— Вы еще ничего не слыхали? — спросила как-то хозяйка.
В тот день Карл чинил крышу стога на лугу у реки, и они сидели в тени за кустами.
— О чем именно? — спросил Карл.
— Кое-кто о нас сплетни распускает.
— Вот как?
— Рта, конечно, никому не заткнешь, но все же неприятно.
— Что же они говорят?
— Неудобно даже повторять, — покраснев, хозяйка смотрела в сторону. — Они говорят, что вы живете со мной.
— Богатая фантазия у людей. Кто же этот умник, что выдумал такое? Хотелось бы с ним поговорить с глазу на глаз.
— Только не делайте этого. С женщинами лучше не связываться. Я не хочу называть ее имени — здесь же, недалеко живет.
— Да, это весьма неприятно. Видно, придется мне не работать в Пурвмалах.
— Почему же? — испугалась хозяйка. Этот человек опять не понял ничего и своей несообразительностью мое все испортить.
— Но ведь вам неприятно слушать сплетни.
Сплетни… Как ему объяснить, что никаких сплетен нет, что все придумано ею, чтобы направить его мысли в нужную сторону.
— Вы думаете, что этим вы поможете? — вздохнула она. — Все равно будут говорить. Но уж если говорят, то… Самое обидное, что приходится все это выслушивать напрасно.
— Да, — сказал Карл.
— Как ты ни живи, все равно говорить будут.
— Это верно.
— Тогда уж лучше, чтобы ты знал, за что тебе приходится выслушивать. Хуже не будет.
Он ничего не ответил. Немного спустя она спросила:
— Разве не так?
— Что? — он взглянул на нее.
— Лучше терпеть виновному, чем без вины.
Карл, не ответив, взял топор, начал затесывать конец шеста. Крышу стога надо было закончить к вечеру. Обернувшись через некоторое время, он увидел, что хозяйка еще не ушла. Видимо, она не могла успокоиться насчет сплетен. Тогда он заговорил:
— Мы на Болотном острове к осени кое-кого ожидаем. Как вы думаете, кто это будет: мальчик или девочка?
— Пригласите меня в крестные, если я отгадаю? — улыбнулась хозяйка. Она сложила в корзинку посуду и собралась уходить.
— Хорошо, пригласим.
— Ну, тогда пусть лучше будет сын. Новому хозяину нужен помощник.
Домой она не пошла, а по краю поля отправилась посмотреть, что делают другие работники. Леонтина в огороде полола свеклу. Старый Микелис приводил в порядок зароды на клеверном поле. У болота покрикивал на скотину пастух. Солнце еще сильно припекало, волновалось почти уже спелое поле ржи. Из сухого болота доносился опьяняющий запах багульника. Хозяйка свернула в сторону кочкарника, чтобы посмотреть на стадо.
— Коровы еще не начали бегать? — спросила она Гариса.
— Нет, пока ничего, — ответил пастух. — Только овцы так и ломятся к полю с викой.
Хозяйка постояла, осматривая стадо.
— Где же Магоне?
— Наверное, в кустах. Я посмотрю.
Гарис нехотя отправился на край болота. Хозяйка пошла за ним. На кочке, свернувшись, лежала гадюка.
— Иди убей змею! — испуганно закричала Пурвмалиене.
Она не пошла дальше, а дождалась, пока Гарис нашел палку. Но парнишка, видимо, побаивался гадюки и выбрал слишком длинную палку. Он ударил и не попал — гадюка исчезла в зарослях.
— Ни на что ты не годен, — презрительно проговорила хозяйка и удалилась. Нагретый воздух струился и переливался, точно муаровая лента. Всюду летали паутинки. «Если не будет дождя, трава выгорит…» — думала хозяйка. Вернувшись домой, она долго смотрелась в зеркало на комоде, затем достала ножницы и отрезала у своей блузки рукава до самых плеч. У нее красивые, полные руки и круглые плечи. Теперь их можно было видеть.
2Сразу же после сенокоса кончилась работа Карла в Пурвмалах. После Иванова дня хозяйка привезла из Риги второго постоянного батрака, и новосел с Болотного острова уже не был ей так необходим. В сущности, так даже получилось лучше. Ни один человек не смог бы выдержать такое напряжение, какое выдерживал Карл всю весну и первую половину лета. Правда, за это время было и заработано кое-что. Теперь можно передохнуть и заняться собственными делами. Пока не начались осенние дожди, надо выкопать рядом с дорогой большую отводную канаву, иначе потом не выберешься с острова. Канава была необходима и Дандену, и другим хозяевам, которые по этой дороге возили зимой дрова и бревна, но попробуй дождись от них помощи.
— Если подумать как следует, то хочется спросить: чего ради я тут бьюсь? — сказал Карлу инвалид. — На пропитание мне хватает. Могу еще немного подработать каким-нибудь ремеслом или открыть маленькую лавочку. Всё равно за свою жизнь всего не переделаешь.
Рассудительный человек — и умные речи: если не можешь всего сделать, лучше не делать ничего. Оба они были пожилыми людьми и долгое время жили в Риге. Трудности, встреченные на Болотном острове, открыли им глаза — чего нельзя поднять, то нельзя снести. Они тоже приехали сюда с большими чаяниями и желанием трудиться: поработаем немного, и у нас будет уголок на старости лет и прочный фундамент в жизни. Так они мечтали несколько месяцев. Потом Данден начал задумываться. А его жена спрашивала его:
— Кто знает, стоит ли?
Ни одна работа не стала у них спориться. Пни оказались очень цепкими, земля переплетена корневищами, родниковая вода отзывала болотом. По вечерам от комаров нет спасения, а что здесь будет зимой, когда, кроме снега и темных елей, ничего не увидишь?
Сено они с горем пополам наскребли, изредка поливали огород, но о посеве ржи Данден не заикался. Они с сожалением смотрели на Зитаров, как те надрывались, как спешили. Ничего не поделаешь — у них другого выхода нет, приходится. Но мы больше не можем…
Большую канаву Карл выкопал один. И удивительно — дорога больше не утопала в грязи. Все говорили, что это давно следовало сделать. Единственное, что получил он за эту двухнедельную работу, — волость освободила Карла на этот год от гужевой и дорожной повинности.
Потом они стали собирать грибы и цветы и продавали их скупщикам с побережья, которые пересылали товар в Ригу. Таким путем они заработали немного денег и восполнили брешь, образовавшуюся после ухода Карла из Пурвмалов. На зиму они насолили большой чан грибов. А когда начался массовый лов салаки, Карл поехал на побережье и купил несколько пур рыбы. Корчмарь Мартын подарил им порожнюю бочку из-под сельди, и они в ней засолили салаку. А затем пришлось спешно строить хлев для коровы и лошади. Карл вырыл в склоне холма землянку: три стены были готовы, четвертую сложили из торфа и дерна, а крышу застлали и засыпали землей. Жилой сарайчик обили изнутри досками и пространство между ними засыпали опилками.
Никто из Зитаров их не навестил. Они знали, что Янка на военной службе, а Эльза вышла замуж. Жителям Болотного острова нечем было угощать гостей — пусть лучше они не приходят.
Сармите понемногу шила маленькие забавные платьица, и лицо ее покрылось коричневыми пятнами.
— Ты меня еще узнаешь? — спрашивала она Карла.
— Нынче зимой здесь не будет скучно, — отвечал он. — У нас появится музыка.
— Этот музыкант не даст тебе ночью спать, — ответила Сармите.
— Поэтому ему надо приготовить колыбельку. Придется как-нибудь съездить к Эрнесту.
— Зачем? Эрнест ведь не столяр.
— Может быть, обойдемся без столяра. Видишь ли, Сармит, у нас дома в свое время была старая колыбелька. Ее еще, вероятно, мой дед смастерил. В ней качались два поколения Зитаров. Когда-то в ней лежал мой отец, его братья и сестры. Потом колыбель снесли на чердак. А когда стали рождаться молодые Зитары, старую колыбель опять принесли вниз, заново покрасили, и она долгое время служила моей матери. Иногда мы, играя, укладывали туда кота и до тех пор укачивали его, пока у него не начинала кружиться голова. Когда все выросли, ее опять унесли на чердак и завалили всяким хламом. Мне кажется, эта колыбель должна еще быть там. Когда ее покачивали, она немножко скрипела, но так приятно, что детям сразу хотелось спать. Теперь таких уже не делают.
На следующий день Карл запряг лошадь и поехал в Зитары. Эрнест и все остальные теперь кое-что узнали о Болотном острове. Колыбель действительно еще не была изрублена на дрова. Крепкая и выносливая, она не поддалась действию времени. Долгие годы пролежала она в пыли, всеми забытая и как бы ожидая, что ее опять пригласят на прежнюю, привычную работу. Она еще способна была вынянчить и третье, и четвертое поколения Зитаров. Когда ее выносили, она заскрипела. Если бы у нее спросили, что она хочет этим сказать, она, вероятно, ответила бы: «Удивляюсь, почему вы отдаете меня из этого дома. Тут я так долго служила. Разве я здесь никогда больше не понадоблюсь?» И старый дом грустно ответил бы: «Да. Так оно и есть. Так оно и есть…»
Но больше, чем старая колыбель, скрипел глава семьи — Эрнест, старший в роде:
— Трудные времена… Налоги… Неурожайный год…
— Разве я у тебя чего-нибудь прошу? — спросил второй Зитар, который увозил семейный символ жизни на Болотный остров.
И Эрнест перестал плакаться. Картофель был весь выкопан и клеть закрыта на замок. Когда Карл уезжал, собака с лаем проводила его до дороги. Она больше не узнавала его, потому что от этого человека не пахло рыбой и морем, от него шел запах болота…
Около Мартынова дня у Сармите родился сын. Родители назвали его Андреем в честь деда. Пока Сармите лежала, Пурвмалиене несколько раз приходила ее навестить и поухаживать за ребенком. Теперь в Пурвмалах был новый работник, там обходились и без нее. Начиная с того жаркого дня хозяйка носила кофточки без рукавов. Так она пришла и на остров. Если б ты не был таким рассеянным, Карл Зитар…
3В один прекрасный день Дандены исчезли. Не сказав ни слова ближайшим соседям, инвалид продал корову мяснику, картофель и сено — лачужникам побережья и ночью уехал с Болотного острова. За исключением тонкостенного сарая, в котором ютились Дандены, здесь не оставалось ничего. Через некоторое время Карл получил письмо. Дандены просили, его присмотреть за оставленной «постройкой», а за это, пока хозяйство никто не купил, пусть соседи спокойно косят их луга и пользуются разработанной землей. Это, конечно, было не таким уж значительным подспорьем, но не слишком обременительным оказались и новые обязанности Карла — кому нужна хлипкая дощатая лачуга инвалида? Может быть, Данден боялся, как бы Карл сам не употребил ее на свои нужды? Вскоре в газетах появилось объявление: «Продается хозяйство в прекрасном месте. Лес, река, заливные луга. Земля частично возделана. Имеются новые постройки. Цена по соглашению».
Карлу предоставили строительный лес тут же на острове, в полукилометре от дома. Как только Сармите окрепла и могла управляться по дому, Карл взял пилу, топор и отправился в лес. Безумец — он хотел со всем один справиться! Некоторые ели оказались настолько толстыми, что их нельзя было обхватить двумя руками. Промучившись дня два, Карл пришел к выводу, что одному эта работа не под силу. Но где взять помощника? О Сармите не могло быть и речи, Эрнест не пойдет на помощь, а нанимать людей — чем им платить? Карл уже собирался идти в Пурвмалы просить работника помочь ему, но ему вдруг повезло. В воскресенье явился старый Криш проведать, как живут молодые. Узнав об их заботах, он удивился, как это они не вспомнили о нем.
— Дома теперь обойдутся без меня, — сказал он. — Скоту сено завезено, а покормить может и сам хозяин.
Он даже не пошел в Зитары, чтобы сообщить Эрнесту о причине своего отсутствия, и на следующее утро вместе с Карлом отправился в лес. Чтобы не задерживать Криша, Карл не обрубал сучья на деревьях — только валил их. Лес в этом месте был редким, поэтому деревья не мешали друг другу. Карл с Кришем проработали всю неделю. В субботу вечером все деревья были повалены. Тут явился Эрнест. Если бы поблизости не оказалась Сармите, неизвестно, чем кончилось бы все это.
— Смотри-ка, что у него за мода — переманивать у хозяина работников! — вместо приветствия проговорил Эрнест. — Неужели нельзя было как-нибудь известить меня? Я уж решил, что с Кришем что-нибудь случилось.
Он очень сильно испугался за своего батрака. Да и как не испугаться: ему не найти другого такого работягу. Но сейчас получилось хорошо: ту неделю, что Криш работал на Болотном острове, можно будет засчитать в уплату за наследство, если Карл когда-нибудь заикнется о своей доле.
— Когда поедете в церковь, заверните к нам, — сказал Эрнест при расставании. Он мог смело сказать так, Карл никогда не ходил в церковь.
До рождества Карл обрубил сучья и сжег те, что помельче. А как установился санный путь, стал возить бревна домой. Лошадь, простоявшая все лето без дела, округлилась, несмотря на то, что овес ей приходилось видеть только во сне. Зато теперь ей досталось. Карл спешил вывезти бревна и потом на месяц-другой уйти на заработки — в ту зиму повсюду рубили лес. Деньги были необходимы до зарезу, к весне нужно на остров привезти пилораму, приготовить деньги на плотника, а там предстояло еще много всяких расходом. Следующим летом надо обязательно подвести дом под крышу и вывести трубу. А работать в долг никто не захочет.
Это была жаркая зима и для человека, и для лошади. Человек не жаловался, а животное не умело этого делать. Лишь иногда, вытаскивая в гору особенно тяжелое бревно, лошадь останавливалась и оглядывалась на хозяина: разве ты не видишь, как мне тяжело? Болотная осока невкусна, а гора высока и воз тяжел. Ну как ты ее ударишь? Лучше берись сам за дело, подопри плечом и тащи. И пусть на шее чуть жилы не лопаются от натуги, но воз вытянуть надо. Нужны деньги, независимость и хлеб.
Из ноздрей лошади валят клубы пара. Останавливаясь на отдых, она тяжело и часто водит запавшими боками. Животное уже немолодо, зубы стерлись, жесткую траву оно жевать не может. Всю жизнь ее погоняли и погоняли.
— Ну, потяни же еще!
Однажды лошадь падает и долго не поднимается. Она тяжело дышит, с тихим ржанием силится встать на ноги и не может, потому что оглобли слишком тяжелы и крепко стянутый хомут держит ее как в тисках. Тогда Карл выпрягает ее, дает немного отдохнуть и опять запрягает. Пока дорога идет по лесу, еще ничего — там снега достаточно. Но вот на открытом месте солнце растопило тонкую корочку льда, и воз местами приходится тащить по голой земле. Человек кричит, размахивает кнутом, подталкивает сани, и, видимо, ему стыдно бить лошадь. Он шумит, пугает и понукает животное, но у земли цепкие, липкие пальцы. Не свирепствуй, человек! Какое мне дело, что у тебя пустая клеть и обширные планы. Живи потихоньку, работай в меру — всего сразу не захватишь. Ты хочешь в этом году построить дом? Построишь в будущем году. Хочешь начать новую расчистку? Это сделают твои дети. Не иди против природы, не опережай время!..
Понимает ли человек эти мудрые советы? Прислушивается ли он к ним? Он не научился беречь себя и других и потому остается, в конце концов, один.
Стоит посреди дороги Карл Зитар, большой человек с тяжелыми руками, и нет у него больше лошади. Он смотрит на коченеющее животное и не может понять, почему это так. Еще столько невывезенных бревен, не заработана и половина нужных ему денег, а он должен все оставить. Что это значит?
Ты проживешь лишний год в старой лачуге… — вот и вся мудрость. Но он не может понять этого. Если бы его сила равнялась его воле, он сам впрягся бы в сани и потащил воз.
К вечеру, волоча за собой сани с упряжью и шкурой павшей лошади, Карл вернулся на остров. Бревно осталось у дороги.
— Что мы теперь будем делать? — спросил он у Сармите.
— Время — лучший советчик, — ответила она. — А теперь садись ужинать.
Он пытался есть, но не мог.
Карл потерял лошадь в середине зимы, в самое горячее для работы время, и теперь ему совершенно срочно нужна была новая лошадь, иначе вся намеченная рабочая программа пойдет насмарку.
У других потеря не вызвала бы никаких затруднений: они попросили бы ссуду в банке, подыскав поручителей. И Карл нашел бы их: корчмарь Мартын сам состоял в правлении общества взаимного кредита, а подпись Кланьгиса значила больше, нежели все хозяйство Болотного острова. Но что станут тогда говорить Мартын и Эльза?
«Мы помогли! Он встал на ноги только благодаря нам!»
Нет, так дело не пойдет!
Любому другому пришла бы в голову мысль о правах на наследство. Он пошел бы к Эрнесту и потребовал выплаты своей доли. Но Карл сказал:
— Разве я у тебя что-нибудь прошу?
Если он теперь попросит, Эрнесту придется искать новую ссуду, опять с поручителями, и, в конце концов, получится то же самое, что с Мартыном и Кланьгисом.
Неужели нет никакого другого выхода?
Два дня Карл ходил по острову и думал. Ел грибы с картофелем, колол дрова, прислушивался, как маленький Андрис распеленатым сучит ножками в колыбели, и все думал. Сармите не беспокоила его, не расспрашивала. На следующий вечер он оделся и отправился в Пурвмалы.
Вскоре Карл Зитар приобрел новую лошадь — он еще на одно лето продал свои руки Пурвмалиене. Будет ли это испытание последним? Кто знает?
Глава седьмая
1Осенью в полку выпускали молодых инструкторов. Янке дали чин капрала и вместе с шестью другими парнями, кончившими курс с отличием, оставили в кадрах инструкторской роты. Потом им предоставили двухнедельный отпуск. Янка от него отказался. Свободное время он посвятил спорту и чтению книг. Кое-что можно было достать в полковой библиотеке, но Янка брал книги и из городской библиотеки и какого-то частного книжного магазина. К военной службе Янка привык, и она больше не казалась ему трудной. Несмотря на то, что он все время довольствовался лишь «казенным хлебом да щами», здоровье его было лучше, чем когда-либо; за все время службы Янка ни разу не обращался в полковую амбулаторию.