Олег Сергеевич посмотрел на свою «Омегу»:
– Все точно по плану.
– Пока по плану, – поправил опытный Храмцов.
За окнами замелькали вросшие в землю домишки социалистической поры и теснящие их богатые коттеджи нового времени. Черные джипы с «крутыми» московскими номерами въезжали на окраину Тиходонска.
* * *«Сельхозмаш» занимал огромную территорию. Когда-то его выстроили на окраине, но потом он оброс общежитиями, домами, собственной поликлиникой и больницей и даже дал имя новому городскому району. В советские времена он снабжал комбайнами всю страну, давал работу пятидесяти тысячам человек и являлся градообразующим предприятием Тиходонска. Правда, комбайны он делал плохие, но колхозам выбирать не приходилось: во-первых – не из чего, а во-вторых – снабжение шло по разнарядке. Качество машин в разнарядке учитывалось, поэтому при необходимости в трех комбайнах покупали пять – два на запчасти. Завод перевыполнял план, на доске почета висели портреты передовиков производства, партийная и профсоюзная организации без устали вели идейно-воспитательную работу, на общих собраниях трудящиеся правильно выступали и зрело голосовали, кого надо осуждали, клеймили позором, а кого надо – горячо одобряли и всецело поддерживали. Словом, «Сельхозмаш» и его многотысячный коллектив уверенно шли к победе коммунизма.
Но вдруг все чудовищным образом изменилось. Великий и могучий Советский Союз в одночасье развалился, всемогущая партия – «ум, честь и совесть эпохи» – оказалась колоссом на глиняных ногах и сама по себе рухнула, все планы лопнули, а директивы растаяли в пьянящем воздухе демократии и плюрализма. И сразу же «Сельхозмаш» умер. Главный конвейер остановился, треть работников сократили, половина оставшихся разбрелась кто куда…
«Красный директор» Малышев умел работать по плану, госзаказу и директивным указаниям обкома КПСС, но в бурном море рыночной экономики был обречен на быстрый и бесславный конец. Если бы власть не отпустила вожжи и не отдала страну на поток и разграбление, так бы и произошло.
Но на грабительскую приватизацию завода ума хватило и у Малышева, и у его окружения. А что хитрого в том, чтобы напечатать ничего не стоящие бумажки, назвать их акциями, взять себе большую часть и на основе этой явно мошеннической комбинации чужое объявить своим? После этого пути коллектива и руководства резко разошлись. Если раньше Малышев в месяц зарабатывал 320 старых, полновесных советских рублей, рабочий сборочного цеха – 280, а вечный российский эквивалент жизненных ценностей – бутылка водки стоила 2 рубля 87 копеек, то теперь, когда цены взбесились, бутылка жизненного эликсира стоила две тысячи, а зарплата рабочего составляла 65 тысяч, но не выплачивалась (нет денег), генеральный директор откусывал по полмиллиона, а то и миллиону новых, обесценившихся рублей, да плюс страшно запрещенные раньше тяжеловесные доллары. Завод хирел и нищал, его акции обесценивались, долг в бюджет рос так же, как долг по выдаче заработной платы. Отопление и электричество отключили, в холодных корпусах облупливалась штукатурка и трескались стены, станки ржавели.
А в административном корпусе все было по-другому: здесь царило благополучие, достаток и европейская атрибутика процветания. В российском, разумеется, понимании. Кабинет директора – просторный, светлый, с кондишеном, кожаной мебелью, баром, аквариумом, плазменной панелью, увлажнителем воздуха и прочими прибамбасами, говорящими… нет, прямо-таки орущими о достатке, обеспеченности и стабильности. Здесь и отопление работало, и электричество не отключали, и вода шла бесперебойно. К модернизированной служебной «Волге» генерального добавился «Мерседес», пусть и не новый, да и коммерческий директор прикупил «Форд»… Некоторые несознательные смутьяны связывали это с продажами оборудования и сдачей конторских помещений под офисы коммерческих фирм за черную наличку, которая якобы оседает в карманах директора и его прихвостней. Сам Малышев это категорически отрицал, называя клеветой, громогласно провозглашал, что завод возрождается, и сулил коллективу сытую и сладкую жизнь в самом ближайшем будущем.
Сейчас и директор, и прихвостни ожидали гостей, от которых это самое сладкое будущее и зависело. Хотя, честно говоря, сладость они собирались в первую очередь использовать для себя, но ведь это обычное дело…
– Васильич, хватит, скоро москвичи заявятся, – поморщился Вайс, главный инженер возрождающегося «Сельхозмаша». За глаза его звали Иоганн, проводя параллель с разведчиком из известного советского фильма[2].
– Андрей Германович, вы же знаете, я всегда в форме, – хмуро ответил коммерческий директор Фёдоров, наливая в широкий стакан «Джонни Уокер». На среднем и безымянном пальцах виднелись грубые рубцы. Он вырос на Богатяновке и имел бурную молодость: состоял на учете в милиции и даже отсидел за грабеж по малолетке… Потом вытравил криминальные факты из биографии и свел марганцем наколки, но следы остались: и шрамы на руках, и периодически выныривающие из лихого прошлого дружки, и несколько облагороженная блатная кликуха – напористый Ураган вместо откровенно блатного Уркагана.
Однако подчистить биографию, избавиться от татуировок и убрать одну букву в прозвище гораздо проще, чем изменить личность. В душе он так и остался Уркаганом. Уже будучи главным инженером, крепко подрался в ресторане, но сумел погасить скандал, и дело не получило официального продолжения. Потом на заводе ударил в споре мастера ОТК. Потерпевший оказался дядькой упертым, сказал:
«Я этого так не оставлю, до самой Москвы дойду!» Времена были тогда суровые, не чета нынешним, впереди замаячило уголовное дело, исключение из партии, короче, гражданская смерть… Но Ураган считался ценным специалистом и «нужным человеком», да и привлечение его к ответственности сулило неприятности руководству, поэтому дело опять замяли. От упрямца откупились ордером на квартиру в новом заводском доме – в те годы от такого предложения нельзя было отказаться.
С тех пор с Фёдоровым предпочитали не спорить. Но ответственность момента не оставляла Вайсу выбора.
– Какая может быть форма? С утра цивилизованные люди вообще не пьют! – отрезал он.
Фёдоров развел руками.
– Вчера на юбилее был у Васецова, перебрал маленько. Да и от вискаря никто еще ума не терял, это не водка. Тут культура потребления другая…
– Знаю я твою культуру потребления! Надо на два пальца от дна наливать, а ты на два пальца до края не доливаешь.
– Не волнуйтесь, это я нервы успокаиваю… У меня ни в одном глазу!
И в самом деле, выпившим он не выглядел. Разве что снял пиджак, распустил узел галстука и расстегнул ворот сорочки – недопустимая вольность в кабинете генерального.
– А вы ведь тоже нервничаете, – добавил он.
Вайс посмотрел на свои руки и как будто только сейчас заметил, что в очередной раз протирает очки белоснежным платком. Он поморщился, водрузил очки на нос, спрятал платок. И недовольно отвернулся к окну с тройным стеклопакетом, в серую утреннюю хмарь. Скрипнула кожа приставного кресла, в котором обычно сидели посетители.
Гендиректор же «Сельхозмаша» Малышев махнул из-за своего необъятного стола ладошкой на обоих, призывая к молчанию, и вновь склонился над аппаратом селекторной связи:
– Нет, Элла Владимировна, вы должны не хуже меня понимать, что, когда принималось решение о перепрофилировании нашего завода, мы брали на себя четкие и конкретные обязательства перед нашими японскими партнерами. Да, да, вы правильно понимаете. Так вот, эти обязательства должны соблюдаться неукоснительно! И сроки тоже! Так что ваши отговорки и оправдания меня не трогают. Дальше. Сборочный, вы на связи? – Малышев перещелкнул тумблер на селекторе.
– Да, Юрий Сергеевич, – раздался голос, – я вас слушаю.
– Значит, так, у меня сегодня день занят, завтра обсудим твой вопрос. Запомни только: я лично прослежу за установкой этого конвейера. Чтобы все по технологии, все по чертежам. Это не наша техника, там системы контроля, винт кувалдой не забьешь! Ну и хорошо, что понял. Все, совещание заканчиваем…
– Верочка, принеси нам кофе, – напоследок сказал он секретарше и, раздраженно ткнув пальцем в кнопку, выключил селектор.
Откинулся на мягчайшую кожу высокого кресла. Устало потер переносицу.
– Да, автомобили выпускать – это тебе не комбайны клепать, – сказал он в пространство между Фёдоровым и Вайсом. – Особенно в условиях конкуренции… Тут вначале надо огромные деньги вложить. А где их взять? Вот москвичи обещают, только я в благотворительность не верю. Посмотрим, как все обернется…
– Как нам надо, так и обернется, – сказал Фёдоров. – Что нам эти москвичи? Мы тоже не пальцем деланные!
– Как нам надо, так и обернется, – сказал Фёдоров. – Что нам эти москвичи? Мы тоже не пальцем деланные!
Малышев посмотрел на него и повысил голос:
– Может, хватит уже вискарь глушить?! Или тебе проценты с контракта получать надоело? Хочешь в свой старый кабинет вернуться?
– Спасибо, Верочка, – тут же изменив тон, сказал он секретарше, которая принесла кофейник, три чашки, сахарницу и сливки на подносе.
Верочка кивнула и по ковровой дорожке двинулась к дверям, покачивая бедрами.
Фёдоров машинально провожал взглядом ее аккуратную, твердую попку, облитые блестящим нейлоном ноги и в который раз думал: дерет ее Малышев или нет?..
– С ними надо быть осторожными, – сказал Вайс, глядя на гуппи и прочих вуалехвосток, лениво перебирающих плавниками в аквариуме. Вот у кого проблем никаких. Лишь бы воду не забывали менять да жрачку давали регулярно…
– В Норильске тоже инвестировали, инвестировали, а потом прибрали весь комбинат к рукам! А старого директора застрелили, вместе с коммерческим!
– Типун тебе на язык, – сказал Фёдоров. – Через пятнадцать минут узнаем, чем они дышат…
– Да, узнаем… – Малышев снова наклонился к селектору. – Вера, убери тут, пожалуйста.
Вновь нарисовалась секретарша, невозмутимая, как айсберг, убрала стакан Фёдорова и кофе – Малышев и Вайс так и не дотронулись до своих чашек.
– Ты смотри там, как только приедут, сообщи мне сразу.
– Хорошо, Юрий Сергеевич, я предупредила охрану, – Вера осторожно закрыла обитую кожей дверь.
– А ты галстук затяни и пиджак надень! – рявкнул Малышев на Фёдорова. У генерального тоже выделился адреналин.
Фёдоров неохотно поправил галстук, надел пиджак.
До приезда москвичей оставались считаные минуты. Они тянулись медленно.
Вайс в очередной раз поднялся с кресла, прошелся по кабинету туда-сюда, подошел к окну, вцепился в подоконник. Главный инженер явно нервничал. Фёдоров поглядывал на него с ухмылкой…
– Едут! – напряженным тоном сказал Иоганн.
Ему было видно, как распахнулись ворота и на площадь выкатились три черных «Гелендвагена». Они сделали круг, обогнув комбайн на пьедестале и дворника в оранжевом жилете и с метлой, остановились напротив главного входа в заводоуправление…
* * *«Дворянин» Говоров мел двор. Когда на территорию завода въехали три черных джипа, Андрей догадался, что это и есть те самые московские «вивесторы», из-за которых ему выпала халтура. Три огромных сверкающих автомобиля на широких колесах обогнули площадь по часовой стрелке. На первый взгляд они выглядели несколько угловато, но в этой угловатости был свой особый шарм, этакая самоуверенность чопорного британца, которому совершенно наплевать, что о нем подумают другие. И подобно тому, как на нагрудном кармане блейзера английского аристократа вышита эмблема его клуба – символ принадлежности к высшим кругам общества, на радиаторе каждого «Гелендвагена» сияла трехлучевая звезда – знак высшей автомобильной касты.
Наглухо затонированные машины плавно прокатились мимо Говорова и остановились у дверей заводоуправления. Он и представить не мог, какую роль сыграют приехавшие «вивесторы» в его судьбе.
* * *В кабинет влетела Верочка, возбужденно выдохнула:
– С проходной позвонили: заехали!
– Проснулась! Без тебя знаем, – отмахнулся Малышев.
Через несколько минут в огромный директорский кабинет вошли трое солидных мужчин.
– Храмцов Семен Борисович! – представился первый, самый старший, и все поняли, что он и будет вести переговоры.
– Олег Сергеевич! – назвался второй, помоложе. И внушительно добавил: – Директор по развитию.
– Палыч! – буркнул третий и тут же поправился: – Дмитрий Палыч…
Фёдоров задержал на нем внимательный, опознающий взгляд.
После знакомства, рукопожатий и уверений, что всем все очень приятно, тиходонцы и москвичи сели за стол переговоров. Были произнесены все положенные дежурные фразы, после чего Малышев сказал:
– Давно вас ждем, коллеги. Чем же вы нас обрадуете?
Директор говорил «коллеги», но обращался к Семену Борисовичу – чувствовал в нем главного. Семен Борисович посмотрел на Олега Сергеевича и сказал:
– Наш директор по развитию сейчас все объяснит.
«Директор по развитию» больше походил на серьезного бандита. Но сейчас вместо того, чтобы вытащить пистолет, он только кивнул, потом раскрыл ноутбук, окинул сельхозмашевских внимательным взглядом и абсолютно невыразительным голосом произнес:
– В сентябре группа наших экспертов тщательно изучила положение дел на заводе. Собранные материалы были подвергнуты комплексному анализу. Выводы, господа, таковы: инвестиции в открытое акционерное общество «Сельхозмаш» следует признать… не представляющими интереса.
В зале стало очень тихо, а потом «красный директор», который начинал тридцать лет назад токарем, одновременно учился на вечернем в техникуме и жил в пьяной общаге, а через пять лет выбился в мастера и получил восьмиметровую комнату в малосемейке, а потом стал… В общем, генеральный директор «Сельхозмаша» Юрий Сергеевич Малышев сплюнул на пол и, соблюдая все правила хорошего тона и этикет деловых переговоров, произнес:
– Так какого фуя вы сюда ехали? На фиг комедию ломать, совещания устраивать? Сказали бы по телефону – идите на фер с вашими инвестициями!
Храмцов невозмутимо поправил узел галстука:
– Вы абсолютно правы, Юрий Сергеевич. Для того, чтобы сказать вам о выводах наших экспертов, необязательно было ехать из Москвы в Тиходонск. Тем не менее мы здесь.
Руководитель московской делегации сделал паузу.
– Мы хотим сделать вам серьезное деловое предложение.
– Это какое же? – спросил Малышев напряженно.
– Весьма выгодное для вас. Мы предлагаем вам продать завод.
– Продать? – повторил Малышев. – Завод?
– Именно. «Консорциум» готов приобрести «Сельхозмаш».
Директор поднял брови. Главный инженер побледнел. Лицо коммерческого директора, напротив, – побагровело.
Храмцов сказал:
– Мы прилетели, чтобы обсудить условия.
– Ус-ло-ви-я? – медленно, по блатному растягивая слоги, произнес коммерческий директор Фёдоров, точнее, сидящий в его оболочке Уркаган.
Надо сказать, что приехавший директор по развитию сразу почувствовал в нем своего, и директора новой эпохи обменялись многозначительными взглядами распознавания.
– А с чего ты взял, что мы собираемся с тобой что-то обсуждать? – Уркаган перестал сдерживаться и изо всей силы ударил кулаком по столу. Ручки выскочили из мраморной подставки и разлетелись по полу.
Семен Борисович поморщился:
– Зачем так? Это же бизнес. Бизнес, и ничего личного. Вы ведь даже не выслушали наши пред…
– Вон! – рявкнул Уркаган. – Пошли на хер!
Храмцов пожал плечами, кивнул своим спутникам. Олег Сергеевич закрыл ноутбук, спрятал в кейс. Сторожко глядя по сторонам, поднялся Палыч. Он явно ожидал неприятностей. Собственно, именно в этом и состояла его работа. Ожидать неприятностей и предотвращать их.
Фёдоров вскочил из-за стола, опережая гостей, подбежал к двери, резко распахнул, так что она стукнулась о стену. Испуганно вскинулась секретарша в приемной.
– Вон отсюда! – рявкнул он еще раз.
Трое солидных мужчин вышли из кабинета.
– Грубо и неинтеллигентно, – сказал Семен Борисович.
– Лохи периферийные, – не очень понижая голос, бросил в пространство Палыч.
Фёдоров крикнул им вслед:
– От мертвого осла уши вы получите, а не завод!
«Гости» уходили, и эхо катилось по пустому коридору.
* * *Андрей увидел, как из дверей заводоуправления вышли «вивесторы». Удивился – что-то быстро они закончили переговоры. На втором этаже распахнулась створка окна. Оттуда высунулся коммерческий директор Фёдоров и закричал:
– От члена ушки! Понял, бля?
Андрей подумал, что главный инженер, кажется, нетрезв. Один из москвичей обернулся и поднял голову. Он широко улыбнулся Фёдорову. Окно на втором этаже затворилось.
Мягко, почти неслышно хлопнули дверцы, «Гелендвагены» двинулись в сторону ворот. На этот раз они огибали площадь против часовой.
Когда колонна москвичей отьехала от завода, Семен Борисович достал из кейса мобильный телефон, не спеша вытащил антенну. В середине девяностых это была редкость, пользовались мобилами только успешные, богатые люди, как они себя называли – элита.
– Шефу? – спросил Олег Сергеевич, хотя это и так было ясно.
Семен Борисович кивнул. Он быстро пробежался по кнопкам «Нокии». Кнопки отзывались мелодичным звуком. С антенны телефона сорвался сигнал. Спустя секунду в тысяче километров от Тиходонска, в кабинете председателя совета учредителей закрытого акционерного общества «Консорциум» Василия Петровича Лебедева раздался телефонный звонок. Василий Петрович просматривал проект бюджета, который ему передал один их прикормленных депутатов. Это очень важный документ, и получить его мог только властный и могущественный человек. Зная бюджет, можно определить выгодные вложения капитала, выхватить перспективные заказы, спланировать верные откаты и жирные распилы…