Ёжка глянула в глаза мои зареванные, тяжело вздохнула и спокойно уже:
— Да выживет он, не плачь. Сильно они его потрепали, так то темные, супротив одного и десять богатырей не устоят. Мечи у них особые, и сталь булатную аки масло кромсают, да быстры, что ветер. С ними одна тактика боя — бежать да хорониться в местах укромных, а твой-то им вызов бросил, дурак.
Я всхлипнула и едва слышно ответила:
— Не дурак… он меня защищал.
— И меня, — вставила книга.
Бабы Ёжки переглянулись, да и сосредоточились на лечении.
Долго лечили. А потом одна Яга вдруг пошатнулась, да и осела на пол, вторая, третья, четвертая, и только старшая держалась, все так же поливая Сашу зеленым светом. Я же встала, переложила книгу на лавку и начала помогать Ёжкам встать да пересесть на лавки. Потом чай всем делала, потом…
— Все, — сказала старшая Яга, — сейчас в себя придет.
Я замерла, держа в руках чашку и заварник, как раз одной из Яг чай доливала. Да и все замерли, не отрывая взгляда от лежащего на столе Стужева.
И тут рев на всю избушку:
— Рита!!!
Я выронила и чашку, и заварник, но фарфор еще разбиться не успел, как Саша рывком спрыгнул со стола и уставился на старшую Ягу. Звон разбившейся посуды. Князь мгновенно развернулся на звук и вдруг оказался рядом, сжав в почти болезненных объятьях. И я уткнулась носом в грудь, плевать на оставшиеся кровавые потеки, и как заревела.
И вот не знаю, сколько бы я ревела, не выдай Стужев «утешительное»:
— Да ладно, ты что, серьезно расстроилась?
Всхлипнув, молча и решительно вырвалась из его объятий. Не то чтобы отпустил, но захват определенно ослабил и весело так продолжил:
— Было бы чего переживать, Ритусь. Я ж тебе и дом, и скелетов, и счет в банке оставил, и даже от темных избавился.
У меня слезы высохли, а челюсть отвисла.
— Ротик прикрой, — ласково посоветовали мне и улыбнулись, лучезарно так.
На это у меня сил не было, ни моральных, ни физических вообще. Убивательные зато появились!
Так и сказала:
— Я убью тебя, Стужев! — и главное, вполне серьезное решение.
— Уже не плачешь? — поинтересовался гад кощеистый. — Вот и умничка, а теперь давай-ка быстренько на выход, а то у меня вдруг возникло странное, но очень неприятное чувство, что количество моих тещ выросло в геометрической прогрессии.
Молча и зло ткнула в него пальцем. А потом поднялась на носочках, обвила его шею руками и обняла крепко-крепко, и снова слезы по щекам, потому что слов не было, а вот эмоции зашкаливали.
— Ритусь… — Стужев осторожно по спине погладил.
— Сволочь! — в сердцах выругалась я.
— Маргош…
— Елдыга с замашками самоубийцы! — меня понесло.
— Риточка, — он уже гладил вовсю, пытаясь успокоить.
— Гад, — простонала я, — буслай хохрикий!
— Маргошик, знаешь, ты бы не общалась с мавыми, они на тебя плохо влияют, — посоветовал Саша.
— Твоя смерть на меня плохо влияет!
Я всхлипнула и… и перестала плакать.
— Извини. — Он осторожно поцеловал в макушку и совсем тихо продолжил: — Я думал, что у меня хватит сил свалить к деду.
Запрокинув голову, посмотрела на него и хмуро спросила:
— То есть ты вообще не собирался мне сообщать, что тебя круто порезали, да?!
Пожав плечами, мне честно ответили:
— Я как-то не ожидал, что они до человеческой формы достали.
Мне вспомнился располовиненый «Феррари»… Потом та секундная битва ледяного змея и восьми черных вихрей… Потом в голове вдруг резко потемнело… и я в обморок свалилась, запоздалый.
* * *В себя приходила под откровенную брань и нежные поцелуи. Судя по ощущениям, я полулежала на руках прижимающего к себе Стужева, ну а в том, что целовал он, даже не сомневалась. Правда, не поняла, к чему тут бранные слова?!
— Еще раз, — прозвучал злой голос Князя, — я вам очень благодарен за все, но Рита моя.
— Рита — двенадцатая хранительница Терры!
— Рад за вас, — вполне искренне произнес Саша. — Но вообще советую поискать кого-нибудь другого на это в высшей степени почетное место.
— Знаете, Александр Мечеславович, это смешно.
— Знаете, Руслана Всеволодовна, я ее вообще первый увидел. Следовательно, Рита моя.
Пауза.
Открыла глаза, улыбнулась встревоженному взгляду Стужева, напомнила ему общеизвестное:
— Сволочь.
— Я тоже тебя люблю, — с улыбкой ответил он.
Вгляделась в его темные в свече сумрака в избушке глаза и тихо спросила:
— Зачем ты это сделал, Саш?
Криво усмехнулся, наклонился и прошептал:
— Ответ уже прозвучал.
Интересно, как ему объяснить, что вид его кости в разрезе от меча темного я уже никогда не забуду? И то жуткое ощущение, когда он, истекая кровью, падает, а я ничего не могу сделать?! И…
— Как темные могли пробраться на Землю? — задала я главный на данный момент вопрос.
И Стужев как-то вдруг в лице изменился. Мгновенно. Задумался, злой вдруг стал, напряженный. А затем приподнял меня аккуратно, пересадил на лавку, поднялся во весь свой рост и выдал:
— Слушайте, Яга Руслана, я тут вдруг подумал — а вы правы.
Я испуганно посмотрела на Ёжку, которая, как и все остальные, стояла с метлой на изготовку. Ёжки удивленно взирали на Стужева, а тот:
— Рит, я тут подумал и решил — я тебя бросаю.
Больше я ни на кого постороннего не смотрела, в ужасе глядя на Алекса Стужева. На знаменитого Князя, причем знаменитого как раз количеством разбитых сердец брошенных им девушек. Стоявшего передо мной с растрепанной прической, голым, покрытым кровоподтеками торсом и спокойным взглядом уверенных ледяных глаз.
— Серьезно, Маргош, — он вдруг даже улыбнулся, — в конце концов, я от тебя что хотел, получил, брак наш законен только в твоей реальности, а я тут подумал и решил не возвращаться, останусь в семье, пройду обряд, стану бессмертным.
— Саш… — Мой голос прозвучал совсем жалко.
— Да ладно, ты же девочка взрослая, сама все понимаешь. — Его голос казался смертельно уставшим. — Все, Рита, будь счастлива, ну или чего там положено желать в подобных случаях, когда жену бросают? Пока, детка. Не провожай, я дорогу знаю.
И он развернулся, прошел мимо расступившихся Ёжек и вышел!
Через мгновение грохотнуло, ударила ярко-зеленая вспышка магической молнии, осветив неестественным светом вытянутые лица женщин.
А я… я…
— Стужев! — Я вскочила и бросилась на улицу.
Меня не пытались удержать, мне никто не помешал выскочить и замереть, оглядывая опустевшее болото! Со всей моей сказочной живностью, с Гадом Змеевичем, обнаружившимся на подлете к избушке, и даже с Курочкой Рябой, которая подошла и погладила меня крылом по ноге. Оно вообще было пустым! Потому что там не было Стужева! Его не было… вообще. Он… он…
Небо разразилось громом. Начался дождь… Струи воды устремились к земле… А я не могла даже плакать.
— В избушку иди, — тихо сказала старшая Яга.
Я не послушалась, она взяла меня за плечи и увела.
Я опомнилась, только когда шаль на плечи легла, да в мои ладони кто-то втиснул кружку с чаем.
Остальные сели кто куда и все на меня смотрели.
— Вот если решишь, что он тебя бросил, — стукну, — внезапно заявила книжка.
Я молчала.
— С темными разбираться пошел, — задумчиво вставила старшая Яга.
Больше молчать не могла, посмотрела на нее и прямо спросила:
— А меня почему здесь оставил?!
Руслана Всеволодовна глаза отвела, видимо, отвечать не хотела. Но это ничего, у нас тут ехидный фолиант имеется, он и просветил:
— А тебе теперь нет с Терры ходу, покудова первый экзамен не сдашь!
— Что? — переспросила я.
— Выход с Терры я тебе заблокировала! — старшая Яга решительно поднялась. — Коли приключений жаждешь, так на их поиски с мужем ходи. Уж как ни плох внук Кощеев, а коли ради тебя жизни не пожалел, так и в дальнейшем уберечь сумеет. А до той поры, покудова себя защитить не в силах, сиди в избе!
Ух и злющей вдруг Руслана стала. Глазищи огнем горят, волосы словно светятся, лицо суровое. В общем, спорить я не решилась, только выдала едва слышно:
— Спасибо…
Но старшая Яга на мировую идти отказывалась:
— Не ради него, ради тебя старались. И вот только одно меня, Рита, радует, — она вдруг тяжело вздохнула, да и добавила: — Любит он тебя. Больше жизни любит, а значит, и приглядит, и от темных убережет. Все, сестры, на выход.
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
И осталась я единственная Яга в избушке, если не считать книги. Скрипнув зубами, хмуро спросила, ни к кому не обращаясь:
— Одного понять не могу — зачем этот спектакль с разводом?
Ответила книга:
— Ой, а ты б его иначе отпустила? А так шок, ступор, тормоз. — Фолиант хихикнул.
Ответила книга:
— Ой, а ты б его иначе отпустила? А так шок, ступор, тормоз. — Фолиант хихикнул.
Молча сделала глоток чая. В голове только один вопрос: «Он меня действительно считает настолько блондинкой?!»
— Не печалься, милая, — утешила меня зловредная книга. — Он как вернется прощения просить, тут и отольются кошке мышкины слезы.
И я с заметным уважением покосилась на фолиант. Да, действительно прекрасное учебное пособие, просто незаменимое. И обида вся исчезла, и непонимание, только злость на поганый характер Стужева осталась.
— А в том, что вернется, не сомневайся даже, — продолжало мое говорящее пособие по повышенной вредности. — Уж коли ради тебя…
Открылась дверь, заглянул Генри и тихо сообщил:
— Леди Маргарита, хозяин просил передать, что с Ольгой Викторовной связался, ужин отменил. К родителям вашим двух боевых фей приставил, на всякий случай. К Ромочке призрака в дополнение к фее. Все-все, страдайте, не мешаю.
И вышел.
Я лично дара речи лишилась на мгновение. Это я, а вот на улице под навесом были все мои звери.
— Ты сейчас что сказал? — недобро так поинтересовался монструозный коняка.
— Ой, что-то я давно косточек не грыз, — не менее «добро» протянул Серый Волк.
— Страдать ей, значица, — промурлыкал Кот Ученый.
— А давайте я его клюну! — заявила боевая Курочка Ряба.
— Зачем? — недоумевал монструозный конь. — Копыто промеж глаз — вот лучший в мире способ доказать, что кто-то сильно не прав.
— Очень сильно не прав, — добавил обычно добрый Колобок.
В двери вежливо постучали, затем, не дожидаясь разрешения, Генри торопливо вошел, плотно прикрыл дверь и вежливо поинтересовался:
— Чаю, дамы?
— Спасибо, не пьем-с, — ехидно ответила книга.
Скелет бросил на нее взгляд, полный вандального обещания по отрыву страниц, и с тоской посмотрел на меня.
— Генри, а вы мне что, в качестве собственности после раздела имущества достались, а?
Если б скелет мог, он бы побледнел, а так просто кости сероватый оттенок приняли.
— Леди Маргарита, — заискивающе начал он, — я могу в шалашике поселиться, мне дождь — не помеха и…
— Я буду чай, — с улыбкой сообщила я.
— И я, — добавила книга.
Скелет мгновенно бросился выполнять пожелания, и через несколько минут в заварничке заваривался настоящий английский чай.
Вот только чаю мне не хотелось совершенно, и я осторожно соскользнула на пол, беззвучно вышла из избушки под навес, к своим затихшим животным. Постояла пару минут и медленно сползла по стеночке на пол.
— Да кому он нужен-то, — захлопотала Лиса Патрикеевна, схватив меня за руку, потянув на себя и таким образом пытаясь поднять.
— Мне, — тихо ответила я, и Лисичка отпустила.
— Нужен, так нужен. — Встрепанный Гусь подошел, к ноге прижался. — Что я, Кощеев не воровал, что ли!
— Не воровал, — заметил Кот Ученый.
— Так сворую, делов-то! — заявил Гусь.
Я улыбнулась, погладила своего боевого Гуся по головке. Кот Ученый сел рядом, Курочка забралась на колени, Колобок под боком пристроился, конь поделился попоной, и мне ее Серый Волк заботливо подстелил, чтобы на холодном не сидела. Почувствовала вдруг себя очень нужной и заботой окруженной. И приятно так было, а хорошо не было… мне бы одного гада со змеино-вампирско-кощеистыми ипостасями, а лучше — без них, и вообще все чудесно было бы.
И тут кто-то сказал:
— А у меня крыша протекает…
— Совсем эти богатыри безрукие пошли, — посетовал Кот Ученый.
— И не говори. — Избушка тяжело вздохнула.
Серый Волк повел носом и сообщил:
— Дождь скоро закончится.
— Но крышу ремонтировать все равно нужно, — решила я.
— Аха, — поддакнула избушка.
Мы помолчали, глядя на струи дождя, пригибающие болотный кустарник, нарушающий спокойствие болотных озер…
— Кстати, а белки где? — вдруг вспомнила я.
— Думу думают, — почему-то шепотом сообщил Гусь.
— Это какую? — не поняла я.
— Ох, великую. — Кот Ученый тяжело вздохнул. — Уж сколько поколений бьются над ней, а все додумать не могут.
— Это что ж за дума такая? — не поняла я.
Дверь открылась, показался Генри с фолиантом в руках и несколько смущенно произнес:
— Тут это… она к вам просится.
— Сама просится? — не поверила я, но протянутую книгу взяла.
— Угу, — буркнул Генри. — Хотя, на мой взгляд, в печку она напрашивается!
— Но-но, попрошу без намеков! — возмутилась книженция.
Скелет хмыкнул да дверь закрыл.
— Ну, что делать будем?
— Вот. — Кот тяжело вздохнул. — И белки тоже второй день сидят да все думу думают, в смысле, чего дальше делать, не знают.
— Чернышевский «Что делать?» — пробормотала я. А потом, повысив голос, позвала: — Генри!
Скелетон мгновенно приоткрыл двери.
— Генри, миленький, ты тут один? — прямо спросила.
— Мм… — скелет как-то напрягся. — Леди Маргарита, я…
— Откель один-то? — ехидно сказала книга. — Туточки, может, и один, а те десять привидений, что по кустам сидят, для коллекции.
— Следит, значит, — догадалась я, вглядываясь в горизонт. — Гусь!
— Слушаю, — мгновенно отозвался пернатый.
— А ну-ка, созови мне всю мою армию, — приказала я. — И живо!
Он сорвался в полет в ту же секунду, и глядя, как торопливо улетает мой посланец, я обратилась к Генри:
— Охранять приказал?
— Какая охрана? — Голосок у книги ехидный-преехидный. — Беречь велел пуще посмертия.
В общем, я уже поняла, что не у Генри следовало спрашивать, оттого и вопрос следующий книге задала:
— Ядвига, а что этот гад жену-бросательный вообще делать собрался?
И я, и живность моя, и даже Генри заинтересованно на фолиант поглядели, а книга задумчиво так:
— Э-э… а кто ж его знает-то, Риточка. Это он с тобой дурак героически геройский, а коли ты не в опасности, так змей змеем, аки полоз подколодный.
Вспомнился наш обед, его прощание по седьмому разу… Сердце сжалось.
— Ладно, пусть так, — согласилась я. — А с темными что?
— А что? — переспросила книженция.
Я насупилась. Нет, кое-что стало понятно — тот самый маг со шрамом и без глаза сказал, что команд няшек на Терре две, и тогда Саша напрягся сильно, услышав об этом, а теперь вопрос: как темные могли бы использовать вход тех, других няшек? И могли ли?
Внезапно перекрывая гром небесный, раздался дружный вопль «Мля-а-а-а!». Утерев злые слезы, взглянула в горизонт и увидела волкодавов и драконов. Нет, Боевые Ужи и Воинственные Белки там тоже были, просто они стали заметны только тогда, когда подошли ближе.
— Начинается, — тяжело вздохнул Колобок.
— Ага. — Я была почему-то очень злая на всех. — Пора заканчивать.
Генри вгляделся в приближающееся войско, на меня взглянул да и спросил словно невзначай:
— А войско-то зачем?
— Мстить буду, — честно ответила я.
— Кому? — напрягся скелет.
— Для начала темным. — Я встала. — Потом и до остальных доберемся. Но темные первые.
— Ой, гляди, что деется, — захихикала книга ягушинская, — Ритка на тропе войны…
— Мля-а-а! — подтвердили белки.
Генри развернулся ко мне и недобро так:
— Леди Маргарита!
— Они первые начали. — Я решительно поднялась, вместе с Курочкой Рябой на руках.
— Леди Маргарита! — Генри разозлился. — Леди Маргарита, темные опасны.
Тут уж я как сорвусь:
— Это я опасная! — И от моего вопля даже армия остановилась. Меня же понесло: — А темным следовало бы хорошо подумать, прежде чем злить рыжую меня и нападать на моего Стужева!
Конь монструозный плюхнулся на пол, Генри смотрел на меня бездонными проемами глаз, а Серый Волк подошел, хлопнул по плечу и довольно сказал:
— Молодец, наша ведьма!
— Правильно говоришь, — подтвердила книга. — А то засели на болотах аки лягухи пупырчатые, тьху, смотреть противно! В бой пора!
Хорошо, что остальных Ёжек здесь не было.
— Да какой бой?! — возмутился Генри. — Леди Маргарита необученная, себя защитить не в состоянии, не то что с темными тягаться!
Я бы их и дальше послушала, все же скелет с книгой ругается — зрелище редкое, но…
— Ни с кем тягаться я не буду, — сказала тихо и спокойно. — У меня ни знаний, ни информации, так что тягаться нечем.
— Правильно, — похвалил скелетистый дворецкий.
Зверье мое заметно приуныло, а я:
— Вот с информации мы и начнем, — и мрачно добавила: — Мне темный нужен.
— Темный? — переспросил Генри.
— Верно говоришь, Ритусь, — похвалила книга. — Без «языка» нам не обойтись.
— Угу, — поглаживая Курочку Рябу я о своем думала, глядя на подошедшую и выстроившуюся армию в зеленых банданах и с черными полосками на мордах. — Теперь о важном. Так, Генри!