— Вы должны расслабиться физически и ментально, — все так же медленно, будто не веря, сказала Дева. — С закрытыми глазами удастся легче, сам контакт займет несколько минут, возможно, больше или меньше, это зависит от того, как глубоко будет погружение в знание, — вы управляете самостоятельно проникновением в меня.
— Проникновением в вас? С самого начала трудно было объяснить по-человечески? — вклинился Рожнов.
— Не виделось необходимости, вы показались умнее и раскрепощеннее, чем есть, — очень по-человечески ответила Дева. — А что вы подразумеваете?
— Ну… Что это мы погружаемся, а не вы в нас кладете.
— Я не могу передать неофиту полное знание иным путем, так просто невозможно, мне приходится распахивать себя перед вами и давать путь. Мы слишком разные, в понятных вам категориях вы песчинка, я звезда, а если говорить о взаимодействии… Человек может войти в дом, но дом не может войти в человека, он в состоянии только обрушиться на него. Казалось естественным, что вы поймете это.
— Когда показываете нам страшилки, вы именно обрушиваетесь?
Дева второй раз слегка улыбнулась. Рожнов по старой памяти напрягся.
— Немного усиливаю давление на одну песчинку под собой. Если я обрушусь, то раздавлю Землю.
— Крутая тетя, — сказал Кучкин. — Командир, ваши приказания?
Шульте уже минуту висел в позе медитации, и у него, похоже, неплохо получалось.
— На время моего отсутствия принимайте руководство экспедицией. Начну странно вести себя — бейте по голове вашей кувалдой, — произнес он негромко, слегка приоткрыв глаза. — Пока наблюдайте.
— Но если вы… э-э… Реально овладеете знанием? И начнете спасать мир? А я вас — хаммером?
— Слушайте, Кучкин, идите в… — попросил Шульте по-русски.
— Наш человек! — гордо сказал Кучкин. — Пойду, что ли, по такому случаю надену брюки. Раз я теперь командир.
— Ох, и страшно мне… — пробормотал Рожнов, глядя, как Шульте медленно опускает веки.
— Опять тетя давит?
— Нет. Она ничего серьезного с нами сделать больше не может. Ни хре-на. Ты понял, да?
— Я могу убить вас одним желанием, — сообщила Дева.
— Цыц, дура, тебя не спросили. Понимаешь, коллега, она серьезный противник, у нее все ходы посчитаны далеко вперед. Но если спросить — какого черта ты, зараза, сожгла два шаттла, — она тут же соврет, что так надо было. Хотя к шаттлам никакого отношения не имела. Я скорее поверю в атомную бомбардировку, Чернобыль и «Гринпис». Легко поверю — там человеческий фактор был определяющим. Но вот грохнуть платформу ей слабо. Только нашими руками. Она даже компьютер испортить не в силах. Больше скажу, мы с тобой ей уже не по зубам — потому что освоились, попривыкли и можем осознанно сопротивляться. Доставать нас она будет постоянно — тебе вот не страшно? — ага, мне тоже хреновато. Ничего, на таблетках выдержим. Конечно, недооценивать тетю нельзя. Если она с самого начала подозревала, что Чарли пуганется сильнее, чем следует, и заставила одного хорошего человека подсунуть мне секретку на всякий случай…
— На какой случай?
— Э-э…
— Зуб даю, по ее плану мы должны были сдохнуть при загадочных обстоятельствах, все четверо, — сказал Кучкин. — Понятное дело, из-за того, что Чарли тронулся умишком. Мощный стимул к русско-американскому сотрудничеству, ничего не скажешь. Платформа бы вымерзла к такой-то матери, замучаешься восстанавливать. Потом наши приземлили бы спускач дистанционно, разобрали по винтику, нашли этот проклятый тумблер… Года два тотального самоедства гарантирую — аресты, допросы и ни одного старта. Эй, чего молчишь, железяка? Я прав?
— С дураками не разговариваю, — отрезала Дева.
Кучкин и Рожнов так заржали, будто ничего смешнее не слышали в жизни.
— Другого боюсь, — сказал Рожнов, отсмеявшись. — Вдруг она права?
— Ну… Про войну не знаю и знать не хочу. А насчет упущенных возможностей и духовного пути — сон она навеяла красивый.
— Проклятие, мне почти уже приснилось нечто, и тут Чарли все испортил. Ты уверен — это именно она?..
— Знаешь, я раньше как-то не задумывался о райских кущах и подобной ерунде. А сегодня — взял и увидел.
— И как оно было? — спросил Рожнов с откровенной завистью.
— Хм… Честно говоря, мне показалось чересчур стерильно. Почему и говорю — Дева навеяла. Зелень, цветочки, небо голубое, водичка прозрачная, солнышко яркое. И я в этом как бы даже не купаюсь, а присутствую. Она сказала — мы везде и мы всё — по ощущениям так и выходило. Только я почему-то безумного счастья не почувствовал. Но было интересно.
— А делать ты мог что-нибудь? Развалить дом, вырастить змею, срубить дерево?
— А я не хотел, — сказал Кучкин, поразмыслив.
— И я не хотел… — прошептал Шульте.
— Командир! За время вашего отсутствия происшествий не случилось!
— Почему-то очень хочется сесть. Как это ни бессмысленно в невесомости. Господин Рожнов, уступите кресло? Спасибо. Я должен зафиксировать себя. Значит, мы видели один и тот же сон?
— Я не видел, — сказал Рожнов, пожирая Шульте глазами. Тот выглядел неплохо, только говорил почти шепотом, а двигался осторожно, немного скованно. И смотрел мимо собеседника.
— Поверьте, вы ничего не потеряли.
— Вы потеряли всё! — сообщила Дева.
— Ой! — Рожнов от неожиданности чуть не влетел головой в потолок. — Она еще здесь?! Девушка, шли бы вы!..
— Она теперь с нами очень надолго, — сказал Шульте. — Пока не потеряет надежду обратить в свою веру или выгнать с платформы. Боюсь, такое давление вредно отразится на психике членов экспедиции. Думаю, надо переходить к активным действиям. Господин Кучкин, мне чего-то не хватает, чтобы ощутить себя германским богом. Где я могу взять свой молот?
— Момент, командир.
— Ты не найдешь, я принесу. — Рожнов упорхнул.
— Как вы себя чувствуете, командир?
— Недостаточно уверенно, — сказал Шульте. — С молотом будет лучше.
Вернулся Рожнов при кувалде.
— А может, я? — спросил он. — Куда бить? Шульте забрал у него молот и крепко прижал к груди.
— Теперь слушайте. Я сейчас буду некоторое время странно вести себя. Почему — объясню потом, если сами не догадаетесь. Но это в интересах человечества. Поверьте мне.
С этими словами он выбрался из кресла и улетел в переходной.
— Пока не поздно, скрутим его? — предложил Рожнов.
— Не имеем права. Он же старший. Командир.
— Форс-мажорные обстоятельства. Видишь же, у мужика шарики за ролики заехали. Вообразил себя богом.
— Во-первых, я ему верю, — сказал Кучкин. — Во-вторых, форс-мажор наступит, когда он натворит чего-нибудь.
Мягко хлопнула крышка люка.
— А в-третьих, уже все равно ничего не исправишь.
— Примите знание вы! — потребовала Дева. — Ваш начальник понял нас ошибочно и сделал неверные выводы.
— Отвали, галлюцинация, — отмахнулся Кучкин. — Слушай, коллега, давай и вправду засунем Чарли в спальник. А то непорядок, валяется астронавт бесхозный, вдруг его ветром сдует?
— Головой вперед засунем?
— Угу. Только молнию расстегнем, чтобы дышать мог. Все равно темно будет и страшно.
— Он принял знание, ему теперь все до фонаря.
— Вот мы и проверим…
***Они действительно упаковали Аллена в мешок головой вперед и, очень довольные, принялись завтракать.
Дева им почти не мешала. Во всяком случае, Рожнов совсем не подавал виду, только Кучкин иногда вздрагивал и тихо матерился.
— Это мне кажется или приходят удары на корпус? — спросил Рожнов, жуя.
— Есть немного. Хорошо он там долбит, однако!
— Крепкий дядя. И отважный. И сообразительный.
— Дядя хороший, спору нет. А ты больше не боишься, я смотрю?
— Хрен ли теперь бояться? — усмехнулся Рожнов. — Главное, если что, мы с тобой ни в чем не виноваты. Хм… Интересно, как он собирается объяснить свой поступок.
— Думаю, никак. Чего-то нас снизу не беспокоят, а?
— Я не хочу, чтобы на вас оказывали давление, — сказала Дева.
— О боже! Это чудо природы навеки с нами?
— Да ну! Повисит и рассосется. Зачем мы ей теперь? Заставить нас сломать платформу — не на таких напала. А выгнать отсюда — как? Пешком в скафандрах? Фигушки, у нас инстинкт самосохранения. Мы теперь на своих кубометрах сели крепко и будем сидеть. Так что до «Осы» беспокоиться не о чем. А там видно будет.
В переходной высунулась мокрая всклокоченная голова.
— Я прикрою люк, чтобы обломки не летали по платформе, — сообщил Шульте. — Разогрейте мне тоже поесть, будьте любезны.
— С удовольствием. Как ваши физические упражнения?
— Жарко, — сказал Шульте, утираясь рукавом. — Можно сока? Благодарю. А это что такое? Почему из мешка ноги торчат? Опять черный юмор?
— Нет, Чарли с ума сошел. Он теперь всегда так спать будет.
Шульте выпил сока, немного поразмыслил и сказал:
— Естественно. Бедный Чарли, у него было кратковременное умопомешательство. Иначе как объяснить то, что он заперся в тээм-четыре и разбил там всю авионику?
— Финально? — спросил Кучкин.
— Летать нельзя. Мы теперь заперты на платформе.
— Какой плохой мальчик Чарли Аллен, — опечалился Рожнов. — Чем же он колотил аппаратуру? Головой?
— Ах, если бы! Чарли нашел кувалду. Не знаю, как она попала в тээм-четыре. Очень неприятная ситуация. Боюсь, кому-то придется ответить за это.
— Черт с вами, отвечу, — сказал Кучкин. — Не расстреляют же меня! Я надеюсь. Ну Чарли, поросенок! Уничтожить такой хороший спускаемый! И как! Использовав реальный исторический артефакт, биг рашен спэйс хаммер!
— О-о, уже спэйс хаммер! Прогресс. Расскажите, господин Кучкин, зачем вы искали кувалду вчера.
— Но мне показалось, вы не хотите этого знать.
— Теперь хочу.
— Очень простая идея. Представьте — мы не смогли починить нашу платформу. Что мы делаем? Надеваем скафандры и ждем смерти. Но Чарли наверное будет скучно умирать без нас. Тогда я выхожу наружу. Забираюсь на тээм-четыре. Демонтирую внешнюю теплоизоляцию, нахожу клапан уравнивания давления. И выбиваю его к черту.
— Добрый ты мужик, Кучкин! — фыркнул Рожнов.
— По пятницам. А сегодня уже суббота, так что следи за спиной. Можно я тоже спрошу? Вы оба совсем не жалеете Чарли?
— Прощайте, недоумки, — сказала Железная Дева.
— А? — Трое синхронно обернулись.
И не увидели ничего особенного. Только интерьер «лунной платформы». Без гостей.
Через секунду на них свалилось невероятное облегчение и едва не раздавило. Кучкин просто тихо плакал, Рожнов вдобавок стонал, а Шульте скрипел зубами. Только Аллен все храпел, и окажись его коллеги чуточку менее озабочены собственным душевным здоровьем, они наверняка задумались бы, не пора ли будить человека. И напрасно, потому что, в отличие от них, Аллен очень давно не спал.
Они утерли слезы и разъели на троих полпачки транквилизатора.
— Кто-нибудь понимает, что это было? — спросил Рожнов, оглядывая коллег с надеждой во взоре.
— Нонконтакт, — выдал Кучкин емкий термин. — Есть контакты, а мы сделали нонконтакт. Абсолютный. Финальный. Встреча двух цивилизаций стала полным уродством! Объясните, это Дева такая дура или мы тупые? Кто виноват?! И что делать?!
Он подумал и добавил тихонько:
— Два великих русских вопроса. Таких великих, что не может быть ответа никогда.
— Извините, пожалуйста, — сказал Шульте мягко. — Но у меня есть ответы. Сегодня. Виновата, конечно, Дева. А делать нужно свою работу.
— Так просто? — усомнился Кучкин. — И мы никому не расскажем?
— А вы намерены? Я, например, хочу летать. Выполнять программу. Господин Рожнов, ваши планы?
— Я хочу водки. Много водки прямо сейчас. И летать, да.
— Думаю, водка не помешала бы каждому. А чтобы летать, придется молчать. И стереть запись, компрометирующую нас. Сделаете?
— Принято к исполнению, — кивнул Рожнов. — Это нужно понимать так, что мы трое обо всем договорились? Случилось обрушение систем, потом безумный Чарли с хаммером, и ничего больше?
— Мне кажется, судьба платформы дороже личных предпочтений. — Шульте по-прежнему говорил очень мягко и глядел на русских почти виновато. — И еще мне кажется, что вы считаете так же. Вы знаете, для чего мы строим орбитальное депо. Испорченная репутация господина Аллена — не самая большая плата за открытую трассу к Луне. Это жестокий выбор, но так надо.
— Я все еще хочу понять, — напомнил Кучкин. — Вы приговорили Чарли и не жалеете его?
— Очень жалею. Но сейчас мы должны отладить платформу, — сказал Шульте. — И прилететь сюда еще не раз. Здесь потрачено столько наших усилий — будет несправедливо, если нас отзовут.
— А Чарли принял знание, — ввернул Рожнов. — Успешно или безуспешно, все равно ему теперь веры нет.
— Ты сам говорил — эта баба постоянно врала. Что если Чарли просто заснул? Отключился на нервной почве?
— Какая разница? Вспомни: он чуть не угробил нас. И ему никогда больше не летать. Парня скрутят и увезут в психушку, едва «Оса» приземлится.
— Уроды, — вздохнул Кучкин. — Я окружен бессердечными уродами. Ну… Расскажите нам про знание, командир. Может быть, тогда я прощу вашу жестокость к невинному. И умышленную порчу русской космической техники.
— Но… Вы уже владеете знанием, господин Кучкин.
— Простите, недопонял?..
— «Сорри», «сорри»! — передразнил Рожнов. — Гады вы оба! Пустите на рабочее место!
Он уселся за компьютер и начал крепко, с излишней силой, долбить по клавишам.
— Полегче, доску разобьешь, — сказал Кучкин.
— Некоторые целый спускач разнесли, и хоть бы хны. Пойди тоже чего-нибудь сломай. Платформа большая, железа много.
— Не ссорьтесь, друзья, — попросил Шульте. — Я же говорил, что вы ничего не потеряли, господин Рожнов. Господин Кучкин правдиво описал вам свои ощущения. Ему было скучно. Мне тоже. И вам — уверяю.
— Разобрался бы как-нибудь сам, — буркнул Рожнов.
— Командир, вы же побывали в голове Железной Девы — и?..
— Я увидел развернутую версию сна, более яркую. Но главное впечатление не отличалось. Понимаете, это не имеет никакого отношения к нам. Не наша жизнь, не наше отношение к миру. Дева хотела, чтобы мы восприняли свой потерянный рай во всей полноте, но чего-то не учла. Наверное, она и вправду слишком далеко от нас ушла. То ли мы не можем понять, то ли она не умеет показывать… Но скорее всего она просто ошибается, и это не наше предназначение. Дева пыталась соблазнить нас, и ничего не получилось — мы испытали только интерес, не выходящий за рамки обычного любопытства. А потом стало грустно. Я делаю вывод — соблазн был не по адресу. Наверное, Деве стоит попытать счастья в другом месте. Очень жаль, что из-за этой навязчивой дамы пришлось уничтожить тээм-четыре. Но я опасался за душевное здоровье экспедиции. Мы и так потеряли одного. А Дева не собиралась останавливаться на полпути, она достала бы каждого. Вы согласны?
— В целом — да… — сказал, помявшись, Кучкин.
— Спасибо за поддержку. Вы поймите, они — небожители. Но не демиурги. Поэтому нам скучно в их шкуре. Мы созданы для чего-то большего. Но чтобы до этого большего дожить, нужно сегодня решать текущие проблемы. Наша с вами задача — платформа. Вы еще, наверное, оба поработаете на Луне. А я буду встречать вас здесь. Неплохо?
— Трудно поверить, что мы никому не расскажем… — Кучкин уныло вздохнул. — Никогда? Никто не будет знать?..
— Почему? А Чарли? Уверен, при первой же возможности он раструбит о случившемся на всю планету.
— Это совсем не то.
— Я знаю, — кивнул Шульте.
— Командир, Земля спрашивает, все ли проснулись. Хотите громкую связь? Видео?
— Что с вами? — спросил Шульте, наклоняясь ближе к Кучкину. — Что с вами, дорогой мой друг?
— Командир, зовут вас. Готовы общаться?
— Это все проклятое чувство правды, — сказал Кучкин горько. — Я знал, оно не даст ощущения счастья!
— Согласен. Поговорим об этом позже, хорошо?
— Непременно, — произнес Кучкин со значением. — Теперь нам будет особенно легко разговаривать. Финально легко. Или нет?
— Эй, вы! — позвал Рожнов. — Занимайте места. Я не собираюсь отвечать за всех!
Это была трудная связь — Земля так и сыпала вопросами, а экспедиция старательно изображала заинтересованность. На самом деле трое космонавтов размышляли о чем угодно, кроме отказа системы жизнеобеспечения, причем некоторые мысли наверняка у них были общими, а некоторые вовсе нет.
Кучкин дважды громогласно обличил специалистов из Королёва в недостаточной искренности. На третий раз он не успел открыть рта — Шульте чувствительно въехал ему локтем под ребро.
Рожнов сидел с блокнотом и делал вид, будто записывает все рекомендации — просто чтобы не смотреть в камеру.
Аллен во сне вяло дрыгал ногами.
Наконец добрались и до него — в Хьюстоне сгорала от нетерпения целая бригада специалистов по душевному здоровью. Когда Шульте кратко и сухо изложил свою версию происшедшего, в эфире воцарилась тишина, холодная как межзвездное пространство.
— Только умоляю, вы с ним поаккуратнее, — закончил рассказ Шульте. — Не травмируйте парня окончательно. Ведь Чарли уверен, что у него была всего лишь депрессия. Мы постараемся сделать так, чтобы он не заглянул в «Союз». Люк уже закрыт.
Гробовое молчание было ему ответом. Наконец из Хьюстона робко донеслось:
— Разбудите Аллена, пожалуйста. Мы хотели бы посмотреть.
Шульте повернулся к Рожнову, тот, в свою очередь, легонько дернул астронавта за ногу.