22 ноября после трехдневного пребывания на фронте триста пятьдесят человек были накрыты землей или взлетели на воздух.
Они были уже на месте.
20 ноября: основной район боевых действий – БекетовкаВ этот день великие испытания наступили на юге Сталинграда. Советская группа армий «Сталинград» после двухчасовой артиллерийской и минометной подготовки силами двух моторизованных и одного кавалерийского корпусов начала боевые действия с целью прорыва.
Основной удар был нанесен юго-западнее Райгорода и направлен в сторону северного фронта 6-го румынского армейского корпуса. Параллельное наступление осуществлялось со стороны плацдарма Бекетовка и было направлено на 4-й немецкий корпус. Генерал фон Шведтлер оказался прав.
Но не только он. Многократные трезвые оценки ситуации, исходившие от командования 4-й танковой армии, подтвердились, к сожалению, лишь только частично.
В то время как 4-й армейский корпус вместе с немецкими дивизиями прочно удерживали свои позиции и оказывали мужественное сопротивление, проявляя стойкость духа, сначала северный фронт 6-го армейского корпуса и 20-й пехотной дивизии, а в ходе дальнейшей борьбы и Восточный фронт союзников вместе с их пехотными дивизиями (1, 2 и 4-й румынскими пехотными дивизиями) полностью был разрушен. Под вечер через образовавшуюся в обороне брешь шириной более пятидесяти километров, в которой лишь временные боевые формирования оказывали незначительное сопротивление, прорвались советские танки, за ними вплотную следовали крупные пехотные части.
Командующий 4-й танковой армией ввел в действие 29-ю мотопехотную дивизию, находившуюся в резерве, передний край обороны 20-й румынской пехотной дивизии вернулся на прежние позиции. Здесь можно опустить подробности дальнейших событий в районе Сталинграда. Суть просто заключалась в том, что имевшихся в наличии сил было недостаточно для того, чтобы предотвратить окружение 6-й армии.
Вместе с окружением 6-й армии на участке между Доном и Волгой группа армий «Б» потеряла последние боеспособные части, необходимые для продолжения борьбы на излучине Дона.
Осознавая этот факт, командующий группой армий «Б» вынужден был определить необходимые меры, исходя из следующих соображений:
а) 6-я армия должна быть готова к прорыву в юго-западном направлении, при этом правый фланг должен проходить приблизительно через Калач на Морозовскую;
б) необходимо поднять дух 4-й танковой армии с тем, чтобы армия смогла удерживать вражеский натиск в течение трех-четырех часов и тем самым дать 6-й армии время провести перегруппировку для наступления. 4-ю танковую армию необходимо поставить в известность о планирующемся наступлении 6-й армии;
в) необходимо остановить хаотическое отступление 3-й румынской армии на Чире севернее железной дороги Сталино—Калач и между Морозовской и Цимлянской.
Между тем 21 ноября командование 4-й танковой армии, после того как русские танки приблизились к нему на расстояние до нескольких километров, отступило из района боевых действий в сторону Бузиновки. Между южной частью танковой армии севернее вокзала Абганерово (части 6-го румынского армейского корпуса) и северной частью под Тундутовом (4-й немецкий корпус) образовалась широкая брешь. Запланированный промежуточный рубеж вдоль железнодорожной линии Абганерово—Тундутово создать не удалось – временные боевые подразделения, сформированные из частей снабжения, вынуждены были отступить под натиском превосходящих сил противника на запад. Единственный резерв танковой армии (29-я мотопехотная дивизия) после проведения успешного контрнаступления не могла быть использована в каком-либо другом месте, так как не было частей, которые могли бы ее заменить. 4-й армейский корпус по-прежнему удерживал свои позиции под настоящим свинцовым дождем по обе стороны Волги.
В русской степной деревушке Бузиновке, уже частично охваченной пожаром, в ночь с 21 на 22 ноября в бедной и тесной крестьянской избе работало полевое управление штаба танковой армии. Имея в распоряжении только одну телефонную связь, при скудном свете свечи командующий и его ближайшие офицеры переживали тяжелые часы, напрягавшие нервы до предела. Слухи о собственных частях и о противнике быстро сменяли друг друга, во всех уголках маленькой деревушки раздавались взрывы взрывчатки, которую коснулось пламя, рвались бомбы, сброшенные русскими бомбардировщиками.
Командующий пытался дальнейшими импровизированными действиями замедлить темп русского наступления, чтобы тем самым, по крайней мере, выиграть время, так как на большее рассчитывать не приходилось. То, что в ту ночь сделали офицеры для поручений и связные, разъезжая в одиночку на мотоциклах по бездорожной степи, где на каждом шагу можно было встретить части противника, не прочтешь ни в одной книге, но все эти события навсегда и глубоко врезались в память тех, кто был там и знал об этом.
В этой ситуации был получен окончательный приказ от Верховного главнокомандования вермахта – передать все немецкие части танковой армии в подчинение 6-й армии и достичь района Цимлянской для выполнения новых заданий. Незадолго до того, как навсегда оборвалась телефонная связь с 4-м армейским корпусом, данный приказ был передан его командованию.
Забрезжил рассвет – это было 22 ноября 1942 года (воскресенье – поминальное воскресенье 1942 года). Ноябрьский туман покрыл местность вокруг Бузиновки плотной серой пеленой. Командный пункт был расформирован, большинство офицеров и солдат управления полевого штаба отправились в путь по проселочной дороге, в то время как командующий и начальник Генерального штаба вылетели на «шторхе» в Нижне-Чирскую. С большим трудом пилотам удалось достичь долины Дона, летя над самой землей и ориентируясь только по телеграфным столбам.
Последняя радиограмма, посланная ставкой Гитлера, была подтверждена радиостанцией управления полевого штаба в Бузиновке в тот момент, когда русские танки уже заняли восточную часть населенного пункта.
Роковой день наступилКаждый час этого рокового дня имел свою историю, свои кульминационные моменты и горькие минуты, был наполнен тревогой.
История тех событий отображалась в журналах боевых действий, неслась по радиоволнам передатчиков к другим станциям, передавалась по проводам телефонной связи.
Страницы этой истории написаны не только чернилами и потом, но и кровью.
Началось всеобщее бегство. Основная масса тыловых служб, подразделений снабжения и военных обозов тянулась бесконечным потоком на юг. Это была постоянно одна и та же безрадостная картина, сопровождавшаяся неожиданными событиями, когда, например, позади воюющего подразделения неожиданно появляются русские танки.
Поток бежавших частей двигался по обеим сторонам реки.
В тыловых службах 367, 384 и 44-й пехотных дивизий, отступавших по западному берегу Дона, возникла неразбериха, боевые машины дивизий пропали, все склады оказались в руках русских – за ночь дивизии стали нищими.
Восточнее Дона солдаты и офицеры 1-й румынской кавалерийской дивизии двигались на юг, и та же самая картина, что и на дороге, проходившей по донским высотам, наблюдалась в районе южнее Бекетовки. Большинство частей почти не видели русских танков, не попадали под артиллерийский обстрел и не были атакованы кавалерийскими отрядами советских ударных сил. Проезжавшие части и отдельные боевые машины вызывали среди них панику, в результате чего люди сломя голову обращались в бегство. Одно слово, один жест, один выстрел, лязг танковых гусениц внушали бежавшим такое чувство, что сейчас наступит конец света.
20 ноября румынский полковник вышел из легковой машины, чтобы определить направление в сторону Румынии. Это происходило на дороге под Калачом.
В Логовском располагалась хлебопекарная рота, а рядом с ней – ремонтный взвод. Тут кто-то крикнул: «Танки!» – и триста человек хлебопекарной роты и ремонтного взвода бросили все имущество и снаряжение и обратились в бегство на юг в сторону совхоза «10 Октября». Как потом выяснилось, это была немецкая боевая машина, пытавшаяся найти ремонтную роту, так как у нее были повреждены гусеницы. На радиаторе машины сидел русский, знавший дорогу.
В эти дни можно было бы перечислять сотни таких ситуаций, происходивших в эти дни, но на самом деле это были одни и те же ситуации. Четырьмя-пятью рядами солдаты в панике тянулись по степям и дорогам, каждый думал о себе, более сильные обгоняли более слабых, тягачи и гусеничные машины ехали, не обращая внимания на потери – кто не мог или не успевал отскочить в сторону, попадал под колеса или гусеницы.
Перед донским мостом ширина потока бежавших достигла пятисот метров, тысячи машин ждали, выстроившись в тридцать плотных рядов – прекрасная цель для бомбардировщиков. Эти дни стали днями рождения «потерянных толп» – они появлялись повсюду там, где возникала опасность и где не хватало сил для обороны. Создатели этих «толп» формировали их тем способом, который все более и более совершенствовался в последующие месяцы и годы. Вся вереница беженцев переживала свое новое рождение, а во главе ее стояло несколько офицеров, которые всегда были на месте в самые трудные часы. Так было перед донским мостом в Нижне-Чирской, а также за ним, слева и справа от него.
Все машины останавливали, все, кто сидел в них, выходили, оставались только водители. Происходило это как по приказу, так и без него, но в большинстве случаев людьми руководило сознание собственной ответственности.
Так, например, капитан Гёбель сформировал из отступавших подразделений боевую группу для того, чтобы силами этой группы создать, занять и удерживать плацдарм западнее Дона с линией фронта, обращенной на север. В этом ему помогали несколько офицеров, в результате чего через несколько часов был создан своего рода штаб, конфисковано все оружие и боеприпасы. Менее чем за полдня группа насчитывала три тысячи человек. Люди не знали друг друга и не имели боевого опыта, так как в большинстве своем это были солдаты и офицеры из военных обозов и тыловых служб, бежавшие от русских танков. Но капитан Гёбель имел натуру наемника, поэтому и сумел собрать вокруг себя такое количество людей. 1-я воинская часть была сформирована из подразделений снабжения, инженерных войск, отпускников, полицейских, жандармерии, ремонтных рот и железнодорожных частей, и вся эта «толпа» действительно сумела удерживать фронт сначала лишь с помощью легкого оружия против атак пехоты, а позднее и с помощью небольшого количества тяжелого оружия против мощных танковых ударов.
Тот, кто погибал, погибал как неизвестный солдат. Если в распоряжении части оказывалась гаубица, противотанковая пушка и еще какое-либо тяжелое оружие, оно непременно заносилось в список приказом по боевой группе, настолько важно было вести данный учет. Из этой «толпы» была сформирована «Боевая группа Гёбель», на основе которой спустя шесть дней было создано что-то вроде дивизии, перешедшей позднее в подчинение полковника Адама, адъютанта командующего 6-й армией, после чего стала называться дивизия «Адам».
Ситуация 20 ноября была неясной. Утром 21 ноября несколько машин 2-й минометной бригады, имея «раздобытую» противотанковую пушку калибра 75 мм, направлялись после выполнения задачи по прикрытию на излучине Дона к деревянному мосту под Нижне-Чирской, намереваясь добраться до собственного командного пункта западнее Сталинграда. С большим трудом удалось остановить на мосту на какое-то время поток отступавших, двигавшихся на запад, и переправить через мост несколько машин бригады на восток. Через несколько километров дорогу заградили русские танки, поэтому немногочисленная группа специалистов по дымовой завесе, офицеров, унтер-офицеров и солдат штаба бригады, заняв позицию рядом с дорогой, останавливали бежавших на запад солдат, как это делали капитан Гёбель и другие, и зачислили их в свою группу.
Так, без приказа, был создан плацдарм на Дону, в состав которого вошли небольшие подразделения минометной бригады, штаб 53-го минометного полка, штаб 1-го подразделения батареи 53-го полка вместе с машинами и минометами.
Здесь был полковник Чокель, командир 53-го минометного полка, который так же, как и капитан Гёбель, думал о мосте на Чире, а также майор Шерер и капитан Рис, благодаря усилиям которых число солдат, занявших плацдарм, вечером перевалило за тысячу и передний край обороны удалось передвинуть вперед на восемь—десять километров до впадения Донской в Дон. Через три дня добавилось несколько танковых подразделений, после чего число людей достигло двух тысяч. Спустя четырнадцать дней в результате непрерывных тяжелых боев ситуация стала критической. 11 ноября дымовое подразделение было выведено с плацдарма, а группа капитана Зауербруха из Генерального штаба взяла на себя оборону фронта, которая, правда, 13 декабря была прорвана. Плацдарм был сдан, мост без каких-либо повреждений оказался в руках русских, так как вышел из-под контроля запальный провод взрывчатки. Потеря этого моста стала одной из причин, по которым 4-й танковой армии не удалось прорваться к Сталинграду и принять участие в боевых действиях.
Поминальное воскресенье в Нижне-ЧирскойДо 21 ноября штаб-квартира армии находилась в Голубинской, в пятнадцати километрах северо-восточнее Калача. Здесь до самого последнего момента надеялись, что ситуация изменится, именно по этой причине начальник Генерального штаба 6-й армии медлил с передислокацией оперативного отдела штаба. Голубинскую следовало бы покинуть уже три недели назад, так как к этому времени прочные зимние квартиры в Нижне-Чирской были уже готовы.
В штабе была поднята тревога за два часа до того, как русские танки подошли к донским высотам и направили дула своих пушек в ту сторону, где располагался штаб армии. Это было 21 ноября в 11 часов утра.
То, что происходило после этого, уже нельзя было назвать просто отходом. Большая часть машин и имущества на складах остались там, где были; сюда входили армейское оборудование, киноаппаратура роты пропаганды и даже казино оперативного отдела.
Часть штаба попыталась пробраться на юг до Чира по дороге, проходившей по донским высотам, но сделать это не удалось, так как к тому времени головные разведывательные подразделения русских стояли в четырех километрах от Калача и заблокировали Донские высоты в юго-западном направлении, то есть теперь необходимо было повернуть на север. Под Переполным отступавшие перешли Дон небольшими группами по льду возле Голубинской. Генерал Паулюс и начальник Генерального штаба вылетели на двух «шторхах» в зимнюю штаб-квартиру армии, куда оперативный отдел штаба добрался во второй половине дня.
Квартиры в Голубинской поступили в распоряжение генерала Хубе вместе со штабом 14-го танкового корпуса. Командование по-прежнему не отказывалось от попытки остановить танки Красной армии, которые объезжали кругом боевые группы немецких дивизий и с грохотом катили через аэродром, вдоль узкоколейки, через район летней танковой битвы под Калачом в южном и юго-западном направлениях.
Когда генерал Паулюс прибыл в Нижне-Чирскую, была получена радиограмма Гитлера:
«Командующий вместе со штабом отправляется в Сталинград. 6-я армия занимает круговую оборону и ждет дальнейших приказов».
Ночью в оперативный отдел штаба поступила еще одна радиограмма:
«Войсковое соединение 6-й армии, остающееся между Доном и Волгой, должно обозначаться как «Крепость Сталинград».
Верховное командование вермахта сделало в этот день следующее сообщение:
«На Донском фронте румынские и немецкие войска ведут ожесточенные бои против мощных наступающих танковых и пехотных вражеских частей».
Ранним утром следующего дня в уютно обставленную штаб-квартиру 6-й армии прибыли генерал-полковник Гот и генерал танковых войск Паулюс с начальниками их штабов. В то время как непрерывно звонил телефон, вероятно с довольно серьезным сообщением на том конце провода, вокруг 6-й армии неумолимо сжималось кольцо, и оба командующих войсками обсуждали возможное развитие событий. Все целиком и полностью осознавали серьезность положения, и по тем немногим словам, сказанным кратко и по-деловому, можно было уже 22 ноября понять то, что было предначертано судьбой 6-й армии через несколько месяцев.
Что же все-таки обсуждалось?
Ранним утром командир 9-й артиллерийской дивизии генерал-майор Пикерт прибыл в Нижне-Чирскую, где командующий армией встретил его следующими словами:
– Нас будут снабжать с воздуха, – после чего спросил: – Что бы вы предприняли, Пикерт?
– Я бы сразу начал прорыв, собрав все оставшиеся силы, со своей стороны я могу поддержать прорыв значительными силами артиллерии, а именно батареями как легкой, так и тяжелой артиллерии. В случае необходимости мы можем перетащить легкие орудия через степь вручную, боеприпасов у меня достаточно, а боевые машины заправлены горючим и стоят наготове.
И еще генерал артиллерии добавил:
– Снабжение с воздуха я полностью исключаю, поэтому считаю, что прорыв следует начать немедленно.
Выслушав мнение командира 9-й артиллерийской дивизии, генерал Шмидт ответил следующее:
– Разумеется, мы обдумали возможность такого прорыва, но приняли решение остаться в районе Сталинграда по следующим причинам:
1. Армия имеет приказ удерживать данный район.
2. Прорыв через открытую как на ладони зимнюю степь закончился бы так, как закончился марш Наполеона, поскольку нам пришлось бы прорываться с боями через степь на протяжении сорока—пятидесяти километров, чтобы добраться до противоположного берега Дона через мост. Лед на Дону еще не так крепок, чтобы он мог выдержать тяжелые машины, поэтому переправляться на ту сторону следует только через мост; кроме того, враг занял довольно высокий западный берег Дона, на который мы должны были бы наступать со стороны равнинной степи, или же нам пришлось бы двигаться далеко на юго-запад, чтобы перебраться на другой берег.
3. Мы наверняка потеряли бы громадное количество тяжелого оружия и оставили бы врагу пятнадцать тысяч раненых в полевых лазаретах и на перевязочных пунктах.