Космическое "ухо" могонов
Сколько себя помнил Покор, мужские поля всегда находились далеко, в низине у реки, что в полудне ходьбы от Винайсена. Правда, дедушка рассказывал, будто когда-то они были совсем рядом, но теперь возле деревни остались лишь женские поля, где сажали маниоку, яме, сорго - одним словом, то, что идет на стол каждый день. В нынешнем году Покор впервые наравне со взрослыми участвовал в весенних полевых работах и очень гордился этим. А когда они закончились, вскоре вернулся сюда с ребятами оберегать всходы. Целыми днями они сидели на высоких помостах, криками и шестами с пальмовыми листьями отгоняя птиц. Дело это очень ответственное: стоит чуть зазеваться, и урожая не видать. Покор спрашивал у дедушки Тиваренга, нельзя ли побрататься с грифом, чтобы поручить тому стеречь поля. Но в ответ услышал, что настоящий мужчина никогда не станет взваливать свою работу на другого, тем более на вольную птицу. Конечно, дедушка, как всегда, был прав. Если когда-нибудь он, Покор, будет знать столько же, возможно, ему тоже доверят говорить со Всемогущим. Дедушка уже начал учить, как это делать, и уверен, что у внука получится. Обычно, когда Покор думал о деде, его охватывало светлое, радостное чувство. Но сегодня с самого рассвета все было не так. Стоило вспомнить старика, как на сердце становилось тоскливо. Потом мальчику стало казаться, что дедушка зовет его и, если он не придет, случится что-то ужасное. Бороться с этим страшным предчувствием было невозможно, и Покор решился оставить свой пост. ...Он всем телом ощущал раскаленный добела диск солнца, казалось застывший в выцветшем от зноя небе. Сегодня солнце было его врагом. На открытом плато, заросшем пожухлым калином с острыми, как бритва, листьями, палящие лучи, словно копья, вонзались в него, молотом били по голове. Но Покор бежал. Бежал легкими, размеренными и на первый взгляд неторопливыми шагами. Ритму его бега позавидовали бы лучшие олимпийские марафонцы. Лишь изредка, когда от обжигающего воздуха начинало резать легкие, он позволял себе перейти на шаг. Впрочем, Покор никогда не слышал об Олимпийских играх, а чемпионы мира просто не поверили бы, если бы им сказали, что человек может четыре часа подряд бежать в таком пекле. Впереди, у края леса, он заметил раскидистую мсасу. Ее ствол у самой земли расщеплялся на три части, и густая листва обещала желанную тень. Конечно, можно было бы вытерпеть и до леса и там устроить привал, но Покор знал, как обманчива его прохлада. Ее там просто нет. К тому же стоит опуститься на землю, и разгоряченное тело тут же окружит звенящее облако москитов. Нет, лучше уж устроиться под мсасой на открытом месте, где изредка обдувает хоть что-то похожее на ветерок. Если сейчас не передохнуть, скоро он будет ковылять словно водяная антилопа ситатонга, когда ее выгонят на сушу. Под мсасой Покор остановился. Развязав узелок, достал ломоть вяленого мяса, отломил кусок маисовой лепешки и через силу съел их, запивая теплой водой из калебаса. Потом прилег на землю. Измученное тело даже не заметило ее твердости, и он сразу погрузился в сон без сновидений, больше похожий на обморок. Его разбудил рев леопарда. Правая рука мгновенно сжала рукоять острой панги, мускулы напряглись, но Покор остался неподвижно лежать под деревом. Пока главным было не обнаружить себя. Как гиену, криком пятнистую кошку не испугаешь. Если же леопард учуял его и теперь подкрадывается в высокой траве, остается единственный выход: успеть увидеть, как метается из зарослей гибкое тело, и, увернувшись, всадить в бок лезвие панги. Иначе стальные когти моментально разорвут жертву, и лениво парящие в вышине грифы, как по команде, круто спикируют к месту трапезы леопарда. Медленно тянулись бесконечные минуты. Покор продолжал лежать, напряженно вглядываясь в подступавшую к пятачку под мсасой пожелтевшую траву. Наконец со стороны леса донесся злобный рык леопарда. Покор облегченно вздохнул. Видимо, зверь охотился где-то в чаще и разбудивший его рев был просто яростью из-за упущенной добычи. Обычно леопард нападает молча и лишь в последнюю долю секунды перед прыжком яростно хлещет себя хвостом. Поднявшись, Покор несколько минут стоял в раздумье, решая, как поступить. Идти через лес, рискуя столкнуться с хищником, или взять подальше в сторону? Если бы его не подгоняла тревога за деда, он бы не колебался. Хотя могоны славятся своей смелостью, безумцев среди них не бывает. Жизнь быстро учит тому, что тропический лес не маисовое поле. Тот, кто слишком безрассуден или беззаботен, никогда не увидит своих внуков. И все-таки мальчик направился прямо через лес. Он осторожно пробирался между стволами деревьев, изредка пуская в ход пангу, когда путь преграждала сплошная стена лиан. Вскоре Покор вышел на небольшую прогалину, на дальней стороне которой начиналась звериная тропа, выводившая почти к самому дому Тиваренга. Он остановился и стал внимательно рассматривать свежие следы. - Подними лапы, черномазый! - раздался сзади повелительный окрик. Покор мгновенно обернулся, правая рука скользнула к рукояти панги, которую он только что неосмотрительно засунул за пояс, но, увидев толстенное дуло крупнокалиберной винтовки, направленное на него, замер. Из кустов вышел широкоплечий, коренастый мужчина. Одет он был в выгоревшую зеленую куртку, такие же шорты и длинные гольфы до колен. На голове широкополая матерчатая шляпа. Внешне он ничем не отличался от других белых охотников, изредка появлявшихся в их местах. И все же Покор сразу узнал в нем проводника, который полгода назад приводил к деду приезжего бвану. Звали его Жак Ру. Зачем он оказался здесь? - А, это ты. - Проводник тоже узнал Покора. - Что, решил выследить меня? В голосе белого прозвучала угроза. Откровенно говоря, Жак Ру не знал, как поступить с подростком. Если бы он не был внуком Тиваренга, Ру просто-напросто прогнал бы его, приказав держать язык за зубами. Но после ссоры со стариком не стоило рисковать. Этот Тиваренг потребовал, чтобы Ру немедленно убрался восвояси, и даже набрался наглости угрожать, что сообщит в полицию, если он вздумает убить хотя бы одного слона. Пришлось слегка пристукнуть старика, а потом связать, заткнуть кляпом рот и на всякий случай спрятать в кустах. Если кто-нибудь сегодня-завтра и наведается к колдуну, то сразу не найдет. А послезавтра Ру будет уже далеко отсюда. Судьба Тиваренга его мало волновала. Повезет - останется жив. Ну а от диких зверей пусть старика оберегает его африканский бог, раз он такой всемогущий. Жак Ру не был суеверным человеком. Но после того, как целый день напрасно проблуждал по плато, так и не встретив ни одного слона, хотя их следы попадались повсюду, он готов был поверить, что здесь не обошлось без проклятого колдуна. Даже леопард, на которого он случайно наткнулся в лесу, после выстрела исчез в чаще. Промахнуться с десяти метров было невозможно. Однако сколько Ру ни лазил по зарослям, никаких следов зверя так и не обнаружил. А тут еще этот мальчишка, с которым нужно что-то делать. - Молчишь? Перестал понимать по-французски или от страха язык проглотил? Ну? - Жак вскинул винтовку и прицелился. Черномазый продолжал молчать. Это было уже вызовом. Следовало припугнуть упрямого сопляка. Ру нажал на спусковой крючок. Пуля просвистела у самого плеча, но Покор даже не вздрогнул. Он сразу понял, что от этого белого можно ожидать самого худшего, и сейчас лихорадочно искал выход. До кустов на краю прогалины было слишком далеко. Если он резко отпрыгнет в сторону, а потом кинется в чащу, это не спасет его. Ру наверняка успеет выстрелить раньше, чем Покор достигнет леса. - Значит, все-таки не хочешь объяснить, зачем шлялся по лесу? Тогда я расскажу, что тебя ожидает. Может быть, тогда станешь поразговорчивее. Так вот, сначала я прострелю тебе правую руку, потом левую. Потом продырявлю твои поганые ноги. А если и это не поможет, то размозжу твою дурацкую башку прикладом. Ясно? Покор не слушал Ру. Теперь он был уверен: не зря его томило ужасное предчувствие - дедушка попал в беду. Что бы он ни сказал белому, это ничего не изменит. Дело все равно добром не кончится. Поэтому нужно попытаться перехитрить его. Иначе кто же поможет деду? Пожалуй, есть шанс спастись: нужно следить за пальцем Ру на спусковом крючке и, как только он начнет давить им, отпрыгнуть в сторону и метнуть в него пангу. - Даю тебе пять минут сроку, если ты знаешь, что такое минута, - продолжал угрожать Жак. Все его внимание сосредоточилось на никак не хотевшем говорить мальчишке. В этом упорном молчании Ру чувствовал какую-то смутную опасность и решил во что бы то ни стало сломить упрямца. Захваченный поединком, он не услышал едва уловимого шелеста у себя за спиной. Зато Покор заметил, как чуть колыхнулась листва на толстой ветви дерева позади белого, хотя воздух был неподвижен. Раздался тихий скребущий звук острых когтей по коре. Мальчик облизал внезапно пересохшие губы. Сейчас белый обернется, на какое-то время выпустив его из поля зрения, и тогда нужно бросаться в кусты. Но Жак Ру не обернулся. Он охотился в основном на слонов и не привык обращать внимание на шелесты и шорохи. Откуда было ему знать, что преследуемый леопард обязательно постарается оказаться позади охотника. Что-то огромное и тяжелое рухнуло ему на спину. В следующее мгновение он почувствовал, как в плечи и бедра вонзаются острые гвозди. От непереносимой боли из горла вырвался отчаянный вопль, но колкая трава кляпом забила рот. "Проклятый колдун!" - успел еще подумать Ру, прежде чем острые клыки сомкнулись у него на шее. Когда леопард молнией обрушился с ветки на белого и его винтовка от удара отлетела в сторону, Покор в акробатическом прыжке успел схватить ее раньше, чем она коснулась земли. Он тут же вскочил на ноги и прицелился в пятнистую кошку, злобно рычавшую на спине у своей мертвой, поверженной жертвы. Однако зверь вовсе не думал нападать на мальчика. И тогда его осенило: не иначе леопарда прислал Тиваренг, чтобы спасти внука. Ведь дед же обещал, что через два года, когда ему исполнится шестнадцать лет и он сможет выбрать себе побратима, им будет леопард. Осторожно пятясь и на всякий случай не спуская глаз со своего спасителя, Покор отступил в лес. Обогнув прогалину, он вышел на тропу. Леопарда можно было не бояться. От своей добычи зверь никуда не уйдет, пока не сожрет ее. Поэтому, повесив тяжеленную винтовку на сук, Покор изо всех сил припустил к дому деда. И все-таки он опоздал. Когда, тяжело дыша, мальчик выскочил на знакомую лужайку, там уже собрались почти все мужчины Винайсена. В комнате, куда тихонько пробрался Покор, на кровати, в окружении стариков лежало бездыханное тело того, кто еще совсем недавно говорил со Всемогущим и обещал обучить этому внука. На пепельно-сером лице старика застыла чуть заметная улыбка, словно Бат ба Нгуа радовался, что в последний момент перед смертью сумел спасти своего любимца. "А может быть, это сделал сам Всемогущий, успевший собрать сюда столько людей?" - подумал Покор, с трудом сдерживая готовые брызнуть слезы. Вот такую грустную историю поведал мне Бур Мур по возвращении в Москву. Правда, ее финал был более оптимистическим. ...Когда Прянишников с Дебре добрались до Винайсена, там только что кончился длившийся две луны дама-на - "большой запрет", которым сопровождается смерть весьма почитаемого человека. Тиваренга похоронили в потайном склепе - пещере, где никто не мог нарушить его покой. За лесным домом и находящимися в нем магическими талисманами временно доверили присматривать Покору, пока все африканские гри-гри сообща не решат, кому быть новым Бат ба Нгуа. Дебре опасался, что мальчик откажется показать им "усилитель мысли". Однако Покор не стал возражать против того, чтобы приезжие бваны попытались послушать, что говорит Всемогущий. Оказывается, после первого посещения этнографа Тиваренг сказал внуку, что этот француз обязательно вернется к ним еще раз. Около месяца Прянишников и Дебре поочередно и вместе в разное время суток экспериментировали с таинственным устройством. Причем результаты у Бур Мура были прямо-таки фантастическими. Подробно он не рассказывал мне, что именно узнал из мысленного излучения внеземного разума, так как для многого, по его словам, у нас нет соответствующих понятий. Впрочем, это было не столь уж важно, поскольку Прянишников привез главное: чертежи космического терминала, с помощью которого можно установить мысленный контакт с ВЦ. К этому остается добавить совсем немного, ибо остальное известно едва ли не каждому человеку на Земле. Почти два года ушло на создание композитных материалов, необходимых для терминала, - настолько сложными оказались привезенные Бур Муром спецификации. Дело значительно ускорилось после того, как физику и "лирику" была присуждена Нобелевская премия; в их проект поверили серьезные спонсоры. На последнем этапе под эгидой ЮНЕСКО к его осуществлению подключились ведущие научные институты и всемирно известные фирмы. За считанные месяцы возле крошечной африканской деревни Винайсен взметнулась ввысь гигантская ажурная пирамида, фотографии которой сегодня знакомы любому. В ней на прочнейшей композитной нити, во много раз более эластичной, чем каучук подвешены два многометровых тетраэдра. Нижний служит кабиной оператора, на роль которого отобраны пятеро самых сильных экстрасенсов на земном шаре. Еще двадцать будут "облучать" установку. Ровно через неделю состоится первый сеанс мысленной связи с нашими внеземными братьями по разуму. Но репортаж о нем я буду писать уже в Винайсене.
Усов Виктор
Тайна космического терминала
Виктор Усов
ТАЙНА
КОСМИЧЕСКОГО
ТЕРМИНАЛА
Секреты африканского гри-гри
В водопаде информации, низвергающейся на человека с улицы, Африка занимает далеко не последнее место. Однако для большинства она по-прежнему остается во многом загадочным и уж во всяком случае самым экзотическим континентом на земном шаре. Мало кто реально представляет, какой это невообразимо пестрый конгломерат племен, народностей и народов со своей историей, обычаями, верованиями, психологией. Поэтому собирательный образ негра, жителя Черного континента, не имеет ничего общего с действительностью. Даже по характеру балуба или мутетеле так же отличается от амхара или фулбе, как скандинав от итальянца, а немец от испанца. И все-таки есть нечто такое, что объединяет их всех, какими бы разными они ни были. Это нечто в разных районах называется по-разному. В Восточной Африке - ньянга; в Западной - джу-джу, а в общем - гри-гри. Волшебство, магия, колдовство, знахарство - любое определение применимо к гри-гри, хотя полностью не исчерпывает его. Как, впрочем, и суть того, чем занимаются чудотворцы-профессионалы из таинственной касты посвященных. В каждой деревне, не говоря уже о городе, есть собственный джу-джу, ньянга или гри-гри. Считается, что они знают и могут все: предсказывают будущее и дают советы местным политикам, вызывают дождь и отыскивают воров, возвращают зрение слепым, поднимают на ноги паралитиков, даже воскрешают из мертвых. Свои тайны африканские чудотворцы оберегают от посторонних не менее ревностно, чем нью-йоркские маклеры секреты биржевых сделок. Издающиеся же на Западе книги с интригующими заголовками, якобы раскрывающие эти тайны, несмотря на клятвенные заверения авторов, за редким исключением, просто-напросто плоды их фантазии.
К такому неутешительному выводу пришел Мишель Дебре, когда взялся за изучение "свидетельств очевидцев" и трактаты "исследователей" гри-гри. Сам он был известен среди африканистов серьезными работами по этногенезу кочевых племен Сахеля, обширного района, примыкающего к Сахаре. Поэтому "неистовый Мишель" немало удивил коллег, вдруг переключившись на столь несолидную тему, как африканское колдовство. Кое-кто даже многозначительно крутил пальцем у виска, с притворным сожалением высказывая предположения о губительных последствиях слишком длительного пребывания под палящим солнцем пустыни. Между тем за новым увлечением Дебре крылась дерзкая мысль: попытаться найти корни гри-гри и тем самым дать ответ на давно занимавшую его этнографическую загадку. Испокон веков колдовство в различных видах существовало у всех народов, но нигде не получило такого распространения, как в Африке. Причем с одной особенностью. Если на Севере и Юге континента количество колдунов не выходило за рамки, так сказать, общемировых параметров, то по мере приближения к экватору оно быстро нарастало, достигая на нем своего максимума. Первая встреча с реальным, а не книжным гри-гри произошла у Дебре буквально на пороге Африки, в кенийском аэропорту Эмбакаси. Едва он шагнул из кондиционированной прохлады аэровокзала в душный тропический зной, как к нему тут же подскочил худой негр, протянул серую ладонь и затараторил на ломаном английском: - Положи, чужестранец, свою белую руку на мою, и я расскажу, что ты пережил вчера и что предстоит испытать завтра... Волосы у прорицателя были выкрашены в огненно-рыжий цвет, а зубы спилены в острые клыки, отчего рот выглядел устрашающе, словно миниатюрная крокодилья пасть. Пока Дебре ждал такси, ньянга продолжал осаждать его. Всего за одну сигарету он обещал рассказать что-то очень важное, и в конце концов Мишель сдался. - Тебе придется преодолеть много трудностей, - он сказал: "переступить много упавших деревьев", - а в конце пути тебя ждет большое изумление... Тогда, в Эмбакаси, Дебре не придал значения предсказанию красноволосого прорицателя, и, как потом выяснилось, совершенно напрасно. ...За год скитаний по бушу и тропическим лесам этнографу действительно пришлось "переступить" через множество "упавших деревьев". Зато в бандеролях, которые он периодически отправлял в Париж, каждый раз улетали вполне реальные результаты его экспедиции - слайды и диктофонные кассеты. За время затянувшегося путешествия Дебре присутствовал на всевозможных колдовских ритуалах, познакомился с десятками гри-гри. Ничего сверхъестественного в их искусстве он не обнаружил. Исцеление от различных недугов вполне можно было объяснить применением снадобий из растительных и животных компонентов и гипнотическим внушением. Тем более что в отменном знании колдунами лечебных свойств местной флоры, всяких там трав, листьев, цветов, Дебре убеждался неоднократно. Например, невзрачные корешки, которыми ньянга в Танзании лечат боли в сердце, оказались знаменитой раувольфией, подарившей цивилизованному миру раунатин, резерпин и серпазил. Однако если быть честным до конца, то кое с чем необычным, бросающим вызов общепринятым в западной науке представлениям он все же столкнулся. Так, рацион кенийских масаев почти целиком состоит из мяса, молока и крови животных, то есть практически из сплошного холестерина, не щадящего сердечно-сосудистую систему. А вот больных, страдающих соответствующими заболеваниями, у масаев нет. И тут Дебре встал в тупик. Их гри-гри объясняют это покровительством "высших сил". Но если отбросить это иррациональное покровительство, то следовало признать невероятное: сила мысленного внушения у масайских колдунов такова, что они способны изменить биохимизм человеческого организма! Не менее загадочным, если не сказать большего, выглядело воскрешение из мертвых... В Руанду Дебре привело желание проникнуть в замкнутый мирок пигмеев-тва, чьи ньянга прослыли чуть ли не самыми могущественными в Восточной Африке. К сожалению, никто из них не хотел дать аудиенцию приезжему этнографу. Прошло две недели, прежде чем Мишелю удалось найти проводника по имени Мубонго, имевшего связи среди колдунов. За несколько десятифранковых бумажек он взялся выхлопотать французу разрешение присутствовать на обряде воскрешения из мертвых человека, на которого напал злой дух. Из Кибуе, где все это время изнывал Дебре, они выехали затемно. После трех часов тряски по некоему подобию дороги, когда "лендровер" въехал в теснину меж двух лесистых холмов, Мубонго дал знак остановиться. Дальше предстояло идти пешком, так как, по его словам, добрые духи, покровительствующие ньянга, не любят "железных зверей" белых людей. Если же они, духи, будут не в настроении, таинство может сорваться. Проводник повел Дебре по узкой тропинке, то и дело нырявшей под низко нависшие ветви, хотя рядом было достаточно прогалин. "Это путь, которым ходят тва. Нам тоже нужно идти по нему, чтобы не сердить их духов", объяснил Мубонго, когда Мишель спросил о причинах столь явной нелепицы. Возможно, для низкорослых пигмеев тропинка была удобна, потому что пролегала в тени деревьев, но Дебре скоро устал беспрерывно нагибаться. Ему чудилось, что они не продвигаются вперед, а выписывают бесконечные петли вокруг одних и тех же деревьев. На исходе часа в ветвях над ними раздалось громкое цоканье, Мубонго замер и ответил криком, похожим на птичье щебетание. Цоканье повторилось. Внимательно выслушав его, проводник торжественно сообщил французу, что им разрешается проследовать к месту предстоящей магической церемонии. Охрана предупреждена, и поэтому можно не опасаться отравленных стрел и ловушек. После двух или трех поворотов тропинка наконец вывела на поляну, где собралась толпа мужчин-пигмеев ростом немногим больше метра. Весь их наряд состоял из узких набедренных повязок да плетеных травяных браслетов. В стороне на земле лежал человек, пораженный злым духом, вокруг которого стояло человек пять колдунов с бритыми головами. Главным, очевидно, был старик с ожерельями из шариков слоновой кости на шее и запястьях. Держался он с величественным достоинством да к тому же в отличие от остальных был одет в выцветшую армейскую рубашку, свисавшую ниже колен наподобие мантии. Звали его Нгамба. Воспользовавшись тем, что обряд воскрешения еще не начался, Дебре через служившего переводчиком Мубонго постарался установить контакт со стариком ньянгой. Чтобы польстить ему, Мишель сказал, что специально приехал из очень далекой страны, куда дошла слава о его, Нгамбы, могуществе. В ответ тот лишь слегка наклонил голову. - Я тоже доктор и хотел бы проверить, на самом ли деле этот человек мертв. Можно это сделать? - напрямик спросил француз, хотя и не очень надеялся на положительный ответ. Конечно, выдавать себя за врача было преувеличением, поскольку медицинская подготовка Дебре ограничивалась всего тремя семестрами, но в данном случае это не имело значения. Чтобы убедиться, жив или мертв человек, хватило бы и одного. Нгамба опять лишь молча наклонил голову в знак согласия. Не мешкая Дебре опустился на колени возле лежавшего на земле молодого парня с широкой грудью и мускулистыми руками. На всякий случай он повернулся спиной к колдунам и быстро приподнял веки жертвы. Остекленевшие зрачки были неподвижны. Затем этнограф попытался нащупать пульс, но его не оказалось. Поднесенное к губам зеркальце осталось незатуманенным. Вне всякого сомнения, человек был мертв. Хотя Дебре не заметил никаких следов насилия на теле пигмея, не исключалось, что он стал жертвой не злого духа, а преступления, например отравления. Поэтому по возвращении в Кибуе следовало уведомить полицию. Свои сомнения француз оставил при себе. Поднявшись, он коротко сказал, что никаких признаков жизни не обнаружил. Ньянга с бесстрастными лицами выслушали перевод его заключения. Только глаза Нгамбы, как показалось Мишелю, на какое-то неуловимое мгновение хитро блеснули. По знаку старика начался обряд воскрешения. Два колдуна принялись бить в большие тамтамы, изготовленные из стволов деревьев. Над поляной поплыл низкий вибрирующий гул. Двое других стали пронзительно выкрикивать какие-то заклинания в такт ударам. А главный ньянга, что-то бормоча нараспев надтреснутым старческим голосом, начал замысловатый танец вокруг распростертого тела. Ритмическая мелодия все убыстрялась. Подчиняясь ей, Нгамба с неожиданной для его возраста прытью носился вокруг мертвеца, кривляясь и размахивая руками. При каждом прыжке его рубашка развевалась, словно пачка у балерины, обнажая черные ягодицы. Зрелище было настолько комичным, что Дебре с трудом сдерживал смех. Но вот ньянга остановился и нагнулся над лежащим. От напряжения его перекошенное гримасой лицо превратилось в страшную маску. Остальные четверо колдунов хором затянули пронзительную мелодию. Ее сила постепенно нарастала, так что Дебре стало казаться, будто она проникает прямо в мозг, словно бы сверлит его. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, француз заткнул уши и закрыл глаза. А когда вновь открыл их, то с изумлением увидел, как "мертвец" неожиданно провел рукой по груди. Потом попытался перевернуться. Крики ньянга слились в оглушительный вопль. Все так же согнувшись, Нгамба проделал над лежащим несколько пассов. Еще быстрее забили барабаны. Наконец веки парня затрепетали. Он повернулся, поджал под себя ноги и медленно встал на четвереньки. Его глаза были широко раскрыты и, казалось, с удивлением смотрели на окружающее. В этот момент главный ньянга выпрямился, вскинул руку. Крики и дробь тамтамов сразу же смолкли. Все застыли, словно статуи. В повисшей над поляной гробовой тишине было слышно, как воскресший что-то тихо пробормотал. Тотчас к нему по знаку Нгамбы кинулись четверо его ассистентов, подхватили на руки и куда-то понесли. На протяжении всей этой сцены Дебре наблюдал за происходящим, не веря своим глазам. Увиденное просто не укладывалось в сознании. И только сейчас, очнувшись, этнограф попросил у Нгамбы разрешения осмотреть недавнего мертвеца. Но Мубонго даже не стал переводить его просьбу. Если чужеземец коснется тела бывшей жертвы, злой дух опять вселится в нее, и несчастный умрет, объяснил он Мишелю. - В таком случае я хочу поговорить с ньянгой, - как можно решительнее потребовал француз. После недолгих переговоров со старцем Мубонго перевел его ответ: - Придется подождать до вечера. Сейчас ньянга слишком устал. ...Если чудо с воскрешением еще поддавалось, хотя и с трудом, рациональному объяснению - ньянга могли предварительно дать жертве какой-нибудь алкалоид, вызвавший каталептическое состояние, или же погрузить в глубокий гипнотический транс, - то интервью, которое вечером дал Дебре старик колдун, было вызовом не только современной науке, но и здравому смыслу. Нгамба принял француза в своей официальной резиденции - крошечной круглой хижине со стенами из жердей и остроконечной соломенной крышей, одиноко стоявшей на прогалине в глубине леса. Судя по высокому навесу из широченных банановых листьев перед входом, услугами ньянги пользовались не только его соплеменники. Во всяком случае с белым чужестранцем он беседовал в этой несколько необычной приемной. Первое, что отметил Дебре, это продуманность обстановки, сделавшей бы честь театральному постановщику. Маленький костер, разложенный у ног ньянги, бросал неровный пляшущий отсвет на его изрезанное глубокими морщинами лицо, отчего оно то и дело меняло свое выражение. Со всех сторон, словно стенами, их окружала плотная чернота тропической ночи, наполненной таинственными шорохами и звуками. При таких декорациях можно было смело ставить любой сюрреалистический спектакль со стопроцентной гарантией успеха. Мубонго, проводивший француза к резиденции ньянги, сразу же ушел, и Дебре ломал себе голову, как он будет объясняться со старцем. Однако первые же слова Нгамбы рассеяли его сомнения. Пигмей говорил на кошмарной смеси суахили и французского с добавлением английских слов, но, к удивлению Дебре, вполне понятно. Впрочем, вскоре Мишель вообще забыл, на каком языке идет их беседа, настолько невероятные вещи он услышал от колдуна. - Я знаю, что ты ищешь приобщения к истине, но пока тебе не хватает веры, - заявил Нгамба и с невозмутимым видом принялся перечислять места, которые посетил этнограф за минувший год. Если бы дело происходило в Европе, Дебре наверняка бы решил, что за ним все время следили. Но здесь, в африканской глуши, это исключалось. И потом, если бы даже кто-то знал маршрут экспедиции, как он мог сообщить о нем колдуну-пигмею, живущему в лесных дебрях и не поддерживающему никакой связи с внешним миром? Видимо, сочтя, что достаточно ошеломил заезжего бвану, старик перешел к текущим делам: - Ты не веришь, что человек, которого видел днем, был мертв. Но это так. Его убил злой дух, насланный врагом и проникший в тело обреченного. Однако, если после этого прошло немного времени, можно вернуть в тело душу человека, изгнав оттуда злого духа. В изложении Нгамбы техника воскрешения выглядела предельно простой. - Выходит, это может сделать каждый: наслать злого духа или изгнать его? с невинным видом спросил Дебре, чтобы подзадорить старика. - Конечно, нет. Существуют четыре силы, которым подвластно все. Чтобы бороться со злыми духами, нужно знать их. Дебре спросил, что это за силы, но Нгамба не смог или не пожелал объяснить ему. Сколько Мишель ни бился, тот упорно уходил от ответа. Единственное, что рассказал он, так это легенду о неком божестве по имени Иман, в незапамятные времена раскрывшем людям тайну всемогущества. Это случилось где-то у самого края Земли, за который прячется Солнце. Оттуда избранные, или приобщенные, колдун назвал их "риянгомбе", разошлись по всей Африке, чтобы делать людям добро. Их потомки стали ньянга или гри-гри. Однако, если верить старцу, божественное провидение дало сбой. Сокровенные знания попали в руки плохих людей, которые с их помощью стали повелевать злыми духами. Поэтому ньянга теперь и не доверяют никому свои секреты. Впрочем, колдун-пигмей все же оставил Дебре некоторую надежду. - Тебе, ищущий приобщения к истине, предстоит пройти четыре испытания, чтобы проверить чистоту твоих помыслов. Если ты выдержишь их, то узнаешь великую тайну всемогущего Имана, - пообещал он французу. - А что это за испытания и где я их буду проходить? - поинтересовался заинтригованный столь туманным предсказанием этнограф. - Об этом ты узнаешь, когда придет время, - опять ушел от ответа хитрый старец. После такой неконкретной информации Дебре оставалось лишь уповать на то, что испытания, если они действительно предстоят - в это верилось с трудом, - окажутся ему по силам. Более определенным представлялось место, где следует искать истоки африканского гри-гри: "у самого края Земли, за который прячется Солнце", очевидно, означало западное побережье Африки.