Все же горстка домов выглядела обойденной в этой погоне за лучшими жилищными стандартами. Кое-где виднелись одноэтажные домишки, над которыми возвышались двух-и трехэтажные коттеджи. Домик Мэри Кларк был как раз из числа этих бедных родственников. Глядя на него, Фейт предположила, что в доме, по всей видимости, две спальни и одна ванная. Ничто в нем не указывало на запущенность, тем не менее он производил какое-то заброшенное впечатление.
Фейт поднялась по каменным ступенькам к входной двери, перед которой стояла большая прогулочная коляска для двух малышей. Похоже, крыльцо было ее постоянным местом жительства. Повсюду были разбросаны игрушки. Выдернутые из земли качели лежали на крыльце, рядом с неопрятной кучей ржавых цепей. Фейт догадалась, что кто-то решил перенести качели на крыльцо, но так не сумел довести до конца свое великое начинание. Входная дверь сверкала черной краской, окно было закрыто изнутри шторой. Звонка не было. Фейт подняла руку, чтобы постучать, но в этот момент дверь отворилась.
В проеме стоял коренастый бородатый мужчина. На каждой руке он держал по ребенку. При виде незнакомки дети пришли в неописуемый восторг.
— Вам кого?
— Я детектив Фейт Митчелл из…
— Все в порядке, Тим, — раздался голос из глубины дома. — Пусть войдет.
Похоже, Тиму не особенно хотелось исполнять это распоряжение, но он отступил, впуская Фейт в дом.
— Она в кухне.
— Спасибо.
Казалось, он хочет сказать что-то еще. Возможно, предостеречь о чем-то? Но мужчина промолчал и с близнецами вышел из дома. Дверь с громким стуком закрылась.
Фейт огляделась, не зная, как ей поступить — ожидать Мэри в прихожей или идти искать кухню. Кларки избрали для своей гостиной эклектичный стиль выпускников колледжа, в котором старая мебель соседствовала с новой. Дешевый диван стоял напротив древнего вида телевизора. Модное кожаное кресло-релакс сверкало новизной, если не считать царапин на ножках, свидетельствовавших о недавнем визите кошки. Повсюду валялись игрушки. Казалось, здесь взорвалась ракета, выпущенная из штаб-квартиры ФАО Шварц в Нью-Йорке[14].
Бросив быстрый взгляд в открытый проем комнаты, оказавшейся хозяйской спальней, Фейт увидела, что и там все завалено игрушками. Неудивительно, что родители маленьких детей всегда выглядят уставшими. В их домах просто не существует места, которое принадлежало бы только им.
— Я здесь, — окликнула ее Мэри.
Фейт последовала на голос по длинному коридору, который привел ее в заднюю часть дома. Мэри Кларк стояла у раковины, повернувшись спиной к окну. В руке она держала чашку кофе. Ее пшеничные волосы были распущены и падали на плечи. Она была одета в джинсы и слишком большую футболку, видимо принадлежавшую ее мужу. Ее лицо было покрыто пятнами, а глаза покраснели и распухли от слез.
— Вы хотите об этом поговорить?
— А у меня есть выбор?
Фейт села к металлическому столу с пластиковой крышкой, который вместе со стульями попал в эту кухню непосредственно из пятидесятых годов. Кухня была уютной и совершенно несовременной. Раковина была вмонтирована в выкрашенную в нежно-зеленый цвет мебель. Все шкафчики были металлическими. Посудомоечная машина отсутствовала, а плита была чуть перекошена набок. Карандашные отметки по обе стороны дверного проема отмечали скачки роста близнецов Мэри.
Мэри выплеснула кофе в раковину и поставила чашку на стол.
— Тим говорил, чтобы я в это не совалась.
Фейт ответила почти ее же фразой, произнесенной всего несколько секунд назад:
— А у вас есть выбор?
Они несколько секунд молча смотрели друг на друга. Фейт знала, как ведут себя люди, которым есть что скрывать. Точно так же она знала признаки, указывающие на то, что люди хотят говорить. Мэри Кларк не проявляла ни один из привычных ей знаков. Если бы Фейт попросили дать определение ее поведению, она рискнула бы предположить, что ее собеседнице стыдно.
Фейт положила руки на стол, сцепив пальцы. Она ожидала, пока Мэри заговорит.
— Полагаю, я уволена?
— Об этом вам придется поговорить с Мак-Фаден.
— Сейчас никто не увольняет учителей. Им просто дают самые дерьмовые классы и ждут, пока они сбегут или покончат с собой.
Фейт не ответила.
— Я видела, как они вывели Эвана из школы в наручниках.
— Он признался в том, что занимался сексом с Кайлой Александр.
— Это он похитил Эмму?
— Мы пытаемся выстроить против него обвинение, — пояснила Фейт. — Я не имею права вдаваться в подробности.
— Тринадцать лет назад он был моим учителем в Крим.
— Это довольно скверный район.
— Я была довольно скверной девочкой.
Ее сарказм был явным и неприкрытым, но под этим бахвальством скрывалась боль, и Фейт молча ожидала, решив, что самым лучшим способом узнать правду будет просто позволить Мэри привести ее к ней.
Женщина медленно подошла к столу и выдвинула стул. Потом с тяжелым вздохом села, и в ее дыхании Фейт уловила запах алкоголя.
— Эван был единственным светлым пятном в моей жизни, — сказала Мэри. — Именно благодаря ему я захотела стать учителем.
Это нисколько не удивило Фейт. Мэри Кларк с ее красивыми белокурыми волосами и пронзительными синими глазами была вполне во вкусе Бернарда.
— Он вас растлевал?
— Мне было шестнадцать лет. Я понимала, что делаю.
Фейт такого ответа не приняла.
— Вы в этом уверены?
На глаза Мэри навернулись слезы. Она начала озираться в поисках салфеток, и Фейт встала, чтобы подать ей бумажное полотенце с висящего у раковины рулона.
— Спасибо, — высморкавшись, пробормотала Мэри.
Фейт дала ей несколько секунд, чтобы успокоиться, и спросила:
— Что случилось?
— Он меня соблазнил, — последовал ответ. — Или, возможно, это я его соблазнила. Я не знаю, как это произошло.
— Вы в него влюбились?
— О да. — Она засмеялась. — Дом не был для меня особенно радостным местом. Отец оставил нас, когда я была маленькой. Мама работала на двух работах. — Она попыталась улыбнуться. — Я просто одна из этих тупых женщин с отцовской фиксацией, верно?
— Вам было шестнадцать, — напомнила Фейт. — Вы не были женщиной.
Мэри вытерла нос.
— Я была сущим наказанием. Я курила и пила. Я прогуливала уроки.
«Совсем как Кайла», — подумала Фейт.
— Где он вами овладел?
— У себя дома. Мы там все время зависали. Он был очень крутой. Крутой учитель, который позволял нам пить у себя дома. — Она покачала головой. — Все, что нам необходимо было делать, — это боготворить его.
— И вы его боготворили?
— Я делала все, что он мне говорил делать. — Мэри метнула в нее уничтожающий взгляд. — Все.
Фейт начинала понимать, почему Мэри лила воду на мельницу Бернарда. Он предоставил ей тихую и безопасную гавань, но он же мог все прекратить одним телефонным звонком родителям.
— Как долго это все продолжалось?
— Слишком долго. Недостаточно долго, — вздохнула Мэри. — У него была особенная комната. Дверь туда все время заперта. Он никому не позволял в нее входить.
— Никому? — уточнила Фейт, потому что было ясно, что Мэри Кларк эту комнату видела.
— Она была оборудована, как комната маленькой девочки. Мне она казалась такой хорошенькой. Белая мебель, розовые стены. Я была уверена, что у всех богатых девочек есть такие комнаты.
Этот человек явно был порождением собственных привычек.
— Поначалу он был очень милым. Мы говорили о том, что мой папа меня оставил, что я чувствую себя брошенной. Он просто слушал, но он меня понимал. А потом он захотел заниматься и другим.
Фейт подумала о вибраторе и наручниках, которые они нашли в особенной комнате Бернарда.
— Он вас принуждал?
— Я не знаю, — призналась Мэри. — Он очень хорошо умеет убеждать человека в том, что тот сам хочет что-то сделать.
— Что он с вами делал?
— Он делал мне больно. Он…
Мэри замолчала. Фейт не давила, понимая, что она на грани нервного срыва. Мэри медленно оттянула вниз горловину мешковатой футболки, и над ее левой грудью Фейт увидела повернутый вверх полумесяц шрама. След от укуса. Эту отметину оставил Эван Бернард.
Фейт медленно выдохнула. Как близко подошла она, будучи еще ребенком, к тому, чтобы стать такой, как Мэри Кларк? Ей просто повезло, что мужчина в ее жизни оказался мальчиком-подростком, а не педерастом с садистскими наклонностями.
— Он надевал на вас наручники?
Мэри зажала рот рукой и смогла только кивнуть.
— Вы когда-нибудь опасались за свою жизнь?
Мэри ничего не сказала, но Фейт прочитала ответ в ее глазах. Она оказалась в ловушке, и ей было очень страшно.
— Для него это было игрой, — произнесла она. — Один день мы были вместе, а на другой он все обрывал. Я жила в постоянном страхе, что когда-нибудь он бросит меня навсегда и я останусь совсем одна.
— Что случилось потом?
— Он ушел в середине года, — ответила Мэри. — Я его больше не видела до того самого дня, когда поступила на работу в Вестфилд. Я просто застыла, открыв рот, как девчонка. Я как будто перенеслась на тринадцать лет назад, и он все еще был моим учителем. И меня переполняли все эти чувства к нему. Чувства, которые я не должна была испытывать. Я знаю, что это извращение, но он был первым мужчиной, которого я любила. — Она посмотрела на Фейт, умоляя ее понять. — Он все это со мной делал. Он унижал меня, причинял мне боль и горе… Я не понимаю, почему не могу оборвать нить, которая связывает меня с ним. — Она заплакала. — Как это мерзко, что я до сих пор испытываю глубокие чувства к человеку, который меня насиловал! Вы тоже так считаете?
Фейт смотрела на свои руки, не решаясь ответить.
— Почему Эван ушел из вашей школы? — наконец спросила она.
— Была еще одна девочка. Я не помню, как ее звали. Она очень сильно пострадала. Ее изнасиловали и избили. Она сказала, что это с ней сделал Эван.
— Его не арестовали?
— Она была проблемной девочкой. Как и я. Кто-то из ребят за него вступился и обеспечил ему алиби. Бернард умел заставить учеников врать ради него. Но он все равно ушел из школы. Я думаю, он знал, что ему не поверили.
— Вы его когда-нибудь видели? Я хочу спросить: после того как он ушел из школы, он пытался с вами связаться?
— Конечно нет.
Что-то в ее голосе заставило Фейт спросить:
— А вы не пытались с ним встретиться?
Слезы вернулись. Унижение исказило лицо Мэри.
— Конечно, пыталась.
— И что же?
— У него там была другая девочка, — ответила она. — В нашей комнате. В моей комнате. — По ее щекам покатились слезы. — Я кричала на него, угрожала вызвать полицию, говорила все самые тупые слова, которые только могла придумать, чтобы заставить его вернуться. — Она смотрела на отметки на дверном косяке, вехи жизни ее детей. — Я помню, однажды шел сильный дождь… Было очень холодно, так холодно, как здесь никогда не бывает. Мне кажется, в тот год даже снег шел.
— Что вы сделали?
— Я предложила ему себя. Предложила сделать все, что он захочет и как захочет. — Она кивнула головой, как будто соглашаясь с этим воспоминанием, в котором ради мужчины была готова на немыслимые унижения. — Я сказала ему, что сделаю все.
— Что он ответил?
Она посмотрела Фейт в глаза.
— Он избил меня, как собаку. Он со всей силы бил меня кулаками. Я до утра лежала на улице.
— Вы обратились в больницу?
— Нет. Я вернулась домой.
— Вы еще когда-нибудь к нему ходили?
— Один раз, три или четыре месяца спустя. Я была со своим новым бойфрендом. Я хотела припарковать машину перед домом Эвана. Я хотела, чтобы кто-то другой трахнул меня там. Мне казалось, что этим я смогу ему отомстить. — Она усмехнулась собственной наивности. — Зная Эвана, я уверена, что он стоял бы у окна и дрочил, наблюдая за нами.
— Его там не было?
— Он переехал. Полагаю, он перебрался на более сочные пастбища, в нашу славную Академию Вестфилд.
— И вы больше никогда с ним не разговаривали? До того мгновения, когда увидели его в свой первый рабочий день?
— Нет. Я была не настолько тупой, чтобы не понимать.
— Что понимать?
— Раньше он никогда не оставлял синяков там, где их могли увидеть другие. Поэтому я поняла, что все кончено. Он бил меня по лицу так сильно, что у меня треснула скула. — Она коснулась пальцами щеки. — Это не видно, правда?
Фейт взглянула на красивое лицо собеседницы, на ее идеальную кожу.
— Нет.
— Шрам внутри, — прошептала Мэри, поглаживая себя по щеке так, как, наверное, ласкала своих детей. — Все, что Эван со мной сделал, все еще находится внутри.
Уилл шел через парковку позади копировального центра, ощущая, как время смыкается вокруг него. Завтра в это же время Эвана Бернарда выпустят из тюрьмы. Личность его сообщника по-прежнему не установлена. У Уилла не было ни идей, ни версий. Горизонт был затянут беспросветной пеленой мрака. Данные судебной экспертизы ничего им не дали. Анализ ДНК займет не один день. Когда Аманда шла к цели, она становилась беспощадной. Она бралась за дела только для того, чтобы их выигрывать, и не тратила понапрасну сил, когда обстоятельства складывались не в ее пользу. Если четырехчасовый звонок не принесет им чего-то нового и судьбоносного, она начнет изымать из его распоряжения ресурсы, бросая их на другие расследования.
Они считали, что Эмма умерла. Это чувствовалось в том, как смотрит на него Фейт, как старательно подбирает слова Аманда, говоря о девушке. Они все от нее отреклись. Все, но только не Уилл. Он не мог принять того, что ее больше нет. Он был обязан вернуть Абигайль Кампано ее ребенка. Вернуть живым. На меньшее он не был согласен.
Он нажал кнопку у двери, и его немедленно впустили. Шагая по длинному коридору, Уилл слышал пронзительное жужжание работающих на полную мощность машин. Ремонтная бригада на улице вносила в эту какофонию свою лепту. Отбойные молотки и бетономешалки обеспечивали ей бесперебойный ритм. От этой кипучей деятельности дрожали стекла в окнах, выходящих на Пичтри-стрит.
— Эй, приятель! — окликнул его Лайонел Петти.
Он сидел за регистрационной стойкой, склонившись над бумажной тарелкой с огромным бифштексом и картофелем фри. Уилл узнал логотип на лежащем рядом бумажном пакете. Еда прибыла из «Стейкери», ресторанчика быстрого питания, специализировавшегося на больших порциях подозрительно недорогого мяса.
— Вам сообщили о моем звонке! — взволнованно воскликнул Петти. — Сегодня утром рабочие вернулись. Я был в шоке, вы не поверите. — Он уставился на лицо Уилла. — Черт возьми, приятель, я смотрю, вам досталось!
— Ну да, — согласился Уилл, коснувшись разбитого носа и мысленно выругав себя за столь наивный жест.
Уровень шума немного снизился, и Петти вскочил, чтобы проверить станки.
— Эти подрядчики… ремонтники, — спросил Уилл, — они те же, что и раньше?
Петти остановился у одного из копировальных аппаратов и начал загружать в него стопки бумаги.
— Некоторые кажутся мне знакомыми. Бригадир то и дело то заезжает в гараж на своем толстозадом грузовике, то снова уезжает. Уоррен психует, но мы ничего не можем с этим поделать, потому что, строго говоря, это не наш гараж.
Уилл вспомнил слова управляющего о том, что никто из их клиентов никогда не пользуется гаражом.
— А ему какое дело?
— Мусор, приятель. Горы мусора. Это неуважение.
Он захлопнул аппарат и нажал на кнопку. Тот взвыл и присоединил свое низкочастотное жужжание к хору вращающихся шестерней и шаркающей бумаги. С улицы раздался громкий сигнал клаксона. Это фронтальный погрузчик «Барсик» приготовился поднимать с дороги стальные плиты.
Петти снова уселся за свой обед.
— Пыль разносится по ковру. Она такая мелкая, что ее даже пылесосы не берут.
— Какая пыль?
Петти вгрызся в мясо, забрызгав тарелку жиром и кровью.
— Цемент, который они используют под землей.
Уилл подумал о сером порошке. Он оглянулся на дорожников. «Барсик» загнал передний ковш под край одной из стальных плит, открыв в дороге зияющую дыру.
— Как он выглядит?
Петти приложил ладонь к оттопыренному уху.
— Что?
Уилл не ответил. Рука возле уха Петти сжимала дешевого вида нож. Ручка была деревянной, а скрепляющие ее кольца походили на выцветшее золото. Лезвие было зазубренным, однако острым.
Уилл попытался сглотнуть, но во рту внезапно пересохло. В последний раз, когда он видел такой нож, тот лежал в нескольких дюймах от безжизненной руки Адама Хамфри.
Глава 17
Фейт стояла за дверью конференц-зала в здании, где работал Виктор. Из-за стекла доносился низкий гул мужских голосов. Ее мысли были далеко. Она перенеслась в квартиру Эвана Бернарда, где в розовой девичьей комнате он держал розовый вибратор и наручники. Это были те же самые устройства, которые он применял к юной Мэри Кларк? Какие свои садистские наклонности он реализовывал с этой девушкой? Мэри об этом не рассказала, но правда была написана у нее на лице. Он ранил ее так глубоко, что она не могла этого даже выразить. Наверное, ей никогда не удастся это сделать. При одной мысли об этом Фейт становилось плохо. Особенно с учетом того, что она была уверена: Мэри стала лишь одной из множества жертв, которых учитель намечал себе за минувшие годы.
Едва Фейт выехала из Грант-Парка, как тут же позвонила начальнику охраны школы Алонсо Крим. Записей о предполагаемом изнасиловании, заставившем Эвана Бернарда покинуть свой пост, не сохранилось. Мэри Кларк не запомнила имени той девочки. Во всяком случае, она так сказала. Обвинения против Эвана Бернарда не выдвигались, поэтому никакой информации об этом расследовании в местном участке не было. Из сотни с небольшим учителей, которые сейчас работали в школе, не оказалось ни одного, кто был там в то время, когда Бернард издевался над Мэри Кларк. В поле зрения не было ни одного свидетеля или сообщника. Не сохранились и улики.