Мой университет находится не так уж далеко от нашего дома — можно доехать по кругу на маршрутке «двойка» или пойти пешком.
— Дойдешь до дороги, перейдешь ее на светофоре, пойдешь дальше прямо, — объясняла мне тетя, — там будет центральная больница, иди мимо нее, потом поверни налево и снова иди прямо мимо рынка, дойдешь до ЦУМа, поверни направо, еще чуть-чуть пройдешь, будет юридический университет, от него прямо — и придешь в свой университет.
Утром в девять часов она посадила меня на маршрутку «двойка».
— На Магомеда Гаджиева ей останови, — сказала она водителю.
Я ехала и смотрела в окно. Сегодня было так много нарядных парней и девушек, сразу видно, что они идут на учебу. Девушки успели с утра сходить в парикмахерскую. Каких только причесок я не видела из окна маршрутки — и волосы, завитые в локоны, и высокие свадебные прически, и гладкие волосы, как будто их утюгом погладили. Я взяла и распустила косу. Решила, когда буду домой идти, снова ее заплету, тетя ничего не узнает.
День был очень солнечный. Мне что в городе нравится — это ветер, который приходит с моря. Он уносит из воздуха пыль и прохладно дует тебе под одежду. Кажется, что отовсюду пахнет цветами или дезодорантами.
— Кому на Магомеда Гаджиева? — Водитель остановил маршрутку.
Я вышла. Зажмурилась. Мои глаза никогда к такому не привыкнут. На площадке перед университетом собралось столько молодежи… Розовые, голубые, красные платья и костюмы. Девушки стояли вперемежку с парнями, некоторые даже разговаривали между собой. Наверное, только в селе нельзя с парнями общаться, а тут все по-современному.
Подъезжали новые машины. Аман… какие из них выходили модные девушки. Такие вещи на них были, что я даже описать не могу — таких слов не знаю. На рынке я таких одежд не встречала. Эти, наверное, самые крутые, раз их на дорогих машинах привозят. Они выходили как королевы, захлопывали за собой двери, высоко поднимали голову и шли через всю толпу к университету, ни на кого не глядя. Такие лица были у них, как будто они не замечали, как все остальные на них смотрят. Хотя все парни, которые там были, так на них смотрели, что дырку могли в них глазами оставить. Надо же, какие гордые эти девушки…
Я совсем не знала, куда мне идти. Я так растерялась, стояла крутила головой по сторонам. Я была похожа на самую страшную курицу из нашего курятника. Эта курица когда выходила во двор, ее все остальные курицы толкали, не давали ей подойти к зерну, а она стояла и крутила своей худой шеей по сторонам, потом бабушка ее зарезала. Зачем я сюда приехала? Я все равно никогда не смогу стать такой модной и современной, как эта молодежь. Если бы я могла, я бы убежала отсюда.
— Девушка, ты что такая грустная? Тебе помочь? — Ко мне подошел парень.
Аман, что это был за голос… Такой, как твердая конфета, которую откусываешь, а в ней — мягкий шоколад. Кому он это говорит? Неужели мне? У меня забилось сердце, в горле все перехватило, я хотела поднять глаза и посмотреть в лицо этому парню, но, наоборот, опустила их и увидела только его туфли. Такие странные они были — белые с коричневыми носками, все в мелких дырочках, еще со шнурками. Я никогда таких не видела.
— Девушка, ты, что ли, немая?
Я помотала головой.
— Тебя как зовут?
Я так хотела посмотреть на его лицо. Я сделала над собой усилие и быстро подняла голову. Аман… У меня ноги приросли к асфальту. Я хотела убежать, но не смогла пошевелиться. Вдруг со мной случилось то же самое, что с одной нашей сельчанкой, которая всегда была здоровая, а потом ее кто-то сильно напугал, и она навсегда перестала ходить?
Какой он был красивый, этот парень. Он был похож на актера из кино. Он был даже лучше любого актера. Его черные волосы — такие кучерявые и блестящие, что хотелось до них дотронуться. Глаза — голубые, как небо. Белая кожа. Высокий сам, сильный, наверное.
— Или ты глухая? — спросил он.
Я посмотрела ему в глаза — в них как будто бегали искорки. Он смеялся надо мной! К нему подошел еще парень — высокий, худой, с длинным носом и плохой кожей. Но одет он тоже был модно и дорого. Он стал смотреть на меня. Я не понимала, что им от меня нужно. Слезы подошли к моим глазам. Аллах, только бы не расплакаться перед ними, повторяла я про себя, только бы не расплакаться!
— Это кто такая? — спросил второй парень.
— Не знаю, — сказал первый. — Уже пять минут пытаюсь ее разговорить, она не хочет даже своего имени сказать.
— Может, она по-русски не говорит? — спросил второй парень. — Девушка, ты из какого села в город спустилась? В каком селе такие желтые костюмы продают?
Они захохотали. Этот красивый парень специально ко мне подошел, чтобы поиздеваться надо мной. Нашел среди всех самую сельскую! Зачем он, спрашивала я себя. Я же ему ничего плохого не сделала! Как это было некрасиво! Я хотела, чтобы Аллах его наказал! У меня потекли слезы. Аллах, зачем Ты сделал так, что я заплакала? Какой позор!
— Эй-эй, ты что плачешь? — спросил красивый парень.
Я хотела убежать, но в этот момент с большим шумом подъехала черная иномарка, и все обернулись. Из иномарки вышла девушка в короткой черной юбке, черных колготках, в черных туфлях на каблуках и в черной футболке с короткими рукавами. Ее черные волосы гладко лежали по плечам. Она поправила их, и на ее руке заблестел широкий золотой браслет с белыми камнями. У нее были очень стройные руки и ноги.
Все стали на нее смотреть. Она захлопнула дверь машины и пошла к зданию. Высоко подняла голову и смотрела только вбок, как будто все остальные не могли сравниться с ней, и еще спасибо должны были ей сказать, что она разрешила на себя посмотреть и денег за это не взяла.
— Сакина приехала, — сказал второй парень.
— Сакина! — крикнул красивый.
Девушка обернулась, увидела его, улыбнулась и быстрой походкой пошла к нему. Она обвела глазами мой костюм сверху вниз и сделала лицо, как будто выпила уксуса. Мне захотелось сжечь этот костюм. Больше ни за что его не надену. У нее глаза были тоже голубые, но не такие яркие, как у красивого парня, а бледные, как вода. Красивый встал ко мне спиной. Они с девушкой разговаривали и смеялись.
На мое счастье, зазвенел звонок, все пошли к зданию и стали заходить в высокие двери. Я пошла за всеми, он и не заметил, как я ушла. Аллах, как я в него влюбилась! Я буду любить его всю жизнь. Хоть знать бы мне, как его зовут.
Я прошла вместе со всеми в коридор. Мы стояли, почти касаясь друг друга, — парни и девушки. Я нервничала из-за этого. Потом старшекурсники ушли в стеклянные двери, которые смотрели друг на друга по разным сторонам коридора. Остались только первокурсники. Я посмотрела в большое зеркало, вделанное в стену. С другой стены на него смотрело такое же зеркало. Поэтому я могла увидеть себя и спереди, и сзади. Сзади юбка некрасиво сидит — слишком длинная. Другие девушки ходят в коротких, некоторые даже в джинсах пришли. Мои черные волосы болтались за спиной. Лоб вспотел, а щеки были красными. Какой страшной я показалось тому парню. Завтра я приду в черном, у меня есть юбка и кофта. Хоть бы он тоже пришел.
Из стеклянных дверей вышел мужчина лет тридцати на вид, в белой рубашке с короткими рукавами, низкий, с рыжими усами. В руках он держал лист бумаги.
— Те, чьи фамилии я сейчас назову, идите за мной, — сказал он и стал читать с листа: — Алиева Сабрина, Буталибова Марина, Магомедов Сулейман, Гасанов Гасан, Гасанов Гаджи, Одинцова Оксана, Хасанова Хадижа. Первая группа, идите за мной.
Мы зашли в стеклянные двери, перед нами открылась лестница с голубыми перилами и коридор с каменными полами. На лестнице было светло, в коридоре темно. Мужчина повел нас по коридору. Открыл ключом одну дверь, и мы все вошли в небольшую комнату, посередине которой стояли соединенные парты. Получался один большой стол.
— Садитесь, — сказал он, и мы сели.
Я стала смотреть на тех, кто оказался передо мной. Это была девушка, которую назвали Алиевой Сабриной. Очень красивая. У нее светло-коричневые волосы, очень белая кожа и голубые глаза, подведенные тонкими черными стрелками. Еще сидел тот рыжий парень, который сдавал английский вместе со мной. И два других парня. Аман, у них одинаковые головы — с большими лбами, почти лысые, с поломанными ушами и круглыми коричневыми глазами. Аллах, Ты этих людей когда создавал, они у тебя, что ли, не получились? Клянусь, мой дедушка из полена лучше вырезает.
— Меня зовут Хабибула Мусаевич, — сказал мужчина, — я буду преподавать в вашей группе английский. Сейчас давайте познакомимся и начнем занятие. Но вначале я хочу вам представить братьев Гасановых — известных борцов нашей республики, победителей чемпионата мира. — И указал на парней с одинаковыми головами.
Братья Гасановы стали улыбаться и толкать друг друга локтями.
Какие они страшные, кто за них замуж захочет…
Братья Гасановы стали улыбаться и толкать друг друга локтями.
Какие они страшные, кто за них замуж захочет…
Хабибула Мусаевич снова назвал всех с листка и спросил: «Хау а ю?» Одна только Одинцова Оксана знала что отвечать. Она такая некрасивая, конечно, что ей еще делать остается — только учить науки. И еще она — русская. Тетя говорит, что, если красоты нет, надо хотя бы ум иметь.
— Тогда мы начнем с изучения английского алфавита, — сказал Хабибула Мусаевич и стал писать на доске разные буквы, а мы списывали их к себе в тетради, пока не прозвенел звонок.
Я очень старалась списывать буквы и рядом с ними писать в квадратных скобках другие буквы, которые называются транскрипцией. Оказывается, в английском все не как в русском. Букву можно написать так, а прочитать по-другому. Я списывала с доски, но в голове у меня был тот парень. Зачем он ко мне подошел? Я ему понравилась или он хотел посмеяться надо мной?
Как только я о нем думаю, у меня по животу разливается что-то теплое, и мне кажется, что наступила весна, хотя вокруг сентябрь.
Еще у нас была латынь. Со мной за одну парту сел рыжий парень.
— Я Сулик, если чё. — Он толкнул меня локтем.
Аман, испугалась я, зачем он ко мне прикасается?
Латынь вела смешная женщина — маленькая, с толстыми ногами, вся как тумбочка. У нее короткие седые волосы и нос как клюв у воробья. Ее звали Аминат Казиевна. Она писала на доске слова и читала их — темпус, модус, генус, нумерус. Стоило ей сказать слово, как братья Гасановы начинали толкать друг друга локтями и хохотать.
Аминат Казиевна сначала не обращала на них внимания, потом ей, наверное, надоело, она перестала писать, повернулась к ним, наклонила голову, ее короткие волосы приподнялись, и она стала копия воробья.
— Братья Гасановы, — сказала она, — я понимаю, что борцы часто головой об пол ударяются, но если вы пришли учиться, то учитесь, или я выведу вас из аудитории.
Все засмеялись, а братья Гасановы покраснели. Сулик снова толкнул меня локтем:
— Не смейся, муха в рот попадет.
Я еще громче засмеялась. Как мне нравится учиться, крутилось у меня в голове.
Зато сколько ужаса я натерпелась, пока шла до дома. Я не стала стоять на остановке ждать маршрутку, потому что остановка — прямо перед университетом. Я боялась, что снова придет тот парень и будет смеяться над моим костюмом. Я больше в жизни его не надену. Я пошла пешком, как говорила мне тетя. Может быть, где-то я свернула не туда и потерялась. Никак не могла найти дорогу. Я оказалась возле большого магазина игрушек. Постояла на остановке рядом с ним, ждала маршрутку, но «двойка» не проезжала. Как я стала нервничать — не могла вспомнить, как называется тетина улица.
Я пошла дальше. Новые туфли натерли мне пятки, я посмотрела — у меня сзади шла кровь. Так больно было идти — я делала шаг, а туфля как будто зубами кусала мне пятку. От дороги поднималась пыль, мимо проезжали машины. Рукой я вытирала пот с лица.
— Эй, красавица, куда идешь? Садись, подвезу!
Рядом со мной на дороге остановилась красная иномарка. Из нее громко играла музыка — «Черные глаза». Я тоже эту песню больше всего люблю. Из открытого окна выглянул парень — весь волосатый, в потной футболке.
— Эй, куда пошла? Садись, подвезем! — крикнул он.
«Аллах, спаси меня!» — закричала я про себя. Я не понимала: что этим парня от меня надо?! Зачем они ко мне пристают? Может быть, они перепутали меня с непорядочной?
Я пошла быстрее. Иномарка медленно ехала рядом со мной.
— Садись, не ломайся, — сказал парень.
«Ах, скотина!» — вспыхнула я. Как я хотела плюнуть ему в лицо! Если бы дядя Вагаб такое слышал, он бы ему язык вырвал! «Чтоб ты провалился, хайван! — проклинала я его про себя. — Чтоб ты сдох!»
Я шла и даже не смотрела в их сторону. Делала вид, что они не за мной едут.
— Ладно, Аташка, оставь ее. Не видишь, она сельская, — сказал тот, который был за рулем.
Они засмеялись и уехали с таким шумом и так быстро, что могли попасть в аварию. Мало им было бы. Хоть бы они где-нибудь разбились. Можно было подумать, весь город знает о том, что я сельская. Приду домой, выброшу этот костюм, решила я.
Рядом со мной остановилась другая машина. У меня сердце в ноги провалилась. Почему всем хайванам от меня что-то надо?! — хотела крикнуть я.
— Хадижа, садись в машину.
Аман, это была наша иномарка! Это был дядя Вагаб!
— Зухра послала меня за тобой в университет, позвонила, сказала, Хадижа долго не идет, езжай посмотри, чтобы ничего не случилось. Я приехал, тебя нету, поехал по городу искать. Ты что здесь делаешь?
— Я заблудилась, — сказала я.
— Завтра я пошлю за тобой машину.
— Как пристали?! Кто пристал?!
Тетя ругалась, когда я рассказала ей про ту иномарку, которая ехала за мной по дороге.
— Вагаб! — кричала она. — Ты слышал, к Хадиже по дороге из иномарки пристали.
— Эй, ты что удивляешься? — сказал дядя Вагаб, он ел горячую шурпу на кухне, а тетя подогревала ему на сковородке курзе. Она вся стала красная от злости или от сковороды. — Мало, что ли, хайванов в городе? Купят машину, делать им нечего, музыку на всю громкость включат так, чтобы в Буйнакске было слышно, и к девушкам красивым пристают.
— К девушкам пусть пристают, к моей племяннице не надо!
— Зухра, что кричишь? Уши болят. Они все равно приставать будут. — Дядя глотнул с ложки шурпы, от его тарелки поднимался пар. — Понты есть понты.
— Совсем оборзели! — сказала тетя и стала переворачивать курзе.
— Хадижа, если к тебе кто-то только подойдет, хоть слово скажет, ты говори, что все дяде Вагабу расскажешь, я с ними быстро разберусь. Скажи, что у тебя хорошая спина есть. Пусть только косо на тебя кто посмотрит, сразу меня набери, я подъеду, головы этим баранам поснимаю. Зухра, ты тоже купи ей трубку, сейчас без трубок никто не ходит.
Как я рада! Тетя пошла в «Евросеть» и купила мне трубку — белую, тонкую, с камушками. В «Евросети» нам сказали, что эти камушки — кристаллы Сваровски. Говорят, все в Европе только эти кристаллы носят в кольцах и цепочках. Я весь вечер держала трубку в руках, нажимала на цифры. Мне некому было позвонить, друзей в городе у меня нет, а у Айки нет трубки. Если бабушка узнает, сколько стоит моя трубка, она в обморок упадет.
* * *
Прости, тетрадь, что я снова почти месяц тебя не открывала. Откуда взять столько времени? Я учусь — каждый день хожу в университет, сижу там на парах, все записываю. Мы уже прошли весь английский алфавит, теперь учим времена — простое настоящее, простое будущее и простое прошедшее. Хабибула Мусаевич говорит, что в английском времен больше, чем в русском. Я этого не понимаю. Зачем все запутывать? Есть только прошлое, настоящее и будущее. Например, я в прошлом жила в селе, у меня была совсем другая жизнь, в настоящем я живу в городе, а в будущем — я выйду замуж за того красивого парня, которого встретила первого сентября, или за Махача, если тот парень мне больше не встретится. Каждое утро, выходя из маршрутки, я мечтаю его увидеть. Я ищу его глазами, но он больше не приходит. Уезжая домой, я тоже ищу его, но он не появляется. Аллах, пусть он придет еще, я так люблю его, он такой красивый, не могу забыть его глаза, куда ни посмотрю, всюду они. Голубые, как небо, как мое будущее счастье.
Сегодня тетя на меня кричала как сумасшедшая, когда я сказала, что хочу стать блондинкой. Я была бы такой красивой, если бы обесцветила волосы. Если бы я могла одеваться как хочу и краситься как хочу, я была бы самой красивой на курсе. Тетя разрешает мне только ресницы красить тушью. Она каждый день дает мне по двести рублей на маршрутку и карманные расходы. Я хожу пешком, чтобы собрать деньги. Косметика такая дорогая, мне нужно две тысячи, чтобы купить в ЦУМе все, что я хочу, — пудру, тональный крем, тени, помаду, лак для волос.
— Естественная красота лучше, — говорит тетя, когда я прошу ее купить мне косметику. — Тебе не надо краситься, ты иди в зеркало посмотри, какая ты красивая — ресницы и брови черные, лицо белое, губы красные, глаза большие. А когда разрисуют лицо, смотреть даже неприятно. Потом с мужем жить будешь, смоешь косметику, он тебя не узнает. Только непорядочные мажутся.
— Нет, тетя, клянусь тебе, нет. У нас на курсе есть девушки из очень порядочных семей, их даже родители сами привозят в университет на машинах. Они разрешают им краситься, даже ногти красить разрешают.
— Они пусть разрешают, я не разрешу. Я сама лучше знаю, как надо.
У нас на курсе есть одна девушка, она наполовину чеченка, ей отец тоже запрещает краситься. Она, когда на занятия приходит, сначала идет в туалет, достает косметику и красится, снимает с себя длинную юбку, а под ней у нее узкие джинсы. Перед тем как идти домой, она смывает с себя косметику и надевает юбку. Честно сказать, она не на все пары ходит. Сидит в «Академии» — так называется кафе рядом с университетом. Туда каждый день приходят парни с юридического и пристают к девушками. Она, бессовестная, сама хочет, чтобы к ней приставали. А потом приходит и жалуется, что к ней приставали, как будто она такая красивая. А на самом деле она хвастается. Бессовестная. Если ее отец только узнает, он убьет ее. Я, например, никогда в жизни не пойду в эту «Академию», ноги моей там не будет!