Глаша «зашевелилась». Она рванула в маленький отсек, где в обеденный перерыв Зинаида позволяла пить чай с печеньем, а иногда и заваривать лапшу в пакетиках. Кофе, конечно же, не было. Да и откуда ему взяться, если ни Глаша, ни вторая библиотекарша, баба Поля, отродясь на такие изыски не раскошеливались. А Зинаида своими продуктами не разбрасывалась и кофе пила только в кабинете.
– А вы чай не употребляете? – выглянула из кухонного отсека Глаша.
– Ну налейте чашечку зеленого. Сильно вычурно не надо, можно просто «Мэтр де Тэ»… щепотку… без сахара.
– Ага, – кивнула Глаша и плюхнула в стакан с кипятком пакетик с заваркой «Принцесса Нури».
Женщина взяла в руки горячий стакан, точно гранату. Потом отчетливо всхлипнула и жалобно посмотрела на Глашу:
– Ну вот, я же вам говорила: день хоть выкинь!
– Ой, не то слово, – активно поддержала ее Глафира. – Вот у меня сегодня тоже… ни одного человека. А на меня уже и так Зинаида косится. Мне вот никак нельзя, чтобы без посетителей!
– Чего нельзя-то? – фыркнула женщина. – Скажите, что приходили! Прямо целые делегации, она ж все равно не сможет проверить.
– Вы ее просто не знаете… – вздохнула Глаша. – Это она бабу Полю проверять не станет, а меня… Она ведь меня на работу взяла только потому, что самой здесь сидеть не хочется. Она все время говорит, что у меня лицо не интеллигентное, дескать, мне бы только лифчики продавать.
Женщина пристально взглянула на Глашу и покачала головой:
– Да ну, какие лифчики! Я б у вас не купила. Вам маслом хорошо торговать, подсолнечным. «Золотая семечка». Почему-то мне так кажется.
– Чего это? – захлопала глазами Глаша. – Мне здесь надо. Во-первых, от дома близко, а во-вторых, много времени для репетиций. Я ж еще театром занимаюсь.
– Да что ты! Вот жизнь! Кого только на подмостки не толкает! – всплеснула руками незнакомка и сочувственно погладила Глашу по руке. – Женщина, послушайте, ну какой вам театр? Это не ваше, поверьте мне. Вот я на такую актрису ни за что бы не пошла! На Чадова бы пошла, на Нагиева побежала, на Тома Круза, а на вас… Бросайте вы это зряшное дело…
– То есть как бросайте?! – возмутилась Глаша. – Да я… у меня же и пьеса есть! Для новой постановки! И у меня там, между прочим, главная роль! Я Джульетту играю! А муж мой, он – Ромео!
– Боже мой, у нее еще и муж есть, – едва слышно вздохнула прелестница и громко заявила: – Ну какая из тебя Джульетта? У моей подруги собаку так зовут, мастино неаполитано. Здоровенная такая, голубого окраса, а ты…
– При чем же здесь голубой окрас?! – изумилась Глаша и незаметно для себя перескочила на «ты». – Ты вообще Шекспира-то читала? Ну, повесть о двух влюбленных? Да не таращься, вижу, что для тебя это джунгли. Сейчас… погоди… у меня она прямо на стойке… сейчас… Вот! На, возьми, почитай!
– Детектив, что ли? – недоверчиво поморщилась женщина. – Нет, погоди-ка, я припоминаю… Шекспир, это где всегда умирают, да?
– Не совсем. У него еще и комедии были, но эта книга… да, здесь любовь с печальным концом.
– Ясненько… Фу-ты, шрифт до чего мелкий. А ты к этому Шекспиру с какого боку?
– А я… я изложила свой вариант, – задумчиво возвела глаза к потолку Глаша.
– Чего ж тебе этот не подошел? Шекспир он что, хуже тебя написал? – искренне не понимала женщина. – Ну ты даешь – и писательница, и актриса! Нет, ты не обижайся, но, хоть убей, я не представляю, как это ты на сцене чего-то там изображаешь. Может, все же лучше маслицем торговать? У тебя получится.
– Иди ты со своим маслицем, – окончательно обиделась Глаша. – Вот мы поставим спектакль, я тебя специально приглашу, посмотришь, как мне цветы на сцену будут бросать.
– Милая, какие тебе цветы, – с глубоким сожалением посмотрела на нее поздняя гостья. – Твоя задача на ближайшие лет тридцать – это удержать того недоумка, который взял тебя в жены, прости господи. Сбежит ведь и глазом не моргнет… Ну что ж, пойду я. – Женщина, поставив стакан на подлокотник дивана, поднялась, махнула полой белоснежной шубки и исчезла за дверью, прихватив с собой томик Шекспира.
– Собака у нее… Джульетта… – никак не могла отойти от неожиданной встречи Глаша. – Еще, главное, не верит она…
Она шла домой, а в голове все никак не утихал голос Снежной королевы: «Женщина, послушайте, ну какой вам театр?»
Да неужели она, Глаша, и вправду никого не сможет убедить в своих способностях? И перевоплотиться в придуманную ею самой Джульетту? Ведь она же столько раз проговаривала эту роль у себя в библиотеке! И Манька вон без конца прибегает, боится, что ее дворника уведут. Значит, верит? А может, действительно Глаше надо попробовать себя в разных ситуациях? Например… (ну а чего такого?) пусть даже и в роли продажной женщины? Она же не на самом деле собирается телом торговать, она просто войдет в роль, испытает себя. А потом… конечно, куда потом Рудику деться, будет ставить спектакль по ее пьесе. И опять же, наверное, где-то дамочка в белой шубке и права – Рудольф у Глаши мужчина видный, божественно талантлив, умен. Если Глаша сейчас не покажет ему все свои способности, то запросто может остаться без такого сокровища. А что? Вон как на него женщины смотрят! И помоложе Глаши, и покрасивее. Это еще хорошо, что Рудик ничего, кроме своей сцены, не видит, а так бы…
В общем, как ни верти, а сегодня же вечером ей просто необходимо выйти на большую дорогу. Искусство требует жертв! А уж любовь тем более, чего тут думать!
Выйти она решила в девять часов. Позднее было уже страшно, а раньше… Ну не к пенсионерам же ей приставать, показывать свое актерское мастерство!
Рудольф сегодня был на вечернем спектакле. Глаша никогда таких спектаклей не пропускала – приходила, когда уже зал ДК закрывали, пробиралась на свободное место и сидела тихо, как мышка. Наслаждалась. Она не говорила Рудику, что следит за его творчеством, он бы, наверное, был недоволен этим. И вот сегодня, впервые, Глаша на спектакль не придет. Пусть Рудик там работает, на сцене ДК, а она будет работать на сцене жизни!
Накрасилась Глаша быстро. Да и чего там краситься-то? Посильнее подвела глаза, поярче нарисовала губы, да еще, на всякий случай, ткнула на скулу мушку, чтобы вообще была красота неописуемая! И сама себе понравилась. Она, конечно, никогда бы не осмелилась так накраситься, если бы речь шла о вечеринке или каком-то празднике, но вот для роли…
Загвоздка возникла с нарядом. Ну где взять блестящую кожаную курточку, чтобы до пояса? Или юбочку, чтобы по самое «не могу»? Брюки? Джинсы? Чего-то Глаша не видела девочек древнейшей профессии в эдаком наряде.
Пришлось безжалостно обрезать вполне нормальное платье и идти с неподшитым подолом. А когда его подшивать? Тут еще обнаружилось, что ее теплые колготки смотрятся вовсе не эротично, да и вязаная шапочка в имидж ночной сердцеедки не вписывается. А уж скромненькая шубка из шкуры молодого леопарда не то что не привлечет мужчин, она их скорее отпугнет. Однако даже ради самой важной роли Глафира не смогла бы срочно поменять свой гардероб – у нее попросту не было на это денег. А посему Глаша решила выглядеть дамой необычной. И чтобы хоть как-то выделиться, чтобы хоть чем-то привлечь внимание этих избалованных мужчин, она накинула поверх шубейки старую мамину шелковую скатерть, расписанную павлинами и неземными цветами, и вот в такой красоте выскочила из дома.
По своему подъезду Глаша неслась как угорелая – нельзя было допустить, чтобы ее в таком виде встретил кто-нибудь из соседей. Да и две остановки она пронеслась на одном дыхании. Становиться возле дома ей не поз-волила совесть, а уезжать далеко от знакомых мест – элементарный страх. Вот и решила Глаша встать возле большого нового супермаркета, расположившегося у дороги, в двух остановках от родимого пристанища. В автобус в таком виде Глаша тоже войти не отважилась, поэтому, когда добежала до нужной точки, коленки уже покалывало от мороза.
– Ничего, – успокаивала себя «жрица любви». – Мне ведь только первую машину тормознуть. Как только он в кошелек полезет, тут я ему и – «Улыбайтесь! Вас снимает скрытая камера-а!»
Она уже приплясывала возле дороги, махала рукой в разноцветной вязаной варежке и даже иногда выбегала на проезжую часть, но машины с бешеной скоростью упрямо проносились мимо. Надо было бы забежать в магазин, погреться, но оказаться в такой одежде среди множества людей Глаша стеснялась. Она лучше бы замерзла здесь, на ролевом задании, но в магазин бы ее и силой не затащили!
– Блин… – потерла посиневший нос окончательно заледеневшая Глафира. – Ну что за собачья работа у этих девочек по вызову! Ни тебе больничных, ни премиальных, ни северных. Одна радость, что зарплату вовремя дают… Не на том месте я встала, что ли?
Она повертела головой, поправила сползшую с плеч скатерть и прошла еще немного вперед, где дорога, поднимаясь к магазину, делала замысловатый крюк.
– Блин… – потерла посиневший нос окончательно заледеневшая Глафира. – Ну что за собачья работа у этих девочек по вызову! Ни тебе больничных, ни премиальных, ни северных. Одна радость, что зарплату вовремя дают… Не на том месте я встала, что ли?
Она повертела головой, поправила сползшую с плеч скатерть и прошла еще немного вперед, где дорога, поднимаясь к магазину, делала замысловатый крюк.
– Ну вот, теперь вы от меня никуда не денетесь, – злорадно подумала актриса. – Теперь, как только вы со стоянки маркета выезжать начнете, так я уже и тут!
Здесь дело пошло лучше. Первая же машина слегка притормозила, оконное стекло опустилось вниз, и веселый женский голос прокричал:
– Эй! Бабочка ночная! Валенки надень! Все равно уже в гусеницу превратилась!
Глафира радостно помахала вслед машине. Девчонка за рулем. Молодец! За ночную бабочку приняла! Значит, перевоплощение удалось! Теперь бы посмотреть на мужскую реакцию и можно смело домой. Все же мужчины в таких женщинах больше разбираются.
Следующая тупомордая машина на Глашу чуть не наехала. Ну по большому счету Глаша сама была виновата – вышла на середину дороги и запуталась в своей «шали».
– Черт!!! – Открылась дверца навороченной иномарки. – Какого хрена ты сюда выперлась? Жить надоело?! Мотай отсюда, чучело! Здесь тебе не огород!
Глаша постаралась растянуть заледеневшие губы в обворожительной улыбке и посеменила к темной морде машины.
– Мл… молодой чла… молодой человек! – с третьей попытки удалось разлепить рот. – Я к вам по какому вопросу…
– Да чего тебе надо-то?! – прожигал ее гневным взглядом водитель. – Я не таксую!
– И не надо… у меня все равно… денег нет… – махнула рукавичкой Глаша. – Вы б это… вы даму не угостите?
Мужик хмуро сдвинул брови и бегло оглядел салон.
– Это в смысле… хлеба, что ли, дать?
– Ну… можно и хлеба, – махнула рукой Глаша, а потом быстро-быстро выпалила: – Не желаете прекрасно провести время со мной, а? Недорого!
«Молодой человек», которому было изрядно за сорок, от возмущения потерял дар речи:
– Т-ты… Время?! С тобой?! Да я!.. Блин! Ну да, не побрился я утром! Но это ж… это ж не значит, что я окончательный бомж!!! Да я… а ну пошла отсюда, шалашовка!!! В ментовку захотела?!
– Да нет же… я не захотела… ну проведите… эту… ночь! Я ж и сама не хочу, а вам… вам же только согласиться надо… я ж для роли, – пыталась объяснить Глаша, но мысли куда-то делись, да и непослушные губы едва шевелились.
– Я тебе сейчас такую роль устрою!!! – продолжал возмущаться водитель. – Еще каждая проститутка будет мне тут…
– Вот!!! Не мог сразу сказать! – с облегчением воскликнула Глаша. – Ну что за мужики пошли, нет бы сразу назвать все своими именами, ни себе бы, ни мне нервы не трепал…
Машина резко дернулась и рванула с места, а Глаша уже направилась было на остановку, но тут кто-то настойчиво потянул ее за рукав:
– Я! Я хочу… прекрасно провести! – шатаясь из стороны в сторону, лопотал мужик весьма неприглядного вида. – Токо ежли недорого, сама говорила. За десятку сговоримся?
– Чего-о-о? – уставилась на него Глафира. – Вы что пристаете?
– Понял! – мотнул головой ухажер. – Десятка и… мой портвешок!
– Да отцепитесь вы! – Выдернула из его руки свою скатерть Глафира. – Вот ведь! Нет, ну чего вцепился?! Что вы себе позволяете?! Хам!
– Тык… что позволяю? Ничо еще не позволил! – недоумевал отвергнутый джентльмен. – Сама ж предлагала: недорого. А у меня вот токо как раз на тебя и хватает! И… я тя сразу полюбил! Потому что ты – трезвая! А мне такая и нужна – трезвая проститутка! Ну?! Пойдем, что ль? Десятку дам!
– Вы за кого… – начала было Глаша, но тут же лицо ее преобразилось – губы растянулись помимо воли в удовлетворенной улыбке. – И вы туда же! За проститутку меня приняли, да? А я… я артистка, между прочим, только и всего!
И она веселой походкой зашагала к автобусной остановке.
– М-да? – глядел ей вслед качающийся мужичок. – А с виду так и никакая не артистка, а форменная… разззврррратница!
Глаша вошла в полупустой автобус и только тут поняла, что денег у нее нет. Ни копейки. Сумочку, ну и, конечно же, кошелек, она оставила дома.
– Оплачиваем проезд, – подойдя к Глаше, бесстрастно бросил молодой кондуктор.
– Нет у меня денег… – пожала плечами Глаша и вдруг неожиданно для самой себя ляпнула: – А хотите, я с вами по-другому рассчитаюсь?
Парень вздрогнул, вытаращил на пассажирку огромные совиные глаза и завопил на весь салон:
– Дядь Коль! Открывай двери! Здесь эта, как ее… гейша! Выкинуть на фиг – и дело с концом!
– Дурак, – довольно швыркнула носом Глаша. – Не гейша, а путана. Останови, я сама выйду…
Автобус дернулся, встал, двери с лязгом распахнулись. Глаша выскочила на улицу, краем уха услыхав, как молодая парочка на задней площадке обсуждает нравы ночных работниц.
– Ну и ладно… – поежилась Глафира. – Хоть немножко проехалась, согрелась чуть-чуть, да и бежать теперь меньше.
Она стянула с плеч скатерть, мазнула ею по ярко накрашенным губам и припустила к дому во весь дух.
В квартиру она залетела пулей, морозец на улице давал о себе знать. В комнатах было темно и пусто. Рудольф еще не вернулся со спектакля, так что Глаша могла спокойно привести себя в порядок и даже погреться в ванной. Заболеть после сегодняшнего мероприятия очень не хотелось.
Когда она вышла из ванной комнаты, красная, распаренная, точно вареная свекла, на кухне уже суетился Рудольф.
– Рудик! Ты себе не представляешь, – начала было Глаша, но тут же сама себя перебила: – А как твой спектакль? Народу собралось много?
– Да собралось, чего уж там… – игриво усмехнулся Рудик. После спектаклей у него всегда было хорошее настроение. – Только вот не пойму, куда ты сегодня упряталась. Я тебя не видел. Неужели из-за колонны подглядывала?
– А ты… ты знаешь, что я на спектаклях бываю? – растерянно пробормотала Глафира. – А чего ж молчал? Я думала, что никто меня не замечает.
– Ну, в общем-то, сначала ты себя ведешь практически незаметно, зато потом так начинаешь хохотать, так орешь: «Верблюдовская! Поаккуратней кидай стулом! Не зашиби мне мужа!» – что все артисты проявляют просто стальную выдержку, чтобы тебе не ответить! Я уж сколько раз просил тетю Аню, чтобы она тебя не пускала. Но сегодня ты вела себя идеально! Где стояла?
– У магазина, – улыбнулась Глаша и начала объяснять: – Рудик! Я же решила себя попробовать! Помнишь, ты говорил, чтобы я из себя изобразила девушку легкого поведения!
– Ну? – насторожился Рудольф.
– Так вот, я сегодня изображала, – засверкала глазами Глаша. – Ты теперь никуда не денешься – будешь ставить мою пьесу!
– Погоди-погоди, – не понял гражданский муж. – Как это изображала? Где?
– На улице! Видишь, промерзла так, что еле-еле отошла! Колени до сих пор огнем горят. Я уж парилась, парилась…
– То есть ты хочешь сказать, что… прямо на улице, что ли? – таращил прекрасные глаза Рудик.
– Ну конечно! – радовалась Глаша. – Пойдем, я чаю налью, поболтаем!
Она проскользнула на кухню и стала быстро собирать на стол, а язык без устали рассказывал:
– Юбку я сообразила себе из старенькой. Помнишь, у меня такая длинная была, так я ей подол оборвала, а сверху шалью обмоталась… То есть не шалью, а скатертью. Я на Новый год ее нам стелила, синяя такая, шелковая, в павлинах, вот! Ну и встала возле магазина! Ой, я там такого натерпелась! Но зато меня все, представляешь, все называли проституткой!
– И чего? Даже машины останавливались? – осторожно спросил Рудольф.
– Ну да! – восторженно кивнула Глаша. – Нет, первая-то девчонка только притормозила, ясное дело, она и останавливаться не стала… Но она сразу во мне ночную бабочку признала и посоветовала валенки надеть! Правда-правда! А потом мужчина остановился на большой такой машине, я не знаю, как она называется. И он тоже… ну, обозвал меня этой, работницей… легкого жанра. А потом еще…
– Погоди. И чего тот мужик? Он что, согласился на твои услуги? – не спускал с жены внимательных глаз Рудольф.
– Нет, не согласился. Да ему, может, и не надо было никаких услуг. Он же из магазина ехал, домой торопился, зачем ему какие-то услуги, его, наверное, жена дома ждет, – легкомысленно пожала плечами Глаша. – Но ведь он поверил в то, что я жрица любви! Значит, я могу перевоплощаться!
Рудольф выдохнул. А потом безнадежно спросил, так, на всякий случай:
– И что? Ты так ничего и не заработала?
– Постой… – растерялась Глаша. – Но я же не работать туда ходила! Я ж в образ вживалась! Ты чего хотел?! Чтобы я торговала своим телом, да?!
– О боже! – устало схватился за голову Рудольф. – Да ничего я такого не хотел! Но только… как мне тебе поверить, что ты там была? Мы же договаривались, ты идешь на съем… прости, вырвалось… мы договаривались, что ты завлекаешь мужчину. Потом поешь ему про свою несчастную жизнь, он дает тебе деньги, и, когда ты мне их вручаешь, я с чистым сердцем…