— Сан Саныч, а что ты делал, когда узнал про пришельцев?
— Я сперва испугался очень, — отвечал гость. — Только началась вся эта заваруха — все, думаю, «белый пушной полярный зверек» всем пришел, изведут нас под корень. Как врежут сейчас каким-нибудь излучением по городку — ясно же, что раз он рядом с объектом, то живут тут в основном те, кто на объекте работает. Жена и дети не боятся, а я никак отделаться не мог от мысли, что прилетит этакая хрень типа той, что Петропавловку в Питере протаранила, а потом самоликвиднулась, да шибанет по городу черт его знает чем — и хана нам всем.
И ничего я с этими мыслями поделать не мог, первобытный страх какой-то.
— Ну, ты даешь, — удивился Макарыч, — не ожидал от тебя. А я сразу кинулся в Сбербанк деньги снимать, хотел на все продуктов накупить. В магазин пришел, взял сумку тушенки, соль, спички, до сих пор в кладовке все лежит.
— Да, дела… Ну давай еще, что ли, по одной.
Макарыч с сомнением посмотрел на пустую бутылку. Начинать следующую не очень хотелось, лимит на эту неделю был уже исчерпан.
— Кто знает, может, до следующей весны и не доживем, — словно читая его мысли, глубокомысленно заметил Сан Саныч.
— Не знаю, как ты, а я умирать не собираюсь, так что не буду новую начинать. Да и расходиться пора, поздно уже.
Боб Арчер прослужил в морской пехоте три с лишним года. Укрепляя демократию, он успел побывать и в песках Ирака, устанавливая новый порядок, и в джунглях Колумбии, уничтожая плантации наркобаронов. Все это время он верил, что Америка — самая демократическая страна, американская морская пехота — самая способная в том плане, чтобы кому угодно вырвать гланды через задний проход, а гомосексуализм — вредная болезнь, которую надо лечить, причем даже принудительно.
И вот теперь появились какие-то пришельцы, которые всем надрали задницу, а сами остались почти невредимы. Поразительная наглость!
Попивая «Будвайзер», Боб смотрел ставший уже привычным экстренный выпуск новостей, в котором очередной высокопоставленный политик пространно рассуждал о Нашествии.
Боб с раздражением выключил телевизор и смял пустую банку.
— Чертовы политиканы, — со злостью прошипел он, обращаясь к жене, — если бы у власти были военные, мы бы в два счета разобрались и с пришельцами, и с китайцами, и со всеми!
Ну да ничего, если правительство не может защитить граждан, то они сами должны защищаться. В конце концов, у них свободная страна. С этой мыслью он бросил деформированную банку в мусорное ведро и пошел наверх готовиться ко сну.
На следующий день один знакомый шнырь, промышлявший разными темными делишками, дал Бобу телефон одного очень хорошего человека, который может достать любое оружие. Правда, тот был негром, но черномазых Боб переносил лучше, чем гомосексуалистов. Созвонившись с Майки, как звали того парня, он договорился о встрече.
— Привет, чувак, — сказал Майки Бобу, когда они пересеклись вечером в заброшенном парке. — Давай сразу договоримся: в кредит я не продаю, деньги сразу. Наличными.
— О-кей, — ответил Боб, — только тогда и товар сразу.
— Нет базара, чувак, давай смотри, что принес правильный пацан Майки.
В большой сумке у негра были пара автоматов, два ручных противотанковых комплекса, гранаты и один портативный зенитно-ракетный комплекс (ПЗРК) «Стингер-М».
— Если берешь оптом, — сказал Майки, — то дается скидка. Все новое, можно посмотреть, но не стрелять. Могу показать, как что работает.
— Я с этими игрушками умел обращаться, — усмехнулся Боб, — когда ты еще свой стручок дергал.
— Сразу видно, — ответил Майки, — что ты крутой чел, только за языком следи.
Посмотрев оружие, Боб решил взять ПЗРК, автомат и пару гранат. За все четыре тысячи. Просто так теперь его никто не возьмет, ни пришельцы, ни коммунисты, ни китайцы, никто!
Двигатель мотоцикла иногда сбоил, да и скорость периодически падала. Мощный рокот «Харлея» сменялся чихами и хлопками. Вадим ругнулся и зарекся приобретать дешевые свечи в сомнительных магазинах. Работая преуспевающим трейдером на фондовом рынке, он мог позволить себе купить не только новые свечи зажигания, но и новый мотоцикл, однако привычка покупать все подешевле, которая появилась в период неудач, затянувшийся почти на год, пустила свои корни слишком глубоко.
— Ну и скупердяй же ты, Вадим, — сказал ему, когда приехали в гараж, Виктор, друг еще со студенческих времен, также занимающийся трейдингом. — Ты вчера с каким плюсом акции «ТехЭлко» сбагрил?
— Что-то около трехсот годовых сделал, — ответил Вадим, — под конец торгов они резко вверх скакнули.
— А на свечи нормальные деньги жмешь, — укорил товарищ. — Я вот больше ста процентов почти никогда не навариваю, но для своей «Хонды» покупаю только лучшее.
Вадим, открыв по банке пива себе и приятелю, сел за руль его мотоцикла.
— Я тебе предлагал со мной вместе купить акции «ТехЭлко», а ты мне что ответил? «Неизвестная компания, низкий рейтинг!» Вот теперь себя и вини.
— Ну, говорил, — согласился друг, — так в это время только про Нашествие все и твердили. Все думали, биржу закроют. Большинство акций обвалилось. Я и испугался.
— А я нет, — самодовольно сказал Вадим. — Я так рассуждал: вложу все деньги, и если совсем Земле каюк, тогда и их не жалко. А если потом все устаканится, то можно офигенный куш сорвать. Логично?
— Логично, только я тогда не о куше думал. Собрал жену, Лешку и хотел в Иркутск ехать — у меня там мама живет. Хорошо, что все поезда на тот момент отменили.
Вадим ничего не ответил. Он вспомнил, что в момент начала вторжения был у своей подруги. Сначала у него тоже был порыв куда-то бежать, что-то делать, но потом он здраво рассудил, что лучше всего просто переждать. Несколько дней жил у подруги: ел, пил, спал, смотрел и слушал первые сумбурные сообщения о пришельцах. И ждал открытия торгов.
— Кстати, — вспомнил Вадим, — еще не поздно скупать некоторые акции. Думаю, рано или поздно они поползут вверх.
— Ты думаешь, пришельцы пока не будут ничего предпринимать? — открывая вторую банку, спросил Виктор.
— Вопрос даже не в пришельцах, — усмехнулся Вадим, — главное то, что предпримут правительства в ближайшее время. Они не хотят паники, они хотят, чтобы все было как прежде.
А поэтому пришельцев переведут в разряд стихийных бедствий.
— Это как? Указ выпустят, что ли? Да кто ж им поверит-то?!
— Приведу пример. Землетрясений, тайфунов и тому подобных вещей нельзя избежать. Люди просто смирились с этим и придумали себе мысленную защиту по типу: «Да, это происходит, но не со мной». Вот так и сейчас: за год-полтора все привыкнут к пришельцам, как к явлениям природы. Захватили несколько баз? Ну и ладно, вроде ничего плохого больше не делают.
— Не соглашусь. Одно дело — природные явления, у которых нет злой воли, слепая стихия. А тут — разумная сила. И мы ведь до сих пор не знаем, чего они в итоге хотят от нас.
— И не узнаем в ближайшем будущем, — со вздохом ответил Вадим. — Мне кажется, ничего хорошего для нас они не хотят. Если бы хотели, предложили бы так, без насилия. Ну не верю я в бесплатный сыр, хоть убей!
— Чего спорить, время покажет, — допивая пиво, махнул рукой друг. — Пошли домой. Да, а свечи новые я тебе, жмотюгану зажимистому, завтра принесу.
Марта не могла уснуть. От мужа невыносимо несло чесноком, и, даже повернувшись на другой бок, она чувствовала этот запах.
— Зигфрид, ты сегодня ел сосиски с чесночным соусом, — сказала она, толкая мужа локтем, — и наверняка пил пиво. Доктор тебе строго запретил жирную и калорийную пищу.
— Всего одну кружку, меня Отто угостил, — оправдывался Зигфрид. — Ему на работе премию дали.
— Если бы ты поменьше пил пива и побольше работал, мог бы тоже премию получить. Кредит за нашу новую ВMW еще не весь выплачен.
— Можно было и не брать машину, наш старый «Опель» еще года два протянет, — возразил Зигфрид, — а проценты за кредит теперь выше, чем до вторжения.
— Зато цена почти в полтора раза ниже. Когда бы такой случай подвернулся?
Зигфрид хотел было возразить, но потом решил промолчать. Если Марта что-то надумала, ее не переубедить. Так случилось и в этот раз. После сообщений о Нашествии цены на многие товары резко упали, правда, одновременно резко возросли проценты по выплате кредитов.
— Марта, — после паузы продолжил разговор Зигфрид, — ты как думаешь, мы примем ультиматум или нет?
— Нет, наверное, я бы точно не приняла. Не хочется становиться собакой.
— Почему собакой?
— Ну, они с нами будто с бродячей собакой обращаются — шерсть вымыть хотят, когти остричь. Может, на опыты отправят, может, просто кормить и выгуливать будут. С другой стороны, что мы им сделаем? Они же, в сущности, всемогущи.
— Нет, наверное, я бы точно не приняла. Не хочется становиться собакой.
— Почему собакой?
— Ну, они с нами будто с бродячей собакой обращаются — шерсть вымыть хотят, когти остричь. Может, на опыты отправят, может, просто кормить и выгуливать будут. С другой стороны, что мы им сделаем? Они же, в сущности, всемогущи.
— А помнишь, когда мы Лоренцо из приюта взяли, он поначалу царапался, шипел и кусался? — улыбнулся Зигфрид. — Хоть и изголодался порядком, но молоко из блюдца пить только дня через два начал.
— Да, хороший кот был, — вздохнула Марта. — Жаль, что умер. Ладно, давай спать. И прошу тебя, поменьше ешь жирного. Даже на дармовщину.
Депутат Государственной Думы России Степан Иванович Свинарев немного волновался. Еще бы, ведь не каждый день к нему приезжает сам премьер-министр, чтобы, как он сообщил в телефонном разговоре по АТС-1, обсудить очень важную тему. Что за важная тема, Степан Иванович понял сразу, но зачем премьеру ради этого лично приезжать к нему, пусть даже и к лидеру крупной фракции, было не очень понятно. Тем более что фракция-то не проправительственная и ее лидер и глава правительства встречались до этого исключительно во время официальных мероприятий или полуофициальных приемов, фуршетов и дней рождений таких же, как и они, крупных государственных чиновников либо олигархов.
С вопросом же для обсуждения все было ясно. Фактически на каждом заседании Думы, да и правительства тоже так или иначе поднимался вопрос о Нашествии. Едва ли не каждый третий депутат считал своим долгом выступить и сделать какое-нибудь важное заявление, предложить законопроект либо поправку, а то даже и санкции против пришельцев.
М-да, кого-кого, а чудаков на букву «м» в Думе всегда хватало. Степан Иванович и сам выступал, только предложений никаких не вносил, хотя многие и намекали, что пора, мол, озвучить позицию.
Свинарев встретил премьера в своем кабинете. После обмена приветствиями и дежурными фразами собеседники сели за стол, где их ждал свежий чай.
— Люблю чай, — сознался премьер, — кофе слишком возбуждает, в мыслях возникает поспешность. А в наше непростое время решения нужно принимать обдуманно. Это я о Нашествии говорю. Слишком многое поставлено на карту.
«Ловко начал, не зря он уже пятый год премьером сидит», — подумал Свинарев.
— Не буду играть в кошки-мышки, — продолжил премьер, — пришел просить вашей помощи и поддержки.
— Даже не знаю, чем я вам могу помочь…
— А я знаю. Ваша фракция в Думе хоть и не самая многочисленная, но влиятельная. И в комитетах ключевых у вас немало мест. Да и к вам лично прислушиваются в других фракциях.
А посему от вас как от лидера фракции и влиятельного лица во многом зависит, какое решение примет Дума. Вспомните, сколько раз вы заворачивали назад проекты правительства. И это при том, что наша фракция изо всех сил старалась их протащить.
Уловив движение Свинарева, премьер сразу же быстро добавил:
— Нет, я не в обиде, вы свое дело делаете — мы свое. И за наличие гражданской позиции я вас лично даже уважаю.
— Вы хотите узнать, какого мнения мы будем придерживаться по вопросу ультиматума? — решил сразу идти ва-банк Степан Иванович. — Будем придерживаться мнения народа, избирателей. Большинство все-таки против принятия ультиматума, а два года — срок большой…
— Да знаю я, результаты опросов просматриваю, — отмахнулся премьер. — Поэтому к вам и приехал. Поймите, хоть у народа и есть свое мнение, но от нас зависит, останется ли оно прежним или изменится. Как мы свою агитацию построим, так народ думать и будет. А если уж в нашей среде не будет единого мнения, принимать ультиматум или нет, то в народе — и подавно. Вот скажите мне: что лично вы об этом думаете?
Свинарев боялся этого вопроса. «Чертов интриган!» — подумал он о премьере с неприязнью. Глава второй по величине фракции в Думе сам еще до конца не решил, как он относится к ультиматуму. У него личные чувства никак не могли отделиться от государственных интересов. Уж слишком велики были удивление, обида и злость, что кто-то чужой прилетел и начал устанавливать свои правила игры. А логическим рассуждениям мешали непонимание и недоумение: зачем пришельцам Земля?
— Вот, — заметил премьер, — задумались, значит сомневаетесь. Это хороший признак, что с ходу не заявляете «протянем руку друзьям по разуму» или «будем биться до последней капли крови». Сомнения — признак работы разума.
— Да, есть сомнения, — признался Степан Иванович. — Не могу найти мотива для их «помощи». Межгалактический альтруизм? Или зловещие планы? В этом и вопрос. Если зловещие планы, тогда, кроме войны, ничего не остается. А вдруг просто помощь, а мы по руке этой ударим?
— Историю вспомнил по поводу помощи. Колонисты в США дарили индейцам одеяла, предметы обихода, отдавали задаром. Только потом многие из туземцев заболели оспой, корью и прочей дрянью. Подарок был с секретом.
— Вы думаете, что они хотят уничтожить нас таким сложным образом? Вряд ли. Это предположение не выдерживает принципа бритвы Оккама. Они же показали свое превосходство, могут просто нас стереть в порошок, не прибегая к ультиматумам, уничтожению ОМП и не предлагая высокие технологии в подарок, — пожал плечами Свинарев. — Нет, не сходится.
— Не думаю, что все так просто, — ответил премьер. — Может, они по каким-то своим инопланетным этическим соображениям не приемлют превентивный силовой вариант или беспокоятся относительно общественного мнения. А может, их действия — это вообще своего рода тест на вшивость? Возьмем мы их «подарок», а они нас сразу запишут в какую-нибудь свою категорию типа нашей «лизоблюд» или «приспособленец» с соответствующим вердиктом. Нет, я так думаю, не стоит нам принимать их предложения.
— Это что, руководство к действию? — шутливо, чтобы сохранить возможность отступления, спросил Степан Иванович. — Совет или просто размышление вслух?
— Всего понемногу, — отшутился и премьер. — А вообще-то я вот вам что скажу, только строго между нами…
Еще в течение часа премьер излагал все, что думал и знал. Уже выходя из кабинета и спускаясь по лестнице, он отметил, что мнение Степана Ивановича ему поколебать удалось. Не очень существенно, но достаточно, чтобы тот в скором времени не принял неверного решения. Для себя же премьер уже давно все определил…
Майор Леонов нервничал. На протяжении часа лишь дважды кто-то посылал в эфир свои позывные на арабском. И майор уже начал беспокоиться, не напрасно ли они устроили засаду. Могла произойти элементарная утечка информации — разведка у боевиков свое дела знала, да и деньгами они располагали серьезными. И, что самое удивительное, нашествие инопланетян не только не снизило, а даже усилило их активность. Да уж, воистину, кому война, а кому мать родна… Ну да еще не вечер, и они дадут просраться этим ублюдкам!
— Товарищ майор, — обратился к нему лейтенант Платов, — из центра сообщили, что перехвачен сигнал спутниковой связи. Передача велась в квадрате 25-6, это примерно километров двадцать от Шали. Сигнал закодирован, но шифровальщики говорят, что взломают код в течение часа. Предварительно установлено: в сообщении позывные Нисара.
— Твою мать! Приплыли, блин! Все, снимаем засаду. Раз он в эфир под своим позывным вышел, значит, знает, где мы его пасем, — майор со злостью сплюнул себе под ноги. — Давай сообщай в центр, что мы возвращаемся на базу. Эх, найти бы ту тварь, которая этому эмиру горному инфу сливает, — своими руками на полоски порезал бы суку!
У майора был повод для злости. Уже второй раз усиленная группа спецназа ГРУ снимала засаду и возвращалась ни с чем, а отряд пакистанца Нисара вновь уходил, оставаясь в недосягаемости. И, что самое обидное, уходил он заблаговременно, словно зная наперед все шаги федеральных сил.
— Товарищ майор, — обратился к Леонову лейтенант, — а может, стоит просто накрыть «ураганом» точку выхода в эфир?
— Ты что, с ума сошел, Платов? — возмутился майор. — А если там дома жилые? Ты ж этих б…ей знаешь — они по провокациям бо-о-ольшие спецы. Отработаешь по точке «ураганом», а потом во всяких сраных ОБСЕ и ПАСЕ снова будут говорить об уничтожении мирного населения и геноциде.
— Да я так сказал, для примера, — сник Платов, — а то уже зло берет. Охотимся за ним, ходим по лесам, словно не они, а мы партизаны какие.
— Только без толку пока, — тихо сказал майор. — Ну да ладно, возьмем мы его, никуда он, паскуда, не денется.
— А я тут, товарищ майор, вот что подумал, — переключился Платов на излюбленную в последнее время для всех разговоров между боевыми выходами тему, — может, и впрямь стоит принять ультиматум пришельцев этих? Может, они потом всех боевиков сами изловят или, как это, реморализуют? А нам работы будет меньше.