В ихнем дворе, на задах. Мне Сонька тоже показывала. Его дворник в придачу к квартире сдал, и Илюша там свой рыдван держит.
– Ты точно сама все видела? – недоверчиво переспросил Дима.
– Нет, мне приснилось, – фыркнула Лера. – А зачем тебе этот придурок?
– Надо, – отрезал Полуянов – куда только вся вежливость испарилась?
– Ну, надо – так валяй, – холодно ответила она. – Поезжай.
– Спасибо, Лерочка, – прочувственно поблагодарил журналист.
А она мстительно прибавила:
– Смотри только, чтоб тебя у Илюшки эти, как их… субстанции не сожрали.
– Чего? – опешил журналист.
– Субстанции. И еще… во, субстраты, – с трудом вспомнила незнакомое слово девушка. И объяснила: – Илья Соньке рассказывал: в этой его каморке полно субстратов, ну, то есть привидений, живет. И он с ними регулярно общается. Говорю ж тебе: псих!
В то же самое времяМаратОн все рассчитал правильно.
Конечно, его предложение оппонентов в восторг не привело. Да что там говорить: те просто в ярость пришли. Особенно она, когда соизволила, наконец, позвонить. Но, хоть и чувствовалось, что ярость чуть не из ушей капает – а маскировалась умело. Безупречно вежливый тон и, как американцы любят говорить, «полная готовность к сотрудничеству».
– Мне нужно подумать, – попросила она. – Хотя бы до завтра.
– Такой возможности у вас нет, – нагло заявил Марат.
– Извините, я не так выразилась, – тут же пошла на попятный собеседница. – Я имею в виду: мне нужно собраться с силами. Небольшой тайм-аут, всего в сутки, не больше…
– Но торговаться я не буду, – на всякий случай предупредил он. – Условия окончательные, обсуждению не подлежат.
– Мы это поняли, и предложение скорее всего примем. Завтра мы с вами свяжемся.
«Ох, как же не хочется вам со мной связываться. А куда денетесь? – злорадно подумал Марат. – Вляпались вы в это дело по самое никуда…»
Он не сомневался: оппоненты примут его условия.
И, в предвкушении оглушительных перемен, приехал в офис в самом радужном настроении.
Серафима Степановна, верная секретарша, встретила его на пороге.
– Привет, красавица! – широко улыбнулся Марат (по возрасту Серафима годилась ему в поздние мамы – или в ранние бабушки, – но от комплиментов всегда млела, словно девушка-подросток).
Но сегодня она даже не улыбнулась. Глаза испуганные, руки подрагивают. Горячо зашептала в ухо: «Там… там…» И на закрытую дверь его кабинета показывает.
Чтоб Серафима допустила какого-то наглеца в святая святых, в кабинет, где досье на девчонок и «левая» бухгалтерия хранятся, – такого сроду еще не было. И Марат в первую секунду даже не испугался – вспылил: кому это достало наглости? Журналистишке, что ли, который телефонными звонками его атакует? Или, еще хуже, – менты тут свои порядки устанавливают?!
Он отстранил дрожащую Серафиму, распахнул дверь кабинета – и едва удержал вздох облегчения: всего-то Черкашин. Сонькин престарелый папик. Стоит у окна, бледный, гневный, мусолит в ухоженных пальцах сигарету.
– Все в порядке, лапуля, – первым делом успокоил секретаршу Марат.
Шагнул в кабинет, затворил за собой дверь, кивнул Черкашину:
– Рад видеть, Андрей Борисович. Что ж без звонка-то?..
– А ты, сука, трубку берешь?! – прошипел казиношник.
Марат машинально отметил, что прежде Черкашин его на «вы» величал и вообще выражался интеллигентно – а сегодня как разошелся! Но выдвигать претензии не стал: чего взять со старичка? Переволновался, нервишки сдали – вот и пытается посредством хамства стресс снять. Что ж, психотерапевтом Марату работать не впервой. Он сделал вид, будто оскорбления не расслышал, и вновь засочился улыбкой:
– Да вы садитесь, Андрей Борисович. Кофейку, коньячку?
– Слушай: заткнись, а? – досадливо попросил Черкашин.
– Чего вы мне рот затыкаете? – прикинулся дурачком Марат. – Что я вам сделал?
– Марат. – Казиношник нервным жестом раздавил в пепельнице сигарету и подошел к нему вплотную. – Давай без спектаклей. Ты вообще въезжаешь, чего напортачил?
– Нет, – округлил глаза менеджер. И вежливо попросил: – Но вы объясните.
– Претензия у меня к тебе, – мрачно провещал казиношник. – Серьезная.
– Какого рода? – хладнокровно поинтересовался Марат.
– Материального. Бабки за Соньку у меня брал? Брал, охотно, каждый месяц. А за что те бабки тебе шли? За то, как сам говорил, что все проблемы — решаешь ты. Так вот и будь добр. Отвечай за базар.
– Минуточку, – перебил Марат. – А разве у вас есть проблемы? Они, по-моему, пока только у Сони. А вы, Андрей Борисович, – живы, здоровы, прекрасно выглядите… Вас даже в ее убийстве не подозревают.
– Это ты меня журналисту сдал? – вдруг взвился Черкашин.
– Журналисту? – опешил Марат.
– Полуянову. Из «Молодежных вестей». Позавчера ко мне подходил. Прямо позавчера! Когда я… только узнал!.. Когда Сонино тело еще не остыло! А он уже требовал интервью. И говорил, что все про меня и Сонечку знает. А теперь – телефоны мои рвет. Хочу, трындит, «из первых уст всех подробностей». Ну, что ты на это скажешь? Ты ведь натравил, больше некому!
– А это уже интересней, – заинтересовался Марат. – Как вы сказали – Полуянов?
– Значит, знаешь его, – зловеще подытожил Черкашин. – Так-так…
– Нет. Честно – нет. Хрен поймешь, откуда этот хмырь взялся… Но мне – он тоже звонил.
– И что?
– Да ничего, – пожал плечами Марат. – Послал я его на три буквы. И вы туда же шлите.
– Гениально, – саркастически выдохнул Черкашин. – Я его, конечно, пошлю. Но прежде – хочу выяснить: откуда этот говнюк про меня узнал? Да так быстро?
– Да про вашу с Соней любовь пол-Москвы знало, – фамильярно откликнулся Марат.
– Но только не журналисты! – горячо возразил казиношник.
– Тогда… тогда… во, в сводке мог прочитать, – сделал новое предположение Марат. И объяснил: – Я слышал, журналюги, в больших газетах, все происшествия прямо с милицейского телетайпа снимают.
– Опять бред, – фыркнул Черкашин. – Уж про меня-то – ни в какой сводке точно ни слова быть не могло. Ну? Так что скажешь, Марат?
– А что я могу сказать? – пожал плечами менеджер. – Честно вам говорю: я здесь ни при чем, откуда журналист взялся – не знаю. Но, конечно, простите великодушно, если что не так.
– Ладно уж, подскажу, раз сам не въезжаешь, – буркнул Черкашин. – Послушай. Полуянов подошел ко мне ПОЗАВЧЕРА. Сразу, считай, после Сонечкиной смерти. И он – уже знал, кто я для Сони. И какие между нами отношения. Я не спорю: о самом убийстве он, конечно, мог прочитать в сводке происшествий. Но не обо мне. Кто-то ему стуканул. Из твоих девок, явно.
– Ах, вот вы о чем… – задумчиво произнес Марат.
– Дошло, наконец, – презрительно скривился казиношник. – Ну?! Так кто из твоих б…ей журналюгам инфу сливает?
– А ведь хорошая идейка… – протянул Марат.
Он тут же подумал о Сониной ближайшей подружке, Лерочке. И вспомнил, что видел – как в ночь убийства Перепелицыной Лера мило болтала с незнакомым типом самого прохиндейского вида. Хотел еще подойти, документы у хмыря спросить, какого хера тот за кулисы пролез – да не до того было. Что ж, видно, зря поленился… Хотя… Хотя ведь и сегодня не поздно… А рычагов воздействия на Леру Летягину у него имеется немало.
И Марат пообещал:
– Не волнуйтесь, Андрей Борисович. Я все выясню и приму меры. Больше никакие журналисты вас не побеспокоят. Обещаю.
НадяС Родионом, любимым псом и партнером по рекламной съемке, Надю разлучили сразу же – едва она подписала договор. Ее отправили к стилисту, подбирать одежду, а потом – на прическу и грим. А Родьку увели, как объяснили, на помывку и укладку шерсти. Надя пыталась было объяснить, что у собаки аллергия на бытовые шампуни, и фена пес больше, чем живодерки, боится, но слушать ее никто не стал. Холодно объяснили, что на площадке присутствуют двое ветеринаров, а также дрессировщик, и им виднее.
И вот теперь полюбуйтесь на работу, так сказать, «профессионалов» – едва Надя увидела пса, как у нее чуть слезы, прямо на изысканный макияж, не брызнули. Родион со всех лап бросился к ней, ткнулся носом в колени, – а она накинулась на гоп-компанию ветеринаров и дрессировщиков:
– Что вы с ним сделали?!
Ветеринары и дрессировщик недоуменно переглянулись:
– А чем вы, собственно, недовольны?
Ничего себе, вопросик! Выглядел пес кошмарно. Во-первых, он похудел. Ощутимо. Пара килограммов – как испарилась. А во-вторых – шерсть. Из милого темно-пегого Родион стал огненно-рыжим!
– Но… но… – Надя задыхалась от ярости. – Он же на себя не похож!
– Вы тоже выглядите лучше, чем прежде, – отбрил ее старший из ветеринаров.
– Зачем вы его покрасили?!
– По сценарию. Там написано: собака должна быть рыжей. Но вы не волнуйтесь. Это всего лишь оттеночный шампунь. Через пару дней сойдет.
– А почему он худой стал?!
– Мы ему клизму сделали. И желудок промыли.
– Зачем?!
– А как же? Чтоб кушал на съемках хорошо. Ему же дублей пять лопать придется… Обычная практика.
– Но ему нельзя много есть! И клизмы ему нельзя – у него с желудком проблемы! Это ведь такса, самая капризная порода!
Ветеринары переглянулись. А дрессировщик сухо ответил:
– Извините, конечно, девушка, – но капризы вашего Родиона здесь никого не волнуют.