В Союзе Советов женщина совершенно равноправна мужчине и работает во всех областях жизни как будто не хуже мужчины. Всё чаще наблюдаешь и чувствуешь, что она забыла о себе как женщине, посвящая все силы, все эмоции свои труду строительства, изобретательства, пропаганды, трудному делу управления страной. Но — может быть, я ошибаюсь — однако мне кажется, что и в советских условиях отношение к женщине по существу своему часто не особенно чётко и резко отличается от отношения, установленного мещанами Европы.
Молодая наша поэзия плохо замечает быстрый процесс духовного роста женщины, роста её внутренней свободы; это плохой признак, ибо это признак старинного, мещанского консерватизма. Новая женщина, существуя в жизни, отсутствует в поэзии, а поэзия могла бы очень помочь воспитанию среди молодёжи новой оценки женщины, нового и более достойного отношения к ней. Любовь как тема поэта явно требует иной раскраски; и здесь, как всюду, молодая наша поэзия отстаёт от действительности.
Тема смерти, так же как и любви, — «вечная» тема. У нас на эту тему писать стихи не принято, я не знаю — почему? По-моему, не следует забывать, что убеждение в неустранимости смерти — тоже очень полезное и даже утешительное убеждение в буржуазном обществе, где люди не дороги друг другу, где накопилось весьма много лишних людей и накапливается всё больше. Буржуазное государство не заинтересовано в здоровье рабочего и в долголетии его. Наука не ставила к разрешению вопроса о продлении жизни человека с той серьёзностью и решительностью, с какой вопрос этот должен быть поставлен в обществе социалистическом, где оценка человека поднимается на должную высоту и где охрана здоровья единицы будет одной из наиболее серьёзных задач власти.
Наука, её открытия и завоевания, её работники и герои — всё это должно бы явиться достоянием поэзии. Эта — научная — область человеческой деятельности, может быть, более, чем всякая другая, достойна восхищения, изумления, пафоса.
Герои наших дней — учёный, изобретатель, строитель, комсомолец, пионер, — поэты не замечают их, а заметив, украшают словами без «души». Я не стану перечислять огромного количества новых тем, новых явлений, которые должны быть «воспеты». Но всё-таки укажу, что Октябрьская революция всё ещё не дала своего Руже де Лиля и что у нас вообще не создано песен, достойных нашего времени, нашей работы. Буржуазный мир, непримиримо враждебный нам, не возбуждает у поэтов наших надлежащего яркого, сатирического отношения к нему, к его изумительному цинизму и многообразным пакостям. Стихов у нас пишется бесконечно много, и, должно быть, труд поэта принято считать лёгким трудом, а это — очень вредное заблуждение. В результате такого заблуждения мы имеем бесконечные ленты рифмованных слов, и — как правило — эти слова, рассудочно построенные в строки и строфы, совершенно лишены чувства полного, искреннего слияния поэта с его темой.
Все это потому, что — повторяю ещё раз — наши поэты мало культурны, слабо вооружены технически, мало учатся. История роста, развития русской поэзии XIX века, начиная, скажем, от Державина до Некрасова, причины её снижения и упадка от Некрасова до Надсона, причины формального возрождения стиха в самом конце XIX века и в начале XX века, резкого разноречия поэзии с действительностью до 1905—6 годов и вся последующая линия развития поэзии — всё это мало известно, плохо понято или совсем не известно нашей молодёжи и молодым поэтам нашим.
«Библиотека поэта» ставит целью своей познакомить молодёжь с историей русской поэзии и дать начинающим поэтам материал для технической учёбы. Кончу заметки эти словами В.И.Ленина (я взял их из книжки «Ленин об искусстве», изд. Кубуч, 1926 г.): «Почему нам нужно отказываться от истинно прекрасного как от исходного пункта для дальнейшего развития, — только потому, что оно старое?»
Этот отказ от «истинно прекрасного как от исходного пункта для дальнейшего развития» Владимир Ильич назвал «бессмыслицей, сплошной бессмыслицей». А он, Ленин, — революционер небывалого, гигантского размаха, и он — основоположник новой, социалистической культуры. Его могучий разум, всегда заключённый в простые, ясные слова, предуказал нам путь к новой культуре и учил технике строительства её.
О борьбе с природой
Товарищ Семён Урицкий сообщил мне, что на всесоюзной конференции по борьбе с засухой принято предложение организовать «Общество литературного содействия Наркомзему в борьбе с засухой».
Борьба с засухой — это борьба против одной из стихийных сил природы. С.Урицкий так и пишет: «Объявим природе бой». Прекрасное, подлинно большевистское намерение, и нужно сделать всё для того, чтобы оно немедля превратилось в работу.
Но скептики, конечно, ухмыляются: «Вон куда метнуло фантазёров!» Скептики — это люди, ремесло которых — сомневаться во всём, кроме того, что сами они мыслят вполне правильно. Скептиков очень легко разбить на три группы.
Первая и самая обильная — сомневающиеся, потому что мало знают. Это — скептицизм невежества, болезнь, которая быстро исчезает, если люди захотят учиться. В данном случае учиться — значит лечиться.
Вторая группа — сомневающиеся потому, что понимают: гораздо удобнее и выгоднее сомневаться, чем работать и нести ответственность за работу, за ошибки, возможные в ней. Когда им что-нибудь не по силам, они говорят: «Это не нужно» или «Это не верно».
Третья — сомневающиеся потому, что это политически необходимо. Ибо — если бы скептики признали тот факт, что рабочий класс Союза Советов управляет хозяйством своей страны гораздо разумнее, чем капиталисты Европы хозяйствами своих государств, — что же осталось бы делать скептикам? Срастись с рабочими они не могут, — мешает «классовая химия»; признать себя побеждёнными и замолчать — они тоже не в силах: мешает «интеллект», славолюбие индивидуалистов и отсутствие чувства чести. Им осталось только одно: творить — словом и делом — всяческие пакости врагу своему — трудовому народу, — этим они и занимаются в меру очень слабых сил своих.
У меня нет охоты убеждать скептиков двух последних групп в том, в чем первая по трусости и лени не хочет убедиться, а вторая — органически не может. Я предпочитаю побеседовать с теми, кто сомневается по недостатку знаний о жизни, о работе многочисленных поколений людей, трудом которых создано всё то, что входит в понятие «культуры».
«История развития культуры есть история борьбы людей за обладание силами и сокровищами природы», — сказал один из историков.
Энергия человека тоже создается природой, разум человека — самая ценнейшая, самая мощная из всех её сил, — сила, которая, подчиняя своим социальным интересам и целям все остальные энергии природы, преобразует её сообразно этим интересам и целям. «Преобразует ли?» — усумнится скептик. На этот вопрос отвечает история культуры. За полторы тысячи лет до наших дней на пространстве, которое занимают сейчас Германия, Голландия, Бельгия и север Франции, среди лесов и болот жили различные германские племена. Юлий Цезарь и другие люди древнего Рима насчитывали на всём этом пространстве боеспособных единиц не больше полумиллиона, значит — общее количество населения едва ли превышало 2 или 2 с половиной миллиона едоков. Питались древние германцы хлебом из ячменной муки, молоком и мясом рогатого скота, надевали на голое тело кожи и шкуры зверей. И всё-таки эти полудикие люди, рассеянные на огромном куске земли, не в силах были извлечь из неё достаточное количество пищи для себя, а в наше время из этой же земли добывают себе разнообразнейшее питание 100 миллионов едоков, если не больше.
Известно, что голод вынудил германцев двинуться за Альпы, в Италию, страну мягкого климата и плодородной почвы. Давлением дикарей богатый, культурный и уже пресыщенный, ожиревший Рим был разрушен, но прежде чем разрушить его, германцы кое-чему научились, и наука эта повела к тому, что Европа стала такой, какой мы её видим сегодня.
«Через полторы тысячи лет», — напомнят скептики. Да, культура развивалась медленно, и более быстрому её росту мешала и мешает классовая организация государств, основанных на эксплуатации сил большинства жадностью меньшинства. История культуры лишь в малой степени является действительно «историей борьбы людей за обладание силами и сокровищами природы», основной её процесс — бессмысленное расхищение той самой высокоценной энергии разума, которая преобразует мир, изменяет лицо земли, создаёт «вторую природу», то есть именно культуру. Не полторы тысячи лет, а на протяжении многих тысячелетий командующие классы, опираясь на создаваемые ими церкви, всячески — «крестом и мечом» — препятствовали развитию в трудовых массах критической мысли, исследующей явления природы. Вожди германских племён были дикарями, но они очень быстро поняли, как выгодна для расширения и укрепления их власти проповедь христианской церкви о загробном — в раю — вознаграждении рабочих людей за утрату ими земных прав, за грабёж их труда. Эта проповедь не заглохла и в наши дни, ещё не так давно папа римский произнёс её по радио, а епископ кентерберийский весьма прозрачно намекнул на необходимость «крестового похода» против рабочих и крестьян Союза Советов, на грабёж богатейшей страны мира. Это пишется в те дни, когда капиталисты Европы намерены разделить Китай, чтобы грабить его народ. Христианская церковь издревле пользовалась мечом, как «святым» крестом. Король франков Карл Великий, основатель династии Каролингов, приказал изрубить пять тысяч саксонцев, которые не пожелали принять христианство и признать его власть, он, — как и все другие короли, цари, — не согласных с ним любил видеть мёртвыми. Но один — один ли? — из историков культуры написал о нём: «За его деятельность организатора государства церковь и народ дали ему прозвище Великого». Спора нет, буржуазная культура создала много великих поэтов, художников живописи, учёных, но гораздо больше создала она великих убийц.
«Через полторы тысячи лет», — напомнят скептики. Да, культура развивалась медленно, и более быстрому её росту мешала и мешает классовая организация государств, основанных на эксплуатации сил большинства жадностью меньшинства. История культуры лишь в малой степени является действительно «историей борьбы людей за обладание силами и сокровищами природы», основной её процесс — бессмысленное расхищение той самой высокоценной энергии разума, которая преобразует мир, изменяет лицо земли, создаёт «вторую природу», то есть именно культуру. Не полторы тысячи лет, а на протяжении многих тысячелетий командующие классы, опираясь на создаваемые ими церкви, всячески — «крестом и мечом» — препятствовали развитию в трудовых массах критической мысли, исследующей явления природы. Вожди германских племён были дикарями, но они очень быстро поняли, как выгодна для расширения и укрепления их власти проповедь христианской церкви о загробном — в раю — вознаграждении рабочих людей за утрату ими земных прав, за грабёж их труда. Эта проповедь не заглохла и в наши дни, ещё не так давно папа римский произнёс её по радио, а епископ кентерберийский весьма прозрачно намекнул на необходимость «крестового похода» против рабочих и крестьян Союза Советов, на грабёж богатейшей страны мира. Это пишется в те дни, когда капиталисты Европы намерены разделить Китай, чтобы грабить его народ. Христианская церковь издревле пользовалась мечом, как «святым» крестом. Король франков Карл Великий, основатель династии Каролингов, приказал изрубить пять тысяч саксонцев, которые не пожелали принять христианство и признать его власть, он, — как и все другие короли, цари, — не согласных с ним любил видеть мёртвыми. Но один — один ли? — из историков культуры написал о нём: «За его деятельность организатора государства церковь и народ дали ему прозвище Великого». Спора нет, буржуазная культура создала много великих поэтов, художников живописи, учёных, но гораздо больше создала она великих убийц.
Среди буржуазных «мыслителей» есть группа особенно бесстыдных лицемеров, их ремесло — сочинять книги о великих заслугах христианства в истории культуры, причём они забывают о поразительном изуверстве церкви Христовой, непрерывной пропаганде ею ненависти ко всем иноверцам, о садизме её бесчисленных инквизиторов, забывают о неисчислимых ужасах «религиозных» войн, о том, что эта церковь освящала рабство и крепостное право. Наместники Христа на земле — князья церкви, епископы, религиозные философы — и в наши дни остаются такими же «гасителями разума» и человеконенавистниками, какими они были всегда, а особенно с той поры, когда христианство было признано государственной религией. В рукописной копии нелегальной брошюры профессора философии Лосева «Дополнение к диалектике мира» сказано то самое, что ежедневно печатается в прессе политиканствующих эмигрантов, предателей трудового народа в прошлом, готовых предать его ещё раз и завтра. Не считаясь с тем, что даже классовые враги Союза Советов признают факт культурного возрождения русской трудовой массы, философ Лосев пишет: «Россия кончилась с того момента, как народ перестал быть православным. Спасение русского народа я представляю себе в виде «святой Руси». Но что же такое, по мнению Лосева, представляет собою русский народ? Народ этот он характеризует так: «Рабочие и крестьяне безобразны, рабы в душе и по сознанию, обыденно скучны, подлы, глупы. Им свойственна зависть на всё духовное, гениальное, матерщина, кабаки и циничное самодовольство в невежестве и бездействии».
Нечего сказать — красивенький народ! И если б профессор был мало-мальски нормальный человек, он, разумеется, понял бы, что из материала, столь резко охаянного им, невозможно создать «святую Русь», понял бы и — повесился. Только идиот может оценивать «зависть к духовному» как порок. Но профессор этот явно безумен, очевидно, малограмотен, и, если дикие слова его кто-нибудь почувствует как удар, — это удар не только сумасшедшего, но и слепого. Конечно, профессор — не один таков, и, наверное, он действовал языком среди людей, подобных ему, — таких же морально разрушенных злобой и ослеплённых ею. Что делать этим мелким, честолюбивым, гниленьким людям в стране, где с невероятным успехом действует молодой хозяин — рабочий класс, выдвигая из среды своей тысячи умных, талантливых строителей социалистического общества, — в стране, где создаётся новая индивидуальность? Нечего делать в ней людям, которые опоздали умереть, но уже гниют и заражают воздух запахом гниения. Я как будто уклонился от моей темы? Возвращаюсь к ней.
Итак: история культуры есть по преимуществу процесс угашения разума буржуазным государством и его слугой — церковью, процесс безумного расхищения той ценнейшей энергии, которая преобразует мир. На протяжении тысячелетий государства торгашей, одержимых бессмысленной страстью к наживе, гораздо больше дрались, чем учились. Они затевали семилетние, тридцатилетние, столетние войны, истребляя всё более огромные массы крестьян и рабочих, и наконец затеяли войну 1914—18 годов, которая уничтожила 30 миллионов наиболее здоровых людей. За убийство, за увечье одного человека судят, но убийство миллионов не считается преступлением, и этот факт безнаказанного массового истребления носителей творческой силы всего лучше говорит о том, до какой степени безответственны люди, во власти которых находятся жизнь и судьба трудового народа. Вместе с тем факт этот решительно указывает пролетариату всех стран на необходимость его борьбы за власть против власти капиталистов. Если он не хочет погибнуть сожжённый, отравленный, уничтоженный газами новой войны, которую подготовляют капиталисты, он должен единодушно выступить против них и раздавить их. Оружие, которым рабочие по команде лавочников и банкиров зсегда истребляли друг друга, делают сами же рабочие. Почему они должны истреблять этим оружием друг друга, а не тех людей, которые живут их физической силою, опираясь на их безволие, на их неорганизованность, на недоразвитость их классового самосознания? Они живут в годы экономического кризиса, у них нет работы, им нечего есть, голод истощает их силы, дети их мрут от голода, как мухи. Кризис вызван тем, что сработано различных товаров больше, чем можно продать, но продать их — некому: миллионы безработных рабочих как покупатели вычеркнуты из торгового оборота, и тот, кто производит хлеб и одежду, остаётся полунагим, голодным.
В Европе безответственно командующее меньшинство, наверное, пожирает разнообразной, изысканной пищи, потребляет различных тканей и других продуктов труда, — пожирает и потребляет больше, чем хватило бы всего этого миллионам безработных. В Америке из пшеницы делают брикеты для топки котлов, в Южной Америке бросают в море десятки тысяч пудов кофе, а люди, которые посеяли хлеб, собрали кофе, голодают. Поколения этих людей тратили силы свои для того, чтоб, построить хозяевам отличные жилища, одеть, обуть их, добыть топливо, выработать посуду, мебель, осветить квартиры, построить удобные ватерклозеты, изготовить огромное количество парфюмерных товаров, ювелирных вещей; поколения рабочих людей обслуживали и обслуживают все потребности и капризы всемирных туповатых лавочников. Огромное количество рабочей силы тратилось и тратится на производство броненосцев, пушек, пулеметов, ядовитых газов и всяких гадостей, которые в любой момент государство лавочников может обратить против рабочих — основной силы, которая создала это государство и, вооружая лавочников, продолжает укреплять его, — зачем? Только затем, чтобы та или иная группа капиталистов послала своих солдат — своих рабочих — в бой против рабочих другой национальной группы.
Но отвратительный идиотизм, до которого доросло буржуазное государство, не должен скрывать от нас того, на чём он основан. Хищническое, паразитивное меньшинство не с неба упало готовеньким, оно последовательно развивалось за счёт крови и плоти трудовых масс и до сего дня пополняется кровью и плотью именно этих масс. Лавочники всегда умели пополнять свои ряды наиболее талантливыми «выходцами из народа», и в сущности на всём протяжении истории культуры «воспитание народа» сводилось к воспитанию приказчиков и лакеев.
Именно об этом рассказывают нам биографии всех бывших Наполеонов и ныне существующих диктаторов. Трудовые массы учились и воспитывались не в меру их потребностей и дарований, а настолько, насколько командующему классу-хищнику необходимо было увеличить свою силу за счёт живых сил из среды трудового народа.
Историки буржуазии, идеологически оправдывая и утверждая суровую, жестокую власть своего класса над миром, говорят, что «христианская культура Европы, возникнув на почве духовного соревнования науки, достигла в XIX веке поразительной интеллектуальной высоты». Так ли это? Прежде всего понятие «соревнование» здесь нужно заменить понятием «конкуренция». Культуру создавали промышленность, наука, искусство. Науке и искусству конкуренция фабрикантов, лавочников и банкиров совершенно чужда, а соревнование их выражалось и выражается у работников науки — физики, химии, биологии и производных от них — в опытах изучения материи, из которой создана вселенная, в стремлении подчинить разуму и воле человека энергии, скрытые в материи. Ещё менее приложимо понятие конкуренции к трудам людей искусства, — их соревнование выражалось в разработке материала устного народного творчества: преданий, легенд; а когда коллективное творчество трудового народа, подавленного эксплуатацией капиталистов, иссякло, работа людей искусства снизилась до поисков наиболее совершенных, точных и ярких форм отражения действительности или же форм слащавого, сентиментального искажения её в целях примирить волков с баранами.