– Пашка, ты на меня ни за что не сердишься?
Галя напряглась, голос у нее дрогнул. У Павла аж в горле запершило: все чувствует, дурочка хорошая.
– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже. Только ты… Будто по-другому ко мне относишься с каждым днем… Паша, я подумала: давай найдем где-нибудь еще одно зеркало, а? Ты отразишься, и станешь как я. И все будет хорошо.
Она обернулась, прижалась мокрым лицом к щеке.
– Конечно, Галя.
– Обещаешь?
– Все будет хорошо.
– Обещаешь отразиться?! Максимович сказал, что рано или поздно они придумают, как мне зарегистрироваться, ну, встать на учет в этом Архиве и все такое… Типа работать хозой, да? Вот и… Вроде того, что если все будет нормально, то я узнаю, где зеркало есть, или даже официально смогу тебя к нему провести. И… И тип-топ все будет, понимаешь?
Галя сыпала своими «типа» и «вроде», как прежде, когда они еще только познакомились. Но чтобы стать такой, ей пришлось сперва расплакаться. Галя-хоза за своей речью не то чтобы следит, а просто слова-паразиты куда-то сами от нее сбежали. Не прижились на принцессе, в которую она превращается.
«А я уживусь с ней?»
– Пашка, ну ты чего молчишь-то, а?..
«Конечно, нет»
– Пашка!!
И вдруг исчезла. Руки обнимали пустоту, и Павел не опустил их, постоял еще немного. Так и должно быть: пустота. Хозу нельзя любить ни человеку, ни такому же отраженному, как она. Они, по словам Белки Чуя, любить вообще не способны, и Павел верил ему.
– Обед отменяется… Или завтрак? Все равно отменяется.
Он вернулся в комнату и запустил Sirius.
Москва-12 октября, утроЗдесь было холодно. Траву и листья с ночи прихватила изморозь, на легком ветерке они, отяжелевшие, совсем не шевелились и лес производил впечатление сказочного и мертвого. Да таким он, в сущности, и был. Ник-Ник размашисто шагал по тропинке, вьющейся между толстых берез, из угла в угол рта медленно перемещалась сигара. Целая, толстая сигара, хотя в карманах полно любимых сигарных окурков. Но иногда следует изменять привычкам – в особо торжественных случаях.
Было почти тихо. Почти, потому что на самом пределе слышимости кто-то глухо ворчал, выл, рычал… Инфразвук какой-нибудь? Волосы на загривке от этих полузвуков становились дыбом. Пугают, или здесь всегда так? Ник-Ник шел нарочито не спеша. Не показывать испуг шакалам… А то ведь и в самом деле набросятся, что им Ник-Ник? Границы Власти города близко, а не достанешь. Тут царство Нечисти.
Обогнув ствол особенно толстого дерева, Ник-Ник увидел гнома. Маленький, но вполне пропорциональный человечек, стоял, скрестив руки на груди, и как мог презрительно смотрел в грудь гостю. Выше поднять голову он не мог: пропало бы все презрение, все же Ник-Ник детина роста супербаскетбольного, да еще и на каблуках. Хоз специально подошел поближе, навис черной грозовой тучей над малышом.
– Я пришел к Старшим.
– Ты – хоз по прозвищу Ник-Ник? – скрипучим голосом поинтересовался гном.
– Будто не знаешь!
Хоз, разыгрывая негодование, тряхнул пышной черной гривой и осыпал гнома перхотью. Тот не дрогнул, только сморгнул.
– Идем, хоз. Ведомство Тьмы ждет тебя.
Теперь они шли не по тропе. Все чаще попадались мухоморы, и Ник-Ник даже немного развеселился: ну что за показуха! Дважды пришлось преодолеть настоящие буреломы. Гном ловко протискивался в известные ему лазейки, а Ник-Ник всей тушей пер напролом, как танк. Плащ, однако, изрядно пострадал, хорошо хоть кожаные штаны выдержали. Даже одна из цепей, украшавших широкую грудь и еще более широкий живот Ник-Ника, зацепившись за сук, разлетелась на звенья.
– Золото? – на миг задержался гном.
– Металл, – неопределенно буркнул Ник-Ник.
– А то я гляжу, у тебя все пальцы в перстнях, черепа, драконы… – закивал провожатый, продолжая путь. – «Металл», значит…
Хоз только хмыкнул. Без поддержки с верхних планов было уже тяжеловато, появилась одышка. Но спросить, далеко ли еще, – проявить слабость. Темные не любят слабости… Или наоборот, слишком любят. По сторонам все также рычали да стонали, но никто не показывался. Наконец, оба как-то вдруг оказались перед огромным дубом. Между корней, как и полагалось, темнел вход в сырую пещеру.
– Туда?
– Туда, дорогой, – кивнул гном. – Пролезешь?
Ник-Ник последний раз яростно пыхнул сигарой и швырнул ее в гнома. Тот вдруг прыгнул навстречу, словно пес, поймал сигару широко распахнувшейся пастью и с удовольствием прожевал.
– Благодарствую, любезный. Иди однако, не задерживай, они не любят.
Пролезть внутрь и в самом деле оказалось нелегкой задачей, но спустя несколько шагов стены и свод раздались, Ник-Ник оказался в просторном помещении. Слишком просторном, чтобы располагаться под дубом. Пахло плесенью и еще чем-то, шибающим в нос.
– Хозяева дома? – негромко поинтересовался Ник-Ник.
– Всегда дома.
Разом вспыхнула дюжина свечей, осветив пещерку. На пеньке (это под дубом-то?!) сидело человекоподобное существо в грязной хламиде и разглядывало старую, растрескавшуюся тарелку.
– Я Ник-Ник, хоз.
– А я – Бухаил, паровоз. Смешно?
– Да как сказать…
– Хоз смешнее, это верно. – Бухаил, если его и в самом деле так звали, повернул к гостю морду, которая не сошла бы даже за самое дегенеративное лицо. – Хоз… Это от слова «хозяин», а? Над чем хозяйствуешь, Николай Николаич?
– Над собой, – стараясь выглядеть достойно, но скромно, ответствовал Ник-Ник.
– Над собой! – восхитился Бухаил. – Ты слышал, Решето? Загадку запомни: пришел на двух ногах, сам себе хозяин. Что такое? Ответ: хоз.
– Глупая отгадка, – пробурчал пенек, на котором сидел Бухаил. Ник-Ник даже вздрогнул, когда в пеньке вдруг появился здоровенный желтый глаз. – Неправильная.
И они стали смеяться. Бухаил тоненько, задирая вверх морду и обнажая острые черные зубы, а пенек – глухо, прикашливая.
– Ну хватит уже! Я по делу пришел, забыли?
Пенек продолжал ухать, а Бухаил сразу посерьезнел.
– Как это: по делу? Ведомство Тьмы с вами никаких дел не ведет. Что-то ты перепутал, мил хоз. Давно головенку-то свою простукивал?
– Так зачем звали? Насмехаться не над кем? Вон, полон лес уродов!
– Те уроды нам за тыщу лет уж надоели, – признался Бухаил. – А ты будешь на новенького. Хоз, видишь ли… Да какой ты тут хоз? От города на версту отошел – и уж не хоз, а так, человечишко. А туда же: по делу! Какие с тобой дела? Волосья опалить да сожрать. Оброс ты, братец…
– Не братец я тебе! – загрохотал Ник-Ник. – Кого смертью пугаешь?! Бессмертного?!
И снова засмеялись Бухаил и пенек Решето. Ник-Ник вышел из себя и сплюнул прямо на пол, хотел даже уйти, да опомнился. Куда тут уйдешь? Даже если темные отпустят, свои не помилуют. Феропонт ждет результатов.
– Ну чего закрутился? Или обиделся, что сесть не предложили, не попотчевали? – вкрадчиво спросил Бухаил. – А то, можа, тебе и баньку протопить? Какой-то ты грязный. Плащик рваненькой, в штанцах только от долгов бегать, а уж сапожки-то – позор один… Бабьи сапожки.
Ник-Ник опять сплюнул и вдруг с маху уселся прямо в подозрительного вида мох, покрывавший «пол» пещерки.
– Хорошо, не с делом, с просьбой я пришел. Только просьба эта и вам будет интересна.
– Решето! Да наш мальчик умнеет прямо на глазах! – восхитился Бухаил и по-кошачьи спрыгнул с пенька, опустился на четыре лапы рядом с хозом. – Решето, не спи!
– Не сплю, – ответил пень. – Пусть говорит, сожрать успеем.
– Я ищу бродника. Рыжего бродника по имени Белка Чуй.
– А нам с того что?
– Перстень у него есть. А на перстне том… – Ник-Ник вытащил из кармана плаща приготовленный листок с рисунком. – На перстне – вот такой символ.
– Ну-кась…
Бухаил выхватил листок и, не глядя, протянул его за спину, показывая Решету.
– Чего?
Решето быстро проговорил что-то на неизвестном Ник-Нику языке.
– Ну мало ли кто что нарисует, – усомнился Бухаил и так же, не заглядывая, вернул листок хозу.
– Истинная Руна! – пояснил Ник-Ник и даже сверился с листком: тот ли? Тот. – Это же не шутки!
– Мало ли кто что от скуки случайно накорябает, – повторил Бухаил. – У тебя вон все руки в перстнях, мертвые головы да драконы, и что? Носи на здоровье.
– Нет, нет, нет! – помотал головой Ник-Ник, собираясь с мыслями. – Тот перстень не простой! Потому что… Вот послушайте!
Сириус вне времени и пространстваГригорий надраил специальной тряпочкой краники на кухне и в ванной, дверные ручки по всему дому, даже спусковой рычажок на унитазе. Пыль протер везде, полы мыл трижды. Постели заправлены, кантик набит, мебель выровнена по нитке. Вроде бы не к чему придраться.
– Кой черт занес меня к этим инопланетянам?..
Боясь трогать стулья, Гриша опустился на шкуру йети в гостиной и утер пот той же тряпочкой. Никаких часов он в доме Ийермуска не нашел, но предполагал, что немного времени еще есть.
Боясь трогать стулья, Гриша опустился на шкуру йети в гостиной и утер пот той же тряпочкой. Никаких часов он в доме Ийермуска не нашел, но предполагал, что немного времени еще есть.
– Бежать… – прошептал он. – А как бежать, куда бежать… Ничего не понятно.
Надо же было такому случиться: напиться пьяным и очнуться в спасательном боте, уносящем на Сириус руководителя неудавшегося Вторжения. В одно недоброе мгновение решиться бросить уютную квартирку в Москве, работу – глупость какая! К звездам захотел… Вот тебе звезды. Еще по дороге проклятый семипалечник заставлял и готовить, и убирать, и чуть ли не сказки рассказывать, зато обещал показать иной мир, чудеса миллионолетней цивилизации… И вот они, чудеса: устроил домашним питомцем, по совместительству домработницей, на Сириусе это обычное дело. Причем Гриша пошел на все добровольно, ведь в противном случае рассматривался бы как дикий зверь, подлежащий уничтожению.
Немного отдохнув, Гриша поднялся и задумчиво прошелся по комнатам. Дом в целом был довольно обычным. Ну, мебель немного другая, ну, полы не везде ровные (как же он измучился сушить лужи в углублениях! Неужели они за миллион лет не придумали хотя бы пылесосов каких-нибудь для этого?), ну, сантехника не под человеческие задницы приспособлена. В остальном – жить можно. Но вот за дверью начинался Сириус, да такой, что в страшном сне не приснится.
Граждане подразделялись на шестнадцать сортов, не говоря уж о «тиро», «блэро» и прочих заморочках, которые то ли расы, то ли нации… Каждый должен выполнять при встрече с соотечественниками довольно сложные ритуалы, которые роднило только одно: все они заканчивались совместным воплем «Слава Императору!» Как семипалечники не путались в этом бардаке, Гриша не понимал. А может, и путались… Во всяком случае рев на улицах стоял постоянно: «Слава!» да «Слава!» Всю дорогу от космодрома они шли пешком, а это около пятнадцати километров, по Гришиным прикидкам, да еще на каждом шагу надо или кого-то приветствовать, или принимать приветствие, и орать, орать… Григорию тоже пришлось кричать, он потом два дня хрипел. Или больше? Тут не поймешь.
Ийермуск соглашался поговорить только в хорошем настроении, да и то вел себя по-скотски, обзывал животным и врал, как геройствовал на Земле во время Вторжения. Из его отрывочных реплик Гриша узнал только, что Сириус – не планета, но и не звезда, и что грязному пятипалечнику этого не понять. Каждый вечер – или не вечер? – Ийермуск вдыхал не менее двух-трех баллонов с какой-то дрянью, заставлял Гришу маршировать по комнатам, а потом лез обниматься и плел какую-то чушь о своих неудачах при Императорском Дворе.
– Что ж все так по-идиотски-то? – печально спросил Гриша у висевшего на стене обугленного блюда, кажется, трофейного, с одной из уничтоженных планет. – Что ж за суперраса выродков такая? Миллионы лет развития в дебилов…
В блюде что-то затрещало, потом зазвучала музыка, вроде бы знакомая Грише по какому-то фантастическому фильму. Только качество было поганым. Гриша осторожно снял блюдо со стены, рассмотрел со всех сторон. Судя по весу – довольно дешевая керамика, если вообще не пластмасса. Музыка между тем прекратилась, и голос, похожий на женский, стал что-то рассказывать то ли на одном из южно-китайских диалектов, то ли на еще более мудреном языке.
– Радиотарелка, – предположил Гриша. – Или, скорее, запись…
Внизу неожиданно громко хлопнула входная дверь. Гриша подскочил, завертелся на месте, хотел было повесить блюдо на место, но с ужасом обнаружил, что никакого гвоздя в стене нет. Когда нежданный гость вошел, он как раз пытался спрятать блюдо под нечто вроде дивана.
– Ты кто? – грозно спросил незнакомый высокий сириусянин в шитой золотом форме.
– Я этот… Домашний питомец господина Ийермуска, – выпрямился Гриша.
– Тогда ты дом должен охранять, – укоризненно покачал головой незнакомец. – Впрочем, от этой лапши разве дождешься выучки у личного состава? Где хозяин?
– Не могу знать.
– Это, слава Императору, верно, – кивнул гость, уселся на диван и вытащил наполовину спрятанное блюдо. – Ого, эксклюзивная вещица! Марс, если память не изменяет.
– Марс? – дрожащим голосом переспросил Гриша.Марс – это так близко к дому! Слезы навернулись бывшему программисту-надомнику на глаза. Сириусянин куснул блюдо в нескольких местах, принюхался и сказал уже уверенно:
– Марс. А вот ты на марсианина не похож. У тебя только один позвоночник, я сразу вижу. Глаз наметанный… Землянин?
– Как вы догадались?! – Гриша решил удивиться, это должно было польстить семипалечнику.
– Да вот так и догадался! – сириусянин усмехнулся, откинулся на подушку и вытянул из-за спины трубочку, ведущую к баллону с газом. – Ийермуск с Земли вернулся? Вернулся. Питомца привез? Привез. Все просто, тупица живородящая. Ну а на втором плане Марса я еще поручиком побывал… Жарко было, дружок. Тебя звать-то как?
– Григорий.
– Гри-го-рий… – по слогам произнес сириусянин в рукав, где эти твари носили диктофоны, соединенные медными нервными волокнами со спинным мозгом. – В свидетели ты не годишься, пока не получил гражданства или хотя бы полугражданства… Хочешь, небось, стать полугражданином Сириуса?
– А это как? – заинтересовался Гриша.
– Это, слава Императору, пара пустяков. Полная очистка разума, шестнадцать циклов в строю и… Долго. Слишком долго, Григорий. Между тем мне приказано разобраться с делом твоего Ийермуска в течение миницикла… – он побарабанил по блюду всеми четырнадцатью пальцами и оно вдруг перешло на английский. – Ого, работает! Надо будет у него купить перед конфискацией. Вот что, питомец: передай хозяину, что приходил Лориклаксоз, блэро в седьмом поколении, свояк Керменштекза. Скажи Ийермуску, что он под коричневым домашним арестом, и таким образом не имеет права даже на самоубийство. Скажи также, что отвечать придется не только за проваленное Вторжение и погибшую армию, но и за брошенного на произвол судьбы старшего по званию, а это блюдо я хотел бы купить. Дешево купить, так и передай. Ну прощай, обезьянка.
Лориклаксоз, громко топая сапогами, убрался вон, а Гриша кинулся к блюду. Не сказать, чтобы он был силен в иностранных языках, но отдельные слова разобрать мог. Вот если бы они еще были напечатаны… Насладившись звуками знакомой, но малопонятной речи, Гриша принялся барабанить по блюду на все лады. Время от времени оно реагировало: то треском, то свистом, то вообще тишиной.
– Пальцев не хватает… – догадался Гриша. – Да что ж я за обезьяна такая?! Даже с марсианской техникой справиться не могу. «Чайник» в космосе.
Москва-12 октября, вечерНесмотря на пакет экологических законов, более двадцати лет назад принятый по всему первому плану, проектный отдел Горстроя в Москве никто не распустил. Строить, положим, теперь стало практически невозможно, без техники много не нагородишь, но проектировать никто не запрещал. Зажги лучину, приколи лист из старых запасов, да и твори. Или просто возьми старый ватман и сотри с него предыдущее творение.
Миша чертил пирамиду. Огромную, могучую пирамиду, чтобы с орбиты было хорошо видно. Основание должно было полностью покрыть не только Москву, но и значительную часть области. Собственно город и окрестные поселения предстояло срыть, потом выровнять ландшафт и заложить фундамент. Какой именно материал использовать, Миша еще не решил, но на это время будет.
– Красиво! – восхитился неслышно прокравшийся за спину начальник. – У тебя с каждым разом все лучше выходит.
– Да, – признал Миша, отойдя на пару шагов от кульмана. – Я еще хочу акварелью потом раскрасить.
– Здорово! А что это за уродцы такие на стенах?
– Это барельефы, изображающие подвиги Семьи во славу… – начал было Миша, но осекся. – В общем, никакие это не уроды.
– Ага… – кивнул начальник. – Вот что, Михаил, строитель пирамид. Мое терпение кончилось. Вот посмотри: все люди полезным делом заняты. Люда Колоннаду для нового здания Тайной Полиции проектирует, Надя снос верхних этажей домов обсчитывает, экономическую, блин, выгоду, Леночка карандаши точит. А ты в рабочее время пирамиды будешь акварелью раскрашивать?
Грозно сверкнул очами Миша, он же БЧР130163-65у, кель-фатх-шуршур двоединый. Но как объяснить этому человечку, что биорг, созданный на заводах Сириуса, не может думать ни о чем, кроме славы своего Императора?
– Короче говоря, ты уволен, Михаил. Талоны на паек сдашь Татьяне Викторовне.
Начальник пошел прочь, раздраженно фыркая. Миша, поразмыслив, решил пока его не убивать: силы нового Вторжения, безусловно, концентрируются где-то совсем рядом, но зеленой ракеты еще не было. Он аккуратно свернул чертеж, упрятал в тубус и с достоинством покинул здание. Талоны он, конечно же, никому не отдал: Татьяна Викторовна и так жирная, а сириусянским биоргам тоже надо кушать, они ведь не железные.