В то утро, когда Карл спрятался у Битениеков, Сармите пришла к Зитарам и рассказала о случившемся. В следующую ночь к Зитарам явился патруль и произвел у них тщательный обыск, а старого капитана отвели к коменданту и долго допрашивали, добиваясь, чтобы он сказал, где находится сын. Обыск повторялся в следующие ночи. Зоркий глаз Янки скоро обнаружил, что днем в одном из соседних домов дежурит тайный наблюдатель, — очевидно, белые надеялись, что Карл ночью явится к родным.
Чтобы не выдать, где скрывается Карл, Янка окольным путем пробрался к Сармите и посоветовал ей некоторое время не приходить к своей матери: Если она станет чаще у них бывать, могут выследить, и в дом Битениека тоже явятся с обыском.
В страхе и тревоге прошли две недели. Многих жителей расстреляли, и белогвардейцы стали чувствовать себя увереннее.
Семья Зитаров решила как можно скорее отправиться в горы, вглубь Алтая. Они немедленно стали собираться в дорогу. Валтериене присоединилась к ним. «Если уж до этого держались вместе, не будем и дальше разлучаться…» — заявила она.
Приготовления в дорогу заняли два дня. Эрнест заявил хозяину об уходе с работы и помог отцу подыскать лошадей и подводы. Они купили двух старых кляч и две подержанные телеги, потому что в одной их вещи не уместились бы.
Пока собирались в дорогу, Янка позаботился о Карле. Он снес ему старую отцовскую одежду, а военный мундир принес домой. Прежняя одежда самого Карла уже не годилась: он сильно вырос за последние годы.
В ночь накануне отъезда нужно было доставить Карла на другой берег Оби. У перевоза постоянно дежурили военные, и он не мог ехать вместе со всеми. Но как переправить его через реку? Лодки, стоявшие у берега, — на замках, а ночами по берегу расхаживал патруль.
Янку выручила дружба с местными мальчиками. В Порт-Артуре у него был приятель — сын рыбака. Янка не раз ездил с ним на ночную рыбалку и доказал, что умеет обращаться с лодкой. Теперь он отправился к другу и попросил одолжить лодку. Они договорились, что с наступлением темноты Янка возьмет лодку, а утром до рассвета доставит ее обратно, привяжет к колу и ключ спрячет в условленном месте.
Прошло несколько часов. Переодевшись в платье отца, Карл ждал наступления вечера. Самым неприятным было то, что из дому надо было уходить засветло, потому что после десяти часов на улицах появлялись патрули. Выйти следовало, самое позднее, часов в девять, а в это время на улицах еще было многолюдно. Чтобы добраться до берега, Карл должен был пройти несколько центральных кварталов. Он договорился встретиться с Янкой у реки в полукилометре к югу от пристани.
Битениек с работниками уехал в деревню за скотом, мадам сразу же после ужина ушла в кино, и Карл смог незамеченным покинуть убежище. Сармите эту ночь еще ночевала у Битениеков,
Карл понимал, что теперь все зависит от случая и выдержки. Работая в милиции, он сталкивался со многими людьми. Кто поручится, что один из них не узнает его? В маленьком переулке можно попасться с таким же успехом, как и на центральной улице. Значит, осторожность тут ни при чем. Все это игра. И чем смелее, непринужденнее он будет держаться, тем больше шансов победить.
Карл выбрал наиболее прямой путь и скоро добрался до площади, расположенной против гимназии. Это было самое оживленное место. Здесь прохаживались флиртующие парочки, веселыми стайками порхала учащаяся молодежь; изредка встречались молодцеватые офицеры. Как в былые времена, на плечах у них сверкали золотые погоны, а на лакированных сапогах звенели шпоры. Может быть, лучше было бы надеть мундир поручика?
С площади Карл свернул налево, к реке Барнаулке. Перейдя через мост, он услышал громкие голоса и смех, доносившиеся из открытых окон гостиницы «Империал». Там гарнизонные офицеры пировали с девицами, а под окнами стояла толпа любопытствующих мальчишек и слушала, как граммофон исполняет цыганский романс.
Медленнее шаг, Карл, и не оборачивайся! Если хочешь, чтобы другие не обращали на тебя внимания, не замечай их сам…
Еще несколько улиц, церковка, кладбище, широкая высокая равнина над Обью — и он добрался до безопасного места. По крутому, обрывистому берегу реки сбегало вниз несколько узеньких тропинок — их протоптали дети: Карл присел на минутку на краю обрыва и выкурил папиросу. Солдату, который расхаживал у мостков переправы, он должен был казаться горожанином, вышедшим подышать свежим воздухом. Карл оглядел отсюда дальнейший путь. За той излучиной реки они условились встретиться с Янкой. На берегу к югу от переправы людей не было.
Солнце село. Правый берег Оби с его зелеными лугами, редким кустарником и далекими деревнями уже подернулся сумерками, и, казалось, с востока на реку наползает зеленовато-серая тень, которая тушит переливчатую игру предзакатных огней на спокойной поверхности реки и тихо поднимается по обрыву на левый берег Оби. Это был туман.
Карл отправился дальше. Спустя час он уже находился в лодке, мощными взмахами весел приближая ее к правому берегу реки. Янка сидел на руле. Течение было настолько стремительным, что все время приходилось нос лодки держать навстречу ему, и, несмотря на это, их отнесло вниз на большое расстояние. Они сошли на противоположном берегу всего шагах в двухстах выше перевоза. Привязав лодку в затишье, братья окольными путями вышли на степную дорогу и разыскали на лугах пустой шалаш. Скоро в кустах нашлось и удобное место, откуда можно было обозревать всю дорогу. Здесь Карл будет ожидать прибытия родных. Он помог Янке отвести лодку вверх по течению настолько, чтобы тот на обратном пути подошел к берегу у Порт-Артура, и они расстались.
…Оба семейства отправились в путь на следующий вечер, чтобы первый, самый опасный участок миновать ночью. Когда подводы съехали с парома и беглецы ступили на потрескавшуюся землю правого берега Оби, им показалось, что с их груди свалился огромный камень и вместе с покинутым городом за спиной осталась грозившая им опасность. Свободные степные просторы, ароматные луга и тихо шелестящий в придорожных кустах ветер сулили покой и пробуждали уверенность в завтрашнем дне. Только Янке было тяжело покидать город: здесь оставалась большая река, суда, книги, школы — все такое важное для его будущего. Ему казалось, что, уходя вглубь страны, он навеки затеряется в ее горах и лесах, его стремления и мечты будут похоронены и им никогда не воскреснуть.
В кустах их ждал Карл. Он мог теперь присоединиться к своим — на дороге не виднелось ни одной подводы. В каком-то овраге они поужинали и напоили лошадей, затем отправились дальше. Ехали всю ночь.
Глава третья
1На рассвете беженцы миновали большую старообрядческую деревню. Лошади заметно выбились из сил, да и люди устали и решили отдохнуть. За деревней тянулся громадный выгон. Дальше дорога шла среди березовых рощиц. В тенистом овраге, на дне которого протекал еле приметный ручеек, беженцы расположились на отдых. Лошадей выпрягли и пустили пастись, а люди, вскипятив чай, позавтракали и улеглись под телегами, чтобы отоспаться после бессонной ночи, проведенной в дороге. Карл остался сторожить лошадей и вещи.
Вскоре показались едущие на поля крестьяне. Многие проехали мимо не останавливаясь, но вот крестьянин, отставший от других, сошел с телеги и направился к Карлу. Это был плечистый курносый мужчина с пышной бородой и стрижеными в кружок волосами. На голове у него была похожая на цилиндр войлочная шляпа.
— Откуда едете? — спросил он, здороваясь.
— Из Барнаула, — ответил Карл.
— Далеко направляетесь? — последовал обычный вопрос.
— В Бийск.
— Так, так, — протянул крестьянин, как бы раздумывая.
Подобные разговоры происходят всегда, когда на дороге встречаются два незнакомых между собой человека. Десятки раз они останавливали лошадь, чтобы выслушивать подобные вопросы; задавали их не столько из любопытства, сколько в силу привычки.
— Долго собираетесь пробыть здесь? — спросил крестьянин, взглянув на стреноженных лошадей, жадно щипавших траву.
— До вечера, — ответил Карл. — По прохладе лучше ехать.
— Так, так, — опять протянул задумчиво бородач. — Тогда лучше отъезжайте немного подальше и попасите лошадей на той стороне, — он указал через дорогу. — Этот участок принадлежит самому старосте этой деревни. А он человек — не приведи бог. Крику и неприятностей не оберетесь.
— Неужели такой сердитый? — улыбнулся Карл.
— Страсть какой человек. Он на месте опишет ваши вещи за потраву.
— Тогда придется уезжать, — согласился Карл.
Перспектива встретиться с сердитым деревенским старостой не обещала ничего хорошего: беглецу, который спасает жизнь, следует держаться подальше от представителей власти.
После полудня, когда жара немного спала, путники двинулись дальше. В этой местности деревни были очень большие и далеко отстояли одна от другой. До следующей деревни они добрались только поздним вечером и проехали ее с наступлением темноты. Дальше дорога вела по ровной, кое-где пестревшей редким кустарником степи. При выезде из деревни какой-то крестьянин предупредил их о волках: в кустах, говорят, их полным-полно, чуть ли не каждый день режут по овце или теленку; у него самого на прошлой неделе задрали жеребенка.
И беженцы сразу же убедились в справедливости этих слов: часто в придорожных кустах вспыхивали волчьи глаза, они светились, точно маленькие, электрические лампочки. Старые клячи первые чувствовали близость зверей, шарахались, храпели. А молодой пес, выращенный Зитарами в Барнауле, жался к ногам людей и глухо ворчал.
Правда, летом бояться волков не приходилось, им добычи хватало. Сытые, они уступают человеку дорогу. Но все же всякий раз, когда в ночной темноте совсем близко вспыхивали глаза зверя, людям становилось не по себе и они теснее прижимались друг к другу. Вспомнив рассказы стариков о том, что волки боятся огня, мужчины непрестанно курили. Эрнест, правивший последней подводой, так энергично действовал зажигалкой, что капитану пришлось крикнуть ему: «Смотри там, осторожнее, не сожги воз!»
Так ехали они четыре ночи. На утро четвертого дня показались темневшие вдали хребты Алтайских гор. Над волнистой приалтайской степью поднимали они свои синеватые, покрытые лесами в дымке вершины. Внизу, на берегу быстроводной горной реки Бии, раскинулся город Бийск. С севера и с востока к нему вплотную подходила степь. По берегам Бии темнели леса, а к югу и юго-западу волнообразно поднималась к горизонту удивительная, прекрасная и таинственная горная страна.
Словно зачарованные, смотрели беженцы на горы. Эту красоту нельзя было выразить словами, ее можно было только почувствовать. Чистое летнее небо, солнечное утро, насыщенный ароматом воздух, медленно струящийся по степи, высоко парящий горный орел и белый пароход внизу представляли незабываемую картину. Для человеческого глаза здесь было больше простора, чем на море.
Янка Зитар как завороженный стоял на высокой круче в том месте, откуда дорога сворачивала вниз, к городу, и не мог оторвать глаз от южного горизонта. Как все-таки прекрасен мир! И как не любить эту землю, как не поддаться ее очарованию, если у тебя душа поэта!
2В Бийске остановилось много латышских беженцев. Их можно было легко узнать по одежде. Серый домотканый костюм латышского крестьянина и черная шапка с блестящим козырьком настолько типичны, что вы его отличите среди тысяч людей, не говоря уже о других приметах. На родине их никто не замечал, а здесь они бросались в глаза самому ненаблюдательному человеку. Еще легче было узнать латышских женщин, ибо никто не носил так белые косынки и серые большие платки, как они.
В городе Зитары встретили несколько земляков и получили немало полезных сведений. Оказалось, что в обширном Бийском уезде живут не только латыши-беженцы, но и много старых переселенцев. В некоторых местах они организовали маленькие колонии; другие мелкими группами, по три-четыре семьи, были разбросаны в горах и тайге. Беженцам, желающим получить землю, следовало обратиться в переселенческое бюро — его возглавлял латыш. Бюро направляло приехавших на свободные и пригодные для заселения государственные земли.
Старый Зитар с Эрнестом немедленно отправились в это бюро. Оказалось, однако, что заведующий уехал по служебным делам на один из крупнейших участков и должен вернуться не раньше чем через неделю. Делать нечего — приходилось ждать.
Они переправились на пароме через Бию, отъехали на несколько верст от города и остановились в лесу. Парни на скорую руку соорудили из ветвей шалаши, капитан сложил женщинам очаг, и они жили тут несколько дней, как цыгане. Лошадей пасли по обочинам дороги, а продукты на себе носили из города — на этом берегу не было ни одной лавки. Каждое утро мужчины, исключая Карла, отправлялись в Бийск узнавать, не вернулся ли заведующий. Лагерем беженцев никто не интересовался. Только как-то раз подошел лесник и предупредил, чтобы с огнем обращались осторожно, а то после длительной засухи легко может возникнуть пожар.
Наконец, в середине следующей недели приехал заведующий бюро, и в тот же день вечером капитан вернулся со всеми необходимыми документами: Ближайшие свободные земли находились на расстоянии двух дней езды от Бийска, но и там уже все лучшие участки были заняты; остались только трудные для обработки или плохие земли. Поэтому Зитар подыскал другое место, в тайге, к югу от города. Лет десять тому назад там поселились первые латышские семьи; а прошлой зимой и весной туда уехали многие беженцы. Образовалась настоящая латышская колония. Земля в свое время считалась собственностью самого царя, а поэтому должна быть особенно хорошей и плодородной. Эрнест, правда, хотел поселиться в районе Телецкого озера, но на этот раз с его мнением не посчитались.
Наутро они отправились в путь. Отдохнувшие старые клячи усердно тащили возы в гору. Справа, за Катунью, вырисовывался на небосклоне темный горный хребет, одно из северо-западных ответвлений Алтая. Местные жители говорили, что до него шестьдесят верст, а возможно, и больше. Наши путешественники за два дня не смогли объехать его первую, самую большую гору — она оставалась почти в том же положении, как в начале пути. Казалось, горы передвигаются вместе с путешественниками. Без всякого перехода они, словно острова, вдруг поднимались рядом с гладкой Катунской степью, и взорам едущих открывалась далекая равнина, вплоть до подножия гор. К югу постепенно и волнообразно поднималась возвышенность, и каждая следующая волна была выше предыдущей, достигая наибольшей высоты у границы Монголии, где сверкали на солнце покрытые снегом вершины Чуйских Альп. Это было настоящее скопище гигантов, дикий хаос скал. Посреди них возвышалась Белуха. Человек, едущий по дороге, несколько дней видел перед собой эти горы, но они продолжали оставаться далекими, недосягаемыми, словно убегали все дальше, делаясь с каждым днем выше, обманывая и маня путника кажущейся близостью.
Дорога шла по долинам быстрых горных рек. Склоны гор заросли кустарником, лесом. Здесь все цвело и радовало глаз богатством красок. Берегами рек завладели черемуха, калина, рябина, дальше темнели стройные стволы пихт с мягкой серовато-зеленой хвоей и золотистыми кистями шишек, кругом расстилались заросли шиповника и разных цветов, все это увивали усы хмеля. Человека пьянили запахи дикого сада природы. А птицы! А роскошные пестрые бабочки! Маленькие лесные жители — белки и полосатые бурундуки! Возня их слышалась всюду. Голубовато-зеленая утренняя заря, пылающий закат и грозный шум, доносящийся с горных вершин и предвещающий бурю! На горных пастбищах паслись стада гладких племенных кобыл, не знающих, что такое упряжь.
Этому краю была присуща дикая, первозданная красота.
«Я не поддамся никаким чарам, как бы красивы они ни были, — думал Янка. — Меня не прельстят ни золото, ни цветы. Душе моей непонятна чужая красота, так же как непонятны прекрасные стихи на незнакомом языке».
Так решил он, младший сын капитана Зитара, слушая, как братья и сестры восхищались красотами окружающей природы.
На третий день после выезда из Бийска произошла неожиданная встреча. Переночевав на берегу какой-то речки, беженцы еще до рассвета пустились в путь и с восходом солнца въехали в узкий овраг, из которого дорога вела на широкую отлогую возвышенность. Вокруг расстилались луга и поля, засеянные хлебом, а сразу же за оврагом начинался деревенский выгон. Уже совсем рассвело, но на дне оврага царил полумрак, лучи солнца туда не добирались. Беженцы ехали молча; по мягкой, влажной от сырости дороге тихо катились смазанные накануне колеса. Миновав заросли кустарника, свернули на небольшую поляну. Вдруг лошади испуганно зафыркали, и в тот миг Янка, который всегда шел впереди подвод, тихо воскликнул:
— Волки!
На дне оврага рядом с дорогой валялся громадный мертвый бык. Он лежал на боку, брюхом к дороге. Между ребрами у него зияла огромная рана. Брюхо было распорото, и все внутренности лежали на земле. А около них, засунув головы в зияющее отверстие и откинув в сторону пышные хвосты, копошились два волка, терзая зубами добычу. Звери не слышали приближения подвод и продолжали пиршество. Их серый мех был испачкан кровью жертвы.
Карл достал винтовку и вставил в магазин патроны. Но выстрелить ему не удалось: волки, наконец, почуяли запах человека, пятясь, вылезли из брюха быка, одним махом перескочили овраг и скрылись на горе.
Вдруг оттуда донесся испуганный крик.
— Ой, волки! Помогите!