Ну, думаю, повезло с автором. Зря на него грешил. Все-таки какойникакой, а инженер человеческих душ. Вот тут-то он себя и показал. Не теплый душ, а целый водопад радиоактивного дождя обрушился на корабль. И тянулось это три дня и две страницы.
– Эй! - кричу автору.- Ты что там себе думаешь? Продукты еще в пути кончились, о неприкосновенном запасе ты забыл. Помру ведь от голода! Без меня рассказа не будет, гонорара не получишь! Давай, делай что-нибудь!
Смотрю в иллюминатор- дождь кончился. А к кораблю ковыляет какой-то абориген, хилый старикашка. Обрадовался ему, как родному.
Выскочил навстречу, по спине хлопаю. Он тоже хлопает, но только глазами. И бледно улыбается, потому что нас разделяет высоченный языковой барьер.
– Как общаться будем? - шепчу автору.- Нарисуй-ка машину-переводчика или дай мне способность к телепатии.
– Мой творческий метод запрещает использовать расхожие приемы плохой фантастики,- гордо заявляет автор.- Сейчас придумаю чтонибудь посвежее…
Пока он тужился, абориген вдруг оказался в халате и чалме. Погладил заскорузлыми ладонями желтоватую бородку и заговорил на чистейшем узбекском языке.
– Хорош творческий метод! - ехидно шепчу автору.
А он отводит глаза и делает вид, что это его не касается.
Потом мы со старикашкой, который на поверку оказался довольно прытким, гонялись за небольшим динозавром. Еле-еле поймали и съели.
Только присели под развесистым рододендроном отдохнуть и пообщаться, как на нас напала орда дикарей. Во главе ее прыгала и размахивала каменным топором Баба Яга - точь-в-точь такая же, как в известном кинофильме. На лоясе у нее болтались скальпы (наверное, их автор стащил у Фенимора Купера).
Дикари схватили старикашку и повесили на рододендроне вверх ногами.
А рядом приспособили меня. Висим мы день, висим второй. Не так страшно, как скучно. Подозреваю, что автор хочет женить одного из нас на прелестной Бабе Яге. Но твердой уверенности нет, поэтому помалкиваю, чтобы случайно не подсказать. И все эти два дня (полторы страницы) дикари беснуются под нами. Рожи корчат, скальпами размахивают. Кричат что-то, правда, не по-узбекски.
Потом старикашку куда-то уволокли, а меня спустили на землю и привязали к стволу того же развесистого рододендрона. Баба Яга клыки скалит, ладони потирает. Неужели съесть хочет? Так и есть! Вприпрыжку приближаются ко мне дикари с наточенными до блеска ножами (это автор перебросил нас из каменного века в железный). Корча мерзкие рожи, дикари намыливают мне голову. Потом быстро и аккуратно обривают наголо. “Слава аллаху! - думаю.- Теперь скальп снимать будет трудновато”.
Но действительность оказалась ужасней.
Представьте себе картинку: космонавт при полном параде (черный костюм-двойка, галстук, мокасины) привязан к рододендрону. На бритую голову с раскидистых листьев капают остатки радиоактивного дождя.
Гвоздика из петлицы выпала, рожа тоскливая. К космонавту подплывает прекрасная Баба Яга с желтыми клыками на изготовку. Минуту любуется своей жертвой, а потом бросается ей на шею и с размаху кусает (или целует?) в щеку. Потом в другую.
Взвыл я не своим голосом и отпал, то есть потерял сознание. Когда очнулся, то увидел, что лежу на носилках. Рядом сидит прелестная Баба~Яга. А дикари на высоко поднятых руках несут нас сквозь густой лес.
Испуганно кричат попугаи, макаки швыряются ананасами. Вот впереди послышался ужасный грохот, и скоро я увидел беснующийся.водопад - весь в водяных брызгах и переливах радуги. Он срывался со скального ложа и низвергался в пропасть, наполненную мраком и туманом. Полный страшных предчувствий, я сел в носилках. Баба Яга все так же скалила клыки и смотрела на меня с вожделением. Меня передернуло. В это время дикари остановились у края пропасти и, не задумываясь ни на секунду, обрушили носилки в бездну. Вместе со мной!
“Ну, ты даешь! - подумал я об авторе.- Пора свою судьбу брать в собственные руки!” Я несколько раз перевернулся в воздухе и вошел в бурлящую воду ногами. Затем быстро растворился в бешеных струях, утекая как можно дальше от глаз автора. В тихой заводи я выпал в осадок, сгустился, сколлапсировался до размеров электрона, испустил квант энергии и со скоростью света выскочил из рассказа. Автор стоял у окна и смотрел в небо. Губы у него шевелились. Видно, придумывал для меня новые мучения. Тогда я отрастил себе мощную ногу, как у бывшего спартаковца Вагиза Хидиятуллина. Разогнался и пнул что есть силы автора в зад.
И впервые в жизни почувствовал полное удовлетворение.
С узбекского перевел Спартак Ахметов
АЛЕКСАНДР ХВАЛОВ ДВОЕ ПОД ОДНИМ ЗОНТОМ
“Выдается горе! Настоящее горе! Безутешное… Выдается за деньги!
Чем больше вы горя у меня возьмете, тем больше денег за него получите!” И чем громче выкрикивал старик-выдавала, предлагая свой необычный товар, тем печальней и безнадежней звучал его срывающийся одинокий голос. Народ бодро подваливал к чудо-предпринимателю, заинтересованный получаемым, но, потоптавшись около него в нерешительности и подумав немного о предлагаемом, уныло отваливал в сторону. Сгорбившись под тяжестью огромного сундука, свисающего на лямке, перекинутой через вызывающе худое плечо, старик напоминал когда-то мощную, но уже сухую ветку вишни, склонившейся к земле, не в силах противостоять появившейся у ее основания трещине. И, как подпорка в ее безнадежном положении, напротив старика наконец остановилась пара типичных прохожих с явным намерением заключить сделку.
– В чем дело, старик, из сил выбивающийся? - удивился один из них.- Ты продаешь или покупаешь?
– Если меняешь, то на что? - спросил другой.
– Трудно ответить…- задумался старик.- Предлагая вам горе, выходит, что я продавец… Заплачу деньги- покупатель… Взамен мне ничего не нужно… Я напрасно стараюсь и не знаю, как это называется,-.заключил старик; и груз не по плечу заставил его согнуться еще ниже.
– Так ты, что же, психически ненормальный? Душевнобольной, стало быть?…
– У меня болит душа, но психически я нормален.
– Разве так бывает?
– А чего не бывает на белом свете? - в свою очередь удивился он.
– Ну да ладно об этом… Взять у него копейку, что ли?- спросил один из горе-клиентов.
– Тогда уж рубль…- заметил другой.
– Или сотню?
– Может быть, тысячу?
– Несколько…
– Десятков…
– Сотен…
– Миллион! - выкрикнули они одновременно.
– Пожалуйста, пожалуйста…- согласился старик.
Он поставил сундук на землю и, попытавшись выпрямиться, перевел дух. Откинув крышку, вынул из сундука потрепанный зонт, чистую рубашку, две коробочки с необходимой в обиходе мелочью, письма, бумаги, еще что-то в матерчатом кульке, и, наконец,- на дружелюбные лица двух прохожих беззастенчиво взглянули аккуратно уложенные пачки купюр.
– Сто пачек, в каждой сто штук сторублевок,- пояснил старик и жестом пригласил подойти поближе.
Взглянув и затем приглядевшись к столь для них ненаглядному, тот прохожий, с копейки начавший, почесал затылок и спросил: - Чем же вы оплачиваете горе дешевле ста рублей?
– К сожалению, вы у меня не первые… - печально пояснил старик,- и я знаю спрос…
Тишина. Тишина на миллион рублей. Практически полная тишина.
И неожиданно робкий, прямо-таки дешевый в этой тишине, диалог: - Тебе нужно горе на миллион?
– Лучше на копейку…
– Тебе нужно горе на копейку? - удивился один из сбитых с толку прохожих.
– Мне и на копейку горя не нужно,- ответил не менее такой же.
Старик вздохнул, провожая взглядом удаляющуюся парочку, и прошептал:
– Спасибо вам и на этом…
Он снова перекинул через плечо лямку и, напрягаясь до дрожи в ногах, оторвал сундук от земли.
“Выдается горе! Настоящее горе! Безутешное…”- начал было выкрикивать старик, но внезапно замолчал. К нему подходил молодой, но уже поседевший человек. Он шел, казалось, лишь для того, чтобы нести боль, которая застыла в его глазах.
– Вы не отдадите мне горе? - спросил он старика, четко выговаривая каждое слово.
– На сколько вам?
– Все горе, которое у вас есть.
– На миллион?
– Все горе, какое у вас есть.
Старик внимательно посмотрел на него и тихо, но твердо ответил:
– Тебе, парень, я не дам ни копейки.
– Но почему же? Вы же сами только что предлагали?
– Проходи, дружок, проходи…- посоветовал старик, положив руку на мощное плечо молодого человека,- будь умницей, иди…
Затем, сморщившись, подавив стон, заковылял в сторону, шаг за шагом, с трудом переставляя ноги.
– Я могу вам помочь нести сундук! - прозвучало сзади, заставив старика остановиться и оглянуться.
– Ты?…- удивился старик и нахмурился. Крепко о чем-то задумавшись, но, наконец, ответил: - Ты можешь…
Уже вдвоем, подставляя под одну лямку такие неравные по силе плечи, они несли свой тяжкий груз. “Выдается горе! Настоящее горе! Безутешное…”- начинал выкрикивать старческий голос. “Выдается за деньги! Чем больше горя вы у нас возьмете, тем больше денег за него получите!” - подхватывал молодой сильный, но еще неуверенный голос.
Уже вдвоем, подставляя под одну лямку такие неравные по силе плечи, они несли свой тяжкий груз. “Выдается горе! Настоящее горе! Безутешное…”- начинал выкрикивать старческий голос. “Выдается за деньги! Чем больше горя вы у нас возьмете, тем больше денег за него получите!” - подхватывал молодой сильный, но еще неуверенный голос.
И в тот момент, когда два странных человека начали горе мыкать сообща, неожиданно сверкнула молния, раздался гром и хлынул фонтан.
“Дождь пошел кверху ногами! Дождь пошел кверху ногами!” - раздавались крики на улице, и заметавшиеся в панике прохожие по привычке раскрывали зонтики, но от этого, понятно, становились мокрее. Наиболее быстросоображающие и предприимчивые из них вскакивали на лавочки и, обращаясь друг к другу, не скрывали своей радости: “Хорошо, когда есть крыша под ногами!”
– Дождь пошел,- обратился молодой человек к старику, посмотрел вверх, подставляя лицо крупным теплым каплям.
– Да… да…- ответил тот, улыбнулся и поправил своего спутника,не дождь, avцелый ливень…
Приоткрыв крышку сундука, он достал зонт, раскрыл его, и капли самого настоящего летнего ливня бойко застучали по крыше над их головами.
ГАРОЛЬД РЕГИСТАН КОСМИЧЕСКИЕ ЯМБЫ
Пускай ученые куражатся, Раздев частицы догола.
Пускай им, очень умным, кажется, Что тем частицам нет числа.
Пускай, как в куклы, В относительность Всю жизнь играют чудаки.
Проста суровая действительность. И всем Эйнштейнам вопреки
Последний век - есть и у вечности. И у бессмертья - смерть удел.
И есть конец - у бесконечности. У беспредельности - предел!
Где взять на вечность разрешенье?! Проси ее иль не проси -
Земля вершит свое вращенье Вокруг придуманной оси.
Как будто глобус крутит кто-то, Ладонью жесткою гоня.
И каждым новым оборотом День вычитает из меня.
Земли корявая громада Летит в космическую даль.
И ничего-то ей не надо. И ничего-то ей не жаль.
Да и откуда взять ей жалость - Пять миллиардов лет она
Сквозь вечный мрак и холод мчалась. И столько же лететь должна,
Пока сорвется атмосфера, Погибнут травы и зверье…
Так почему ж всесильна вера В то, что бессмертно бытие?!
Пускай не стоит ни черта И вызывает смех порою
Моя слепая доброта И жажда жертвовать собою.
Когда в насмешку слышу злость, Мне только больно и печально, -
Я на земле всего лишь гость. Причем не званый, а случайный.
И все же в дом она меня Ввела. Поля как стол накрыла.
Сияньем солнечного дня И женской лаской озарила.
Так как же не воздать добру Добром За счастье жить на свете…
А в то, что все-таки умру, Не верю, Как не верят дети.
А то, что смертью мы зовем, Всего лишь - краткий миг распада.
Но миг прощанья с бытием И есть, наверно, вечность ада.
Когда, молекулы круша, Оскалясь в диком крике немо,
Из тела рвется Не душа, А электрическая схема.
Еще в той замкнутой цепи “Я” - существуя - Формы просит.
Но вдаль, как ветер пыль в степи, Ее вихрь Времени уносит.
Она еще жива. Жива. И видит дом. И видит поле.
По ней неслышные слова Скользят, исполненные боли.
Но первой же грозы удар По этой схеме оголенной Цепь разорвет.
И жизни в дар Падут на землю электроны. А физики все ищут гравитон.
Он должен быть - Теории согласно. Эксперименты сложны и опасны,
Но - хоть планета вдрызг! - Найдется он. Нашли же даже кванты, черт возьми!
Пересчитали странные частицы… Куда, куда он мог запропаститься?!
Тут всем рискнешь - Планетой и людьми. Мир в черную дыру Не жаль загнать.
Ведь если не отыщешь гравитона, Эйнштейна надо кем-то заменять,
Как заменил он Старого Ньютона. О суета сует.
Ты мельтешишь Не только на экране и в эфире.
Всесильна ты не только в макромире,
И в микромире тоже ты царишь. А сердце жжет легенда,
Что была Соседкою Юпитера и Марса Планета,
Всех других планет прекрасней, Чья жизнь И нам, землянам, Жизнь дала.
И звалась та планета Фаэтон - Рожденная для света и порыва,
Она погибла в судороге взрыва… Быть может, там искали гравитон.
Не все по полочкам разложишь, Не все по колбам разольешь.
Не все разделишь и умножишь. И точной формулой убьешь.
Я этих тонкостей науки, Как черти ладана, боюсь.
И поднимаю к небу руки. И говорю: - Сдаюсь! Сдаюсь!
Рубите! Режьте! Не жалейте! - Мои ученые дружки.
В распиленной на части флейте Ищите формулу тоски.
И докажите беспристрастно, Любовь по стеклам распластав,
Что у счастливой И несчастной - Один химический состав.
А я сдаюсь. Я поднял руки…
И радостно мои друзья Кричат о торжестве науки…
И не решусь им снова я Сказать, что видел странный сон:
Земля, как женщина, кричала. А вышка хмуро нефть качала.
И кровь стекала под уклон. Суровый Солнца лик к степи
Склонился огненною точкой И говорил: - Молчи!… Терпи!…
Не плачь, Земля!… Не надо, дочка!. Поверь, они не дикари.
Они, как все на свете дети, Готовы все сломать на свете,
Чтоб посмотреть - А что внутри?! Они когда-нибудь поймут,
Что стоит разделить частицу, В ней - новых тысяча таится,
А в новых - сонмы новых ждут. Не разделять - соединять -
Вот назначенье человека. Поверь, что не пройдет и века -
Они в тебе признают мать. И созидать миры начнут,
Чтоб повторить твой облик милый, И первое свое светило
В честь деда Солнцем назовут!
ГАРОЛЬД РЕГИСТАН ВСТРЕЧА
Сначала не было лица. Был только голос.
Жесткий. Властный. - Я из созвездия Тельца.
Контакт включен. Землянин, здравствуй!
Сон иль явь?! В степи ночной
Лежал я, жадно глядя в небо,
И Млечный Путь над головой
Сверкал, как рыбой полный невод.
Конечно, сон! Но в двух шагах
Клубилось что-то и мерцало.
И на глазах, Вселяя страх, Тугую форму обретало.
Металл? Материя? Гранит? - И существо и глыба сразу!
И все-таки оно глядит Единственным суровым глазом.
Взгляд леденящий обжигал.
В душе он, как хозяин, шарил.
Я встал. А мысли- как обвал.
А чувства - словно на пожаре.
Пришелец!
Сын иных миров!
Как дивно он и странно сложен.
Пусть голос строг.
Пусть взгляд суров.
Но мы понять друг друга сможем.
Он - высший Разум.
Он - велик.
Недаром он сюда пробился.
Он мироздание постиг И к нам Учителем явился.
Контакт!
Но почему со мной?
Чем от других я отличался?…
– Остановись, дикарь смешной! -
Суровый голос вновь раздался. - Ты нелогичен.
Мысль твоя, Как электроны, слепо скачет.
Судья, А не учитель я.
Судить ваш мир - моя задача.
А ты - Ты просто на пути Луча контакта был случайно.
И разговор с тобой вести Придется мне, Как ни печально.
От прочих мыслей отключись.
Понять попробуй - В мире этом, Во всей Вселенной нашей Жизнь
Возникла лишь на двух планетах.
Мы первые.
Во имя нас Слились вода, огонь и камень.
Чтоб сумрак хаоса погас И разума зажегся пламень.
Огонь нам дух высокий дал.
Вода - неспешных дум теченье.
В нас камень твердость воспитал, Отвергнув суету движенья.
Презрев борьбу и смуту, Мы Одним лишь только созерцаньем
Познали власть над царством тьмы И покорили мирозданье.
Единственные!…
Все вокруг Купалось в животворном свете…
Венец материи!…
И вдруг - Жизнь на еще одной планете!
Не жизнь.
Скорей оживший бред.
Где истина под слоем пыли.
Где правит суета сует.
Где чувства разум победили.
И мы нарушили завет.
Я послан был сюда сквозь дали, Чтоб нужный отыскать ответ: В чем Суть?
Как вы такими стали?!
Планета ваша - Сущий ад.
Она изранена. Изрыта.
Над ней плывет- зловещий чад.
Лес гибнет.
Звери перебиты.
И что ужасно - Человек Сам рад творить безумства эти.
Из года в год, Из века в век Война лютует на планете.
Сжигает города дотла.
Пропитывает землю кровью.
А вы - средь варварства и зла - Живете дружбой и любовью.
Печалью. Радостью. Тоской.
Мечтой. Надеждой. Ожиданьем.
А в жизни главное - Покой И созерцанье мирозданья.
Есть только Разум.
Чувства - ложь, Лишь эхо Мыслей искаженных.
Не из-за них ли стал похож Ваш мир На дом умалишенных!…
Он смолк.
И сразу в тишине Запел сверчок, Беспечный, Милый.
И стало горько, больно мне За все, что здесь происходило.
Ах этот праведный судья!
Уж он-то все нам растолкует.
Услышав песню соловья, Такой до слез не затоскует.
Не упадет лицом в траву, Прощаясь с юностью беспечной.
Зачем?!
Во сне и наяву Он занят истиною вечной.
Ему ли нас не осуждать, Несчастных, суетных, нелепых.
Ему ли не порассуждать, Что мы, как электроны, слепы.
Он, полукаменный эстет, Не зная радости и боли,
Вкушает вместо хлеба свет, Которого повсюду вволю.
А мать моя в военный год, Паек отдав сестре голодной,