— Далеко? — с сомнением спросила Надежда.
— Нет, нормально, — возразил Игорь, — расфокусируем немного — хватит. Зал маленький. Значит, заходим. Без суеты расставляем оборудование. Наладонники для кинестетиков, понятно, каждый оставляет при себе. Массовый сеанс тактильных ощущений мы им никак не организуем. А дальше, Надюша, так, как ты предлагала, — делим по восьмому ряду кресел и центральному проходу.
Надежда нахмурила тонкие брови и поводила пальчиком по краю пузатого бокала с коньяком.
— Давай по пятому, Игорь. Полный зал они не наберут. Не рискнут, что бы там ни говорили в кассе про отсутствие билетов и пригласительных. Народ сядет вперед.
— Да, пожалуй.
— Ничего не выйдет, — вдруг сказал Кирилл, подняв голову, и залпом опрокинул содержимое бокала, приятно обжегшее горло.
— Почему? — хором спросили Надежда с Мартой. Кирилл мог поклясться, что сейчас им не надо было разыгрывать из себя двух напуганных женщин — они таковыми и являлись.
Игорь резко выпрямился, положил ладони на стол и посмотрел на Кирилла.
— Потому что мы все еще работаем индивидуально, девочки. Кирилл прав. Нужен ведущий. Как на религиозных сборищах, где презентатор кричит со сцены: «С нами бог» или, на худой конец, — «С нами великий дух древних славян».
— Тогда я возьму квадраты свой и Гольцова, — сказала Марта и подмигнула. — Что кричать будешь, Кирюша?
— Не знаю, — немного обескураженно признался Кирилл.
— Все что хочешь, — улыбнулся ему Игорь, — лишь бы укладывалось в формулу свет-звук-ощущения в соответствующем процентном соотношении.
— Что-то бронебойное нужно, — пробормотал Кирилл, — постараюсь. А наркологов у нас сколько?
— Две бригады.
— Как мало… — прошептала Надежда, и Кириллу показалось, что ее темно-карие глаза стали более влажными, чем обычно.
— Нормально, — улыбнулся ей Игорь, — там Мариванну с улиц сдернули. Она одна целого полка стоит.
— Ребята… а если мы все ошиблись? — тихо сказала Надежда. — Может, там обычный спектакль?
— Вернемся сюда и еще чего-нибудь закажем, — уверенно сказал Игорь и посмотрел на часы. — Визуальные приманки сдаем Кириллу. Раз он будет на сцене — он и развесит, пока мы сориентируемся на местности. Пусть музыка несколько минут поиграет, так даже лучше.
Марта сломала пудреницу, которую держала в руках и протянула Гольцову ее черную крышку:
— Держи, Кирюша. Очень высоко не вешай, они и так снизу вверх смотрят.
Сигнал прошел в 21.20, когда спектакль в большом зале уже закончился и в фойе одевались немногочисленные театралы, которые не сбежали сразу после антракта. Кирилл снял пиджак и перекинул его через руку, в которой держал горсть визуальных приманок. Около дверей малого зала вместо привычной бабушки в синем костюме стоял напарник Порубова. Из-под расстегнутой кожанки выглядывала кобура. Он коротко кивнул, дверь на несколько секунд приоткрылась, пропуская внутрь двух мужчин и двух женщин, и тяжело затворилась за ними.
— …билеты действительны, — говорил со сцены один из ребят Немцова. — Прошу всех пройти к боковому выходу.
Вспыхнул свет, несколько человек поднялись со своих мест и, пошатываясь, побрели в указанном направлении. Кирилл рванулся вперед по боковому проходу. Цепочки генераторов помех, зажатые в руках, звякали, диски раскачивались в ритме торопливых шагов. Параллельно ему с другой стороны вперед проскочил Игорь и раскрыл дипломат на краю сцены. Зал заполнила психоделическая музыка, в которую вплетался далекий и неровный барабанный бой. Под эту музыку Кирилл работал сто раз. И каждый раз — он вещал что-то человеку на ухо, играя голосом, интонацией, постепенно повышая громкость. А сейчас ему предстояло орать под нее со сцены нечто такое, отчего проснутся все двадцать-тридцать человек, оставшихся в помещении. Кирилл взлетел по ступенькам. Ослепленный светом направленных на него софитов, он запнулся на полпути к прозрачному занавесу, взглянул под ноги и отпрянул. Под ногами в луже крови лежало человеческое тело с черно-красной дырой вместо правого глаза, и еще несколько шевелящихся тел на самом краю сцены. Перед глазами все поплыло, в горле застрял комок теплой мокрой ваты. Кирилл не видел зрительный зал за галереей бессмысленно выпученных глаз и перекошенных слюнявых ртов. Скрюченные пальцы скребли по сцене, словно стараясь добраться до Гольцова и утащить во тьму, за грань истинного мира.
— Игорь, стащим их со сцены в зал! Усадим в первый ряд. Вот нам калибровка по степени погружения, — раздался грудной низкий голос. И от его вибрирующий силы поселившийся в груди ужас съежился и превратился в дрожащего мокрого котенка, жалкого и беспомощного. Это говорила Марта. Теперь она обращалась к оперативникам:
— Мальчишки, если вы уже всех победили, помогите Игорю Александровичу с клиентами. Мы с Надеждой начнем с задних рядов. Кирилл, не стой!
Но Гольцов уже опомнился, подскочил ко второму ряду кулис, которые были задернуты, и в шахматном порядке прицепил к ним сразу пять черных дисков. Более легкие, чем занавес, портьеры колыхались, усиливая игру света заработавших приборов. За спиной слышался тяжелый шорох стаскиваемых со сцены человеческих тел. Кириллу почудилось еще какое-то движение сбоку, он обернулся. На сцену торопливо поднималась нарколог Мария Ивановна, за ней фельдшер с чемоданом в руке. Привалившись спиной к бутафорской печке, на которой во время детских спектаклей выезжал на сцену Емеля, за первым рядом кулис сидел смертельно бледный Влад, прижимая ладонь к окровавленному плечу. На белоснежном боку печки, расписанном аляповатыми цветами, сверху вниз тянулась красная полоса, которую он оставил за собой, медленно сползая на пол.
— Работай, — прошипел Влад и закрыл глаза.
Кирилл вышел вперед, почти к самому краю сцены. «У меня же шок, — отрешенно подумал он, — как работать?! Визуальный ряд… да я не вижу ничего из-за этих чертовых прожекторов! У меня у самого визуальный канал информации перекрыт».
— Куртку мы снимем, Владик, — под заливавшую зал психоделическую музыку ласково говорила Мариванна у него за спиной, — ты же у нас мачо… — и совсем другим тоном, видимо, кому-то из оперативников Немцова: — Где «скорая»? Где снаружи? Она снаружи, а огнестрел внутри! Что я тебе, фокусник?! Скажи спасибо, перевязочный материал в укладке есть… Значит, забирайте его отсюда к чертовой матери!
Кирилл поднял обе руки вверх:
— Кровь! — заорал он неожиданно для себя самого. — Красное на белом! Кровь на снегу!
И скорее почувствовал, чем увидел, как дрогнул и потянулся к нему зрительный зал. Люди, попавшие в ловушку иллюзий и внезапно брошенные там, в темных закоулках подсознания, теперь снова были не одни. Кто-то пришел к ним, разговаривал на их языке, звал за собой к свету, краскам, завораживающей прекрасной музыке и неземным ощущениям.
Минут через двадцать софиты погасли, Кирилл слез со сцены и осмотрелся. Зал опустел, сверху опустился тяжелый занавес, закрыв труп. С мужчиной и девушкой в первом ряду еще работали Игорь и Марта, но уже в режиме оживленного диалога. Девушка встала, преданно глядя Марте в глаза, отвернулась от сцены и двинулась за ней к выходу. Надежда сидела на краешке кресла во втором ряду, закрыв лицо руками. Худенькие плечи вздрагивали. Но когда Кирилл подошел к ней, соображая, что бы такого сказать, она подняла на него сухие глаза и первой произнесла шепотом:
— Жуть какая, да?
— Что там снаружи, не знаешь?
— Нет, — она отрицательно качнула головой, — все молчат. Как будто нас здесь забыли.
— А в чем, собственно, дело? — вдруг громко спросили на первом ряду.
— Пожарная сигнализация сработала, — устало ответил Игорь Залесский, — пожалуйста, пройдите к боковому выходу.
Мужчина поднялся и пошел в указанном направлении, что-то недовольно бормоча себе под нос.
— Интересно, что они дома расскажут? — спросила вернувшаяся от дверей Марта. — Я, конечно, старалась…
— Пришли на экспериментальный спектакль, слушали музыку, сопровождаемую игрой света… вроде лазерного шоу, — пожал плечами Игорь, — потом сработала пожарная тревога, и всех попросили. Безобразие! — он усмехнулся.
— Мариванна сказала — тяжелых нет, — задумчиво произнесла Надежда.
— Так и у нас тяжелых нет, — кивнул Игорь. — Вы вспомните, сколько мы обычно их на диалог выводим. Я сегодня на выезде часа три возился. И Кирилл тоже со своей статуэткой…
— Глубина воздействия не та, — предположил Кирилл, — все-таки калибровка потенциальных клиентов была. А те, кто на сцену полез, — готовые потребители.
— А как они кинестетиков зацепили? — спросила Марта. — Или тут только аудиовидеоряд?
— Какая ты, Марусь, невнимательная, — Игорь ласково потрепал ее по плечу, — чем здесь пахло, когда мы вошли?
— Какая ты, Марусь, невнимательная, — Игорь ласково потрепал ее по плечу, — чем здесь пахло, когда мы вошли?
— Ароматизатором каким-то. На хвойный освежитель для туалетов похож, — Марта коснулась пальцами кончика носа.
— Вот тебе «Театр прикосновений», — снисходительно пояснил Игорь, — только не к коже, а к носу на сей раз. Как самостоятельная дурь слабовато, а в комплексе с остальным — очень даже хорошо пошло. Изобретательные ребята.
— Что-то Влада долго нет, — сказала Надежда.
Кирилл уже открыл рот, но передумал. И так все в стрессе по самые уши, хоть и держатся друг перед другом. Боковая дверь приоткрылась.
— На выход! — скомандовал Олег Порубов.
— Приманки! Приманки на кулисах, — вдруг вспомнил Кирилл.
Игорь тихо выругался.
— Забыли совсем… Давай, Владимирович, метнись, мы подождем.
Секунду Кирилл размышлял, с какой стороны взбежать на темную сцену: с той, где все еще в неестественной позе лежал труп одного из организаторов действа, или с той, где притаилась за первым рядом кулис окровавленная печка. Печка казалась более привлекательным вариантом. На кулисах, все еще играя светом, висели пять круглых медальонов. Цветные блики подсвечивали полупрозрачную ткань и щедро расплескивались на парчовом занавесе, огородившем узкое пространство. Труп на противоположном краю сцены тоже был на месте, и лужа крови в которой он лежал, поочередно меняла цвета. Не хватало только приличествующей случаю музыки.
— Кирилл!
— Иду!
В машине они не разговаривали.
— Это означает, что мы опять впереди планеты всей, — сказал Геннадий Викторович Разумовский, выслушав обстоятельный доклад Игоря, — регион не только не отстает от московского федерального округа, а кое в чем его даже обгоняет, — он поморщился. — Но все равно ознакомьтесь с программой коллективной работы, предложенной центром…
С начальником оперативников разговор уже был, к ним есть целый ряд претензий, но при условии, что времени на подготовку не было совсем, а в прессе не появилось никаких развернутых публикаций, кроме слухов о том, что по ночам в театре работает бордель, операцию можно признать успешной.
— У меня поиск выдал информацию с форумов, Геннадий Викторович, — тут же вылезла Марта. — Говорят, милиция с ФСБ отрабатывает в театре антитеррористические операции. Но тема не в топе, обсуждается вяло.
— Спасибо, Марта Валентиновна. Я в курсе, — холодно сказал Разумовский. — Зона поиска для патрулей расширяется: кроме кинотеатров, дискотек и концертов у них будут рейды по парфюмерным магазинам, секс-шопам и ресторанам с вывесками «Экзотическая кухня». Фокус смещается в область ощущений. Раньше мы считали угрозу несущественной. И наконец, самое главное. В этот раз на экстренном совещании всерьез обсуждалась угроза синтеза воздействий. В Москве сотрудники «Рубикона» вышли на частную клинику. Это первый случай в нашей практике. Клиенты — в основном женщины, стремившиеся похудеть, а заодно помолодеть и просто оздоровиться. Но были и мужчины. К ним применялось комплексное воздействие на все органы чувств. Каждое по отдельности — гораздо более мягкое по сравнению с тем, с чем мы привыкли работать. Тем не менее за три года существования клиники все пациенты возвращались туда с интервалом не реже, чем раз в полгода, большинство — не реже, чем раз в квартал. И их список постоянно расширялся. О ценах, я думаю говорить не надо. И так все ясно, — шеф привычно побарабанил пальцами по столу. — Да, специализацию в Москве заканчивают еще два наших сотрудника, которые придут в отдел индивидуальной коррекции. Скоро приступят к работе. Патрульная служба тоже расширяется. И я попрошу всех отнестись к коллегам с должным вниманием и не отказывать в помощи, если таковая потребуется. У меня все.
В этот день Кирилл работал в дневную смену. Вдоволь наговорившись с клиентами о живописи, шмотках и музыке, убедив всех, что жизнь на этом не заканчивается и больше ни у кого из них «крышу не снесет» (жаль, нельзя сказать: «Да успокойся! Твой поставщик уже за решеткой»), он еле приполз в комнату отдыха.
— Что-то ты бледный, Кирилл Владимирович, — заметила утонувшая в огромном кресле Надежда, — не обедал?
— Надя… Тебе театр снится? — неожиданно спросил Кирилл.
— Конечно. Это нормально, — Надежда закинула ногу на ногу и тут же начала лекцию о том, как человек справляется с последствиями стрессовых ситуаций в норме и какие могут быть отклонения.
— И чего делать? — перебил ее Кирилл.
— Проанализировав свои собственные переживания, я пришла к выводу, что мне подходит самый детский из всех способов, — все таким же менторским тоном сказала Надежда и вдруг улыбнулась: — Я записала страхи на бумажке и сожгла ее. Вот и все!
— Да? — спросил Кирилл. — И сколько мне бумаги закупить, Надежда Каримовна?
— Н-ну… Я купила стопку тетрадей в клеточку по восемнадцать листов. И каждый вечер пишу по одному чернушному стихотворению, а потом сжигаю. Программа должна полностью сработать, когда уйдет последняя тетрадь.
— А я никогда стихи не любила, — фыркнула вошедшая Марта, бесцеремонно сунула в руку Кириллу бутерброд и поставила на журнальный столик перед ним бутылку минералки. — Вот именно поэтому. Зачем мне чужие крокодильчики? Мне их на работе хватает.
— Что делать, если у меня нет такого количества поклонников, — язвительно заметила Надежда.
— Ну, девочки… — начал Кирилл.
— Сожги костюм, — вдруг сказала Надежда.
— Точно! — подтвердила Марта, — или бомжам отдай.
Женщины посмотрели друг на друга и хором добавили:
— Мы ни разу тебя в нем не видели после похода в театр!
— А ведь он такой красивый! — мечтательно протянула Марта.
— А ведь он такой стильный! — мечтательно протянула Надежда. Они разом замолчали, одновременно повернули головы на звук открывающейся двери и наперебой затараторили:
— Ой, Владик! Наш мачо пришел! Тебя из больницы выписали?
В дверях стоял Влад Немцов. С рукой на перевязи и в небрежно наброшенной куртке, один рукав которой, естественно, остался пустым, он смотрелся очень эффектно. На секунду Кирилл ему даже позавидовал. Надежда вскочила с кресла, но тут Марта вспомнила, что на самом деле они соперницы, и, в каком-то немыслимом грациозном прыжке опередив ее, оттерла в сторону.
«Сейчас ответит: „Сбежал“. Или я не психолог», — подумал Кирилл.
— Сбежал, чего там делать, — сказал Немцов, приобняв Марту и глядя в глаза Надежде.
— Больно было? — доверчиво спросила Марта. Задай этот вопрос кто-нибудь из сотрудников центра, кроме нее, он тут же получил бы здоровой рукой в ухо. Но Влад, конечно, повелся и минут пять выпендривался, объясняя Марте, (а заодно и Надежде, которую тоже не упускал из поля зрения), что это только в дешевых боевиках огнестрельные ранения обязательно навылет, причем так, что кость не задета и сколько бы крови ни вытекло — пять литров всегда в запасе.
— А кто мой личный враг номер один, знаете? — спросил Влад в конце.
— Нет, — улыбнулась Надежда, — и кто?
— Кто, Владик? — мурлыкнула Марта.
— Мария Ивановна!
— Почему? — снова хором спросили обе дамы. Все-таки общего в них было много больше, чем они думали.
— Как вы меня назвали, Надежда Каримовна, когда я зашел? — спросил Влад.
— Мачо… — машинально повторила Надежда.
— Вот! Именно поэтому. Я сегодня своего собственного имени еще ни от кого, кроме Марты, не слышал. Как Мариванна тогда окрестила — все! Труба. Привет, Кирилл, — наконец сказал он, пресытившись женским вниманием. Они пожали друг другу руки, обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и Кирилл ушел к себе, предоставив Немцову наслаждаться обществом двух красивых женщин, готовых при случае разорвать друг друга в клочья.
Влад зашел к нему через двадцать минут. Кирилла так и подмывало спросить: «Больно было»? И посмотреть на реакцию. Великий дух исследования чуть не ввел его в соблазн, но Кирилл устоял.
— Как дела?
— Да, говорят, еще месяца полтора в лангетке. Спать неудобно, делать нечего, и, кроме футболок, ничего не лезет. Курить можно?
— Нет! — решительно сказал Кирилл и взглянул на круглые часы, висящие на противоположной стене. Клиенты обычно садились так, что они оказывались у них за спиной. Высокая кушетка под часами была вплотную придвинута к стене. — У меня через пятнадцать минут вторая серия.
— Ты все еще думаешь, что это калибровка? — спросил Немцов.
— А ты?
Влад отошел к окну, как будто собирался закурить, невзирая на прозвучавший запрет, но сигареты так и не достал, а присел на краешек кушетки.
— А я все-таки думаю, Кирилл, что откалибровать человека можно намного проще. Повесил на той же афишной тумбе перед театром портрет Шварценеггера в розовом «кадиллаке» — и только успевай собирать адреса-явки-пароли. Любой, кто не просто взглядом скользнул, а остановился и подошел поближе, чтобы рассмотреть как следует, — потенциальная жертва. Зачем так подставляться, устраивая массовое шоу?