— Вы же не полагаете всерьёз…
— Я пока что ничего не полагаю, мистер Хиссок. — Время сменить тему; от него не будет толку, если он уйдёт в глухую оборону. — Ваш брат был хорошим прорицателем?
— Лучшим. Чёрт возьми, да он и моё прорицание делал, когда мне исполнилось восемнадцать. — Он заметил, как я вскинул брови. — Скай старше меня на девять лет, я и подумал: а почему нет? Ему были нужны клиенты; он тогда только начал практиковать.
— Вашим детям делал прорицание тоже Скай?
Странная пауза.
— Ну, да, Скай делал их прорицания при рождении, но Глен — это мой старший, ему только что стукнуло восемнадцать — Глен решил пойти за взрослым прорицанием к другому специалисту. Деньги на ветер, я так считаю. Скай сделал бы ему скидку.
Мой коммуникатор пискнул, когда я был в такси. Я принял вызов.
— Эй, Тоби, — на экране появилось пухлое лицо Рэймонда Чена. — Мы получили регистрацию по сигнатуре твоего бластера.
— И?
Рэй улыбнулся.
— Слова «проще пареной репы» тебе чего-нибудь говорят? Бластер принадлежит Роджеру Хиссоку. Он купил его одиннадцать лет назад.
Я кивнул и отключился. Поскольку замок узнавал его отпечатки пальцев, богатенький младший братец без всякого труда мог пробраться в братов внутренний офис и снести ему голову. У Роджера был способ и была возможность. Теперь мне оставалось найти лишь мотив, и в этой связи продолжение опроса членов семьи может оказаться полезным.
Восемнадцатилетний Глен Хиссок учился на инженера в Университете Фрэнсиса Крика в Третьем колесе. Он был точной копией своего отца: сложенный как борец, с чёрными волосами и светлыми глазами. Но в то время, как Роджер производил впечатление грубоватого и общительного типа — сильное рукопожатие, громогласный голос — юный Глен оказался замкнутым, нервным и говорил очень тихо.
— Мои соболезнование по поводу смерти твоего дяди, — сказал я, зная, что Роджер уже сообщил сыну новость.
Глен смотрел в пол.
— Спасибо.
— Он тебе нравился?
— Он был ничего.
— Просто ничего?
— Ага.
— Где ты был между десятью и одиннадцатью часами сегодня утром?
— Дома.
— Кто-нибудь ещё был там?
— Нет. Мама с папой на работе, а Билли — это мой младший брат — в школе. — Он в первый раз встретился со мной взглядом. — Я подозреваемый?
На самом деле он не был подозреваемым. Все улики указывали на его отца. Я покачал головой в ответ на его вопрос и потом сказал:
— Я слышал, что ты недавно получал прорицание.
— Ага.
— Но ты не обратился за этим к своему дяде.
— Нет.
— Почему так?
Пожатие плечами.
— Просто по приколу. Выбрал случайно по телефонному справочнику.
— Какие-нибудь неожиданности в прорицании?
Глен уставился на меня.
— Это личная информация. Я не обязан об этом рассказывать.
Я кивнул.
— Прости.
Двести лет назад, в 2029, в Лаборатории наносистем в Пало-Альто изобрели молекулярный компьютер. Вы наверняка слышали об этом на уроках истории: во время Снежной войны США воспользовались им, чтобы разобрать Боготу на атомы.
Однако же иногда удаётся загнать джинна обратно в бутылку. Помните Хамасаки и Деджона, двоих учёных из ЛНПА, которых потрясло такое использование результатов их труда? Они создали и выпустили нано-гортов[3] — самовоспроизводящиеся микроскопические машины, которые ищут и уничтожают молекулярные компьютеры, чтобы Богота больше никогда не могла повториться.
Нано-горты из ЛНПА, разумеется, есть и у нас — они есть повсюду в Свободном Космосе. Но у нас также есть молекулярные стражи иного типа — их, понятное дело, назвали хеликс[4]-гортами. Ходят слухи, что их создала Гильдия Прорицателей, но после всеобъемлющего расследования обвинения так и не были предъявлены. Хеликс-горты предотвращают любые попытки искусственной генной терапии. Мы можем рассказать вам всё, что записано в вашей ДНК, но мы не можем изменить в ней даже крошечную часть. Здесь, на Менделии, ты живёшь с тем, что тебе отпущено.
Мой коммуникатор снова пискнул. Я принял звонок.
— Корсаков.
На экране возникло лицо Сьюзи.
— Привет, Тоби. Я отвезла образец ДНК Ская к Рундштедт, — это прорицательница, которая делает для нас экспертизы. — Она закончила анализ.
— И? — сказал я.
Зелёные глаза Сьюзи заморгали.
— Ничего необычного. Скай не был ни игрозависимым, ни наркоманом, не имел склонности ухлёстывать за чужими жёнами — что устраняет несколько мотивов для его убийства. Фактически, говорит Рундштедт, Скай, возможно, испытывал сильное отвращение к конфликтным ситуациям. — Она вздохнула. — Совершенно не похоже на человека, способного сделать что-то, за что его захотелось бы убить.
Я кивнул.
— Спасибо, Сьюзи. Что-нибудь интересное по клиентам Ская?
— Я перебрала практически всех, кому было назначено в последние три дня. Пока что у всех твёрдое алиби.
— Продолжай. Я поеду к невестке Ская, Ребекке Конноли. Поговорим позже.
— Пока.
Иногда я думаю, правильно ли ремесло я выбрал. Я знаю, знаю — это полный бред про такое думать. Потому что ведь мои родители знали из моего младенческого прорицания, что у меня будут способности к решению головоломок плюс отличная наблюдательность. Они позаботились о том, чтобы у меня были все возможности для развития моего потенциала, и когда я в восемнадцать получил своё взрослое прорицание, стало понятно, что работа копа идеально мне подойдёт. И всё же иногда я сомневаюсь. Иногда я просто не чувствую себя копом.
Однако прорицание не может ошибаться: практически каждая человеческая черта имеет генетическую основу — доверчивость, скаредность, любовь к дебильным шуткам, тяга к коллекционированию, талант к различным видам спорта, даже сексуальные предпочтения (согласно моему собственному прорицанию, в моем вкусе групповой секс с женщинами-азиатками — пока что у меня не было случая проверить это утверждение на практике).
Конечно, когда Менделию только основали, ещё не было известно, за что отвечает каждый ген или комбинация генов. Даже сегодня Гильдия продолжает добавлять в список новые интерпретации. И всё же я иногда удивляюсь, как в других частях Свободного Космоса живут без прорицателей — спотыкаясь, бредут по жизни, наугад ища подходящее занятие, иногда совершенно не подозревая о талантах, которыми обладают, не зная, как именно правильно беречь своё здоровье. О, конечно, толковать генетический код умеют везде, даже на Земле. Но только здесь это обязательно.
И моё обязательное толкование гласило, что я хороший коп. Но я должен признаться, что иногда я не слишком в этом уверен…
Ребекка Конноли была дома, когда я пришёл. На Земле семья с такими деньгами, как у четы Хиссоков-Коннели, владела бы поместьем. На борту космического обиталища с местом туговато, однако их гостиная была достаточно велика, чтобы была немного заметна кривизна пола. Среди картин на стенах я заметил оригиналы Гранта Вуда и Боба Эгглтона. Вне всякого сомнения, они были весьма богаты — отчего становилось трудно поверить, что они могли бы прикончить дядюшку Ская из-за его денег.
Ребекка Конноли выглядела потрясающе. Согласно пресс-репортам, которые я читал, ей было сорок четыре, но выглядела она на двадцать лет моложе. Генная терапия у нас, может, и невозможна, но за деньги к вашим услугам любая пластическая хирургия. Её волосы были медного оттенка, а глаза — неестественного фиолетового цвета.
— Здравствуйте, детектив Корсаков, — сказала она. — Мой муж сказал, что вы наверняка зайдёте. — Она покачала головой. — Бедняга Скай. Такой приятный человек.
Я склонил голову. Она была первой родственницей Ская, сказавшей о нём хоть что-то хорошее как о человеке — что, разумеется, может быть неуклюжей попыткой отвести от себя подозрения.
— Вы хорошо знали Ская?
— Нет, честно говоря, нет. Они с Роджером были не слишком близки. Забавно. Когда мы только поженились, Скай часто бывал у нас в гостях — он был шафером Роджера, он вам не говорил? Но когда родился Глен, он почти перестал заходить. Не знаю — может быть, он не любит детей; своих-то у него никогда не было. Так или иначе, он не был частью нашей жизни уже… да, уже восемнадцать лет.
— Но отпечатки Роджера были в замке офиса Ская.
— О, да. Роджер владеет блоком, в котором у Ская офис.
— Мне очень не хочется вас об этом спрашивать, но…
— Я была в совете директоров компании «Десятое поколение», детектив. У нас было собрание акционеров. Где-то восемьсот человек меня там видели.
Я задал ещё несколько вопросов, но так и не приблизился к пониманию мотивов Роджера Хиссока. И поэтому я решил смухлевать — как я говорил, иногда я сомневаюсь, что выбрал правильную стезю.
Я задал ещё несколько вопросов, но так и не приблизился к пониманию мотивов Роджера Хиссока. И поэтому я решил смухлевать — как я говорил, иногда я сомневаюсь, что выбрал правильную стезю.
— Спасибо за помощь, миз Конноли. Не хотелось бы больше отнимать у вас время, но не могу ли я воспользоваться вашей уборной?
Она улыбнулась.
— Конечно. Одна дальше по коридору, другая наверху.
Та, что наверху, показалась мне более перспективной для моих целей. Я поднялся туда, закрыл за собой дверь. Мне действительно хотелось в туалет, но прежде я вытащил сканер улик и принялся искать образцы. Бритва и расчёска — отличные источники образцов ДНК; полотенца тоже, если вытираться достаточно энергично. Но лучше всего, конечно, зубные щётки. Я просканировал всё, но что-то тут было не так. Согласно показаниям сканера, здесь присутствовала ДНК одной женщины — пол легко определялся по наличию XX хромосомной пары. А также была ДНК одного мужчины. Однако трое лиц мужского пола жили в этой квартире: отец Роджер, старший сын Глен и младший Билли.
Возможно, этой ванной пользовались только родители, и в таком случае я упустил свой шанс — вряд ли мне удастся найти благовидный предлог для проверки второй ванной. Хотя нет — здесь было четыре комплекта полотенец, четыре зубные щётки, а вон там, на краю ванны, игрушечный аквашаттл… как раз такой, каким мог бы играть восьмилетний ребёнок.
Любопытно. Этой ванной явно пользуются четыре человека, однако генетический след оставляют только два. В этом не было никакого смысла — ну, то есть, я вообще не любил мыться, когда мне было восемь, как Билли, но никому не удастся посещать ванную комнату изо дня в день и не оставить в ней своей ДНК.
Я облегчился, запустился автосмыв. Я спустился вниз, снова поблагодарил хозяйку и ушёл.
Как я и сказал, я смухлевал — что снова заставило меня усомниться в том, что мне и правда на роду написано стоять на страже закона. Хоть это и было нарушением гражданских прав, я отнёс образец ДНК, взятый в ванной квартиры Хиссоков-Коннели, Дане Рундштедт, которая прочитала её для меня.
Я был потрясён результатом. Если бы я не смухлевал, я бы ни за что об этом не догадался — это было самое настоящее идеальное преступление.
Но всё сошлось после того, как я увидел, что содержит мужская ДНК.
И тот факт, что из всех Хиссоков лишь Роджер, по-видимому, имел доступ во внутренний офис Ская.
То, что бластер Роджера был использован в качестве орудия убийства.
То, что ванной, по-видимому, пользовались лишь два человека.
То, что Скай терпеть не мог с кем-то конфликтовать.
То, что у семьи Хиссоков-Конноли было много денег, которые они хотели передать следующему поколению.
То, что юный Глен выглядел копией своего отца, но был подавлен и замкнут.
То, что Глен выбрал другого прорицателя.
Несколько… скажем так, необычный вкус Роджера в подборе секретарей.
Все кусочки мозаики подошли друг другу — эта часть моего прорицания всё-таки была верна, я и правда хорош в складывании головоломок. Но меня всё равно изумляла её элегантность.
Рэй Чен разберётся с юридическими вопросами; он по этой части дока. Он найдёт способ замести под ковёр факт моего незаконного прорицания до того, как дело попадёт в суд.
Я вызвал такси и отправился в Третье Колесо на встречу с убийцей.
— Стой, где стоишь, — сказал я, идя по длинному изгибающемуся коридору в Университете Фрэнсиса Крика. — Ты арестован.
Глен Хиссок застыл на месте.
— За что?
Я огляделся, затем втащил Глена в пустую аудиторию.
— За убийство твоего дяди, Ская Хиссока. Или я должен сказать, за убийство твоего брата? В данном случае ситуация несколько неясная.
— Я не понимаю, о чём вы говорите, — ответил Скай своим подавленным и нервным голосом.
Я покачал головой. Прорицатель Скай заслуживал наказания, а его брат Роджер был виновен в отвратительном преступлении — преступлении, которое в менделийском обществе считалось не менее тяжким, чем убийство. Но и Глена я просто так отпустить не мог.
— Мне жаль, что с тобой такое случилось, — сказал я. Моральная травма, безусловно, объясняла его замкнутость и угрюмый нрав.
Он посмотрел на меня.
— Будто мне от этого легче.
— Когда это началось?
Он некоторое время молчал, потом слегка пожал плечами, словно осознав, что притворяться больше нет смысла.
— Когда мне исполнилось двенадцать — как только началось половое созревание. Не каждую ночь, понятное дело. Но достаточно часто. — Он помолчал. — Как вы догадались?
Я решил сказать ему правду.
— В вашем доме лишь две ДНК — одна женская, и одна мужская.
Глен ничего не сказал.
— Мне прочитали мужскую ДНК. Я искал признак, который помог бы мне объяснить мотив твоего отца. Ты знаешь, что я обнаружил.
Глен молчал.
— Когда твоему отцу сделали его младенческое прорицание, его родителям, должно быть, сказали, что он стерилен. ДНК тому свидетель: неспособность производить жизнеспособные сперматозоиды. — Я помолчал, припоминая детали услышанного от Рунштедт. — Но тогда прорицатели ещё не знали об эффекте, оказываемом вариантной формой гена ABL-419d с более чем сотней повторений комбинации T-A-T. Функцию этой вариации тогда ещё не открыли. Но она уже была известна к тому времени, когда Роджеру исполнилось восемнадцать, к тому времени, когда он пришёл к старшему брату Скаю, к тому времени, когда Скай сделал ему его взрослое прорицание. — Я помолчал. — Но дядюшка Скай терпеть не мог конфликтных ситуаций, верно?
Глен стоял неподвижно, словно статуя.
— И потому Скай солгал твоему отцу. О, он сказал о его стерильности, однако посчитал, что не стоит вступать в пререкания о том, что может значить этот вариантный ген.
Гден смотрел в пол. Когда он, наконец, заговорил, в его голосе звучала горечь.
— Я думал, что отец знал. Я спросил его — Господи, папа, если ты знал, что у тебя ген инцестуальной педофилии, какого чёрта ты не обратился за помощью? Какого чёрта ты завёл детей?
— Но твой отец не знал, не так ли?
Глен покачал головой.
— Этот ублюдок Скай ему не сказал.
— Справедливости ради, — сказал я, — Скай, вероятно, посчитал, что раз у твоего отца не может быть детей, то проблема никогда не возникнет. Но у твоего отца было много денег, и он хотел передать их наследнику. И поскольку он не мог иметь наследника обычным способом…
Голос Глена был полон презрения.
— Поскольку он не мог иметь наследника обычным способом, он решил его сотворить.
Я оглядел парня с головы до ног. Я никогда раньше не видел клона. Глен действительно был точной копией своего отца — просто вылитый. Но, как и любой династии, клану Хиссоков-Конноли нужен был основной наследник и запасного. Маленький Билли, на десять лет младше Глена, также был точной генетической копией Роджера Хиссока, изготовленной из ДНК Роджера, внедрённой в яйцеклетку Ребекки. Все трое на самом деле оставляли следы своей ДНК в ванной комнате — только их ДНК была идентична.
— Ты всегда знал, что ты клон? — спросил я.
Глен покачал головой.
— Только недавно узнал. До того, как я пошёл за своим взрослым прорицанием, я хотел увидеть отчёт, который получили родители после моего рождения. Но его не существовало — отец решил сэкономить деньги. Он посчитал, что ему не нужен новый отчёт; в конце концов, моё прорицание должно быть идентично его. Когда я получил свой взрослое прорицание и узнал, что я стерилен, то, в общем, картинка сложилась.
— И ты взял отцовский бластер, и, поскольку у тебя отпечатки пальцев такие же, как у него…
Глен медленно кивнул. Его голос был тихим и злым.
— Отец не знал, что с ним не так — у него не было шанса получить помощь. Дядя Скай ему ничего не сказал. Даже после того, как отец клонировал себя, Скай ничего не сказал. — Он посмотрел на меня; в его серых глазах была ярость. — Так нельзя, чёрт возьми. Весь наш образ жизни полетит к чертям, если прорицатели не будут говорить правду. Ты не можешь нормально жить с тем, что тебе отпущено, если не знаешь, что именно отпущено. Скай заслужил смерть.
— И ты подставил своего отца. Ты хотел, чтобы он тоже понёс наказание.
Глен покачал головой.
— Вы не понимаете. Вы просто не понимаете.
— Так объясни мне.
— Я не хотел наказывать отца — я хотел защитить Билли. Отцу по карману лучшие адвокаты Менделии. О, его признают виновным, без вопросов, но пожизненного ему не дадут. Его адвокат сумеет сократить срок до минимального обязательного наказания за убийство, что составляет…
— Десять лет, — сказал я, начиная догадываться. — Через десять лет Билли будет взрослым — и вне опасности со стороны Роджера.
Глен коротко кивнул.
— Но Роджер в любой момент мог сказать правду — признаться, что ты — его клон. Если бы он это сделал, его бы отпустили, а подозрение пало бы на тебя. Почему ты был уверен, что он не заговорит?